Составив это послание и перечитав его ещё раз, я был уверен на 99,99 %, что меня на помощь не позовут. Воевать каждый сам за себя, вдобавок ещё и на чужой территории, где тебя те же городские посадники могут послать на несколько весёлых букв, я был ещё не готов. Если я даже раньше времени приведу свои войска во ВладимироСуздальское княжество, при этом, никак не согласовав свои действия с Юрием Всеволодичем, с его братьями и их сыновьями, это будет посути означать, что я окажусь один на один с Ордой, в менее выгодных условиях, нежели я рассчитывал.
Мне, конечно, будет жаль сожжённые Рязань, ВладимироСуздальские города и веси, но если я при этом сохраню свою армию, то это будет моё, в рамках как я сам себя проецирую «объединителя Руси» лишь тяжёлое, ощутимое, но всего лишь тактическое поражение. Если я попытаюсь спасти ВладимироСуздальскую Русь, при этом потеряю там свою армиюто это будет уже стратегическим поражением, то есть полным и окончательным крахом всех моих проектов, и как закономерный итогнеминуемое Ордыноевропейское иго над всеми русскими княжествами.
От размышлений подобного рода я стал себя ощущать Кутузовым на совете в Филях. Отдавать французам Москву, тем самым спасая армию для дальнейшей борьбы с захватчиками, или дать французам последний и решительный бой, всё поставив на карту, с абсолютно непредсказуемым результатом. При этом, поражение под Москвой, и как следствие потеря всей армии, будет означать неминуемый крах всей русской государственности. Вот и думай, как войти в воду, и при этом не обмочиться.
С таким посланием я и отправил назад суздальского гонца, напоследок попросил того на словах передать князьям, что если они сами помирать собрались, то пусть хотя бы перед смертью о народе подумают. Все их города превратятся скоро в подобия сгоревшей дотла Рязани, поэтому если они сами надумают города оборонять, то пускай хотя бы из них мирных жителей повыгоняют, нечего им их за собой на тот свет тянуть, беря лишний грех на душу.
А ещё через день вызвал к себе князя Александра Ярославича, которому, уже точно не суждено будет стать Невским. Всё это время он содержался в Смоленске, на территории хорошо охраняемого подворья вместе с несколькими боярами. Теперь, выполняя данное ему и Ярославу слово, пришло время их освободить. Вручил бывшему Новгородскому князю ещё одно послание, предназначенное Юрию Всеволодичу, с содержанием аналогичным первому. Подумалось мне, что суздальские князья, может быть, лучше прислушаются к словам своего родственника, нежели к бездушной бумажке.
Выслушав моё очередное мрачное напутствие, князь спал лицом.
Значит, государь, не придёшь на помощь?
Если мои условия выполнят, указанные в грамотке, то приду. Хотя, скажу я тебе, если честно, очень не хочется мне в этот капкан раньше времени соваться. Ну, бывай, княже, счастливого пути!
Глава 2
Вражеский топор вбит в избы венец
А ты встаньповстань, старый мой отец!
И к плечу плечом, не ступить назад,
А ты встаньповстань, раненый мой брат!
Осветилась ночь, сея смерть вокруг
А ты встаньповстань, раненый мой друг!
Над родным жнивьём бешеный огонь
А ты встаньповстань, мой усталый конь!
Словно смертный вздох, чёрный дым
столбом
А ты встаньповстань, мой сгоревший дом!
Стук копыт да войкопья до небес
А ты встаньповстань, мой спалённый лес!
Свищут тучи стрел, всё вокруг паля
А ты встаньповстань, русская земля!
Ликом грозным встань солнца на восход
А ты встаньповстань, вольный мой народ!
Стихи А. Белянина.
Оборонительные укрепления Можайска представляли собой деревянную крепость на правом берегу р. Можайки в 1 км от впадения ее в Москвуреку. Два естественных рва вокруг крутой горы дополнялись искусственным рвом. За последние годы ремесленноторговый посад вокруг крепости разросся. Народ не только жил за счёт строительства и обслуживания складских хозяйствза последний год были построены сотни складов с провиантом для войск.
