Ах, как хорош!разулыбался старый слуга, оживая.Орёл и сокол. Возмужал! Маменька то, как рада будет.
Да ладно тебе!смутился я.
Истину говорю: орел, да и только! Женить осталось. Уж очень мне хочется на свадьбе вашей попировать.
А, я, на миг представил себя. С лёгкостью, взлетаю, по ступенькам дворянского собрания. В белой папахе, с белым Георгиевским крестом. Звеня серебреными шпорами, двумя пальцами, придерживая турецкую шашку. Небрежно сбрасываю лакею папаху. Через весь зал, прямой как струна иду к маменьке. Целую ей руку. Опускаюсь на колено, чтоб она могла поцеловать меня в лоб и кожей ощущаю взгляды полсотни женских глаз.
Эх, где эти очи, где кринолины* всех цветов. Живым бы выбраться. Тут или от скуки или от пули умрешь. Или от разговоров о еде, верного вестового Прохора.
Первый Сочельник вне дома. Волна лёгкой радости, мгновенно улетучилась, оставляя прежнею печаль, скуку и тоску по дому. Хоть бы на миг оказаться в мирной жизни. Почему раньше не ценил?
Ветер сегодня дул сухой. Осевший снег, покрылся ледяной коркой. Острые льдинки мгновенно сгрызли парадность сапог. Когда подошёл к палатке подполковника Жигальцова, блеск остался только на голенищах. Холод пробрал до костей. Озяб, так, что горло свело. Пальцы не чувствовали легких перчаток.
Доложи, братец, поручик Суздалев.Хрипло обратился к пронырливому вестовому. Тот с готовностью закивал в ответ: сейчас, в лучшем виде, непременно. Но его опередили.
Из палатки донеслось сухо, как выстрел:
Заходите поручик. Ждём-с.
Не понравился мне тон, каким это было произнесено. И эта «с» и «ждёмссс». Что за разбор предстоит? Поди узнали про веревки. Так вроде все вернули. Ничего не потеряли. Не долго думая вошел во внутрь, вестовой учтиво придержал полог, и сразу захлопнул.
Кроме Жигальцова, в палатке дымил своей неизменной трубкой с длинным тонким чубуком, атаман донской полусотни подъесаул Никифоров. Оба явно не в духе, чемто озабочены. Глядели на меня строго.
Вчера через позиции неприятеля к нашим постам, вышел турецкий подросток. Через толмачейпереводчиков, уверяя, что имеет личное устное послание, добился аудиенции с господином генералмайором. Командующий узнал, что пленённый вами баши, должен ещё и выкуп пластунам. Подумать только! Вы, что там удумали, действуя за спиной? Завтра долг вернут! Генерал пришел в такую ярость, что даже хотел отозвать представление на Георгиевский крест и золотое оружие для вас, но баши, как там его, не выговоришь, уверил, что вы касательства к этому не имели, и наоборот вели себя прекрасно, ничем не запятнав офицерской чести. Кстати, почему подробно не доложили о сеем приключении?
Помилуйте Михаил Юрьевич, после нашего возвращения, все были так озабочены приготовлением блюд из конины, что меня никто не вызывал с докладом, а в последующем, разговоры о рейде, можно было принять за пустое бахвальство.
Конина, теперь бараны. Вы понимаете, господин поручик, что скажет Государь император, если узнает, что русская армия торгуется с неприятелем о выкупе невоенного чиновника?
Я, думаю, что Государь император, не порадуется, когда узнает, что Русский корпус передох от голода в чужих горах. Пластуны мне не подчиняются. Приказывать им я не могу, а препятствовать в той обстановке и не мог, да и не хотел.
Я, тоже,подъесаул встал во весь рост, оглаживая, иссини чёрную бороду.
Жигальцов резко повернулся к нему, походный стул под ним скрипул.
Потрудитесь объясниться, что значит: «Я тоже».
Не могу приказывать пластунам. Они в некотором роде волонтёры. Прибились к нам под Плевной. Из Сербии возвращались. Денежного содержания от казны не получают. Казачки мои, решили скинуться из своего денежного содержания, чтоб у них не меньше нашего выходило. А что провианта касаемо, если б не пластуны, так уже казачьих лошадей ели, опять же с баранами до весны легко продержимся и боевой сноровки не растеряем.
