Гриц выскочил на середину дороги. Опустившись на колено выстрелил из картечницы. Дым окутал дорогу, закрывая от нас результат. Ветер дул нам в спину. Дым, не торопясь отступал, поднимаясь вдоль скалы. Он красиво завивался в круг, но тут стало не до любований. Левого всадника не было видноснесло в обрыв. Правый вместе с лошадью лежал под скалой Лошади первого возка, умирали вместе с возничим и гайдуком. Удачно.
Я побежал вперёд, стреляя в левого заднего всадника. Попал. Правый, хлестнув плетью коня, опустив пику, скакал на меня. Пустой револьвер в кобуру, шашку вон. Занимаю позицию возле скалы. У противника не будет манёвра в эту сторону. Пика зажата очень жёстко. Сбить в сторону не получиться.
Страшно, поручик? Ладонь вспотела. Пять метров, до кончика пики.
Метр!
Шашку вперёд и вверх. Одна треть изогнутой стали, скользит по внешней стороне пики, прыгаю вперёд влево, срезаю пальцы супостата, удерживающие пику. Нарываюсь грудью на его ногу. Вместо того чтоб подрезать заднюю ногу лошади, лечу в сторону пропасти, чудом или ангеломхранителем, удерживаюсь на дороге. Но дух басурманин, из меня выбил. Не в силах двигаться, медленно заваливаюсь на спину. Турок, тоже в седле не удержался. Лошадь, всётаки слегка подалась влево и протащила всадника ногой по скале. Резко остановилась перед нашей засадной грудой, сбросив обезноженного всадника, прямиком спиной на валуны. Гриц, только облегчил его страдания.
Он поймал повод и успокаивая лошадь легко похлопывал её по шее.
Ещё двое,пытаясь восстановить дыхание, хрипел я. Поднялся, сперва на одно колено, на четвереньках доковылял до шашки.
Слава Богу, лопнул темляк, а то отрезал бы себе чегонибудь, пока кувыркался. Папаху тоже подобрал, водрузил, на почемуто вспотевшую голову. Она тут же слетела, а по скале зазвенела пуля. Откатился за первый возок.
Да, что ж, этот головной убор ни как у меня не желает держаться там, где ему положено.
Как не странно, но последний манёвр, вернул мне дыхание.
Раздалось несколько винтовочных выстрелов, затем, после револьверного, стрельба закончилась. Возле второго возка топтался возница с саблей. Пластуны болтались около пяти метров от дороги. Хоть, у Николая блестел металлом револьвер, я поспешил к вооружённому турку. Тот решительности не проявлял, но саблю не бросал. Однако когда между нами оставалось метров пять, с криком бросился на меня, высоко подняв руку.
Тот ещё мастер. Легко отбив, вернее направив этот удар по безопасной для меня линии, разрубил ему кадык.
Григорий привязывал лошадь к первому возку, когда дверка открылась, и оттуда высунулся обнажённый кривой клинок. Затем появился упитанный господин почтенного возраста. Чёрный мундир с серебряными эполетами и широкий серебряный лампас. Красная феска. Важный чин, похоже, попался.
Гриц пошёл на него медведем.
Ни вбивай, в полон визьмём,крикнул спустившийся Николай. Казак быстро отвязал веревку и уже шагал к нам скорым шагом. Он молниеносно оценил обстановку.
На неуклюжий выпад толстячка, казак ответил молниеносным ударом сверху по клинку. Не элегантно, но выбитая из руки сабля зазвенела по камням. Запрыгала. Затихла в расщелине. Удар кулаком в живот и вот, поясом позорно поверженного, Грицко связал руки басурманина за спиной.
Отдышавшись, турок залопотал на плохом французском:
Я, Мухмензадебаши, родственник Великого Визиря, третий человек в Плевне после губернатора и Османпаши, командующего Третей турецкой армией.Генерал сделал паузу, грозно сводя брови. Дальше в голосе появился страх и дрогнул от фальши,Вы видимо не знаете, но к нам в плен попал раненный полковник Бикша, власти султаната, обменяют его на меня без всяких финансовых требований.
Конечно, обменят! Но об этом, уважаемый баши, вы будете говорить с командованием русского корпуса, вас же поймали казаки, у них свои условия.
Турок побледнел. Спесь его сбилась.
Казаки,растерянно протянул он.
Микола, какие у вас требования,позвал Николая, во всю подмигивая ему.
