И вдруг её подхватили две восхитительно живые и сильные руки, взяли и поставили на землю.
Стоите? спросил Сокол.
Лизавета не сразу поняла, стоит ли, и вцепилась в его запястья. Выдохнула, пошевелила стопами, опустила руки. И только потом опустил свои руки он. Оглядел её, убедился, что шевелится, пошёл дальше.
Выяснилось, что в багаже едут четыре шатраодин побольше, три поменьше. Побольше поставили для Лиса, из тех, что поменьше, один выделили женской части отряда. Расстелили на земле одеяла, ещё по одному выдалиукрываться. А когда Лизавета, ощутив себя совсем без сил, разлеглась прямо на траве, то её осторожно потрогали за плечо, бесцеремонно подняли и выдали тот самый раскладной стульчик. Трогал за плечо кто-то из мальчишек, а поднимать тушу с земли уже позвали Сокола. Тот посмеялся, устало, но светло, помог ей сесть и пошёл дальше.
Лизавета подумала, что после такого дня горячая еда пришлась бы очень кстати. И не одна она так подумалаСокол командовал троим служкам, чтобы носили откуда-то воду и хворост, а сам разжёг из хвороста костёр, пока отвечающий за хозяйство брат Джанфранко растерянно хлопал глазами. Своих парней отправил за дровами, служек усадил что-то готовить, Лизавета даже и не вникала, пока ей в руки не дали миску с какой-то едой. Это была каша, заправленная мясом. Почти родной лес и гречка с тушенкой, подумала она.
Каша оказалась вкусной, и съела её Лизавета без остатка. Потом добыла кружку водысходить умыться. Заставила валящуюся с ног Атиллию сделать то же самое, увела её за кусты, там и сама умылась, и за девочкой приглядела. Тем временем в их шатре устраивалась Крыска. Пусть уже уляжется, потом они с Тилечкой тихонько проберутся внутрь и тоже лягут.
Но не получилось. У шатра бродили парни Соколадвое, Лизавета не знала их по имени, только в лицо. Попросили Тилечку отойти с ними на пару шагов.
Лизавета не возражалаесли они что дурное удумают, Сокол потом им головы поотрывает. Забралась в шатёр, принялась на ощупь упорядочивать вещи вокруг своей постели. Так себе постель, но лучше, чем на улице под кустом.
Атиллия вошла внутрь, упала на своё одеяло. Слезы лились градом, плечи тряслись. Что это ещё такое? Лизавета стряхнула сонную одурь.
Тилечка, что случилось?
Они сказали, что матушка умерла.
2. Лизавета утешает и утешается
После того, как приходили солдаты тайной службы и искали сестру, всхлипывала Тилечка. Когда утихло всё, брат Паоло поднялся к нейа она уже не дышит. К ней даже не заходили, она сама Отец, говорят, что-то против них сказал, так его просто шпагой проткнули, и всё. И двоих братьев. Паоло успел убежать, и вернулся, только когда их и след простыл, а дома вот такое. Он остался да двое младших, они в лодке прятались и всё слышали. И Камилла. Антонио сказал, что Паоло пришлось немного побить, тогда только он понял, что теперь самый старший и что всёна нём. И они с Альдо сказали Паоло, чтобы брал всё ценное, Камиллу и самых младшихНитту и Вито, в лодку, и вон из города. И даже не к тётке, отцовой сестре, а вообще куда-нибудь подальше. И Паоло понял, и они с Камиллой и младшими собрались и уплыли. И я теперь совсем ничего о них не узнаю. Но как же так, госпожа Элизабетта? Что мы всем им сделали-то?
Лизавета просто обняла девочку, без слов. Слов уже как-то не осталось.
Вы не могли бы разговаривать снаружи? злобный шёпот Крыски встряхнул и заставил собраться в кучку.
Уважаемая госпожа Агнесса, никто не намеревался мешать вам. Извините. Но так уж сложилось, ничего не поделаешь, и даже не оборачиваться на неё, просто чуть повысить голос.
Крыска фыркнула, выбралась из-под одеяла, встала, обулась и вышла.
И пусть её, Лизавета гладила Тилечку по голове.
Понимала, что тут нужно проплакаться. Пусть лучше сейчас ревёт, чем потом неделю слёзы будет глотать.
