Не умрешьстараясь, чтобы голос не сорвался сказал я, и обернувшись к подошедшему Алексею, приказалЕще скорую, быстро!
Уже едет! кивнул он.
За спиной послышались шаги и Афонин зло сказал:
Я напишу рапорт! Ты напал на меня! Пистолет отнял! Убил подозреваемую!
Я медленно встал, повернулся к немуон отшатнулся, видимо все понял. Но уклониться не успел. Прямым ударом я сломал ему нос, потом подскочил к упавшему оперативнику и начал его пинать. Опомнился только тогда, когда Алексей схватил меня сзади, обхватив кольцом рук, и я совершенно автоматически зашвырнул его через всю комнату, едва не сломав ему шею о стену. Извиняться не сталне надо подходить ко мне сзади. Вот и огреб.
Потом появилась скораядовольно-таки быстро, минут через пятнадцать. Врачи сделали Ольге укол и унесли ее на носилках. Я и Алексей помогали нести. Я порывался ехать со скорой, но уже понаехала куча народа, начиная с криминалистических групп сразу из двух ведомств, и пока они выясняли, кто здесь должен работать (менты с удовольствием перекинули ответственность на Комитет), меня опросили, а когда закончилисообщили, что мне придется задержаться в городе, чтобы завершить следственные действия. У меня даже взяли подписку о невыездечто вообще-то было глупостью. Я ведь якобы сотрудник, а не рядовой гражданин. Впрочеммне было ни до чего. Я рвался в больницу.
В больнице я оказался через полтора часа после того, как Ольгу увезли на скорой. Потом еще два часа ждал в холле возле операционной, ожидая, когда закончится операция. Я сидел и тупо пялился на стену перед собой, в который уже раз пересчитывая трещинки и думая лишь об одном: нахрена?! Ну нахрена я в это влез?! Вот и результат. И кто виноват? Конечно, не Семичастныйя ведь мог и отказаться. Но все-таки влез. И огреб. Вернее не я огреб, а Ольгано она ведь часть меня. Так что
Когда вышел врач, я сразу посмотрел ему в лицо, в глаза. Глаза никогда не врут. И они были грустными, эти самые глаза. Врач подошел ко мне, спросил:
Вы ее муж?
Я
Жива. Состояние средней тяжести, что удивительно при таких тяжелых травмах. На удивление здоровая и крепкая женщина. Я думаювсе с ней будет хорошо. Мы ее собрали, так что жить будет. И даже рожать будет.
Я посмотрел ему в глаза, и он ответил на незаданный вопрос:
Увы. Ребенка потеряла. Один из ударом пришелся ему по голове. Простите за такие подробностиее практически разрубили надвое. Шансов не было никаких. Но повторюсьона еще сможет родить! Через годик, через двано сможет! Так чтовот так. Проститея пойду, очень устал.
Врач побрел по коридору, а я опустился на стул, стоявший возле кадки с пальмой, и обхватил голову руками. Все. Все сказано. Эта тварь убила моего ребенка. И этот гад убил! Если бы он дал мне пистолетя бы уложил сумасшедшую с одного выстрела, а он, трясущимися рукамимразь! Мало я ему рожу набил!
* * *
Как оказалосьрожу я этому придурку набил все-таки неслабо. Ему пришлось лечиться в госпиталесломанный нос, выбитые зубы, сломанные три ребра. Было служебное расследование, и я метался между следователем и больницей, в которой лежала Ольга. Я добился, чтобы меня туда пускали, и чтобы ей выделили отдельную палату. А ещепотребовал, чтобы у меня взяли кровь и влили ей. После вливания моей крови выздоровление пошло ударными темпами.
Едва не дошло до уголовного дела, пока не вмешался Семичастный, который со мной связался, и которому я в подробностях все рассказал. Он мне выговорил за рукоприкладство, ив общем-то все. Его задание я выполнил, а то, что в конце возник эксцесс исполнителятак всякое бывает. Особенно если у этого самого исполнителя по вине некого придурка убивают родного сына. Это был сын, да.
Я похоронил его на местном кладбище. Маленький, как игрушечный гробик нес на руках, и сам его опустил, спрыгнув в могилу. Пусть он еще и не родился, пусть его вырвали из чрева матери, но он уже был человеком, он был моим сыном. А значитдолжен упокоиться как положено человеку. И памятник ему поставил. Без даты рождения. И без фотографии. «Владимир Михайлович Карпов». И дата смерти. Может и глупо, конечноно не для меня. Кто-то скажет, что он еще не был человеком, что это только зародыш, нопусть тот, кто это скажет, бросает своих мертвых детей в канаву. А я своего сына похоронил как положено. Гранитная глыба с полированной поверхность, и на ней имя.
