Эту огромную кучу мусора я присмотрел заранее. Лоялистский бардак на сей раз был в мою пользупри империи я бы обрушился на мостовую, или на бордюр, получая травмы различной степени тяжести. Я, конечно, сильно ушибся, и изгваздался во всяком непотребстве, и на кепке моей повисла банановая кожура Бананы? Да я лет пять не видел бананов!
Я с трудом поднялся и побежал прочь, за моей спиной грохнуло. Да простят меня великие архитекторы, строившие театр, и потомки, которые больше не увидят этой красоты Взрыв был такой силы, что меня сбило с ног и проволочило по камням, и это учитывая то, что грузовик ехал примерно шагов пятьсот своим ходом!
Утешало только то, что лоялисты выселили всех гражданских из прилегающих к Опере домов, из соображений безопасности Ну-ну, я насмотрелся на новоиспеченных депутатов, командующих переездами в освободившиеся особняки
Превозмогая себя, снова поднялся, выплюнул изо рта наверное полстакана крови (язык прикусил, что ли?), и поковылял ко второй машине. Про себя я мысленно отсчитывал мгновенья до всеобщей тревоги.
Заводские сирены взвыли в тот момент, когда я впихивал свое тело в кабину автомобиля. Этот грузовичок был гораздо меньше, и заряжен послабее: всего-то связка динамита, который используют на горных разработках. Тоже не абы что, но первая машина смерти была забита до отказа газовыми баллонами, взрывчаткой, старыми артиллерийскими снарядами и, по совету Перцапулеметными лентами.
Патроны из этих лент продолжали срабатывать в пламени пожара, создавалось впечатление, что в районе Оперы идет бой.
Я медленно повел грузовичок по закоулкам. Автомобильные гудки и топот ног наполнили ночной город через каких-то несколько минут, мне пришлось переждать в тени дома с выключенными фарами, пока мимо промчался, грохая сапогами, целый отряд синемундирников, не меньше полусотни.
По всему городу включались уцелевшие фонари, а люди хлопали ставнями и задвигали засовы, уверенные в том, что ничего хорошего от ночных взрывов ждать не приходится. И на помощь в случае чего звать некого. Свобода
Яшма была одним из самых электрифицированных городов империи. Трамвай, синематограф, яркое освещение на улицахвсе это было возможным благодаря гидроэлектростанции, которая была здесь построена тридцать лет назад, на небольшой речке верстах в семи от города. Даже лоялисты понимали ее важность и не позволили рабочим и инженерам разбежаться, назначили им неплохие пайки и выставили охрану.
А вот на двух подстанциях, от которых уже линии электропередач тянулись в Яшму, ничего подобного не было. Трансформаторы ржавели, детали не менялись с тех пор, как Городская Ассамблея взяла власть в свои руки.
Туда-то я и гнал грузовикк одной из подстанций, на окраину.
Глянув на часы я выматерилсяоставалось пятнадцать минут до того, как ребята начнут концерт на ипподроме! Если я не успеюгород мы не возьмем. Они спасут всех, кого смогут и отступят к мельнице, а оттудав леса.
Задумавшись, я чуть не въехал в шлагбаум, возле которого отиралась парочка неопрятных синемундирников.
А ну стоять!!! заорал неожиданно громко один из них. Куды-ы-ы!
Пьяный, что ли?
Сам стой! заорал я в ответ, изображая панику. Там в городе война, ваших режут возле Оперы!
Эт-то как? опешил он.
Мне не приходилось изображать эмоции, я был на пределе:
Видишь, как меня? я выплюнул еще крови и продемонстрировал свою разбитую рожу. Это возле Оперы! Черта с два я тут останусь! Открывай шлагбаум, а не то передавлю!
Один из "синих" вдруг сказал:
Туда же как раз всех наших отправили, в оцепление! Командир бегал как оголтелый!
Во-от! нагнетал я. Чего мне там делать?!
И снова плюнул кровью, целясь им под ноги.
Пусти ты этого ненормального, а?
Меня пустили, подняв шлагбаум. А я уже нащупывал револьвер и готовился к смерти: если бы началась пальба и сдетонировал динамит, мои ошметки собирали бы со стен окрестных домов. И ошметки лоялистов тоже
Стрельба со стороны ипподрома началась в тот момент, когда я протаранил проволочное ограждение вокруг подстанции.
