С особенным уважением офицеры Неба относятся к двум гостям из Российской Миссии, графу фон Коссаку и командору Чушину. На все их вопросы отвечают с усердной откровенностью, которая побитым русским должна казаться еще большим коварством унижений. Относительно неплохо терпят они Эзава Охоцкого.
Но Кийоко первая признает, что вопросы иностранцев пока что не очень-то и сообразительны.
"Я нигде не заметил метрик верфей, никаких иных знаков оружейных компаний, за исключением "Гатлинга", Хиртенбергера Келлера, ну и Дизеля". Якуб дважды обошел внутреннюю часть сокола и Богомола, даже поднялся на верхний панцирь Богомола вместе с веселой компанией голландцев. "Впрочем, сразу видно, что европейский ум не выдал бы на бумаге подобных форм".
"Я очень старался, но в сделанных от руки рисунках невероятно сложно передать справедливость грации насекомых этой невесомой машинерии". Фредерик Вильерс расставил в буйной траве треногу фотографического аппарата и собирается выжечь снимок, разгоняя резкими взмахами рук погруженных в дискуссию джентльменов, заслоняющих полноту силуэтов haku tetsu tamasi. Металлические рефлексы солнца на гладкой поверхности озера тоже не облегчают его задания. "Таймс" опубликовал первую фотографию Железного Духа над завоеванным Порт Артуром и получил сотни писем от читателей, обвиняющих редакцию в глупой подделке. Воздушный крейсер выглядит там, словно бледный дух с фотографии эктоплазмы, а все по причине окраски панциря. Джеймс Рикалтон сумел ухватить на истменовском целлулоиде двухсотфунтовый снаряд в полете, но не справился с задачей достоверно увековечить Железного Духа. Ну пускай же они хоть на момент постоят, не двигаясь!".
Кийоко глядит на Якуба, глядящего на Фредерика Вильерса, фотографирующего Сокола, под крылом которого Эзав излагает принципы навигации аэроматом двум усатым пруссакам.
"Будто лавина на рассвете. Шторм в океане. Пожар в городе". Якуб раздражен. "А что мисс?". "Отводите глаза, чтобы не дать себя месмеризировать. Признайте. Человек, знающий погоду собственного сердца. Который знает, зачем. Какармия в наступлении". Они закрывают веки и заслоняют лица, оба ослепленные.
После того был устроен пикник в тени деревьев гинкго на берегу Йонгдинг. Граф фон Коссак откуда-то раздобыл гитару. Когда он играет, все чувствуют себя освобожденными от обязанности вести диалоги и рассказывать анекдоты. Солнце со все большей настойчивостью накалывает балдахин из веток и листьев. Кийоко прячется в тени белого зонтика. Ей ужасно не хватает блокнота сокки и кисточки. В подобные часы прозрачной зари, а иногда около полуночи, когда тишина остановленного в своем вращении мира успокаивает самые буйные сердца, мысли звучат, словно голос богов. Эзав сидит, опершись о ствол дерева, вытянув ноги прямо перед собой. Он опустил веки. Якуб подтянул колени под подбородок, свернулся в округлую глыбу. Сокращаясь и перемещаясь, тени дерева и Эзава, а так же тень Якуба неизбежно приближаются к себе. Граф прерывает исполнение, просит лимонада. Эзав поднимает веки. Со ртутного зеркала озера подрывается одинокая утка. Глубокие тени накладываются одна на другую на сочной траве, словно корни сверхчеловеческой кандзи. Что-то пишется на смятом листке мира. Кийоко говорит себе: меня нет, меня нет, жизнь не требует переживающего ее. Тень Эзава накладывается на тень Якуба. Вытянутую левую ногу Эзава хватает судорога, нога подскакивает, сапог бьет в ступню брата. Который словно бы ничего и не почувствовал; все так же массирует бедро. Граф фон Коссак начинает следующую балладу. Эмиль Сассоон похрапывает под своей соломенной шляпой. Массивные туши haku tetsu tamasi сонно колышутся. Солнце сплавляется с отблесками озера. Ничто в музыке цикады не предсказывает цикады смерти.