Николай вытаскивал из возка, турчонка, лет двенадцати. Тот, увидев своего господина, стоящего на коленях, проскользнул мимо рук казака, кинулся к нему, обнял, прижался, как бы закрывая его своим тельцем. Рукав овчины был распорот и испачкан кровью. Видать зацепило картечью.
Я знал турок как умелых, безжалостных воинов, то, что они могут испытывать такие же чувства, как и мы, просто не приходило в голову. Мальчишка, плакал и чтото лопотал потурецки.
Николай вместе с крепышом Гулым, подхватили плетенную корзину видно с провизией.
Николай,опять позвал казака,тут баши поговорить о выкупе хочет.
Казаку, объяснять ничего не нужно было, а вот поучиться следовало. Оставил обыск на других, пошел к нам. На ходу вытаскивая кавказский кинжал, состроив зверскую рожу, казак громко закричал:
Гриц, проверь карету.
О чём он? Ну, да турокто порусски не понимает, а дела не ждут. Подняв кинжал, встопорщив усы, он опять закричал:
Отойди поручик, сейчас я ему сектым буду делать!да так натурально, что по спине у меня холодок пробежал. Ну, вот так и делают евнухов: скоро и без лишних движений.
Я, вроде кинулся его удерживать, шепча:
Важный турок, родственник самого визиря.
Брешет, как собака, как их прижмёшь, все родня самому султану,так же тихо шепнул в ответ пластун, и снова посмотрев на пленного оскалился, и зарычал по звериному. Я с удивлением посмотрел на него. Но как ни странноэто возымело на баши большое действиетурок струхнул еще больше. Мальчишка зарыдал, подвывая. Микола удовлетворенно выдохнул, не сумев скрыть радость от спектакля. Я тоже признаться выдохнул. надо готовиться к действиям и подыграть. Баши забеспокоился, крутясь на месте. начал кричать, что заплатит казакам любой выкуп. Глаза его были полны слез. Руки подрагивали.
Двести золотых лир и пятьдесят баранов.Рявкнул пластун.
Турок заупрямился, беря себя в руки. А поторговаться? Вытер глаза рукавом. Рявкнул не менее зло, желая контролировать ситуацию:
Сто монет и сорок лучших баранов! Таких ни у кого нет! Лучшие бараны я тебе говорю! Сам из рук кормил! Бери и уходи, пес.
Я тебе дам «пса»,прошептал пластун и снова зарычал:
Двести золотых!
Сто двадцать и пятьдесят баранов! От сердца отрываю! Жен голодными оставляешь! Дети по улице ходить будут милостыню просить! На что обрекаешь?! Не гневай аллаха!
У меня свой Бог.Пластун чтото задумал на секунду замерев, улыбнулся. Баши показалось очень недобро. Занервничал.
Хорошо.Николай оторвал мальчишку от господина и резко привставил к его горлу кинжал.
Турок забеспокоился, племянник что ли или соседский мальчишка. Глаза его тревожно забегали по нашим фигурам, остановились на мне:
Если казак, убьёт мальчишку, кто выполнит его требования? Скажи чтоб не убивал! Давай дальше торговаться! Прояви уважение!
Спроси, если мальчишка ему дорог, за сколько золотых он ставит его жизнь.Микола сразу сообразил в чем дело и опередил мой вопрос.
Два барана, слишком много, за никчёмного мальчишку, но так как он к нему привык, готов отдать десять баранов.
Не убирая кинжал, Николай крутанул дрожащего мальчишку в одну сторону, в другую, попутно подмигивая мне.
Может хоть хлопчику сектым сделать, как бы советуясь спросил у Гулого.
Тридцать баранов!Закричал турок.Тридцать!!! Так много, что по миру пойду!
И пятьдесят золотых.
Сто семьдесят лир и восемьдесят барановэто целое состояние! Сто двадцать золотых! Больше не дам! Ни монетой больше! И восемьдесят самых лучших баранов!!!
Нука, поручик, погуляй,пластун махнул мне рукой.Чтото затянулся разговор. Тут, что? Базар что ли?
Согласен,выдохнул баши, вытирая капли пота с толстого лица, и все начали успокаиваться. Мальчишка перестал плакать, Николай убрал в ножны кинжал и лицо его опять приняло добродушноотстранённый вид, турок же наоборот, принял вид высокомерный, хотя продолжал стоять на коленях.
За карету, платить не буду,поделовому сказал пленный. Окончательно беря себя в руки. Былая надменность стала возвращаться к толстому турку.
Гриц, чего ты там топчешься?Микола повернулся в сторону друга. Тот казался смущенным. Еще больше потемнев лицом. Покраснел что ли? Очень странно. Что его так могло в краску вогнать? Какая сила?