Вокруг был пустырь, правда, ярко освещенный фонарями. Я выскочил из машины, обошел ее по кругу, влез в кузов и вскрыл ящик с динамитом. Бикфордов шнур и детонатор были под рукой, и, отмеряв подходящий кусок, я чиркнул зажигалкой. Шнур задымился, постепенно укорачиваясь, и я выпрыгнул из кузова.
Оп-па! только и смог сказать я.
На меня смотрел крепкий лысый дядька с железными зубами. Где-то я уже видел его засаленную рабочую спецовку
Настроен он был весьма решительно.
Я тебе сейчас башку проломлю! сказал он. Кой хрен ты проволоку крушишь, ирод? Другого места не
Он запнулся, потому как я направил ему в живот револьвер. Вообще-то я его вспомнил, и мне совсем не хотелось стрелять.
Сейчас здесь все взлетит на воздух, сказал я. Честное слово.
Мужик, кажется, тоже меня узнал. И как-то серьезно вдруг кивнул и махнул рукой, мол, побежали.
Я двинул за ним, и мы успели скрыться за каменным строением, когда на подстанции взорвался грузовик.
И по всему городу стал гаснуть свет. Квартал за кварталом погружался во тьму, выключались фонари на улицах, гас свет в домах.
Началось, да? просипел лысый. Мне надо к ребятам тогда, предупрежу
О чем? удивился я.
Офицера пришли, порядок наводить! и вопросительно уставился на меня.
Я даже не нашелся что ответить. Спросил только:
А откуда вы поняли что
Хех! Оно ж прет из тебя. Интелиге-энция! он цыкнул металлическим зубом, развернулся, и его лысая башка начала стремительно удаляться.
Вообще-то в последнее время слово "интеллигент" стало чуть ли не ругательным, но от лысого это прозвучало эдак уважительно и знающе.
Чувствовал я себя отвратительно. Трещали ребра, гудела голова, кожа на ладонях была содрана, а во рту скопились сгустки крови. Но со стороны ипподрома уже слышались пулеметные очереди и взрывы, и я не мог оставаться здесь, в стороне, пока наши там подставляются под пули чтобы спасти людей.
Я достал из кармана револьвер, на всякий случай крутанул барабан, проверяя наличие патронов, и зашагал на звуки боя.
Яшмагород немаленький. Из конца в конец идти не меньше часа. Я шагал, вслушиваясь в какофонию взрывов и выстрелов с надеждой. Если до сих пор воюютзначит, ребят не положили сразу же, значит, скорее всего, они прорвались на ипподром и раздали измученным людям оружие.
Почта, вокзалы, телеграф и, конечно, арсенал. Потоммосты, транспортные развязки и перекрестки. Всё просто.
И важнее всегоарсенал. Туда я и двинулся.
Стрельба приближалась, и я, прижавшись к стене дома, пригнулся и побежал по тротуару, стараясь слиться с окружающей темнотой.
Грохот пулеметной очереди раздался совсем рядом, я рухнул на покрывающий тротуарную плитку слой шелухи от семечек. Впереди, у перекрестка, из-за импровизированной баррикады, сооруженной из мебели, металлических бочек, поваленной телеги и каких-то тюков пулеметный расчет лоялистов поливал длинными очередями улицу. Патронов у них, что ли, куры не клюют?
Еще трое синемундирных стрелков засели на широком балконе с мощным парапетом, и, дергая затворы, вели прицельный огонь. Здание с балконом располагалось на критически важном перекрестке, это, черт побери, был проспект Фортуната, и именно по нему сейчас должны были передислоцироваться части лоялистов.
Вообще, для чего был взрыв в Опере? Чтобы собрать как можно больше синих в конце города, противоположном ипподрому. Для чего был взрыв на подстанции? Чтоб затруднить переброску войск. Автомобильный парк в Яшме был ограничен, снабдить войска в экстремальной обстановке переносным освещением, за считанные минутыэто дело практически невозможное. В любом случае неразбериха играла нам на руку, благо у нас освещение было, и цели были определены.
Сквозь выбитое окно я проник в здание с балконом, осторожно перемещаясь одновременно с длинными очередями пулемета. Поднявшись по лестнице, я залег на последнем пролете: один из синемундирников волочил по коридору к огневой позиции ящик с патронами!
Дуло револьвера слегка дрожало, когда я наводил его на обтянутую синим кителем спину. Он, согнувшись, тащил ящик, а я дождался, когда снова заработает пулемет и выстрелил в лоялиста, убив наповал. Потом вскочил, в два прыжка преодолел расстояние до балкона, распахнул дверь и как в тире расстрелял синемундирников за парапетом.