Даже та отчаянная откровенность ночи в курильне опиума. "Операция имеет кодовое наименование "Вечер". Думаешь, что я не дам тебе его? Ну так держи! Мы, вечерники, занимающиеся секретной ориентальной работой. Ибо, понимаешь, это путешествие словно не кончающаяся погоня за заходящим Солнцем: на запад, через один океан, через американский континент, через второй океан, все догоняя, догоняя, догоняя вечер. Думал, что я тебе не скажу? В подкладке пальто у меня зашито охранное письмо от Кенпейтай, потому мне удалось проникнуть в Мацуяму и вытащить наших пленных. Товарищ Виктор договорился с наивысшим япским шпионом по всей Европе, с тем самым Акаши Мотоджиро. Акаши уже был готов профинансировать всю повстанческую работу в Королевстве, средств у него, что у Ротшильда. Тогда он получил каблограмму из Токио, чтобы не осуществлять каких-либо политических шагов по польскому делу. В партии мысль была очевидной: чертов Дмовский сговорился с японцами первым. А у нас имеются свои источники среди эндеков. И мы узнали, что комбинация здесь ой как закручена. Дмовский потому выступает оппонентом Пилсудского в этой безальтернативной ведь геополитической игре, что перед тем заключил договор с Вокульским. Он всегда ставил на предпринимателей, выскочек, и с Вокульским, должно быть, договорился еще в Париже, прежде чем тот уже окончательно перебрался на Дальний Восток. Ты читал эту аргументацию Дмовского? Не казалась она тебе возведенной на фундаменте из тумана и обмана? Всем очевидно, что Японская Империяэт естественный союзник Речи Посполитой: нами ведет тот же самый геополитический интерес, это выход из-под сапога царизма, сражаясь с которым на противоположных сторонах земного шара, сами с собой мы не имеем никаких точек враждебности. И совершенно очевидно, что чем больше один свяжет силы империи на своей стороне земного шара, тем более у другого будут развязаны руки и большие шансы на победу. И так вот, играя в согласном дуэте, оба народа: стремящиеся к чему-то, угнетенные империей, сами могут выбиться в Державы. Разве это для тебя не очевидно? Дмовскому нужно было вытаскивать из шляпы ясновидение, чтобы доказать нечто обратное. Он словно бы заранее знал, что каждое восстание против России обязано завершиться поражением и погромом. Откуда у него такая уверенность? Почему он вывод ставит еще перед началом процесса создания заключения? А ведь именно этим путем он пришел к мысли, что у России на западном фланге будет обеспечен покой только лишь благодаря польскому восстанию; что угрозой для России и причиной связывания ее европейских сил является не начавшееся восстание. Сама лишь возможность восстания, insurectioinpotentia (потенциальной инсуррекции). Ты за мной успеваешь? Так что в наилучших интересах Японии было бы никаких военных движений на польских землях не финансировать. Поляки должны служить япам только лишь разведывательной информацией, свободно проникая территории и структуры Империи Романовых. Ну ладно, может быть, время от времени скрытно убив какого-то русского генерала или министра. Вот только, спрашиваю, а какова от этого окончательная польза? Японцы воспользуются, это да, а мы все так же вместо Польши будем иметь, что, возможность Польши. И все это хитрая заслона для иллюзий. Что скрывается за этой заслоной? Договоренность Дмовского с Вокульским. Что сказал Вокульский Дмовскому? Какую представил ему альтернативу? И не у кого об этом спросить. Из известных сотрудников Вокульского - кто жив, кто остался в стране? Расспрашивали про Юлиана Охоцкого. От матери они не узнают ничегоменя откуда-то знали по политическим акциям в Университете". "Но ведь ты тоже об отце ничего не знал. Знал? Нам в письмах ничего писать было нельзя". "Помнишь то ожерелье матери? То, что вздымалось над декольте словно ангельский ореол?". "Так вот зачем ты так разыскивал нас на Хоккайдо".
Подглядывают друг за другом. Размышляют один о другом. А что у другого в голове? А что он видит, когда глядит на меня? А что у него в голове относительно того, что у меня в голове? А что он видит, что вижу я, когда гляжу на него?