А прокормить армию являлось, особенно зимой, в условиях отсутствия речных коммуникаций, весьма нетривиальной задачей. Единственным плюсом была лучшая сохранность продуктов. Ежедневно все пять корпусов поглощали в свои ненасытные утробы около сорока тонн хлеба и крупы, более тысячи коров и свиней, сотни бочек с солёной и вяленой рыбой, капустой и огурцами, плюс огромное количество фуража для строевых и обозных коней. Бюджет от таких трат и транспортные коммуникации буквально трещали по швам. Всё лето из Южной Руси, Польши и Венгрии при полной мобилизации внутренних ресурсов, в Смоленск свозились на дощаниках и галерах стада коров и сотни тонн зерна. И сейчас забитые туши скотины, зерно, крупы, бочки с разносолами и хлеб смоленскими купцами безостановочно и днём и ночью свозились в Можайск и Волоколамск. Со всей очевидностью становилось понятно, что при нынешнем уровне развития экономики смоленская армия вышла на предел своей численности, если, конечно, не урезать нормы снабжения. Но задохлики просто не выдержат тот уровень физических нагрузок, и тогда обученные войска превратятся во что-то мало отличимое от «посошных ратей» времён Ивана Грозного.
В Можайском уезде и в его районных городках самостоятельно, на базе местного сырьяболотных руд, развивались целые отрасли, например, как те же металлургия, металлообработка, литейное дело, конечно же, не в сравнимых со Смоленском или, с недавних пор Карелией, масштабах. В первую очередь за счёт госзаказов и при технической поддержке смоленских специалистов получило развитие производство стройматериалов, особенно черепицы и кирпичей, лесозаготовительная отрасль рванула благодаря закупкам смоленских пилорам. На новый уровень вышли все строительные ремесла, так или иначе связанные с крепостным и гражданским строительством, логистическим делом.
Население Можайского уезда выросло буквально в разы, за счёт частично к этому времени ассимированных литовских «вынужденных переселенцев». На государственных землях из рабского состояния они почти все вышли, воспользовавшись законом, запрещающим среди православных рабство (бояре всё ещё держались, не допуская к своим литовским холопам священников). Литовцы взяли себе новые христианские имена, приняли крещение на православный лад, всерьёз подтянули знание русского языка, благо литовский язык родственен диалектам славянского и обратились в местные органы власти, заявив о себе как о русских подданных Смоленского государя. Комиссии из госслужащих и православного клира провели в литовских деревнях и городских кварталах соответствующие проверки, и по их результатам я обрёл массу новых подданных.
Да и коренное, изначальное население волости было вовсе не славянского происхождения. На этих землях издревле проживало родственное литовцам племя голяди. Ныне голядь была вполне себе русифицирована, их привычки и обычаи были практически неотличимыми от соседних Вяземского или Ржевского уездов. Во всяком случае, мне, не особому специалисту в этнокультурной тематике, ничто не резало глаз в местной голяди своим инородством в сравнении их с русскими соседями. Единственное, что некоторые из голяди сохраняли своё двуязычие, общаясь в собственной среде иногда на родном балтийском наречии. Но это обстоятельство, в данном конкретном случае, только шло на пользу новоприбывшим литовцам, упрощало их ассимиляцию в русском государстве и обществе.
В то время как в середине января авангардные части входили в приграничный с Суздальской землёй городок Числов, что был расположен у истоков Москвареки, арьергард с обозами всё ещё находились в Можайске. Армия вытянулась в походную змею на десятки километров. Нечто подобное наблюдалось и на севереот Волоколамска к устью реки Истры направлялось ещё два корпуса.
В Числове, помимо гарнизона нёсшего пограничную службу, располагалась таможня. Пограничники боролись с контрабандистамикупцамихитрованами, что прокладывали в лесах тайные обходные дороги, чтобы не платить на таможне госпошлину на ввозимые товары. Обнаруженные воровские дороги наглухо заваливались засеками из деревьев, а пойманных «на горячем» горекупцов безжалостно штрафовали, садили в тюрьмы, вносили в «чёрные списки». Местных погранцов я планировал влить в армию, усилив ими разведывательные отряды.
Обширный двор таможенной избы вмещал в себя складские постройки и был огорожен мощным бревенчатым частоколом. Но самое главное, территория вокруг этой казённой крепостицы вся была перегорожена множеством саней с прочими возками и захламлена, казалось бы, неприступными завалами, состоящими из тюков, бочек, коробов и мешков.
