* * *
К концу третьего дня почувствовалось приближение к «мегаполису». Стали чаще встречаться деревеньки. Пару раз пришлось помаяться, пересекая санный путьоставлять следы посчитали рискованным. Остановились пораньше, рассчитывая на следующий день нанять сани до Москвы.
Настроение было грустное. Все понимализавтра они вернутся из сказки. В принципе уехать можно было и сегодня, но надо было оговорить денежный вопрос.
Друзья мои, торжественно начал Федотов. У нас осталось одно нерешенное дело. Как сказал поэт: «Поскольку денежки чужие не достаются без труда», с ними нам надо непременно определиться.
Это Гребенщиков шпарит под гармошку, завил Психолог.
Ничего подобного, стихи и музыку написал Окуджава, но я согласенвсе поровну.
Прозвучало не то, чтобы диссонансом, но требование социальной справедливости от истинного борца за демократические идеалы друзья посчитали ударом ниже пояса.
Ну, Ильич, на тебе только закон единства и борьбы противоположностей проверять. То ты за право сильной личности, то по-братски, мгновенно отреагировал Федотов.
Зверев оказался решительнее:
Хрен тебе, а не социализмтвой вклад десять процентов и точка.
Дело принимало неприятный оборотнарушение базового принципа «награбленное поровну», могло взорвать их шаткий мир. Федотов оказался дальновиднее:
Ильич, Зверев имел ввидусегодняшние средства мы пускаем только в дело. Позже каждый получит в трехкратном размере от сегодняшней трети. Это справедливо. Но что касается участия в деле, извини, ты же сам понимаешь: организацияэто не твой конек. С другой стороны, представьты владеешь десятью процентами акций Дженерал мотроса или Боинга. Ильич, это же фантастические бабки! Ты, не задумываясь, путешествуешь, откапываешь Трою. Это не считая собственного аэродрома и океанской яхты.
Зверев включился с пол-оборота. Воодушевленно размахивая руками, он рисовал захватывающие картины. Вова был в окружении самых красивых женщин и охранников. Вова основал клинику для малоимущих имени Мишенина, спонсировал высшую мат. школу. Его именем Одним словом, мозг Доценту вынесли напрочь. Самое главное, Звереву удалось в подтексте дать понятьоткажешься, хрен чего получишь.
Второй удар по Мишенину вновь нанес Зверев, и опять его поддержал Федотов:
Вова, налички у тебя будет, как у дурака махорки, но настоящие деньги я тебе не доверю. Спустишь, не моргнув глазом.
Из чего это следует? Это мои деньги, и я никому не позволю ими распоряжаться, запетушился успокоившийся было Мишенин.
Доцент, я как тебя увидел, вспомнил своего главстаршину. Он любил повторять: «Родину надо защищать, пока с сопредельной территории летит ядерный фугас». Так и с тобой: деньги будут твоими до первого разводящего, что такого лоха разведет на счет «раз». Хочешь, обижайся, хочешь, нет, но твои акции будут без права распоряжения, зато детям достанутся. Ты же ждешь детишек?
Две последних мысли удачно сочетали в себе и конфетку, и переключение внимания клиента.
Зверев подал здравую идею, что фирм должно быть несколько. Придумавший прибыльное дело должен иметь в нем чуть более половины акций, остальные делятся на двоих. Борис попытался затвердить вариантвосемьдесят процентов «главарю» и по десять аутсайдерам, но получил отпор «объединенной коалиции». Остановились на варианте: шестьдесят процентов основному владельцу и по двадцать «отстающим». Это гарантировало безбедную жизнь и возможность меньшинства блокировать решения типа банкротства, продажи предприятия и т. д. на что требовалось две трети голосов.
Теперь друзьям предстояло ближе познакомиться с новым миром и действовать.
* * *
Вдалеке послышался скрип полозьев. Дворовые пустобрехи Марьиной слободки отозвались привычным лаем. Собачья симфония была привычным атрибутом жизни. Кого принесла нелегкая? Кто-то тревожно заворочался на печи. Кто-то поднялся. Осторожно глянул сквозь щели в ставнях. Перекрестился, отгоняя нечистого.
Вислозадая кляча устало тащила розвальни с тремя пассажирами. У окованных железом ворот остановилась. Затопталась на месте, будто хотела идти дальше.
Тпрууу! осадил лошадь возница.