Атиллия ревела и говорилао своей семьё, и о матери, которая всегда была к ней добрану, насколько это позволял отец и другие дети. Лизавета не представляла себе, как этовосемь детей, теснота, нищета. Никакой медицинской помощи, антибиотиков-жаропонижающих-обезболивающих-прививок, садиков-школ, и что там ещё бывает в её нормальном мире. И ведь даже в таких условиях приличные дети вырастают
К слову о медицинской помощи. В нормальном мире она давно бы дала Тилечке успокоительного, и та бы уже спала. А в этой, простите, заднице что делать? И куда запропастилась Агнеска?
Я сейчас, сказала она Тилечке, натянула сапоги и вышла.
Снаружи было темно. Неудивительно, конечно. В стороне горел костёр, там сиделикто-то из парней Сокола и пара служек в рясах.
Сам он возник всё равно что прямо из темноты.
Не спится, госпожа моя?
Вы не знаете, где Агнесса?
Он усмехнулся.
Знаю. А она зачем вам понадобилась?
Так ваши молодые люди расстроили мне девочку, не могли до завтра подождать! Теперь она ревёт белугой и никак не может успокоиться.
Они были готовы всё рассказать сразу, как вернулись, это я их притормозил.
Спасибо, конечно, но подождать до завтра было бы ещё лучше. Она мало что устала, теперь ещё и это. Надо бы успокоить, я и подумаламожет, у госпожи Агнессы какое зелье есть или отвар, чтоб спать.
Может и есть, конечно, но она сейчас вон там, он кивнул на большой шатёр, и до утра мы её оттуда не достанем.
Пусть там и остаётся, злобно пробормотала Лизавета.
Входное полотно шатра зашевелилось, и показалась Аттилия. Огляделась.
Иди-ка сюда, детка, скомандовал Сокол.
Так скомандовал, что она послушалась. Подошла, всхлипнула.
А чего вы тут командуете?
Детка, пока вот он, Сокол кивнул на большой шатёр, спит, командую я. Да и когда проснётся, то подозреваю, только рад будет, что не нужно следить за каждой лошадью и каждым мешком. Пойдёмте-ка.
Привёл их к костру, шуганул оттуда мальчишек. От них остались раскладные стульчикидва, туда и были усажены Лизавета и Аттилия.
Тебе Антонио про мать и остальных сказал, так? отцепил от пояса флягу, протянул Аттилии. Пей.
Она беспрекословно взяла, глотнула
Что это?
Хороший крепкий напиток, усмехнулся Сокол. Поможет успокоиться и уснуть. Ничего ж не изменишь?
Да, вздохнула Атиллия, шмыгая носом.
Поэтому будем помнить. А с рассветом нам подниматься и отправляться дальше.
Я с ней даже не попрощалась.
Так тоже бывает, кивнул Сокол. Я тоже не попрощался со своей матушкой. Я был далеко. И даже на Острове Мёртвых не получилось с тех пор побывать.
На Острове Мертвых? удивилась Лизавета.
Остров-кладбище. Там только хоронят, и ещё там храм, пояснила Аттилия. Я так поняла, соседям оставили денег, чтобы они позаботились о похоронах, но вдруг они просто выбросили всех в канал, и всё?
Думаю, позаботились, не совсем же они пропащие? Сокол взял у девочки флягу и протянул Лизавете.
Фляга была чудо как хороша. Из лёгкого металла, с видимым в свете костра чернёным рисункомгалера под парусами, и над мачтойптица. Лизавета сняла крышечку, понюхалапахнет травами. Ничего крепче вина она пока здесь не пила, да и дома тоже не частососуды подводили. Глотнула, зажмурилась Да-а-а, жидкий огонь, не иначе. Внутри сразу же стало тепло.
Что это? Где вы такое берёте? начала спрашивать она, продышавшись.
В данном случаелекарство, усмехнулся он и забрал флягу. Берите, другого ничего нет, он вытащил откуда-то пару персиков и дал Лизавете и Аттилии.
Не хочу, замотала головой девочка.
Так я ж не спрашиваю, хочешь или нет, сказал Сокол. Я даю и говорюбери и ешь.
Она швыркнула носом и взяла.
Персик был чудесный, терпкий и сочный. Лизавета персики любила, но какие ж дома персики? Только китайские. Белые и почти безвкусные. Лучше уж в компоте.
Атиллия бросила косточку в костёр и поднялась.
Я пойду. Спасибо. Я усну, не беспокойтесь.
Сокол поманил её к себе, осмотрел, коснулся виска пальцами.
Ступай, детка. И надейся, что дальше будет только лучше.
Сидели, молчали. Спать хотелось, но не так сильно, как час назад.
