Всё понял княже.
Тогда сейчас получишь дополнительные указания у своего командира и вместе с десятком ратьеров и полковым священником отправляйся к своим людям.
Злыдарь, обратился сразу к главе нашей кавалерии. Переговори с боярином наедине в своей палатке, а мы с корпусными воеводами ещё ненамного задержимся здесь.
Арьергардный тумен хана Шейбани, родного брата Батыя, первым принял на себя удар смоленских ратей. Во время обедней трапезы Шейбанихана встревожили шум и быстро приближающейся топот копыт. В юрту, упав на колени, заполз сотник одного из сторожевого джагуна.
Мой хан, возбуждённо заговорил сотник, артаул обнаружил много войск урусов! Они идут к нам!
Хан вскочил, опрокидывая чашу с похлёбкой, направившись к сотнику.
Что ты сказал? Какие урусы?
На них жёлтые хламиды с чёрными крестами. Конники вооружены пороховыми трубками, вроде китайских, а пехота панцирная!
Измилинский каган Улайтимур! хан сразу признал смоленских урусов. Что он тут делает? Мы ведь союзники? недоумённо спросил хан в пустоту, затем перевёл взгляд на сотника. Говори!
Повелитель! подобострастно кивнул головой сотник. Между нашими конными дозорами завязался бой. Пролилась кровь, есть погибшие среди моих воинов.
Смоленские урусы хотят ударить нам в спину! зарычал Шейбани, все его сомнения были развеяны. Мы должны атаковать этих шакалов! Урусов надо задержать, иначе мы потеряем большой обоз! Всем седлать коней! Тысяцких ко мне немедля на совет!
Первое наше боестолкновение с монголами произошло в устье реки Колокша, в тридцати километрах от Владимира. В бой вступила шедшая в авангарде 15ая рать 3го корпуса Аржанина, сплошь состоящая из «необстрелянных» полков60го Псковского, 44го ДорогобужВолынского и 59го Торжского.
Государь! Монголы прут! Нехристи прискакали! привлекли моё внимание душераздирающие крики, барабанный бой и лихорадочный звон полковых труб. Накинув на плечи шубу, я быстро выпрыгнул из крытого возка.
На монголов наткнулись наши передовые разъезды, притащив на своей спине пару тысяч всадников. Но не прошло и часа, как уже, пожалуй, что целый тумен, принялся барражировать вдали, медленно растекаясь по полю.
Сразу, бросилось в глаза, что для согрева, поверх доспехов, монголы натянули на себя различное тряпьё, кто во что гораздмеха, шерстяные тулупы, или просто задубевшие на морозе шкуры животных. Это бесцветная серая масса, состоящая из тысяч всадников, планомерно и неудержимо заполняла собой всё свободное пространство. Индивидуально войны смотрелись не ахти как, но все вместе они производили на новобранцев начавших разворачиваться из походных колонн в полки крайне угнетающее впечатление.
Основная масса всадников остановилась за полкилометра от выстроившихся квадратов, благоразумно опасаясь приближаться ближе, чтобы не словить стрелу. Но некоторые «отморозки» не останавливаясь, сходу попёрли к нашему строю, чтото при этом громко крича и всячески дразня пехотинцев. Их быстро упокоили, не поддавшись на провокацию.
Ордынская конная лава вся разом сдвинулась с места. Из 10ти тысячного тумена откололся двухтысячный отряд. Передовой отряд безбашенно попёр в лобовую атаку, а остальные восемь тысяч немного подотстали и принялись, как из пулемёта засыпать все три полка стрелами. Покрытая льдом река Клязьма и её низкие, пологие берега словно ожили, всё открытое пространство заполнилось бурным живым потоком. На белоснежное покрывало снега и льда наплывал чёрный поток монгольских полчищ.
Размазано слышался боевой клич степняков, тысячи глоток сначала выводили нечто вроде:
Кху, кху, кху!
А потом и вовсе дико завизжали:
Уррагх!!! и войска почувствовали явственное дрожание земли под ногами.
Комья снега, разлетаясь изпод копыт монгольской конницы, создавали из снежной пыли и пара непроглядную пелену завесы.
У некоторых наших ратников нервы сдали, и они без приказа стали пускать в монголов стрелы и болты. Артиллерийские расчёты принялись наводить на улюлюкающих и скачущих галопом монголов пушки, чтобы угостить супостата зарядом картечи.