Однако ж, господа, честь русского офицера А, впрочем Завтра, к восточному склону, прошу,он показал на карте,через турецкие позиции прогонят отару баранов, принять его должны пластуны, но вы господа, обеспечьте беспрепятственное прохождение в наше расположение. Вы, господин подъесаул, как казачий атаман, ну а вы, Иван Матвеевич, с самого начала сидения, вляпались а странную связь с этими пластунамивам и расхлёбывать. Однако, русских офицеров, турки видеть не должны. Это приказ. Не забываем про честь, господа. А вы, Иван Матвеевич думайте ещё и о будущей карьере: с Георгием всегда приходит новое представление в чинене стоит забывать правилаваша дальнейшая судьба зависит от мелочей. Всё, господа, более не задерживаю.
Прошу ко мне,степенно пригласил казак, когда вышли на бодрящий ветерок.Второго дня пластуны в рейд ходили. Болгарской брынзы принесли и горилки местной. Ракии. Дрянь, конечно, но крепка. Или может шампанского, как привыкли? В офицерской палатке видел не початый ящик.
То на победу,сказал я.Берегут строжайше.
Тогда ракии, но дрянь редкостная, предупредить должен вас, поручик. Не побрезгуете?
Нет. Пил уже, да халвой закусывал. Привыкнуть просто нужно. Пластуны у Вас?
Рядом бивак разбили. Видел их бурки.
Атаманская палатка удивила теплотой и уютом. На стенах шкуры, под ногами войлок. Печка обложена камнем. Сделано все добротно. Такую печку, один раз прогреть, потом только поддерживай. Снаружи палатка обложена снежными кирпичами.
Выпили пахучей водки, закусили водянистым козьим сыром. Лучше, чем с халвой. Я запомнил.
Не в одном походе я участвовал, но такого Сочельника, как здесь не припомню, да и поста такого тоже. Если с баранами не выйдет, начнём лошадей казачьих резать. Для станичников это хуже смерти. С ужасом, жду, что тут произойдёт, когда будет решаться очерёдность забоя лошадей. Пока обозных резали, ещё таксяк кривились в лицах служивые, а строевых Выть начнут, да безобразить. Большинство своих лошадок ещё жеребятами помнят.
Не следует печалиться о том, что ещё не случилось. Как завтра действовать собираешься, господин атаман?Не по нраву мне были разговоры о кухне и пищидругих тем что ли нет?
Склон этот восточный, удобен для турок. Вход широкий, выше переходит в теснину. С двух сторон узкие кручи. Обороняться там удобно. Есть места, больше двух баранов не прогонишь. Я пошлю пяток своих станичников на кручи, но казаки в долинахорлы. А вот к горам и пешим стычкам, не привыкшие. Утром, скрыто, своих выставлю ниже привычной линии саженей на сто.
Это за верхним сужением?догадался я.
Выше, гораздо выше. Вам придётся, поручик, спуститься вместе с пластунами до конца ущелья. Принять выкуп и вести отару в лагерь.
Вроде, просто всё.
Война. На ней просто не бывает. Даже с баранами. Эта канитель на целый день растянется, а предугадать заранее всё не сможем. Почему они этот склон выбрали, никак в толк не возьму. И так карту смотрел, и так вертел. Не вижу ответа. Может чтоб мы помучались.
Возможно потому, что здесь резервисты стоят. Низам такой выкуп через свои позиции, просто не пропустит. Хоть сам султан прикажет.
Может и так. Еще по одной?
Давайте, господин подъесаул и пойду я. Тут подмигивали мне у одного костерка, пока к вам шли. Увидели.
Казак завертел сокрушенно головой.
Увидели! Чем же ты так по нраву пришелся пластунам, поручик? Люди они своеобразные, к себе чужих не подпускают, офицеров не жалуют и не признают. Закрытые сильно. Держатся особняком. Вроде для всех стараются, а к себе никого не подпускают. А тут ты, поручик, раз и задружился с пластунами. В чем секрет?
Да особо я и не старался нравиться. Судьба свела. Общаемся по людски, вот и доверие есть.
Тогда, давай за доверие и за удачу. На коня и иди с Богом.
* кринолинжёсткая структура, предназначенная для придания юбке требуемой формы
4.1
На том и разошлись. На свежем воздухе защекотало нос. Казаки готовили на кострах. Что только? Живот свело судорогой. Словно и не ел брынзы. Замер. Приглядываясь. Прислушиваясь. Нет, не показалось. Поют люди. Возле одного из костров казаков больше. Лежат и сидят на бурках. Один, привстал, мешает в котле, разливает половником в протянутые миски. Другие подпевают не дурному тенору. Песня незнакомая. Красивая. Тихо потрескивали сучья. Искры летят к низким облакам. Краснооранжевое пламя лижет темный котел, вырываясь языками иногда в синь неба.