Там, в темноте, от укрытия к укрытию перебегали фигуры людей, время от времени стреляя в сторону баррикады. Наши! Пулеметчики меняли ленту.
Отступив внутрь здания, я чуть не споткнулся о тело подносчика патронов, лежащее в луже крови, и матюгнулся. Нужно было что-то делать с пулеметом!
Стрелять из револьвера или винтовки? Скорее всего кто-то из пулеметного расчета успеет достать меня Эх, динамитную шашку бы сюда, из того ящичка Или гранату Или бутылку с зажигательной смесью Та-а-ак!
Керосиновую лампу и бутылку горючего я нашел довольно быстрона кухне. Снизу снова загавкал пулемет, а я принялся обыскивать мертвых лоялистов. Один до чертиков меня напугал, пошевелившись, и найденными спичками я чиркал уже трясущимися руками.
В горлышко бутылки я запихал пропитанный керосином носовой платок, поджег его и на карачках подполз к парапету. Там телеги, и мебельчто-нибудь да загорится Привстал, размахнулся и увидел тяжелый взгляд лоялиста, прямо через прицел его винтовки. В тот момент когда бутылка кувыркаясь и плюясь брызгами огня летела вниз, его палец потянул за спусковой крючок и что-то неимоверно тяжелое ударило мне в голову
Руки и ноги были будто ватные, во рту было ощущение, как будто бы там кто-то сдох. Я попробовал пошевелиться, открыть глаза. Первое удалось, последнеене очень. Попытка пощупать голову и выяснить причины плохой видимости привела к двум результатам: во-первых, меня, оказывается, основательно забинтовали, и во-вторых я заработал чудовищный приступ головной боли.
Ну, я вижу, вы очнулись, поручик, раздался голос Тревельяна. Прекрасно! Я бы сказал, что вы родились в рубашке, но как медик официально заявляю, что при современном уровне развитии медицины почти всем роженицам делают амниотомию
Что?!. - думать было очень тяжело, да и доктор изъяснялся весьма своеобразно.
Амниотомия. Это акушерский термин, обозначающий
Твоя светлость, сил моих нет, при чем здесь акушерство?! голова опять разболелась, и я откинулся на подушку.
Удачливый ты, поручик. Пуля прошла по касательной к лобной кости в районе левой надбровной дуги. Шрам останетсязагляденье, ну и черепно-мозговая травма соответственной степени тяжести
Жить буду?
Будешь, куда денешься Сейчас перевязку сделаю, на свет Божий посмотришь.
Пока его светлость менял бинты, он рассказывал о событиях той ночи. Самое главноемы победили, город был наш, и на ипподроме теперь находились пленные лоялисты в ожидании суда. Каким образом это получилось?
Во-первых мой отвлекающий маневр с атакой грузовика на оперный театр оказался на редкость удачным. В этот момент ассамблея заседала в расширенном составето есть с привлечением синемундирных командиров и лоялистских эмиссаров из столицы. От мощного взрыва рухнула колоннада, не выдержали перекрытия между этажами, в общемздание вряд ли подлежит восстановлению. Как и ассамблея Яшмы. Трупы до сих пор из-под завалов вытаскивают. А поскольку высшее командование было там, то в гарнизоне после атаки наших ребят на ипподром воцарился настоящий бардак.
Во-вторых ипподром взяли довольно быстро. Оказалось, что тысячи заключенных охраняются тремя десятками бойцов. Лоялисты решили вопрос с охраной простозаварили все выходы кроме одного железной решеткой, добавили поверх колючей проволоки и поставили вышки со стрелками. Эффективно? Да, против тех, кто внутри. И совершенно не рассчитано на нападение снаружи. Наши ребята использовали подавляющее огневое преимущество в виде пулеметов и гранат, разгромив охрану, к которой так и не подошло подкрепление (гарнизон умчался к Опере!).
Ну и в-третьих, сами яшмовцы. Первыми вступили в бой с синей чумой измученные, озлобленные заключенные. Даже те, кто не имел никакого отношения к подполью и был схвачен случайно, теперь мечтали вцепиться в глотку лоялистам. Да и подполье как выяснилось вычистили не полностью. Лихие ребята в офицерских фуражках взяли арсенал по собственной инициативе через часа два после того, как я взорвал ассамблею, и тут же принялись раздавать оружие. А потом поднялись рабочие кварталы. Трудягам надоел голод и безработица, бардак и неопределенность.