Полки моментально разукрасились множеством сгустков плотных белых дымов. Ордынцы из передних рядов в испуге завертели головами, вокруг них неслись визжащие, походя рассекающие плоть, чугунные шарики. 12фунтовая артиллерия успевшая развернуться за спинами атакуемых полков начала вести навесной огонь, нагружая монгольское войско «шрапнельными» гранатами. Эти гранаты с чудовищной силой взрывались в глубоком тылу монгольских построений, прокладывая обширные кровавые просеки. До войск вместе с грохотом пушечных залпов с небольшой задержкой донеслись «терзающие душу и слух» вопли боли, страха и дикого ржания. Но когда эти звуки исходят от неприятеля, то это в некоторой степени даже ласкает слух, заставляет приободриться. При выстрелах из пушек пороховые выхлопы смешивались с тепловой волной разогретого воздуха, мигом превращающегося на морозе в пар. Пушкарей и часть войск полностью и очень быстро закрыла непроглядная завеса густого тумана.
Но и продолжающейся вестись, ни на минуту несмолкаемый огонь «вслепую» позволил нам быстро расправиться с главным передовыми подвижными силами противника. Стоящий крайним слева Торжский полк, атакуемый чуть ли не с трёх сторон находящийся в завесе дыма и в окружении крутящейся монгольской конницы, совершенно не видя, что творится вокруг, дрогнул, начал пятиться, а под напором мигом усилившейся монгольской атаки и вовсе обратился в повальное бегство.
Государь, глянь, новоторжцы бегут! сквозь разрывы в дыму я наконецтаки разглядел потоки бегущих.
Внимание! заворачивая коня налево, проорал что есть силы, Всем ратьерам за мной, в атаку!
И все четыре сотни наличной на данный момент кавалерии, не успевая толком даже построиться, понеслись на прорвавшегося врага.
Сначала передо мной мелькали спины ратьеров, а спереди и по края врубившейся в монголов конной колонны были слышны только частые выстрелы, да фонтаны грязного снега и копоти застлали глаза. Ратьеры врезались в монгольскую кавалерию, как разгорячённый нож в масло, тяжёлыми пулями разбрасывая ордынцев по сторонам. Но словно по эстафете звуки выстрелов стали продвигаться всё ближе и ближе, а впереди уже слышались крики и лязг железа. Видать, скачущие по внешнему радиусу ратьеры успели разрядили в монголов все четыре своих пистолета.
Появилась немытая рожа в лисьем малахае и уже взведённый колесцовый пистолет был моментально разряжен выстрелом практически в упор. Монгол повалился в красный от крови и жирный от требухи снег. Там же, под копытами коней с хрипящими стонами катались быстро затихающие степняки. Скачущие рядом со мной телохранители ещё раньше отстрелялись и теперь выхватив мечи, сабли и булавы стали рубиться врукопашную. Выстрелы окончательно смолкли, лязг металла усилился, а атака нашей конницы окончательно остановилась. Продолжающие напирать монголы разрубленными куклами падали вниз. Не преуспевшие в рубке степняки стали пытаться разрывать расстояния и опять взялись за луки, стреляя из них в упор. Стрелы стали барабанить по доспехам и щитам, но при этом монгольские лучники стреляли не абы куда, а старались выискивать прорези в шлемах
А впереди вдруг появились самые настоящие азиатские рыцари«тургауды»из тумена кешиктэнов, личной стражи чингизидов. Прочие степняки отступали, но при этом, развернувшись в седлах, продолжали засыпать нашу кавалерию стрелами. Тургаудам в пластинчатых латах было вполне по силам смять и разметать всю нашу кавалерию. Именно для таких целей они и использовалисьбросались в бой лишь в самых отчаянных и переломных ситуациях.
Сигнальщик! Приказ всем ратьерам перезарядить пистоли!
Горн тяжело загудел.
Государь, глянь назад, одёрнул меня начохр Сбыслав.
22й Усвятский полк с конной 12ти фунтовой батареей прямо на ходу за нашими растёкшимися по полю эскадронами разворачивал заряженные картечью орудия.
Сигнальщик! Новый приказ! Всем назад! Встанем за батареей, последние мои слова уже адресовались Сбыславу.