Ты не лякайся*, что нуженьки босые, змокнут в холодну росу. Я ж тебэ, сердонько, аж до хатыноньки, сам на руках виднесу.
Один из сидящих увидел замершую фигуру. Поднял руку, привлекая внимание. Коротко махнул, приглашая. Пошёл, боясь потревожить красоту момента. Чем ближе, тем явственнее различил Грицько. Он не опускал руку, пока не удостоверился, что я иду в нужном направлении. Потом подвинулся, давая место, сунул в одну руку ложку деревянную, в другую тарелку с очень жидкой мамалыгой,кукурузной кашей. Коротко кивнул, чтоб ел. Сам сдвинул папаху на глаза, замер камнем. Сидели так долго. Слушали нескончаемое пение. Седой казак играл на какойто бандуре, Сашко Гулый тоненько выводил на самодельной дудочке. Потом Николай подсел.
Завтра к восточному склону прогуляемся,сказал я пластуну.
Слышал уже. Знаю всё. Остался бы ты, ваше бродь, с подъесаулом. Зачем тебе к баранам лезть. Не графское это дело. Зачем вам лишние хлопоты и заботы? Ну, а вдруг пружок какой?
Что?не понял я.Какой еще пружок*?
Вот холера!казак стукнул себя ладошкой по коленке.Гриц, як на русский пружок? На языке вертится и забыл.
Долговязый казак задумался:
Мабуть ловушка?
Точно! Вдруг там ловушка какая, поручик? Рискуем нарваться!
Мне с вами сподручнее.Я улыбнулся.Мне с вами спокойнее.
Грицько? Слыхал? С нами спокойнее,казак, как всегда обратился к своему другу, вскидывая чубатую голову.В первый раз такое слышу. Ну, что ты будешь делать с барином?
Та не хай,ожил каменный воин, махнув небрежно рукой.Похамыляет с нами трошки. Главное, чтоб ляка не поймал.
Я невольно напрягся, прислушиваясь к непонятному иногда наречию.
Не хай, так не хай. Чтоб не высовывался, поручик. Договорились? И, если шо, не журись* потом, понял?
Частично.согласился я, кивая для верности, основную суть то уловил.
Точно понял?настаивал пластун.
Само собой. Черкеску мне старую найдёте? В штабе сказали, чтоб никаких офицеров на задании не было.
Да у нас их отродясь не было,казак снова блеснул зубами, скалясь в темноте, потом уже серьезно добавил,конечно, найдём тебе одёжку. Револьверными патронами, Ваня, не богат?
Это давно забытое, какоето домашнее «Ваня» резануло по ушам. Я даже не сразу понял, что ко мне обращаются. Вникал пару секунд, обдумывая, как реагировать. Опыта общения с солдатами во внеслужебной обстановке, у меня не было. С ними общались фейерверкеры. У фейерверков свой круг общения и верховодит ими взводный, какой поудалее, и вне воинских занятий эти круги не пересекались.
Мои батарейцы тоже пели возле костров, но мне и в голову не приходило посидеть с ними. Мог, конечно, постоять рядом, пока не погаснет папироса, но не больше. Даже к разговорам не прислушивалсяне интересны.
А что я знал об этом Миколе? В каком звании он будет в императорской армии, может постарше меня. У кого узнать? Если пришлые они? Сами себя прикомандировали к полусотне, которая на них же и сложилась в складчину. Живут обособленно и никого к себе не подпускают, скрытые казаки. Пока сам не расскажетне узнаешь.
Так что с патронами?выдернул из сословных размышлений Николай, теребя край саквы.
Около сотни есть.
Это дело! Пошли, заодно переоденешься, и деда своего замечательного, как там его?
Прохор.
Предупредишь деда Прохора, чтоб не лякался, спать у нас будешь. Завтра выйдем до зори. Сашко, собери гостинчик, хорошему человеку и приготовь харчей на завтра для пятерых.
Через несколько минут мы шли в сторону артиллерийских палаток.
Почти одновременно заметили, что ветер резко поменялся. Он стал тёплым.
Сейчас потечёт, а к утру подмёрзнет, пешки пойдём,сказал Николай, делая для себя выводы.Крестом* пойдем. Мы с тобой в голове. Гриц и Гулыйплечи. Гамаюн сзади. Он и погонит отару. Мы оберегаем.
Сколько патронов взять?
Все.
Зачем так много?изумился я, сбиваясь с шага.
Поручик, ты ж военный человекдолжен соображать повоенному. Битвы под Бородино, здесь не будет, но небольшой отряд янычар, может пробраться за отарой. Дальнобойная, но медленная винтовка, здесь не пригодиться. А пара револьверов, позволит каждому выпустить двенадцать пуль за десять ударов сердца хоть с места, хоть на бегу. Двенадцать секунд на перезарядку, ещё двенадцать пуль. Свинцовая стена! В горах Греции и Сербии это сразу поняли.