В процессе расследования выяснилось, что опер, который говорил, что подсадил Оленьку в гостиницу и был ее женихом. Когда здание обложили, он позвонил ей, попрощался и рассказал, кто виноват в том, что их счастье разрушено. Этот самый опер врет, что он, якобы, не давал своей невесте задания убить жену своего обидчика, что просто попрощался без всяких далеко идущих планов. Что это не было актом мести. А то, что у нее съехала крышатак кто же знал? Но мне в это не верится. Он-то знал свою подружку лучше кого-либо другого. Знал, на что она способна.
Впрочемуже все равно. Его конечно расстреляютстатья точно расстрельная, на этих мразях висят десятки трупов. В общемпусть о нем позаботится суд и палач.
Второй администратор как ни странно выжила. Оказывается, она подслушала разговор Оленьки с женихом по параллельному телефону, и все поняла. И не нашла ничего лучшего, как попрекнуть ту криминалом и заявить, что всегда чувствовала в ней гнильцу. Ну и получилапортняжные ножницы в грудь и живот. Именно после того, как Оленька завалила свою сослуживицу, у нее скорее всего и окончательно съехала крыша. Она пошла в подсобку, взяла топорик, невесть откуда взявшийся в бендешке уборщицы, и пошла устанавливать справедливостьтак, как она ее понимала. Теперь уже и не узнаешьчто творилось в этой безумной голове.
Я продолжал жить в той же гостинице, только в другом номереоплачивал ее Комитетпо указанию Семичастного. Впрочеммне на это было плевать. Какая разница, где жить? Номер, где мы жили был разгромлен начисто, там сейчас шел ремонт.
Ольга выздоравливала, вот только улыбаться она перестала. Совсем. Нет, она меня не возненавидела, относилась ко мне ровно, благодарно, и без злобы. Я ей все рассказал, начиная от просьбы Семичастного и заканчивая всеми обстоятельствами дела. Не упустил отметить роль опера, который не дал мне пистолет. И ничего не сказала о том, что мне надо было глушить опера не после того, как сумасшедшая баба изрубила мою жену, а до того как. Только от этого не легче.
Рассказал я и про то, что похоронил нашего с ней сына. Ольга плакалабезмолвно, молча, глядя в потолок. Потом попросила отвезти ее на могилукогда поправится, и когда будем уезжать из города.
А машину я все-таки продал. Она мне стала настолько противна, что впору толкнуть с обрыва и забыть о ней. Купил ее тот самый грек Алексейза пять с половиной тысяч. Сам предложила я и не отказал. Предложил бы он три тысячия бы и за три отдал. Мне было абсолютно все равно, по какой цене продавать. Ну а покупатель совершенно счастливотмыл сиденья, и вперед, поехал! Атеист, одним словом. Ему плевать, что в машине кого-то убили и сиденья были покрыты коркой крови.
Глупо, наверное, но я возненавидел Одессу. Мне противно было и грязное ее море, в котором и купаться-то противно, и ее чистые улицы, и все ее достопримечательности. Здесь убили моего сына, и я хочу поскорее отсюда убраться. И больше сюда ни ногой. Не судьба мне полюбить Одессучто в этом времени, что в будущемне судьба.
Карма. Чем ни больше у тебя успех, тем больший откат ты можешь получить. Все в мире уравновешивается, удача и неприятности идут полосамичерными и белыми. И чем ни больше у тебя полоса белая, тем чернее может стать полоса черная. Вот и получил откат.
Ну что жечто бы не случилосьвсе равно надо жить. И проклинать себя за то, что решил ехать в Одессупросто глупо. Чему бытьтому не миноватьэто я понимал наверное лучше всех в этом мире.
Ольга после больницы стала холоднее, отчужденнее. Она часто задумывалась, отделываясь односложными ответами, а я страдал, понимая, что телесные раны излечить гораздо легче, чем душевные. Но была надежда, что время все-таки все исправит. Поживемувидим.
