Я с вами пойду, сам всё осмотрю и решение приму.
Гриц, мы мороковали*, чёго запалить, чтоб турок всю ночь побегал, а офицер им шершня в портки хочет запустить, нужно подмогнуть. Поручик, сзади будешь держаться, шагах в тридцати. Как дважды филином прокричу вот так,он угукнул,тихо не спеша двигай к пушкам. Своимто, как сигнал дашь?
А, ты три раза угукнешь.Я пожал плечом, потому что больше ничего в голову не приходило.
Смел, ты, поручик, а без пластунов обойтись не можешь?Казак заулыбался.
На вас только и надежда. Господину генераллейтенанту так и доложил.
Понравились слова мои казаку. Блеснули глаза в полумраке. За шутил сразу, разыгрывая действие:
Грицко! Слышь, генерал хочет дочку за тебя отдать, без сватовства. С цыцками, як кавуны.
Це, ему за место медали!оценил шутку ктото из пластунов.
Да шо медали? Креста!отозвался другой.
Та, не хай,согласился, подумав, серьезный Грицко. Застыл, как та каменюка, не шелохнется.Дюже люблю кавуны*.
Казаки тихо прыснули, давя смешки.
Лежали тихо. Земля медленно остывала. Большой шар луны светил ясно, как люстра. Воздух свежел, гонимый легким ветерком, принося из лагерей запах пищи, немытых тел и свежих ран. Как только звонкие трели сверчков стали оркестром раздаваться со всех сторон, тронулись. Пластуны бесшумно снялись. За ними я, напоследок сжимая локоть вахмистране подведи служивыйтебе вести отряды, у меня другая цельнайти огненный запас. Верный Прохор рядом, старается, как может и не пыхтит, словно в молодость свою вернулся. Под ногами земля волнуется, как у пьяногозашкаливает азарт в алой бурлящей крови. Залегли и поползли, прислушиваясь к каждому звуку. Непривычно. Прохор сразу сдал сопел как паровоз на Царскосельской железной дороге. Как там пластуны? Работают с мародерами? А может в засаду попали? Не слышно и не видно. Я не мог найти себе места. Слушал землю, припав к ней ухом. Слушал звуки вокруг. Смотрел, как на луну летают стрелами летучие мыши. И всетаки пропустил филина, а Прохорнет. Старик первым услышав, дернулся всем телом, повернулся ко мне, делая страшные глаза, закивал в сторону позиции. Пора.
Тела моих павших солдат, лежали тёмными горками, там, где застал их смертельный час. Показал Прохору, чтоб оставался на месте, пополз к орудиям. Заметив неясное шевеление, пополз туда, достал СмитВессон. Сердце бешено заколотилось от предчувствия. Мародеры! Сорвут задумку. Не уж то просочились мимо пластунов. Однако обошлось: один из пластунов, снимал с убитого турка мундир. Не отвлекаясь, показал мне рукой, верное направление. Я и сам, различал тёмную махину пушки. Пополз туда, где должны лежать снаряды. При неудачном штурме Плевны, я не сталкивался с турецкими пушками, заряжаемые с казённой части. На это и был мой расчёт. И он оправдался. Посчитав наши снаряды бесполезными для себя, их не тронули. Латунные поросята лежали там, где мы их положили.
Теперь нужно посмотреть, где неприятель. Возле бруствера, возились расплывчатые тени. Это, чтото мастерили пластуны, хитрые на выдумки всякие.
Турецкие шатры, находились там, откуда они утром начинали атаку. Костры, прекрасно давали возможность определить дальность.
Но, она нам и не нужна особенная точность. Пальнём шрапнелью пару раз и назад.
Поймав за рукав одного из ночных охотников, зашептал в ухо:
Господин пластун, дай сигнал.
Тот сложил хитро ладони:
УгууУгу.
Теперь пластун шептал мне,
Как готовы будете, за три хвилины* гукни мне.
Ничего не понял.
Мыкола з Варавой там,махнул в сторону турок.Подарунки готовят.
Сюрпризы, понятно,а, дошло до меня. Перед залпом сигнал своим подать нужно. Они гдето между лагерем и нами.
Добре.
Пластун на мгновенье блеснул полоской зубов, мол оценил моё знание их тарабарского языка.
Три тёмных облака приближались к огневой. Не бесшумно, но по мне, чрезвычайно осторожно.
Глаза у всех привыкли к темноте, да и на своих позициях канониры и с закрытыми глазами ориентировались отлично. Сердце застучало возле горла, как сумасшедшее. Замки установлены. Углы возвышения выставлены.