Я тоже понял, сейчас зайду к подпоручику Воронцову, у него попрошу.
Через минуту передал Николаю коробку с пятидесятью револьверными патронами.
Ещё сотню рассовали в моей палатке.
Ну как же так? Меня берите!причитал Прохор, помогая собираться. Старик закашлялся, аж слезы из глаз выступили. Николай покачал головой.
Надо барсука добыть. Барсучье сало поможет.
Возьмите, а?неуверенно предложил Прохор, с мольбой глядя на казака.
Да ты кашлям всех турок перелякаешь*. С кем тогда воевать?и серьёзно добавил,Нельзя дидык, не до тебя будет.
Прохор,я покачал головой.
Иван Матвеевич, но как же я вас одного отпущу? Вы же дитя малое! Встряпаетесь, а мне потом, как перед барыней держать ответ? Графиня сурова. Забьет розгами.
Не наговаривай на маменьку!возмутился я,она в жизни никого не обидела и перед батюшкой всегда за дворню заступалась.
Иван Матвеевичплаксиво просил Прохор.
Диду! Да не нойте. Тошно слухать. Да я за ним присмотрю. Слово даю. Не пропадёт твоё дитятко. Мы же за баранами идём! Туда и обратно! Еще спать будешь, а мы уже вернёмся.
Прохор насупился. Заиграл седыми бровями.
Смотри за ним, Микола! Обещал мне! С другим бы не отпустил. А раз сам вызвался присмотреть, то отпускаю. И я когда надоне кашляю. И я тебе не дидык! Я, между прочим, при графьях пятый десяток. Я
Не кашляй, ди дядько Прохор. Не кашляй. Вернусь, принесу тебе сало барсучье и верну барина целехонького.
Каким берешь, таким и возвращай.
Само собой.
Прохора, Микола заставил съесть кусок сыра, а потом выпить стакан самогона, оставил тонко нарезанной копчёной конины.
Ложитесь, диду. Мясо в рот, оно долго рассасывается, вы всё равно не откуситезубы то, ослабли.
Ослабли, шатаются.
Сейчас кутайтесь в одеяла и спать. Иван Матвеевич у нас переночует.
Видя тревогу в глазах, сказал:
Даже не думай! Забудь просить! Не возьму! Разок кашлянешь не вовремявсех выдашь, к чертям, всё сорвётся. Да, не журись, старый, овечек встретим и домой. Всего и делспуститься, подняться.
А верный дядька уже почти спал. С голоду быстро опьянел. Да и болезнь брала своё. Похлопал для приличия красными веками, да и захрапел. Тяжело и надрывно. Уложили, укрыли одеялами.
Я скоро переоделся и переобулся. По совету пластуна обмотал ножны тряпками, чтоб шашка не звенела по камням. Заряженный револьвер сунул за пазуху. Готов.
*лякиспуг
*пружокловушка, засада
* журитьсяжаловаться, печалиться
* кресттактическое боевое формирование малой группы
4.2
Микола закрутил меняхватка крепкая, такие пальцы и рвать могут на части, если придется, заставил присесть, попрыгать. Качал головой.
Ладно, сгодится, пошли.Вздохнул.Всё равно подругому не будет. Сделали, что могли.
Скажи Николай Иванович, почему ты можешь правильно говорить, а говоришь на тарабарском. Остальные тоже могут?
Нет, остальные в гимназии не учились.
Ты учился в гимназии?! Что? И французский знаешь?Я запнулся о камень.
Казак рассмеялся, видя моё недоверие и выдал с не дурным прононсом,
Латынь, древнегреческий и всё остальное чему учат, только вместо каникул или в плавни к пластунам или в казачий лагерь.
В Сербии, как очутились?осторожно спросил я.
Долгая история, потом какнибудь расскажу. Побалакаем за чаркой, если так интересно. Сейчас, времени нет. Уже пришли, подготовиться нужно.
Соседушки наши дорогие, скоро темнеть начнёт, а нам без суеты к завтрему подготовиться треба.
Донцы, вырванные из мира песенных грёз, понимающе закивали, закряхтели скатывая войлочные попоны и бурки, а Сашко уже делил патроныделовито и с приговоркамипластуны посмеивались, а я половины слов не понимал, как не старался вникнуть. Примерил толстый шерстяной бешмет. Попробовал накинуть сверху турецкого полушубка, не налез, а наоборотполучилось.