Глава 6
Мы вышли по приставленному к дверному проему АН-24 трапу, и я полной грудью вдохнул воздух своей малой родины. Не знаю, может мне только так кажется, но воздух Саратова очень отличается от воздуха Москвы. Или это надо назвать «атмосфера»? Москва жесткая, пахнущая автомобильной гарью, по̀том людей, которые бегут по улицам в надежде нагнать убегающее счастье. Там всегда влажно и рубаха липнет к телу, несмотря на то, что асфальт плавится от жары, а дождя не было уже минимум неделю. Влажная духота метрополитена с запахом озона, дезинфекции и человеческого пота.
Саратов пахнет нагретой землей, соснами на площади Революции, которая потом стала Театральной. Цветами с огромных клумб в садике на Большой Горной перед памятниками жертвам революции. Помоями, которые нерадивые жильцы льют прямо на проезжую часть в самом центре города на улицах Зарубина и Гоголя. Пахнет степьюсухой травой и полынью, пахнет Волгойтиной и дохлыми селедками, порубленными винтами многочисленных лодок, катеров и пароходов, жужжащим ковром покрывающих поверхность Волгоградского водохранилища. Да, именно водохранилища, потому что Волга у Саратова не настоящая Волга. Настоящаябыстрая, довольно-таки узкая, водоворотистаяниже проклятой Волгоградской плотины, уничтожающей самую великую русскую реку, превратившей ее в застойное болото, каждое лето загнивающее на корню и несущее в своих водах зеленые волны с мириадами размножившихся в теплой мутной воде зелеными водорослями.
Все равно я люблю этот городгород моего детства. Именно ЭТОТ город, город семидесятых, когда Волга еще не совсем убита, когда узкие старинные улицы еще не запружены стадом оголтелых автомобилистов за рулем своих железных коней. Когда почти у каждого частного дома стоит лодка-гулянка, то ли дожидаясь ремонта-покраски, то ли как память о том, что хозяин, когда был еще в силах, дневал и ночевал на реке, а потом его сад сладко пах копчеными лещами и судаками.
Кафе-мороженые, в которых подают самый вкусный пломбир в мирепломбир моего детства. Нет пломбира вкуснее, чем тот, который ты ел в свои восемь лет. И нет вкуснее сока, чем тот, который ты пил из граненого стакана, налитого из огромного конуса в магазине «Продукты». Огромная тетка в белом несвежем халате открывает крантик конуса, и в стакан льется янтарная струя виноградного соканастоящего сока, не того, что ты покупал в Ленте пятьдесят лет тому вперед. А может и не настоящего сока. Может, он тоже как-нибудь подделан, ноон все равно остается самым вкусным соком в мире. Потому что это сок моего детства. И этот город, который я люблю безнадежно и навсегдаэто город моего детства. Мне в нем было хорошо, так хорошо, как больше никогда уже наверное не будет.
Зачем мы сюда приехали? Нунапримерчтобы проверить, все ли в порядке с квартирой Зины. Она ведь все оставила на меняквартиру, гараж, машину «Волга», и самое главноеее драгоценности, которые спрятаны в тайнике совсем неприметной кладовки под грудой старых ведер и тряпок. Зина, когда уезжала из дома больше чем на деньвсегда прятала свои сокровищану так, на всякий случай. И я ее понимаюпо меркам будущего ее драгоценности тянули на несколько миллионов долларов.
Кроме тоготут лежали десять тысяч наличнымичтобы не снимать деньги со сберкнижки, и сами сберкнижки, общим числом пять штук, и на каждой по двадцать тысяч рублей. Я как-то ее спросилоткуда такие деньги, она пожала плечами и сказала, что деньги достались ей от бывшего мужа, чиновника в руководстве области. Он умер, оставив ей все это богатство. А как он его добыл, каким образом сумел заработать такие деньги и купить такие драгоценностией неизвестно. Они уже давно жили каждый своей жизнью, и в его дела она не совалась. Кроме тогоЗина как профессор и врач с мировой известностью зарабатывала очень хорошие деньги, можно сказать огромные по нынешним временам деньги (и по будущимтоже), и у нее иногда выходило до тысячи рублей в месяц.
Я как-то однажды посчитал, взяв за основу покупательную способность людей и цены на самые повседневные товарыво сколько раз рубль будущего отличается от рубля годов семидесятых. И вот что вышлоодин советский рубль эквивалентен двумстам тридцати рублям будущего. Конечно же, это усредненный вариант, но он соответствует реальности. И вот если следовать этому постулату, Зина в месяц зарабатывала 230250 тысяч рублей. Вполне пристойная зарплата, с учетом того, что она могла покупать дефицитные вещи практически за копейки, не переплачиваяпрямо со складов, где этот самый дефицит хранится. Таких складов существует множество, и принадлежат они самым что ни на есть неожиданным ведомствам. Напримеркто бы мог подумать, что на складах сельскохозяйственной техники и оборудования может храниться всеначиная от хороших мясных консервов и до автомобилей «Жигули», джинсы и кожаные пиджаки, мечты любого парня того времени!