Выбравшись из-под тулупа, двое разминали ноги.
С вас, барин, двадцать копеек! И эта копеечку на пропой.
Держи вот, буркнул Федотов.
Звякнула медь.
Ну-у-у, проклятущая!
Шелест полозьев, и опять тишина.
Трое подошли к воротам. Близоруко щурясь, Ильич стал колдовать над пудовым замком. Борис с Димой принялись ногами разгонять нанесенный перед воротами сугроб. Впуская постояльцев, заскрипела калитка.
В бревенчатом пятистенке заметался свет свечи, а в разверзшейся пасти печки-голландки затрещали, разгораясь, лучины.
За успех, господа!
Ф-ф-у-у!!! Без закуски и в таких количествах я пил только на выпускном!
Будем считать, что это его продолжение.
Ну, вы как хотите, а я, пожалуй, отдохну, завтра у нас праздник.
Глава 4Легкая вечеринка
1 марта 1905 г.
Весь следующий день пролетел в приятных хлопотах. Дмитрий Павлович с Федотовым взяли на себя приобретение всевозможных яств и напитков. Тонкая натура математика толкнула Ильича купить новый, по последней здешней моде костюм-тройку и хрустальные бокалы. По-видимому, натура наложила запрет на питие из разномастной посуды. Увидев приодевшегося Доцента, друзья долго ломали себе головы над вопросом, как сухарь-математик мог так точно угадать местный стиль. И вот ведь какая странностьсами-то они не слишком разбирались в здешней моде, но, глянув на Ильича, почувствовалиперед ними вполне состоявшийся, строгих правил интеллигентный человек.
Вот что делают с человеком одежда и академическое воспитание, учись! глубокомысленно изрек Федотов.
Последнее было адресовано Звереву, расхаживающему в «дорогих» китайских трениках и свитере. Дорогих, естественно, только Психологу.
Ну дык
Зверев хотел ответить что-то глубокомысленное, но вылетело привычное: «сам такой».
Вскочив в пролетку, двое слетали на Садовую. На полках магазина «Арабажи и Ко» рядами стояли разнообразные бутылки. Среди прочих в глаза бросились коньяки господина Шустова: «Кавказский», «Экстра» и «Финь-шампань». После небольшой перепалки остановились на классике«Кавказский».
Из вин приглянулось красное Шато Мутон Ротшильд. Выбор Шато был явно навеян действиями Ильича в трактире на колесах.
Дима хотел в довесок взять Камю, но Федотов был категорически против, заявив, что Черчилль предпочитал только армянский коньяк. Причем тут Черчилль, было непонятно, но Психолог решил не спорить, взяв для пробы «Финь-шампань»истина «выпивки много не бывает» Звереву была известна.
Из закусок приобрели по полфунта красной и паюсной икры, копченых угрей, немного буженины и острый овечий сыр. Из фруктов остановились на винограде, отметив, что бананов в этом мире нэма.
К дому подкатили после полудни, к этому времени над протопленной банькой, едва курился дымокверный признак готовности к эксплуатации. Баня торилась по черному, тем придавая процедуре особую пикантность. Основательно пропарившись, принялись сервировать стол, поминутно бегая в местный холодильник системы «деревенские сени».
Мужскую суету прервало появление на пороге Настасьи Ниловны. Невысокая, стройная в белом полушубке, она темным выразительным взглядом окинула горницу. Был в этой женщине некий дар, отчего мужчины не чувствовали ее хозяйкой-купчихой. Вроде бы и по-хозяйски посмотрела, а не откликнулась душа неприятием.
«Повезло Ильичу», привычно отметил про себя Димыч.
Хозяйка с самого начала заглядывала к постояльцам, балуя их пирогами. После появления в ее жизни Владимира Ильича эти подарки стали для переселенцев привычными.
Борис Степанович, ну что же вы так-то на стол навалили, позвали бы, я вам картошки с мясом наварила.
Настась Ниловна, да мы тут по-свойски, не беспокойтесь.
«Не беспокоиться», однако, не получилось. Настасья с поразительным проворством проявила самостоятельность. Стол был застелен льняной скатертью, расставлены закуски и столовые приборы. Через пяток минут взору друзей явился праздничный стол.
Владимир Ильич, ты газеты оставил, что сегодня купили, застенчиво произнесла Настасья, поправляя Ильичу галстук, ты приходи.