Уличные бои длились двое суток. Я, кстати, очень помог одной из рабочих дружин, обезвредив тот пулемет.
А через двое суток, то есть сегодня, рано утром, подошли наши войска. И всё, в общем-то, закончилось.
Когда можно будет выйти, прогуляться? спросил я, щурясь левым глазом от яркого солнца.
Правый пока еще почти ничего не виделопухоль не спала.
Через пару дней, сказал Тревельян.
Через пару дней я шел по проспекту Фортуната, поддерживаемый с одной стороны Стеценкой, с другойдоктором.
Какие-то деловитые ребята в аккуратных спецовках меняли плафоны и лампочки на фонарях, тетка в дворницком фартуке подметала бордюр. Двери многих магазинчиков были открыты, витрины сверкали чистотой уцелевших стекол, ветерок донес будоражащий ноздри ароматкто-то выпекал сдобу.
На площадке у синематографа три маленькие девочки играли в "классики", нарисованные на плитке осколком кирпича. Только сейчас я понял, что за все время проведенное в Яшме я вообще не видел детей!
От остановки отъехал грохочущий и лязгающий трамвай, у которого вместо некоторых окон были вставлены листы фанеры, но зато корпус был покрыт свежей краской. На лавочке сидел лысый мужик с металлическими зубами и щелкал семечки, выплевывая шелуху в мусорный бачок.
Я не выдержал и подошел к нему.
А-а-а! Порядок в головах? разулыбался он. Я еще вот кое-что недавно услышал, собираемся с ребятами на проходной завода крупными буквами написать
Ну-ка, ну-ка
Не надо бороться за чистоту, надо подметать! провозгласил он.
Стеценко ткнул меня в бок, а Тревельян удивленно хмыкнул.
По противоположной стороне улице маршировал взвод пехотинцев. В нашем, родном "хаки"! Одна из девочек, игравших неподалеку, вдруг прекратила прыгать, сорвала с клумбы цветок и, подбежав к офицеру, шагающему впереди взвода, что-то ему сказала. Офицер, усатый, потертый жизнью мужчина с седыми висками опустился на одно колено, с благодарностью взял цветок и вставил его в петлицу мундира.
Р-равнение на-а-а солдаты слаженно отсалютовали по-имперски, открытой ладонью у виска, и, чеканя шаг и пряча улыбки, парадным строем двинулись мимо замершей в восхищении девочки.
XIII. ХЛЕБ С МАСЛОМ
День начинался прекрасно.
Я вытряхнул из барабана теплые, пахнущие порохом гильзы прямо на пыльную землю и полез в карман за патронами. Башибузуки гарцевали у самой опушки, время от времени постреливая в нашу сторону.
Лемешев снарядил винтовку новой обоймой, ее затвор сыто клацнул, принимая боеприпасы. Мы, по всей видимости, крепко встряли на этом блокпосту. Да и блокпостом его назвать было сложнокирпичное здание караулки, окруженное невысокой стеной из мешков с землейпримерно по пояс. Достроить просто не успели: ни колючей проволоки, ни окопов
Я как раз прибыл посмотреть, сколько и чего нужно, чтобы оборудовать крепкий опорный пункт для нашей штурмроты в этих Богом забытых местах. Ну, Богом может и забытых, а имперскими властяминет. Местные богатые села и хутора зажиточных фермеров поставляли рожь, пшеницу, молочные продукты и овощи в значительных объемахнапрямую имперской армии, за что были освобождены от налогов. Защитить поселян для нас было делом чести.
Башибузуков явно кто-то наводил. Они дважды за этот месяц перехватывали караваны с продовольствием для имперских складов в Шемахани, и сожгли два хутора, парни с которых служили в армии. Такое прощать было нельзя.
Над головой свистнула пуля и выбила крошку из стены караулки. Я пригнулся и огляделсявсе ли целы? Лемешев азартно палил из винтовки в сторону рощи, еще два бойца пытались привести в порядок ручной пулемет, скорчившись за бруствером. В караулке кто-то стонал и матерился, на крыше ТимирдейТингеевстрелок-самородок и следопыт, недавнее наше приобретениесосредоточенно целился куда-то в горизонт.
Остальных видно не было.
Санитара в караулку! крикнул я.
С противоположной стороны блокпоста на карачках побежал парень с сумкой, на которой был нарисован красный крест, и скрылся в здании караулки.