Забрызганные грязью и кровью ратьеры послушно стали выходить из боя и дружно поскакали к вестовому, размахивающему моим стягом. Казалось, что прошло полдня, но битва продолжалась не более часа.
В то время как визжащая картечь устремилась навстречу тяжёлой монгольской конницы уже набравшей разгон, сотники эскадронов спешно выстраивали своих бойцов в правильные ряды и шеренги.
После первого же залпа строй монгольской гвардии ощутимо прогнулся, и значительно упала их скорость, что дало возможность пушкарям произвести ещё один залпи тут строй тяжёлой конницы окончательно лопнул. Рухнули с разбега в снег монгольские батыры, а некогда монолитная железная лава сейчас зияла огромными прорехами.
И тут все услышали, как со стороны монгольской ставки раздался сигнал об отходе! И монголы поскакали назад галопом, со стороны казалось, что они с огромным облегчением и радостью выполняют это распоряжение своего начальства. Спокойствие ордынцы обрели, лишь отскочив на километр и укрывшись за поросшими редкой растительностью холмами.
Ядра, гранаты и картечь конной артиллерии ещё некоторое время продолжали накрывать удирающую конницу.
Обступившие телохранители, под отборный мат Сбыслава чуть не насильно выталкивают меня с конём за линию полков. И самое удивительное, что все бегуны из Торжского полка опять стоят на месте, как будто бы ничего и не случилось. Ну ладно, ещё не вечер, децимацию у нас пока не отменяли
Пушкарям отбой! что есть силы закричал я, если какой дурень выстрелит без приказа лично повешу! окружавшие меня полковые вестовые, до того внимательно, как заворожённые, созерцающие монголов, наконец вышли из ступора и принялись дублировать мои приказы.
Стрелы и болты тоже беречь! добавил я, когда понял, что пушкари успокоились и без команды не пальнут. Война ещё толком не началась, а вы, остолопы, бесполезно расстреляли десятки тысяч наконечников. Пускай эти вонючие уроды хоть скачут, хоть гугукают, вам до этого никакого дела быть не должно. Трусов, кто без приказа вздумает по монголам стрелять, я командирам разрешаю лично ссекать головы! Все слышали? А то все глухие ослушники могут прямо сейчас головы под меч подставлять!
Так точно! со всех сторон гаркнуло множество приободрившихся от разноса голосов.
Вот так всегда, первый блин то есть бой комом! Слишком много в войсках необстрелянных новичков! Но, главное, монголов мы отбросили.
Отхлынувшие монголы быстро перегруппировались. Не прошло и пары часов, как на передовые полки, несмотря на огромные потери, буквально выбросилась вторая волна монголов. Упряжки конной артиллерии пришлось срочно отводить за спины пехотных подразделений. Но теперь к трём полкам принявшим бой присоединился 22й Усвятский, а на подходе уже были перешедшие на форсированный марш 36й Слуцкий и 52й Холмский. Вообще 3й корпус был одним из самых «зелёных». Из двенадцати полков его составляющих только 22й Усвятский и 23й Друцкий можно было с натяжкой назвать ветеранами. Вот потомуто 3й корпус Аржанина и шёл в авангарде, так как салаг требовалось обкатать в настоящем бою.
На сей раз, ордынцы были настроены решительно, пёрли вперед, несмотря на потери. Вылетая из клубов белого дыма копья и кривые мечи татар во многих местах линии соприкосновения врубились в наши построения. Дойдя до непроходимого, на первый взгляд, стального ёжика копий выставленного пикинерами, монголы своими мощными составными луками, как из автоматов буквально изрешетили первые шеренги. Закалённые стальные наконечники их стрел сбивали с ног пикинеров, застревали в щитах и доспехах или же вовсе, прошивали на вылет не защищённые участки тела. Простым стрелкам, облачённых, в массе своей, в тегиляи с нашитыми на них железными пластинами, доставалось ещё больше! Их доспехи дырявились бронебойными стрелами, но от смертельных ранений стрелков часто уберегали поддоспешники, особенно эффективны были тегиляи стёганные жёстким конским волосом.
При этом монголы сами ежесекундно несли чудовищные потери. Залпы арбалетов сносили с коней сотни дикарей. Перед полками за доли минуты образовались непроходимые для конницы завалы из тел животных и людей. Ордынцы, понукаемые своими сотниками, стали спрыгивать с коней, сближаясь и вступая в рукопашные схватки, при этом всё также ежесекундно неся тяжелейшие потери от действий наших стрелков. И только, на отдельных участках дорвавшись до ближнего боя с пикинерами, тем самым вынудивших последних встать на ноги, монголы, таким образом, заставили «замолчать» наших стрелков, мигом лишившихся возможности ведения стрельбы по настильным траекториям.
