Часть мужиков ратовала за возвращение к семьям, за организацию обороны села.
Помирать, так всем вместе и с музыкой, выразил общее мнение таких «оборонцев» Никанор Пшеничников. Таких не много, но выступали они активно.
Русаков и Бастрыкин предложили другой путь:
Мужики! Начал, как на митинге Степан Русаков, если мы сейчас по домам разбредёмся, то нас сразу из Волчихи выбьют, это к бабке не ходи. Пару орудиев прикатят, пальнут и вся недолга. Апосля пустют в расход за ближайшим сараем и поминай как звали. Поэтому предлагаю прямо сейчас подумать, как нам быть и куды бечь. Моя личная мысля таканадо всем мужикам одним отрядов в Касмалинский бор уходить. Бабы да старики наши ни в чём не повинны, их трогать не будут. Мы их провиантом снабжать будем. Хрен, коммуняки нас в бору найдут!
Мужики согласно заворчали. Пашка Горбенко поднялся к Николаю. Задумчиво погладил окладистую курчавую бороду и пробасил:
О тож, Мыкола! Надоть нам иты до бору. За тыми ж нычками ховатыся, як с колчакамы воювалы, так и с коммунией будемо. Бачишь, и пройдёт лиха годына, не может же оно длиться долго.
Пшеничников недовольно вскочил и начал махать руками:
Мы значиться в тайге будем прятаться, а баб наших будут китаёзы насильничать? Не согласный я! Я Дуньку мою сам лучше зарублю, чем на интералистов оставлю. Он с размаху бросил картуз оземь.
Не журыся, Никанор! зашумели остальные мужики. Твоя Авдотья сама кому хошь рога пообломает.
(Барнаул. Губернский съезд Советов)
Вечер 28 июля 1920 года в Барнауле выдался неспокойным. Зной, висевший несколько дней над городом, смыт потоками дождя, обрушившегося на губернский центр под канонаду грозовых раскатов. В здании, когда-то принадлежавшем начальнику алтайского горного округа, завершался губернский съезд Советов. Руководил им сам председатель Сибревкома Иван Никитович Смирнов, прибывший по такому случаю из Омска. Всё из-за чрезвычайной важности мероприятия. Москва требовала хлеба. Нужны и сибирское масло, и сибирское мясо, мёд, подсолнечник, рыба, но в первую очередь нужен хлеб.
В пыльной атмосфере зала собраний витал запах затхлого бархата, подгнивающего дерева и человеческого пота. Вентиляции не было, поэтому люди, собравшиеся в зале, сидели разморенные от жары и терпеливо ждали перерыва, чтобы выйти на волю, затянуться вонючей самокруткой, перекинуться парой слов с таким же потным товарищем.
Смирнов страстно и возбуждённо бросал с трибуны:
В то время, как народ республики Советов, не щадя сил и самой жизни, гонит с Украины войска панской Польши, кулаки и подкулачники Алтая, колчаковское офицерьё недобитое, меньшевики и прочие эсеры срывают план по продовольствию для голодающего пролетариата России и нашей родной Красной Армии. Вот только сегодня мне телеграфировали из Рубцовского уезда, что бандой кулаков вырезан продотряд в районе деревни Волчиха. Бандитам удалось захватить обоз с продовольствием, целая тысяча пудов, а также зверски убить более пятидесяти бойцов ЧОН. Я уже распорядился, и завтра туда отбывает полк 26 дивизии, чтобы покарать всю эту кулацкую сволочь со всей пролетарской беспощадностью. Предлагаю почтить память погибших товарищей минутой молчания.
Весь зал, шумно поднялся и послушно постоял какое-то время.
Прошу садиться, товарищи! Продолжил Смирнов. В такое жестокое время нам выпало жить, что нет минуты, даже помянуть по-людски.
Пролетариат Европы, на поддержку которого мы так рассчитывали, не спешит на помощь в деле борьбы против буржуазии. Баварская Советская республика задавлена сапогом германского милитаризма. Венгерскаяпотоплена в крови румынами и автрияками. Нам приходится опираться только на собственные силы. Силы этигородской пролетариат и беднейшее крестьянство, товарищи!
Выступающий прервал на мгновение свою зажигательную речь и громко отхлебнул воды, утирая вспотевший лоб большим платком. Перевернул лист с текстом и продолжил.