Знакомства Зины во всех сферах власти позволяли покупать все, что нужно человеку для обеспеченной, безбедной жизни. И эти дефициты и вкусности даже привозили на домпосле ее звонка куда надо. Честно скажу, мне это немного претило, ноя практичный человек и понималвставать в позу и требовать жить как все просто глупо. Любой из нас воспользуется «блатом» чтобы купить все, что ему будет нужно. Не мы такиежизнь такая. А вот изменить эту жизньмоя главная задача.
Помню, что мне всегда было обидноСаратов, город, который ничем не хуже той же Москвы, или Ленинграда, или Киеваживет впроголодь, в отличие от жителей этих столичных городов. Почему ТЕ люди поставлены выше нас? Почему у нас в магазине «Колбасы» люди занимают очередь с вечера и стоят с номерками на ладонях, а в той же Москве ты можешь свободно пойти и купить в магазине сосиски, сардельки, все, что тебе захочется? В очередь, но купитьпод презрительные гримасы москвичей и возгласы в спину: «Понаехали! Все скупили!».
А мы ведь покупали «свое». Саратовский майонез «Провансаль», самый вкусный в стране майонез, в свободной продаже которого не было никогда.
Саратовскую колбасу и саратовское сливочное маслокоторые прямиком шли в столичные города, города первой категории.
И если я согласен, что тот же Норильск или Абакан должны быть обеспечены лучше другихибо люди живут буквально в нечеловеческих условиях крайнего севера, то чем такие преимущества заслужили жители Риги или Таллина? Киева или Ленинграда? Обидно, понимаешь ли
Всегда бесили высказывания сторонников хруста советской булки: «На рубль можно было купить доллар, и еще оставались деньги на два мороженых!». Ах вы глупые, ничего не помнящие люди! Забыли, что доллар впервые увидели только в проклятую горбачевскую перестройку? Что за колбасой и сосисками ездили в Москву? «Длинная, зеленая, пахнет колбасой»что это? Старая советская шутка-загадка. Ответподмосковная электричка. На ней жители из-за сто первого километра ездили в Москву за продуктами. Стоило чуть отъехать от столицыи ты уже попадал совсем в другой мир. Мир, где твои деньги ничего не значатты на них просто ничего дефицитного не можешь купитьесли только не на базаре за двойную и тройную цену.
О чем задумался? спросил Аносов, внимательно разглядывая мое лицо. Я опомнился и вкратце пересказал ему ход своих мыслейпока мы шли от самолета к выходу с летного поля под конвоем служительницы аэропорта. Толпа пассажиров была похожа на стайку цыплят, которую вела за собой старая, опытная курица.
Черт его знаетчестно тебе скажумне хваталоусмехнулся АносовЯ неприхотлив в еде, особых разносолов мне не надо. Была бы картошка, да масло, мясо я куплю на базаре по пять рублей у знакомого татарина. Лучше на Сенномв Крытом рынке совсем охуие продавцы, так нагреют, что только взвоешь. Мафия! Кстати, ты рассказывал о вашей мафии, организованной преступностивот рупь за сто, что корни ее именно здесь, на рынках, среди торговцев. Оттуда все пошло!
Ты прав, оттудатолько это закономерно. Где деньги? На рынке! А где деньгитам и криминал. Кстати, первая серьезная разборка в стиле девяностых была именно между торгашамиармейской миной взорвали бригадира мясников Сенного рынка. Ох, и шум же был! Как ни странноубийцу нашли и посадили. Отсидел он десять лет, вышелни здоровья, ни денег, ни молодой жены. Жена сразу же сбежала, только его посадили, дом обветшал, а деньги, которые он напрятал в тайных местах превратились просто в фантики. Он не додумался накупить валюты и держать все деньги в долларахвот и попал, остался больным и нищим с никому не нужными советскими деньгами.
Пример того, как развал Союза навредил самым предприимчивым людям страны! ухмыльнулся АносовВедь думали, что Союз на века, что ему нет конца. И вотрезультат. Обидно, но не зря америкосы все время твердили, что Советский Союз колосс на глиняных ногах. Толкнулии покатился этот колосс в пропасть.