Рядом со своими транспортными средствами толкались десятки купцов и бояр. Здесь же были разожжены костры, вокруг которых грелись семьи вельмож и их челядинники. При появлении «крылатой конницы» царящей вокруг гвалт сотен голосов мгновенно стих, всё внимание было обращено на нас.
Из ворот с всполошёнными криками «Посторонись ироды! Государь приехал!» стали пробиваться таможенные служащие, путь им очищал взвод местного пограничного гарнизона.
Что у вас тут за безобразие творится?! пытаясь придать голосу толику грозности, спросил я у главного здешнего чиновника, застывшего напротив меня в спиноприклонённом положении.
Государь! Ироды энти нас совсем осадили! Каждый Божий день пребывают всё новые и новые! С таким наплывом служба не справляется. Платить пошлины суздальские, рязанские, да муромские бояре с купцами не хотят, говорят, дескать, едем в Смоленскую Русь не торговать, а жительствовать. А нам откудова знать, правда то, аль лжа? Скарба с собой везут некоторые целыми караванами, а ну как вздумают в Смоленске расторговаться, пошлины въездной торговой не заплатив?! Кто виноват за убыток казне будет? Ясное делоЧисловская таможня! А потому без уплаты торговых пошлин никого вглубь твоей Отчины, государь, не пропущаем! служащий при последних словах решительно рубанул рукой. А черни сколько бежит?! Тысячи ужо горожан и сельчан с восточных украин к нам через границу утекло! И кого токмо средь них нетувсякой твари по пареот булгарцев до коломчан! Я уж их так, без всяких пошлин пущаю, всё равно кроме рванья взять с них нечего.
Напомни, кто ты у нас есть? я рассматривал полковничье погоны госслужащего.
Виноват, государь! склонился служилый в низком поклоне. Вяземский боярин Милята, два года уж как поставленный главой Таможенного Управления возглавлять таможню в Числове.
Прислушиваясь к нашему разговору и при этом громко перешёптываясь, к нам осторожно со всех сторон стали стекаться люди, вплотную подходя к ратьерам взявших меня с боярином в плотное кольцо окружения.
Княже, Владимир Изяславич! раздался чейто голос из подошедшей к нам людской толпы. Заметив вопрошающего, я его внимательно осмотрел, судя по одёжкезнатный боярин или купец.
Кто ты, человек? при этом подал рукой стражи знак расступиться и пропустить.
Грузный мужик, лет пятидесяти, приблизился ко мне и низко склонился.
Рязанские мы. Я боярин Захарий Полюдович из Ростиславля Рязанского. Со мной моя супружница, младший сын и две дщери. Старший сын служил в дружине рязанского князя и сгинул в битве с мунгалами у Чёрного леса. Всю Рязанскую землю степняки заполонили, пожгли и пограбили. Спасу от них нету! толпа беженцев, во все уши прислушивающаяся к нашему диалогу, согласно загудела.
Соболезную горю вашему. От меня вам что надобно?
Смилойствуйся над нами сиротинушками, отец родный! На твоей земле от степняков поганых ищем спасения! А нас тут заставляют пошлины платить, обдирают до нитки, словно мы по торговым делам в Смоленскую землю пришли!
Толпа с новой силой зашумела, поддерживая слова рязанца, а главный числовский таможенник весь запунцовел и чуть ли с кулаками не набросился на рязанского беглеца.
Брешут всё и клевещут, государь! Я токмо твой закон и твою волю сполняю! Всех бегущих крестьян и мещан подкармливаем и направляем в бараки, что поставлены в верховьях Днепра. А по этим иноземным купцам и боярам у меня никакого указа нету, а потому сбираем с их провозного имущества пошлину, согласно, государь, твоим законам!
Да, мой косяк! Про наплыв в Смоленск купцов, вельмож и прочих я както не задумывался. Крестьян и горожан после зимовки в бывших литовских барачных лагерях повесне я планировал начать направлять в Прибалтику и Финляндию, продолжить заселение русскими поселенцами тамошние сильно обезлюдевшие земли. А вот куда отфутболить бегущих от войны бояр и купцов? А чего тут думать, всё туда же!