В соответствие с декретом о предоставлении председателю Сибревкома чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы, постановляю: изымать принудительно излишки продовольствия у кулацкого элемента с доставкой этих излишков без промедления на ссыпные пункты для эвакуации их в центральные губернии.
Ускорить формированию реквизиционных отрядов. Всемерно привлекать в них коммунистов и комсомольцев из городского пролетариата. В помощь коммунистам Алтая Сибревком выделил двадцать шестую стрелковую дивизию. Ваша задача, товарищи, безжалостно и беспощадно использовать эту силищу в борьбе против кулаков-мироедов.
Вести на селе активную агитацию за сдачу продовольствия. Напоминать кулакам и подкулачникам о том, что Советская власть безмерно добра к ним, но и её доброта не безгранична. В случае недостаточной активности по сдаче продовольствия брать в заложники членов их семей, до тех пор пока не будет выполнен план хлебозаготовок в полном объёме.
Вы только вдумаётесь, товарищи! Хлопнул в сердцах ладонью по столу Смирнов, С 1 августа 1920 года по 1 марта 1921 года Сибирь должна дать 110 миллионов пудов хлеба. Это четверть задания всей Советской республики!
Товарищи! Как говорит нам дорогой наш вождь Владимир Ильич Ленин, Смирнов зашуршал бумагами, всякое сопротивление кулачья должно беспощадно подавляться. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде «последний и решительный бой» с кулачьем! Все на борьбу с кулаком! Даёшь стране зерно!
Зал, дождавшийся, наконец, окончания, с облегчением рукоплескал. Затем встал и нестройным хором затянул:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И смертный бой вести готов.
Это последнее выступление на съезде. Оно послужило точкой отсчёта самой жестокой страницы гражданской войны на Алтае. Ни карательные экспедиции чехословаков, ни колчаковские массовые экзекуции, ни анненковские расстрелы не сравнились с ней по жестокости.
В ответ заполыхают огни мятежей по всему степному краю. Загремят выстрелы обрезов, займутся ярким пламенем конторы сельсоветов и закричат диким криком заживо сжигаемые комбедовцы. Достанется и совершенно ни в чём не виноватым сельским учителкам и фельдшерицам. Маховик войны раскрутится на полную катушку.
Матвей Ворожцов, известный среди старых членов ВКП(б) под партизанской кличкой «Анатолий», в компании Смирнова возвращался с заседания съезда к себе в общежитие. Хоть и он начальник батальона барнаульской ЧК, своего угла у него пока не было. Не до того. Ночевал и вёл нехитрый быт он в комнатке казармы чекистов на Петропавловской. Предсибревкома увязался с Матвеем, видно не мог отойти ещё от горячки выступления.
Гроза только что кончилась, смыв обычную для сибирской провинции пыль и грязь. Воздух искристо свеж и напоён запахами травы и озона, доносившимися с Оби. Казалось, всё уже между ними оговорено. Все планы распланированы, все решения приняты.
Внезапно Смирнов мягко придержал Матвея за рукав гимнастерки.
Слушай, товарищ Ворожцов, ещё один вопрос вспомнил. Как там тот анархист? Ну, помнишь, у которого ты зимой армию увёл.
Гришан Рогов? Как же мне его не помнить вздохнул с лёгкой досадой Матвей. Сбежал он. Растворился в тайге. Как будто кто ему шепнул про нашу операцию. В избу, где он прятался, снаряд прямо в крышу попал. Мы потом по брёвнышку её раскатали, ни следа не нашли. Зато на берегу Чумыша нашли труп одного из дозорных с простреленной башкой. Второго нашли выше по течению, его тоже кто-то жизни лишил. Теперь Гришку не поймать, тайга большая До победы мировой революции искать можно Если только сам снова воевать не начнёт.
Жалко, что упустили! Очень опасный элемент. Ещё опаснее, что ему удаётся от чекистов убегать. Народ идёт за удачливыми.
Иван Кузьмич, дорогой, я тебе честно скажу, Ворожцова потянуло на откровенность. Наверное, чистый воздух немного помутил рассудок. Гришан так-то мужик хороший, за народ душой болеет, к тому же умный, решительный, организатор опять же отменный
Э-э-э! Постой! товарищ Ворожцов, Вот это и есть самое печальное. Умный, решительный, везучий, и против нас! Поэтому он куда опаснее придурковатых эсеров, да кокаинистов-колчаковцев. Этим народ не верит, и за ними не пойдёт, хоть ты их режь. А за такими мужиками от сохи, да с удачей, да умными Вот скажи, только честно, ты бы за ним пошёл?