«Ха! Теперь понятно, отчего математик так точно угадал со стилем. Он, конечно, не простак, но женское чутье не в пример точнее», догадались самые прозорливые.
Вернувшийся с горячей картошкой Зверев застал умиротворенно сидящего в кресле Федотова. Не в пример ему выглядел Мишенин. В новом костюме был он похож на Андрея Панина в положительной роли угонщика бронепоезда, но с бородкой. Просматривая свежий номер «Московского листка», Ильич, казалось, ничего вокруг не замечал. Напряженное лицо и рука, теребящая крахмально-жесткий воротник, выдавали его состояние. Дима понял, что положение надо немедленно спасать.
Владимир Ильич, да не переживай ты так.
Плеснув в бокалы коньяк, Зверев плавно пронес свой бокал по широкой дуге, не расплескав ни капли. Глядя сквозь янтарный напиток, он медленно и весомо произнес:
Господа, мы не вовремя загрустили. Ильич, ты пойми, мы теперь совсем не нищие! Предлагаю поднять бокалы за наше безнадежное дело!
Ага, безнадежное, но весьма денежное, поддержал Федотов.
Ну как вы не понимаете! воскликнул Мишенин. В газете написали об ограблении. Репортер Гиляровский лично брал интервью у полицмейстера, и тот сообщил, что полиция вышла на след грабителей, оборвавшийся у Дмитрова. Понимаете, они нас чуть-чуть не поймали!
Он постучал по газетной странице костяшками согнутых пальцев.
Чуть-чуть не считается! буркнул Дима. И вообще не ты ли мне в лесу говорил, что тост портить нехорошо?
Всё, мужики, всё! Тост произнесен! Борис интонацией приказывал Мишенину успокоиться.
Бокалы звякнули, символизируя удачу.
Дима в душе аплодировал напарнику: «Это же надо! Насколько действенный способ! Старый и голос не повысил, а математик сразу подчинился. Надо бы попробовать».
Ты, Ильич, пойми, закусывая ломтиком сыра с красной икрой, говорил Дима, кто не рискует, пьет паленую водку. И ту не бесплатно. Вот стоит у нас на столе шустовский коньячок. Много людей его пробовали? Нет, конечно. А почему? А потому, что собственной тени боялись. Ильич, то, что мы задумали, требует настоящей отваги. В этом смысле проведенная нами операция просто детская забава. Риск, конечно, был, но ты же сам знаешь, как мы тщательно все планировали и готовились. А с другой стороны, продолжал разглагольствовать Зверев, Подмосковье не дикий запад. Мексиканцы, смею заметить, в здешнем климате не произрастают и поездов не грабят. В этом крылся залог нашего успеха, внезапность к тому же способствовала.
Покуривая душистый «Каприз», Федотов в который раз задумался по поводу фантастического происшествия: «Что же за странный принцип выбора, таких разных и таких, в общем-то, заурядных мужчин. Это если исходить из версии направленного на нас эксперимента, хотя вслух такого говорить я не стану. И не сказать, что нас с Дмитрием вело провидение, хотя какая-то предопределенность просматривается. Но почему Ильич, угодив в ночлежку, ждал у моря погоды? Странно это. Мы-то с Димой достаточно быстро адаптировались. Где хитростью, где откровенной наглостью втиснулись в этот мир».
Борис привычно стряхнул пепел в печь.
«А если подумать, так и встреча со старьевщиком оказалась весьма кстати. Прямо по Федору Михайловичу, только без наказания. Хотя, если бы не бойцовские навыки морпеха, может, и не вышли бы мы из той подворотни. М-да, забавно. Навыки тренера самбо и служба морпехом здесь оказались востребованы. Знания психологии так же не лишние. Без практики они, как бы это сказатьна троечку, но все равно имеются. С Дмитрием на будущее мы придерживаемся одних взглядов. Не все, конечно, гладко, но в целом мы солидарны. Это большая удача, а вот с Мишениным еще накувыркаемся».
Ильич, обратился Борис к Мишенину, что тебя гнетет?
Да как представлю, что дома семья осталась, так хоть на стенку лезь, с тоской ответил математик.