Давай сигнал,уже вполголоса, скомандовал пластуну.
Заклекотал казак ночной птицей. Несколько томительных минутдве тени проскользнули над бруствером.
Ну, поручик, опять расходятся наши дорожки, сейчас чучела выставим, чтоб турки остереглись сразу сюда лезть. Нехай постреляють трошки.
Что вы за подарунки делали?Решил я сделать приятное казаку, вворачивая для того родное словечко.
Гати ставили. Колышек заострённый вкопаешь, через три шага ещё один, или штык. Побежит турок, споткнётся на первом, упадёт на второй, если не насмерть, всё равно не воин.
Хитро.Оценил я. Николай хмыкнулчего тут хитрого.
Мы в плавнях* на кабанов гатями охотимся,сказал он.Кабан чует опасность, но гати не дают ему сойти с тропы.
Старший фейерверкер доложил о готовности орудий.
Шрапнелью*, трубка два. Веер вправо, три.
Таиться больше не имело смысла.
Батарея по басурманам, пли!
Три трёхметровых факела, рванулись к турецким шатрам.
Шрапнельным, трубка один. Веер вправо два.
Веерэто значит, крайнее орудие ставит два деления, среднее два с половиной, следующие три. Шрапнельная граната взрывается в воздухе, осыпая противника сотнями винтовочных пуль.
Батарея, пли!
Замки снять и к своим. Аллюр три креста. Поспешай, братцы.
У противника, огни, стоны крики. Хорошо слышатся в ночи. Прости, Господипоторопился! Можно было ещё разок врезать. Теперь остаток жизни жалеть буду. Об атаке на батарею, турки пока не помышляли. Слишком заняты собой.
Верный Прохор опять рядом, в руках вертит белою папаху.
Нашёл, батюшка, нашёл!голос старика ликовал.
Схорони пока за пазухой, пластуны за белую заругают,не оценил я его радости. Не очень то хотелось ссориться с казаками.
Та где, эти пластуны. Небось возле турка ползают, пойдём Иван Матвеевич, одни мы тут остались.
И тут на правом фланге залп из ручных картечниц. Страшно представить, что там у турок твориться, сейчас бы конных казачков, до Плевны рубили бы нехристей.
Вот и пластуны отметились, пошли, старый солдат, подождём их возле нашего камня.
Простите нас ребятушки,перекрестился Прохор, опуская голову и не глядя по сторонам на темные холмики, павших сегодня товарищей. Назад мы возвращались в полном молчание.
Когда опустились на остывшие валуны камней, почувствовал, как я устал. Колени подрагивали, ветер студил пот на спине и боках.
Знаешь, Прохор,я достал портсигар и долго раскуривал папироску, пряча огонек в кулаке,это, наверное, самый длинный день в моей жизни.
Нет, Иван Матвеевич, не суди так. Вот выживем, женим тебя, тогда узнаешь про самый долгий день в жизни.
Два дня противник приходил в себя, менял части на свежие, а мы долбили скалы и строили укрепления, использую естественный рельеф.
Начиналась оборона перевала Шипки.
_____________________________________________________________________________________________________
*сатисфакцияудовлетворение за оскорбление чести и достоинства, осуществляемое в виде поединка, дуэли
* молодые раиныпирамидальные тополя
*репейимеют колючие или цепляющиеся соплодия
*«клюква»самый распостранный боевой крест в армии. Анна четвертой степени, предназначалась для награждения только за боевые заслуги (самый младший офицерский орден). Крест на эфесе холодного оружия и темляк из Орденской ленты («Клюква»)
* морковалиобсуждали
*кавунв данном случае размер арбуза
* шрапнельвид артиллерийского снаряда, предназначенный для поражения живой силы противника, как правило начинен пулями.
*плавнидлительно затапливаемые поймы рек и озёр, и дельты, покрытые зарослями кустарника, тростника, рогоза или осоки
* хвилиныминуты
Глава 3. Конвой
Сильный порыв ветра прогнул брезент и из дырки от пули отчаянно засквозило. Маленький дьяволенок стихии хозяином ворвался в офицерскую палатку, и тонко и протяжно засвистел в ухо, не особо стараясь выводить мотив. Потом шевельнул шерсть папахи, скользнул по щеке, лизнул по губам холодом и затих в ногах. Зябко поежился. Пристукнул сапогом, отпугивая чертенка и дальше продолжил бритье.