Нет, конечно, он же против коммунистов, против товарищей Ленина и Троцкого. Да он бы меня и пристрелил бы при первой возможности. Я ж у него армию распропагандировал и увёл. Кто ж такое предательство простит?
А, ну, да! Смирнов глухо хохотнул, тебя он точно пристрелит. Короче, сам понимаешь, поймать его надо как можно быстрее. Кстати, а родственники у него есть?
Жена и все пятеро детей погибли, родители от тифа померли. Отец его хорошо с колчаковцами воевал Ещё, кажется, брат у него младший имеются. Правда, после того, как мы весной его родную Жуланиху разорили, он съехал куда-то. Да тихо так съехал, что никто не знает куда. С этой стороны след тоже затерялся. Ещё фамилия такая на Алтае распространённая. Не будешь же всех Роговых расстреливать.
Что ж вы, мать вашу, такие раззявы! в сердцах ругнулся Смирнов. Теперь и заложников не возьмёшь. Ладно, пока сидит тихо, будем заниматься своим непосредственным делом. Запомни, с нас, а с тебя как с чекиста в особенности, ответственность за выполнение продразверстки никто не снимет. Он остановился на мгновение, и внезапно снова вернулся к прежней теме.
А Рогова надо обязательно найти, обязательно судить революционным судом и обязательно расстрелять. Чует моё сердце, доставит он нам хлопот. Смирнов крепко, по-пролетарски пожал на прощание руку и бодрым шагом отправился в гостиницу.
Ворожцова в казарму не тянуло. Он помрачнел. Хоть и не был он дружен с Роговым, да что там, скорее были они врагами, но вот так, с заложниками, с засадами охотиться на партизана, с которым вместе рубали беляков Матвей тяжело вздохнул и побрёл на берег Оби. Великая река медленно и плавно катила воду, не отвлекаясь на человеческие проблемы. От воды веяло влажной прохладой. Ночной бриз нёс запах песка и тины. Матвей присел на ещё мокрую от прошедшего дождя корягу и закурил. Длинный июльский день закончился, надо бы вернуться в казарму, прикинуть, как сподручнее организовать предстоящие «весёлые» дела. Но ноги не хотели идти с такого замечательного места, так бы и сидел на берегу всю ночь.
4. ОГНЕННЫЕ ДЕРЕВНИ
(Станция Рубцовская, Барнаульского уезда, Алтайской губернии)
Утром к перрону станции Рубцовской прибыл войсковой поезд. Паровоз в последний раз взревел хриплым, простуженным басом, зашипел, окутался облаком пара и, проскрежетав тормозами, остановился. Красноармейцы посыпались из теплушек, выстраиваясь повзводно у вагонов. Часть из них тут же начала сгружать с платформы, прикреплённые к батальону трехдюймовки, другие выводили лошадей, которые мотали мордами и всхрапывали, прежде чем ступить на сходни. Через четверть часа командир полка Семёнов уже выслушивал рапорты батальонных командиров о состоянии вверенных им подразделений. Первый батальон и штаб 226 Петроградского полка прибыл к месту назначения.
Семёнов отдал команду привести в порядок амуницию, оружие и перекусить сухим пайком. Он надеялся, что пары часов для беседы с местным уездным начальством ему хватит. Выходить надо было пораньше, путь до Волчихи займёт не меньше двух дней. Взвод разведки он выслал сразу по разгрузке с приказом проверить дорогу до Новоегорьевского. На «хлеб-соль» от партизан он не рассчитывал.
Рядом со зданием деревянного вокзала стояла группа в шинелях и кожанках. По уверенному виду затянутого в комиссарскую куртку мужчины, стоявшего чуть впереди, можно было легко догадаться, что это и есть глава местного ревкома Андрей Титаренко. Он с нескрываемым интересом наблюдал за действиями красноармейцев.
Семёнов, намётанным глазом узнававший начальников, направился прямо к нему. Сомкнутые пальцы правой руки коротко бросил к козырьку фуражки в приветствии.
Командир 226 Петроградского полка Семёнов, представился, подойдя к группе встречающих. Кто из вас, товарищи, будет Титаренко?