Госпожа моя, а у вас остались дома дети? вдруг спросил Сокол.
Она вздохнула.
Не то, чтобы дома, нода. Дочка. Большая уже.
Удачно замужем?
Да что вы все про замуж-то! Нет, учится она. В университете. И если квартиру я ей сделала, то кто будет деньги на жизнь переводитья теперь не знаю.
Учится, значит, улыбнулся он. И поможет ей в жизни это ученье?
Должно, пожала она плечами.
Быстрее замуж возьмут?
Нет, на работу, и не секретаршей, а делом заниматься. И платить будут хорошо, он молчал и внимательно на неё смотрел, поэтому она продолжила: Ну да, у нас бывает, что у мужа жена не работает или дочка у богатых родителей, но чем заниматься-то? Дома сиднем сидеть? Так завоешь.
И вы работали?
А как же? Жить-то на что-то надо. Мои родителиобычные. Родители мужатоже.
А муж где? Дома остался?
Нет, покачала она головой. Ушёл.
Куда? не понял он. На тот свет, что ли?
Нет, почему. К к любовнице, короче. Мы расстались. Полгода как. Или уже больше.
Он вгляделся в неё.
Что значитрасстались?
То и значит. Он ушёл, я осталась. Развод я ему дала, правда, только когда он перестал Настюхину долю квартиры отжимать. Собственников троена троих и делить. А он мне начал мозги пудритьмол, давай, продадим, и я возьму себе свою долю и Настину, тебе норм, а ей всё равно уезжать. А с ней потом разберёмся как-нибудь. Ага, разобрался бы он, как же. Только с одной своей третью я бы ей ни в жизни жильё не купила. И договорилисья квартиру покупаю, он деньги на жизнь даёт. Так и записали. Боюсь теперь, как бы он не прослышал, что я пропала, и Настю совсем без денег не оставил. Стипендия-то не бог весть какая.
Я не могу сказать, что всё понял, но это нужно запить, покачал он головой и снова протянул ей флягу.
Потом сам тоже глотнул. И снова достал персиков.
Чего тут понимать? Была б моя воля, рванула бы домой.
Погодите. Я так понял, что муж ваш пошёл куда-то далеко, и там ему хорошо, но вы обязали его содержать вашу с ним дочь.
Точно. Пока не выучится и не начнёт работать.
То есть она у вас не брошена, так?
Так.
А кто ещё у вас есть?
Родители. Слава богу, живы. За ними так-то мой брат присматривает. Он младше на два года.
И хорошо, кивнул он. Давайте пить за то, чтобы все наши близкие были живы.
Давайте.
Фляга, потом снова персик.
То есть, получается, что никто без вас голодный не плачет? уточнил он.
Вроде не должен. У меня даже кота нет. Хотела завести, а теперь рада, что не успела. Только цветы, но их, наверное, мама уже к себе забрала. Цветы, в горшках. Дома растут, пояснила она в ответ на недоумённый взгляд.
Так значит, вы свободны, заметил он. Мужу вашему вы не нужны, отец и брат за вами сюда не дотянутся.
Больно им это надо!
Значит, вы вольны делать с собой и не только с собой всё, что душе вашей угодно.
Уж конечно. Почему я тогда еду неведомо куда на каком-то коне? Ношу какие-то дрянные тряпки? Спору нет, они хорошо сшиты, и хорошо на мне сидят, но я-то привыкла к другому!
Потому, что так угодно высшим силам? предложил он вариант.
Не знаю ничего про высшие силы.
Наслышан, улыбнулся он. Вы немало поразили этим Магнуса Амброджо. Но поверьте, не всё в мире подвластно нам и нашим желаниям. Я достаточно долго бился головой о стены, пока не принял как данность эту простую мысль.
Она вздохнула.
Если даже вы, протянула руку, он дал ей флягу. А у вас есть дети?
Есть, трое. У меня даже внуки есть, усмехнулся он.
По вам не скажешь.
Так я маг, не из последних. Хорошо сохранился. Вам, к слову, тоже ваших лет не дашь.
Это всё ваши ужасные условия жизни, пробурчала она. У вас сыновья или дочери?
Дочь и два сына. Дочь давно и хорошо замужем на материке. Старший сын женат, младшийпока ещё нет.
А ваша супруга?
Увы. Умерла в родах шестнадцать лет назад.
И вы не нашли новую.
Как-то не до того было.
И когда мы отыщем эту хрень для господина Лиса, вы отправитесь к детям?