Сам подывись.Буркнул под нос пластун. Мне тоже стало интересно. Что так могло смутить бывалого служивого?
Мы с Николаем подошли ближе, казак осторожно открыл узорчатую дверку кареты, потянул и широко улыбнулся:
О,протянул пластун, обрадовавшись.Здоровеньки булы.
И заулыбался, словно солнышко.
Очаровательная турчанка в европейском платье, испугано забилась в угол мягкого дивана, прячась в красных подушках с золотыми кистями. И сразу отрицательно замахала головой, закрывая искривленный в спазме рот тонкими руками. Я, откашлялся, поправил папаху и сказал на французском, что мадам не чего бояться. Придал голосу, как можно больше спокойствия и легкости.
Мадмуазель,она автоматически поправила, обозначив свой незамужний статус. Подбородок ее перестал ходить ходуномначала справляться и брать себя в руки. Большие маслины глаз еще тревожно поблескивали от влажности, готовых прорваться наружу слез.
Куда следуете, с какой целью? Время нынче беспокойное для легких прогулок.
У меня здесь погиб отец, еду поклониться его праху.
Достойно уважения, мадмуазель. Время сейчас неспокойное, неблагоприятное для таких визитов. Случится может всякое.На самом деле случилось все уже, но пугать турчанку не хотелось, и я, как мог закрыл ей обзор спиной на убитых гайдуков и лошадей.
Война не выбирает время, место. Мы, дети, должны чтить своих отцов.
Не могу, не согласиться. Ваш отец погиб на войне?
Как герой!глаза турчанки вызывающе блеснули.
Достойная смерть.Я отдал честь.Мадмуазель, далеко ли вы отъехали от турецких военных?
Последний пост, я видела около часа назад.
Умеете ли вы, управлять повозкой?
Думаю, справлюсь.
Мы отправим вас назад, но вам немного придётся подождать.
Хорошо. Скажите, а это настоящие казаки?
Да, мадмуазель.
Вы тоже казак?Глаза ее стали еще больше испуганными.
Нет, мадмуазель. Поручик артиллерии Суздалев, честь имею.
Я много слышала о казаках нехорошего. Сделайте одолжение, господин поручикзастрелите меня. Я не хочу мучаться: меня всё равно изнасилуют и убьют.
В этом нет необходимости.
Как нет? Разве моей чести ничего не угрожает?
Нет, мадмуазель,я вздохнул. Ну откуда такие глубокие познания у турецкого народа. Казакидобрейшие люди, вот еды для всех добывают. Бесстрашные воины.Вас не тронут. Слово чести офицера. Мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах.
Мы еще не познакомились.Девушка улыбнулась.Меня зовут Малика,она протянула руку в перчатке из тонкой кожи. Быстро, веря каждому моему слову.
Иван,я приник к перчатке. Дольше, чем требовал этикет.
Где Вас можно найти после войны, очаровательная Малика.
Спросите именье Яныкпаши, под Плевной, хотя возможно скоро мы с маменькой уедем в Стамбул.
Не торопитесь, уважаемая Малика. Надеюсь скоро смогу нанести Вам визит вежливости. Да, и не стоит бояться русских военных.
Здесь есть ещё и болгары, их я тоже боюсь, хоть и живут в имение, впрочем, будем рады, увидеть снова отважного русского офицера.
Извините, мадмуазель, мне нужно идти, служба. А вы, пока, посидите в карете. Мальчик поедет с вами, поможет с лошадьми и не даст скучать. Кстати, ваше имя на русском значит, Молоко.
Казаки уже собрали оружие, тёплые овчинные куртки и разделывали убитых лошадей. Николай радостно, как обычно, улыбался:
Кроме лошадей, продуктов нет. Корзинка не в счет. Разделаем по полутуши, дадим сигнал поднимать. Одна лошадь за раз.
Сперва турка.
А, что с молодайкой будем делать? Хороша Может тоже с собой возьмем? Осаду скрасит многим!
Отпустим, перед последним подъёмом, нам с мирным населением ссориться не с руки, плохая молва ни к чему. Кстати вёрстах в десяти, турецкий пост. Такчто этой дорогой в долину не пройти.
Та, бильше и не треба, мясом мы до весны обеспечены.
Иван Матвеевич, возьми карабин, пройди вперёд до поворота, чтоб инородцы в врасплох не застали, да овчину накинь, мы тебе почище выбрали.
Слушаюсь, Николай?
Мы почти тёзки. Вы Иван, а я Иваныч.