Слушайте меня, православные! ратьеры своими резкими криками быстро успокоили разбалагурившуюся толпу. Всем вятшим людям восточнорусских земель я жалую вотчины в бывших литовских и чухонских землях, что ныне под моей властью пребывают! Никаких въездных пошлин с вас больше взиматься не будет! толпа радостно загудела. Езжайте все напрямую в Смоленск в Управление Внутренних Дел. Там вам укажут местоположение ваших новых вотчин и всё толком объяснят, ответят на все вопросы.
Только мне надо не забыть, предварительно, направить Дмитру Ходыкину письмо, а то они пока там «ни сном, ни духом» о новых вельможных переселенцах не ведают.
Поэтому, с Божьей помощью, разъезжайтесь отсюда и правьте своих коней в столицу. В Числов с сегодняшнего дня начинают прибывать смоленские войска многими тысячами, нужно вам побыстрее освобождайте город от своего в нём присутствия, в Числове будет важный перевалочный пункт для войск.
На мунгалов пойдёшь государь? послышался чейто выкрик из толпы.
А вот об этом вам знать не положено, это военная тайна, при этих словах я заговорщицки подмигнул толпе, которая взорвалась истошными криками радости. Часть бояр стали тут же напрашиваться в поход с моими войсками, но получили отворотповорот. Толку от них без предварительного боевого слаживания будет мало, а времени уже совсем нет.
Прямо на таможенных складах, ныне забитых под завязку армейскими припасами, оружием и зимней амуницией, меня разыскал гонец, посланный из Можайска со срочной голубиной почтой. Эта почта, в свою очередь, была выслана из осаждённой монголами Москвы, что само по себе стало для всех новостью.
То, что произошло в Рязани в нашем войске уже ни для кого не было секретом. Рязанский князь Юрий Ингваревич, после известия о гибели в ставке Батухана своего сына Фёдора, собрал свою рать и двинулся к реке Воронежу, где и потерпел сокрушительное поражение. Погиб также Муромский князь Давид Ингваревич, коломенский князь Глеб Ингваревич и Пронский князь Всеволод Ингваревич.
Монголы двинулись на Рязань, по пути захватывая и предавая огню Пронск, Ижеславец, Белгород и БорисовГлебов. К 16 декабря 1237 г. Рязань была осаждена силами семи чингисидов (Бату, Орду, Гуюк, Мунке, Кулькан, Хадан и Бури). За стенами Рязани к тому времени укрывалось 25 тыс. человек (к 10 тыс. горожан, в момент опасности, прибавились жители окрестных сёл). Рязань могла выставить не более 34 тыс. вооружённых ратниковополченцев. Силы противоборствующих сторон были несопоставимы и 21 декабря, на шестой день осады, монголы штурмом овладели городом.
В последний день был убит князь Юрий. Кроме него погибли во время осады его брат Олег, племянники Роман, Глеб и Давид, вдова Евпраксия вместе с молодым сыном, княжичем Иваном. Из всей княжеской семьи уцелел лишь Ингварь Ингваревич, ныне скрывающейся гдето у суздальских князей. 1 января 1238 г. монгольское войско оставило Рязань и по льду реки Оки двинулось к Коломне.
Новостью для всех, только, пожалуй, кроме меня, стало поражение русских войск, случившееся под Коломной 10 января 1238 г.
По моим давешним, впрочем, довольно дилетантским подсчётам, вся Русь, без учёта моих владений, могла выставить более 80 тысяч войска. Такая относительно скромная цифра, плохо согласующаяся с численностью войск Смоленской Руси, объяснялась особенностями призывного контингента. На Руси в войска набирали в основном жителей городов, в отличие от моей армии, состоящей сплошь из мобилизованных и прекрасно обученных сельских жителей. Так, лишь в 6ти русских городах проживало по 2030 тысяч жителей (Киев, Новгород, Галич, Владимир Волынский, Чернигов, Владимир 3алесский), что позволяло им выставить от 3 до 5 тысяч воинов (не более пятой части населения). В менее крупных городах (Ростов, Суздаль, Рязань, Переяславль) жили от 5 до 10 тысяч человек, а в основной своей массе в поселениях не собиралось более 1000 человек одновременно.