Господин Лис? Отлично. Намного изящнее, чем прозвал его в своё время я. Но да, вы правыу меня множество дел, они меня ждут. Господин, как вы сказали, Лис заставил меня дать клятву, но она обоюдоостраякогда условие будет выполнено, мы друг от друга освободимся, и я отправлюсь восвояси.
А как вы его называли?
Рыжий Червяк. Но сейчас он уже не червяк, нет. Он не меньше, чем ядовитая змея. Такая, знаете, небольшая яркая змейка, которая так хорошо умеет прятаться, что её и не видно, пока она не набросится и не укусит. Но Листоже хорошо. Кстати, я припоминаю, что вы обещали рассказать некую занимательную историю. Сегодня уже определённо не до того, но завтра и дальше это будет очень нужно.
Вот прямо нужно?
Да, чтобы держать вместе наших сотоварищей. Поучения и молитвы им не интересны, а историю они станут слушать охотно, уверяю вас. И служки, и монахи, и моя молодёжь. Они не читают книг, зато любят байки.
Хорошо, я подумаю.
Не бойтесь, вас будут слушать.
Господин Фалько, я так-то полтора десятка лет преподавала, прежде чем уйти в музей, сообщила она. И у меня были не только уроки на двадцать человек, но и поточные лекции.
Что вы делали? Вы были учителем? ну хоть чем-то она его удивила!
Именно.
И чему вы учили?
Истории и философии.
Вы учили юных девушек?
Не только. Всех подряд. И детей, и постарше, и мальчиков, и девочек. И взрослых тоже.
Скажите, а что же ваш муж? Он отпускал вас читать лекции?
А что ему оставалось? Деньги-то не лишние!
В его глазах билось «Не верю». Наверное, он представлял таких преподавателей почтенными старцами в хламидах вроде статуи Геродота. И совершенно точно не мог предположить, что жизнь преподавателяэто вовсе не возвышенное и прекрасное, а нечто невнятное, складывающееся из понятий «часы», «годовая нагрузка», «учебный план», «рабочая программа», «учебно-методический комплекс» и прочая хрень, здесь казавшаяся абсолютно фантастической. И что мало какой мужик всё это вывезетда ещё за те деньги, которые платят за такую работу.
Поэтому она встала, поблагодарила его за вечер и попыталась откланяться.
Госпожа мояначал он.
Я не заблужусь, моя палатка вон там.
И в кусты ещё надо. Он там остро лишний.
Уснёте?
Вполне.
Тогда доброй ночи.
А вы?
Сейчас моя стража. Ещё через полчаса разбужу брата Василио.
3. Лизавета рассказывает историю
Наутро их подняла Крыскавещи-то у неё тут оставались. Бесцеремонно растолкала и сообщила, что завтрак через полчаса, а шатёр уже нужно убирать.
Болело всё тело. Как будто ударная доза спорта после полугода лежания на диване. По правде говоря, так и былотанцы нагрузка, конечно, но совсем не на те мышцы, на которые конь. И ведь сейчас снова на него забираться, а Лизавета сомневалась, поднимет ли она хоть одну ногу. И ночь на жестком тоже радости телу не добавила.
Но пришлось выбраться наружу, умываться, причёсываться, заплетать Тилечку. В кустах можно было ходить в рубахе, без дублета, и хорошенько растянутьсянасколько позволило тело. Тилечке она посоветовала сделать то же самое, у девочки после вчерашнего болели ноги, мышцы пресса и что-то ещё.
После переживаний минувшей ночи Тилечка, обычно весёлая, молчала. Никак не реагировала на подколки молодёжи, когда ей с шуточками передали кусок хлеба с вяленым мясомпросто поблагодарила.
Лизавета же отметила, что раньше, дома, после такого дня, такого вечера и такой ночи она бы себя долго по кусочкам собирала. А сейчас хотя бы голова не болит, и то хорошо.
Лагерь собран, вещи упакованы. Конь Огонёк готов идти дальше и тащить её на своей мощной спине.
Попытка поднять ногу не удаласьбыло слишком больно. Втораятоже.
Госпожа моя, позвольте мне.
Сокол. Свеж и бодр, будто не болтал с ней полночи, не пил и не дежурил потом.
Вы заберётесь туда вместо меня? усмехнулась она.
Ураган мне этого не простит, вернул он усмешку.
Ураганом звался его коньизящный вороной красавец, и разом с тем злобный зверь, который позволял приближаться к себе только хозяину. Он сам его кормил, поил и чистил, во всяком случаевчера было так.