И тут началась самая настоящая лютая сеча. Особенно досталось Торжскому полкуего выставили в центре, а три других полка зажали новоторжцев в коробочку с трёх сторон. При этом все войска были предупреждены, но если этот полк опять побежит, то стоящий с тыла резервный Усвятский полк должен будет перебить всех бегунов как бешеных собак!
Кривые мечи степных «фанатиков» мелькали в воздухе, рубя направо и налево, их перебравшиеся через завалы трупов кони вставали на дыбы, колотя передними копытами. В ответ они получали не только удары щитов по своим мордам, но и принимали на себя сокрушительные удары бердышей перевооружившихся стрелков, орудовавших из третьих и четвёртых шеренг. В пелене дыма и хаоса ничего не было видно, но с тыла звучали полковые трубы и всё новые и новые подкрепления выходили из леса и именно они наконецто вынудили степняков начать отступать.
Понеся просто колоссальные потери, монголы не рискнули далее проверять на прочность наши только что подступившие свежие силы, предпочтя подать сигнал к общему отступлению. До моих ушей донёсся громкий звон, а затем и резкие, горловые выкрики монгольских сотников. Степная конница, словно единый живой организм, отхлынув, словно морская волна, круто повернулась и понеслась обратно, оставляя за собою устланное трупами и ещё шевелящимися раненными кровавобелое поле.
Сразу же заработали наши лучники, посылая в спины удаляющихся монголов тысячи стрел. От этого прощального привета степняки начали выпадать с сёдел, их кони спотыкаться и биться в судорогах на снегу. Затем, когда стрельба потеряла свою эффективность, предварительно отправив раненных в обоз, я отдал приказ начать немедленно наступать по следам степняков.
Прозвучала команда «Вперёд!» и застывшие колонны пришли в движение. Пехотинцы неуклюже перелезали через поверженные конские туши, добивая сучащих копытами животных, а самые меткие стрелки выцеливали скачущих вдали всадников, продолжая сваливать своими выстрелами их наземь, чтобы уже чуть позже изрубить вражин.
Удар монголов ни на одном участке фронта не смог опрокинуть ряды пехоты. Ну что же, без малого треть полков 3го корпуса успевших поучаствовать в бое, с достоинством выдержала первый серьёзный экзамен!
Полки, поначалу не очень уверенно, но дисциплинированно зашагали по полю боя, подёрнутому дымкой пара источавшегося из разорванных, лежащих вповалку, человеческих и конских останков. В пути то и дело попадались шугающиеся монгольские лошадки без наездников, но некоторые были с довеском в виде зацепившихся ногой за стремя всадников, медленно волочившихся по снегу.
Новобранцы, в отличие от ветеранов, то и дело хмурили носы от острого, тошнотворного запаха крови, кишок, конского пота и сгоревшего пороха. Раненных животных и монголов добивали на месте. Несмотря на имевшиеся заметные потери, я считал, что в этом первом бое достиг главного результатаполки из новобранцев, да и войско в целом наглядно убедилось, что монголы вовсе не бессмертные, а обычные двуногие твари, с которыми можно воевать, их можно убивать и самое главноепобеждать! Самооценка у всего личного состава прошедшего по этому кровавому снегу резко возросла. Все те, кто прошагал по этому «Марсову полю» с куда большей уверенностью в собственных силах, начали втягиваться в эту поистине Священную войну.
И отбросили мы степняков, надо сказать, хорошо, с большой для себя прибылью. Был захвачен большой обоз с припасами и награбленным добром. Огромные повозки, что тащили медлительные волы и верблюды, просто не поспевали за туменами и постоянно плелись в хвосте, мы на этом их и подловили!
Приблизившись к лесной опушке, что занимала вершину невысокого, обширного и достаточно пологого холма, перед нашими глазами предстала картина спешно сворачиваемого монгольского становища, более всего напоминающего разворошённый улей. Сквозь лагерь, как очумелые, проносившись с дикими криками, улепётывали всадники. В лагере царил всеобщий переполох и невероятное столпотворение.