С тех пор, как турки перекрыли перевал, оставив попытки штурма и, решив взять нас осадой, к голоду прибавилась новая напастьхолод. У нас не хватало сил пробить осаду, у турок, чтоб уничтожить нас. Три штурма, кроме больших потерь, не принесли результата. Война в горах совсем другая, здесь громадное численное преимущество не приносит результата. Три раза завалив трупами немногочисленные возможные пути, противник откатывался, хотя и нам эти штурмы дорого стоили. Все ждали исхода, противниксдачи, мыне боевых потерь. Время работало против нас.
Снег засыпал единственный перевал, по которому мы могли получить помощь и провиант. Голод скоро вместе с холодом начнёт уменьшать и так не великие силы русского корпуса.
Новый порыв ветра засвистел в дырку. Звук раздражал. Снова вестовому делать новую заплату.
Только вспомнил о нем, как рядом раздался протяжный кашель Прохора.
Вот, холера! Прицепилась! И не отвяжится, пока не слягу. Так кухню и не увижу. А похлебать горяченького то хочется! Или, например, кашки поесть. Чтоб разваренная была и без мяса. Не надо нам мяса. Мы и постной кашке рады будем.
Что там, Прохор?встревоженно спросил я, не выдержав, сетований, старик как займется, потом не остановишь.
Иван Матвеевич! Гости к вам.Старик зашелся в новом приступе. Я покачал головой. Прохор за последние дни сильно сдал, высыхая на глазах. Я и сам сделал новые дырки в ремнях, постоянно чувствуя голод, и тревожно ждал момента, когда меня свалит с ног простудная болезнь.
Поспешно стер остатки мыла с щеки. Глянул в зеркало на свои покрасневшие глаза и поспешил выйти из палатки. У входа стояли давние знакомцы. Пластуны Николай и Григорий. Первый улыбался, топорща усы и не было такого ненастья, которое бы его сломило. Весь его вид показывал, что казак рад встречи. Второй, равнодушно сплёвывал шелуху семечек в сухое крошево серого снега, коротко кивнул и спокойно стал отсыпать Прохору в подставленный карман жаренного угощения. Глаза у вестового заблестели, радуется подарку. Да, с такими поставками и семечки будут казаться царским угощением.
Старик, у тебя же горло!не удержался я. Что делает? Это, как наждаком по живому. Совсем разум от голода потерял. Да и неловко мне стало: объедать казакадурные манеры. Прохору то всё равно, а мне стыдно за него.
А я не для себя!возмутился старик.Я для вас!
Тем более не надо. Может у Григория последняя еда.
Та, нехай!отозвался суровый казак и сплюнул шелуху.Не последняя.
Удачи в вашу хату, ваш бродь,поприветствовал Николай.Спаси Христос.
И тебе не хворать! Чаю? Прохор, организуй кипятка.
Да, где ж я его возьмузакручинился вестовой.А заваривать, что станем?забурчал привычно неслышно, но все услышали.
Благодарствуем, поручик, но дело у нас спешное, от того важное.
Какое?я весь подобрался. Пластуны просто так объявляться не станут. Всегда чемто заняты.
Знаю, что пушек у тебя нет. Да и не нужны они нам. Хотим другого попросить.
Пороху?
Есть у нас порох,рассмеялся казак и посерьезнел,нет веревок. Не хватает нам длины до земли. Вылазка срывается. В лагере еды почти не осталось. Сегодня солдаты на троих паёк делят. Есть местечко, где потаённо можно на дорогу попасть, может, разживёмся провиантом.
Есть у меня веревки. Хорошие, крепкие, проверенные. Дам. С одним условием.
Хозяйственный у нас поручик,подсказал Прохор и закашлялся.
Казаки переглянулись, хмыкнули.
Так еду еще добыть надо, а потом делить! Это, как про шкуру не убитого медведя!
Ну, пане поручик,разочаровано протянул Грицько и отвернулся от меня, словно разочаровшись во всех людях окончательно.
Да я не про то.Я поморщился. Как такое подумать могли?Меня с собой берите. И не смотрите на меня так! Берите, берите!
Да ты шо! Да на кой это вам!не удержался Николай, глаза его округлились.Поручик! Там до земли пропасть. И внизу одни камни! Убиться проще, чем пулю себе в висок пустить.
Надо мне! Я вам имущество казенное даю, отвечаю за него головой. У меня журнал! Понимать должны.