Подхватив английскую винтовку и патронташ, побежал по дороге. Пробегая мимо кареты, не удержался и посмотрел на закрытые окна. В узкую щель шторы за мной наблюдали. Сердце учащенно забилось.
Мадмуазель Малика Молоко Я увидел, сон из сказки: в руках стакан горячего молока, ваза с сахарным печеньем, теплая гостиница, Малика у окна, смеется, слушая мои бесконечные байкиПотом я больно запнулся о камень, чертыхнулся, едва не упав на горной тропе и поспешил занять место в секрете.
Война продолжалась.
* швидчебыстрее
* Здоровеньки булыздравствуйте
Глава 4. Обмен
Пасьянсы не желали складываться. Новенькие карты, принесённые Прохором из офицерской палатки, вертелись в диком круговороте и раз за разом заканчивали игру на пиковой даме. Молодая ведьма мне каждый раз подмигивала, уперев руки в бока, и возвращала все мысли к молодой турчанке, Малике. В очередной раз, перевернув глянцевую рубашку вверх, с секунду обозревал знакомый профиль, потом в сердцах сплюнул и, не глядя, скинул колоду. Настроение не улучшилось, в конец пропадая. Отвлечься не удалось. Опять бездельничать, пока солнце не сядет. Вот странно: из еды Прохор принес сигару, а для души, вместо книгикарты. Нет больше книг, все пошли на растопку. Грустно. Можно пойти к подпоручику Маковскому поупражняться в фехтовании, отработать пару вольтов с шашкой. Техника рубки шашкой, отличалась от той, что нас учили в юнкерском училище на эспадронах, но никакого желания не имелось. Вчера встречались и рубились отчаянно. Полчаса удовольствия и опять тоска. Со сном у меня всегда одна беда, если посплю днём, хоть часбессонная ночь обеспечена. А это опять мысли о дивных черных глазах и голодные спазмы в животе. Пропади всё пропадом! Хоть вой на луну и стреляйся. Безделье тяготило безмерно. Пустая трата времени сегодня, завтра и через неделю, будет продолжаться до тех пор, пока не откроются перевалы.
Поручикак главному артиллеристу.
Чего орёшь, оглашённый, отдыхает он, сейчас доложу,Прохор зашёлся кашлем.Иван Матвеевич
Слышал, сапоги давай.
Вот не дадут человеку отдохнуть. Ну, а спать когда?
Прохор, дело военное. Понимать должен.
Да, понимаю я,горестно вздохнул старик.Кухни и той нет, а сухари, как праздник стали. Вот узнала бы маменька
И поняла бы,закончил я мысль, с легкой улыбкой. Вестовой зашелся в кашле, прослезился от натуги, кивая.
Понимание, что ничего не могу сделать для верного слуги, доводило до бешенства. А выплеснуть этот огонь было некуда. Не рубиться же с Маковским насмерть. Сидениеэто голод, холод и скука. Даже офицерская обязательная ежевечерняя игра, тихо умерла. Проигрывать и отыгрывать одни и те же перстни, портсигары стало скучно. Под будущие жалование решили не игратьбудет ли это грядущее?!
Сняв серые меховые бурки, надел уставные сапоги, начищенные как на парад. Покрутился, снова вздыхая.
Вот ведь как, Прохор, выходит. Пушек нет, а главный артиллерист есть!
Ну, а как же, батюшка, на то она и армия, порядок должён быть. Устав. Вот кухнинет, не порядок. Дело то серьезное. Куда смотрят вольнонаемные.
Вниз,подсказал я.
А куда им остается? Только вниз и остается! Ждут чуда. А я вот как рассуждаю: у нас самый, что не наесть порядок! Вон вы журнал ведете каждый день. Образцовый офицер. И, если бы кухня от вас зависела, то давно бы была. И заварка. И каша. Еда в общем.
Какой же к чертям порядокскоро забудем с какой стороны к орудию подходить,под мои слова старик горестно вздохнул и зашелся в новом приступе, тряся поблекшими седыми кудрями. Обрить надобно, не дай Бог вши заведутся, а там и до тифа полшага. Передохнем не за понюх табака. Прохор тяжело переносил осаду. Не доживет старый до конца. Трудно ему. Видно, что дни пошли в тягость.
Вспомнился последний бой. От удовольствия запылали уши. Накосили тогда иноверцев! Такая война по мне. Умеретьтак со славой. Скорей бы уже чтото изменилось в этом однообразном сиденье в горах.
Притопнул одной ногой, другой. Щёлкнул каблуками. Вскинул руку в приветствии, отдавая честь.