Вова, ты мухомором-то не прикидывайся. Не ты ли сформулировал, что энергия переноса материального объекта должна равняться энергии вселенной? Так что никуда ты из нашего мира не убег. Туточки тебя воссоздали, туточки, как и меня с Димоном. Знать бы только, из чего слепили. Вдруг из коровьего дерьма? Обидно будет. Но! Главное! Данное обстоятельство дает нам надежду: что бы с нами тут не случилось, там все пойдет своим чередом, там мы никуда не сгинем.
Мужики, да муторно мне! воскликнул Мишенин. Я же две недели скитался по ночлежкам, потом болел. А теперь и сам грабителем стал. Всё время вижу умоляющие глаза той старухи. Я прохожу мимо, а она смотрит.
«А у нашего Доцента отходняк, отметил про себя Дима. Хреново. Впрочем, почему хреново? Так и должно быть. Наш доцент до вчерашнего дня поездов не грабил. Жил себе вполне смирной овечкой со своими тараканами в голове. Ильич даже не догадывается, чего нам со Степанычем стоило его подвигнуть на поездку. Наше счастье, что так все спонтанно произошло, а то неизвестно, был бы он сейчас с нами. А теперь его подсознание пытается найти виновника, а еще лучше все отменить. Да только поздно, братец-гримм, поздно. Кстати, вот и еще один штришок к портрету нашего математика: он весьма комфортно устроился под бочком у овдовевшей купчихи, а как нужда приходит, так и о семье вспоминает».
Ильич, дружище, начал Дима с фальшивыми интонациями онколога. Вспомни, кем ты был в той жизни? Ты настоящий математик и кандидат наук, получал гроши за пустую работу «админа». А теперь! Ты себя преодолел, и потому все мы стали свободными и богатыми. Доцент, обеспечить себе будущее дано не каждому, это дорогого стоит.
Лицо математика порозовело. Морщинки разгладились. Жизнь предстала в ином свете.
Наблюдая усиленное коньяком волшебство откровенной лести, Борис мысленно потирал руки: «Ай да Димка, ай да сукин сын. А ведь психологическая практика у тебя была, правда с бандитами, но была. Это непременно надо взять на заметку».
Березовые дрова, подброшенные в печь, пахли весной. Распространяя дурманящий аромат, скворчал на торцах сок. Выпитый коньяк явно способствовал улучшению настроения.
Борис решил подыграть Звереву:
Ильич, я предлагаю выпить за тебя. Нас с тобой стало трое, это хорошее число. За тебя и грамотную подготовку операции!
Друзья вспомнили, как их безбожно гонял Зверев. Сейчас все это не казалось ненужным занудством. Теперь даже Мишенин гордился приобретенными навыками. Воспоминания о подготовке постепенно сменились тем, чем обычно сменяется застолье мужской компании.
Коллеги, вы не находите, что пришла пора определиться? с торжественностью в голосе обратился к друзьям Борис, доливая каждому шустова.
Степаныч, ты об информационной телепортации? Так мне по барабану, перенесли меня живьем или великий портной снял с меня мерку. Ты о чем?
Я, Дим, о нашем будущем. Пришла пора думать о грядущем.
И, правда, пора? Я об этом не догадался! Ильич удивился, что такая простая мысль до сих пор не пришла ему в голову.
Я, Ильич, вот уже сутки жду, когда Степаныч скажет, куда денежки вкладывать. Так я прямо скажу. Надо открывать спортклуб!
Димка, да хоть спиртклуб, но я хочу понять главное!
Вы это о чем, какой клуб? крутя головой, недоуменно спрашивал Мишенин.
Господа! Позвольте я ненадолго займу ваше внимание. Позвольте концептуально озвучить проблему, чтобы позже обратиться к конкретике, с пафосом продолжил Борис.
Пьянея, он всегда начинал говорить длинно и витиевато. Его рассудительные тосты больше походили на программные выступления политиков. В таком состоянии самому себе он казался солидным и мудрым.
У нас появились некоторые средства, следовательно, в голосе Федотова набатом зазвучала патетика, а указующий перст указал в потолок, подоспело время решать, как ими правильно распорядиться. Если смотреть немного дальше и шире, то нам всерьез следует задуматься о грядущем. Поглядите на этот превосходный напиток, для наглядности Борис посмотрел сквозь бокал. Сколько в этом коньяке сконцентрировано людского и солнечного тепла. Это я к тому, что давайте вместе поразмыслим, как нам поступить. Поступить так, чтобы такой напиток всегда был в нашем доме. Но не это должно быть главным! Самоцелью это быть не должно!