Доброго, если можно его так назвать, товарищ командир, Титаренко выглядел озабоченным. Живём как на пороховой бочке. Третьего дня отказались сдавать зерно несознательные элементы в Мироновке и Зеркальном. Позавчера в Токарево бабы чуть до смерти не убили предкомбеда. Хорошо, что ему наган выдали, а то бы только кусочки от него остались.
Что, он из нагана в баб стрелял? удивился Семёнов.
В воздух Если бы в баб, точно бы убили.
Предукома, похоже, разошёлся не на шутку. Стоявший у него за спиной военный в серой поношенной шинели, осторожно потянул его за рукав.
Андрей Михалыч, попытался он его остановить, товарищ с дороги, ночь не спамши, а ты с ходу проблемами пугаш. Нехорошо так. Ты бы для начала нас представил, а потом в столовую, там бы за рюмкой чаю и поговорили бы. А то прямо посередь улицы, да во весь голос
Ты прав, Кабанов, что-то я заторопился, тормознул Титаренко. Товарищ командир, это председатель нашей уездной чекиКабанов Александр Трофимыч Следом он по очереди представил и остальных присутствующих.
226 Петроградский стрелковый полк был сформирован из питерских рабочих-полиграфистов и солдат-добровольцев Волынского полка. Полк прославился в боях с Уральской горнострелковой дивизией генерала Сахарова при форсировании Тобола. Устанавливал Советскую власть в Омске, Новониколаевске и Барнауле. Для борьбы с повстанцами использовался впервые. Роль карателя не нравилась боевому командиру, но приказ есть приказ
На совещании в уездном ревкоме, Титаренко и Кабанов громко спорили, тыча жёлтыми прокуренными пальцами в двухверстку. Они ни как не могли сойтись во мнении, как лучше провести захват мятежной деревни. Ясно было, что мужики, с двумя пулемётами и кучей винтовок, так просто сдаваться не будут. Кабинет всё сильнее наполнялся махорочным дымом.
Время поджимало. Семёнову надоело это бесполезное препирательство, от дыма начала болеть голова, он поднялся над столом и командным голосом, нетерпящим возражений, прекратил дискуссию.
Товарищи, нет никакого смысла обсуждать предстоящую операцию. Разведку я уже послал. В её составе один из моих лучших командиров, очень внимательный и дотошный. Настолько дотошный, что иной раз пристрелить хочется. Приедут, доложат в подробностях, тогда и конкретные решения можно будет принимать, подвёл итог командир полка.
(Село Волчиха, Барнаульского уезда, Алтайской губернии)
За неделю ожидания возмездия волчихинские мужики извелись. Если поначалу они бдительно караулили круглые сутки, то уже через три дня им показалось, что власти про них забыли. Заставы превратились в мужское развлечение с самогоном и картами. Только Степан Колмаков после каждого трудового дня шёл к оборудованному пулемётному гнезду и сидел, раздумывая о предстоящем бое.
Вован, пошли потолкуем, остановил Степан как-то вечером, возвращавшегося вечером с покоса соседа Гусакова.
Ага, устало смахнул со лба пот Гусаков, только зайду в хату, пыль смою, не гоже в коросте ходить.
Знашь, Вов, не нравится мне наше положениё, начал с места в карьер Колмаков, когда спрыгнул в окопчик пулемётного гнезда. Я представил себя на месте того вояки, что по нашу душу придёт
А ты думаш, что придёт? перебил Гусаков. Мужики уже решили, что на нас власти положили с прибором
Ты помнишь, что мы нашли в планшете того убитого китаёзы? Какой приказ там был прописан? Во-о-о-от! Никто ничего не забудет. Просто пока соберутся, пока доберутся, пока с Рубцовска до нас дотопают
И что ты предлагашь? саркастически хмыкнул Гусаков. Собрать баб и детишков и двумя семействами уйтить в тайгу?
Нет, ну это ты хр-р-р внезапно его голос превратился в хрип, глаза вылезли из орбит, а руки судорожно обхватили рукоятку большого ножа, торчащего из горла.
Стёп-пы-ы-ых-х-х, - только и успел прошептать Гусаков, перед тем как задохнулся в удавке из сыромятного ремня.
Ну, товарищ Замятин, с пулемётом, что делать будем? пробурчал, освобождая удавку один из разведчиков.
Не нукай, не запряг! С собой ты его потащишь? Ить энто почитай почти пять пудов! Шёпотом отвечает его напарник, нахер нам по лесу с такой тяжестью таскаться. Спортим машинку да и пускай ухорезы с ней валандаются хоть до усрачки.