Понимаем.Казаки закрутили головами. Тут с голода все пухнуть скоро начнут, а он журнал ведет. Я улыбнулся, открывая основную причину:
Да и засиделся я. Надоело от холода дрожать. Руки соскучились по дрожи оружия. Берите!
Грицко, та кажи ты ему!Занервничал Николай, пугаясь такой мысли. Даже испариной покрылся, а усы непривычно стали топорщиться. Не понимал он, зачем поручику рисковать, если мяса добудут или еще чего, то всем поровну будет. Сиди, да жди только.
Я посмотрел на жилистого казака. Наши взгляды встретились. Потом Грицко пожал плечом, сплюнул шелуху, и сказал:
Та, нехай.
Первый ужас, после шага в бездну, прошёл. Мимо пролетела птицапоказалась чуть не задела крылом. Резанул ветер по глазам. Зажмурился. Необходимость постоянно отталкиваться от скалы, постепенно вытеснило страх и ужас. Верёвки толстые, связаны вроде надёжно. Прохор, бросить меня не даст. Скорее сам свалится. Знай, отталкивайся руками и ногами от вертикальной скалы, а то физией по камням, не Бог весть, какое счастье. Это сверху, казалось, что скала ровная, первый же десяток метров спуска, развеял это заблуждениетело саднило от ушибов. Примерно на трети, я приноровился и даже стал поглядывать на Грица, спускающегося метрах в двадцати левее. Иногда, когда приходилось обходить выступы, довольно чувствительно встречался со скалой боком или спиной. Один раз после такого выступа верёвка закрутила меня, сначала в одну сторону, потом в другую. Я немного потерялся. И только удар в ступни с сразу же приземление на пятую точку, откудато издалека принёс мысль о конце спуска.
Отчипляйсь, швидче*, ваш бродь!Григорий бежал ко мне. Его верёвка быстро змеилась вверх.Давай! Давай! Не на прогулке!
Он помог мне развязаться. Три раза дёрнул за конецверёвка стремительно поползла к небесам. Миг, и нет ее. Только громады вокруг высятся, с уступами неприступными. Облака так низко сегодня, вершины скрывают.
Пане поручик,казак вернул меня в действительно, не дав созерцать дольше,сховаться треба.Он показал на груду камней лежащих возле скалы. Спрятаться, от кого? Горная дорога шла вдоль отвесной скалы, с другой стороны обрыв от двух, трёх метров. Там горная река. Не широкая, но полноводная. Шумит, живая, вода искрится не застойная. Испить захотелось сазу. Подумать только: с настоящей чистой водой, а не топлёным снегом.
Устроившись за камнями, почувствовал, как замёрз. Когда спускался, казалось, ветер продувает со всех сторон. Здесь тоже дуло. И хоть камни защищали, очень скоро у меня зуб на зуб не попадал. Шинелька, хоть не овчинный тулуп, но и она осталась наверху. Несколько камней упало на дорогу. Следующая двойка начала спуск.
Григорий, холодновато. Не правда ли?
Он посмотрел на меня как на неразумного капризного ребёнка.
А может и показалось мне,согласился я, отводя глаза.
Младший братишка, писал. Когда в своей кругосветке, стояли три месяца в Японииукрывались от тайфунов, он знакомился с самураями. Чтото вроде нас, родовитое служилое сословие. Там им и в голову не приходит признать, что они голодны или мёрзнут. Ну, да это в Японии. Хотел бы я на этих самураев посмотреть здесь, когда третий месяц трясёмся и голодаем. Больше не о чём думать не хочется, только о тарелке горячего супа.
Внезапно на дороге появились два конных всадника, за ними ехал крытый возок, ещё небольшая карета, и замыкали кавалькаду два всадника. Рядом с кучерами сидели по вооружённому гайдуку. Итак: на виду четыре конных гвардейца с карабинами, пиками, саблями. Ещё двое вооружённых на возках и не ясно сколько внутри.
У меня шесть пуль в револьвере и шашка. У Грица шашка и чегото достаёт из заплечной торбы.
Ручная картечница! Так первый возок мы остановим, и дорога будет заблокирована. Второй, здесь не развернётся. Если казачки успеют спуститься, расклад почти равный. Ехавшим придётся нас убить, нам же нельзя никого упустить. Холод кудато делся, СмитВессон из кобуры. Гриц, показывает, что он первый. Киваю, соглашаясь. Со стороны кавалькады раздались крики. Канвой сдёргивал карабины с плеч. Заметили казаков на верёвках. Двое передних, опустив пики, направились к нашей куче камней. Грамотно действуют. Слаженно.