Лежа в зеркальном отражении позы, лицом в лицо, на боках, согнув ноги, с трубками и бронзовой лампой для трубок между ними, соединенные словно разделенные, разделенные будто соединенные, на бордовых футонах, под тенью плотных шелков в частном алькове той скинии слез маковых головок под покровительством святого де Квинси.
Минуты, часы, жизни размываются между поднятием и опусканием век, между вдохом и выдохом теплого дыма.
Не вижу своего лица, но вижу твое.
Не вижу своих мыслей, но вижу твои.
Не чувствую собственного тела, но могу протянуть руку, почувствовать твои.
"Не дашь".
"Выедешь".
"Нет".
Поднимает руку, качается лба брата. Палец отталкивает череп. Рука отклеивается от туловища. Висит между ними. Рукатриумфальная арка. Рукарадуга. Рукарама.
Моя? Твоя?
"Нет".
"Нет".
Вышел на улицу напротив храма Лунь-фу Ссу, холодный воздух сотрясает жидким киселем мозга. Над крышами Внешнего Города жужжит полная Луна. Пекинэто тысячи деревушек, склеенные в прямоугольных ящиках укреплений, храмов и дворцов. На юге, над низкой линией крыш, мерцают гальванически разожженные глазища Хайябуса, спускающегося к Японской Миссии.
Раскрытой ладонью он бьет в лицо, в рот, и так отделяется от брата. Это не он, этоя.
Потом в серости предрассветных часов на пропотевшей кровати в миссии Эзав крутится, выплевываемый из сна в сон. И не всегда он видит сны самим собой.
Вот я слышу тайну о собственном отце, брате. Бросаю все в родном городе, друзей, работу, амбиции, удовольствия, прошлое, будущее, бросаю все и отдаюсь в руки безумной политико-террористической организации, чтобы она отправила меня через половину земного шара, в Вечер, в наиболее чуждые края, языки, войны. Что имеется у меня в сердце. Что имеется у меня в ладони. Открой зажатую душу. Ааа! Ааа! Ааа!
Вертится и схватывается Якуб на чердаке квартиры португальского миссионера при Соборе Непорочного Зачатия, недавно отстроенного после восстания боксеров. Прижигаемый слева золотыми вилами зари. Метаемый волнами озноба от сна в сон. И не всегда он видит сны самим собой.
Вот Я оставляю дом, мать, весь мир ребенка, являясь ребенком. Отец взял за руку, потянул, вырвал. Так меня и возят в бутоньерке отца, Мальчик-с-пальчик под Эйфелевой башней, гномик-путешественник под горой Фудзи. Куда меня поставят, там я охотно цвету. Ой, какой милый самурайчик, какой боевой офицерик! А дать ему японочку-игрушечку, и он расцветет синевой во славу микадо. А дать ему военные игрушечки, и он отправится в огонь, не спрашивая. Лишь бы чистенький мундир и железное чудище под седлом. Ууу! Ууу! Ууу!
Кийоко стоит на мосту над бездной тумана, за спиной одного из братьев О Хо Кий, готовая.
война
Кто желает мира, уже поддался.
Ударь первым, без жалости.
Небо сражается с землей.
"Кто желает мира, уже поддался". "И все жемы разговариваем". "Людские потори огромны". "Со стороны Японии и России. Остальные из Одиннадцати ожидают первой раздачи карт". "Потому-то и завис меч над Внутренним Двором. Так над всеми переговорами завис вопрос: как могли бы мы удержать Ниппон от того, чтобы небо не рухнуло на наши собственные головы? Как?". "Не можете".
Лица, приглашенные сэром Робертом Хартом на завтрак перед официальным открытием переговоров. Стук столового серебра и фарфора. Шелест шелка туник служащих. Пронзительное пение-писк маленьких сорок.
Кийоко сидит по правой стороне от Езава. В белом платье с кружевными вставками на рукавах, декольте и воротнике, с волосами, взбитыми в высокий кок, с легким слоем румян на щеках. Она должна будет переводить для министра Комуры. Она единственная женщина за столом. Кийоко ничего не говорит.
Сэр Роберт пригласил секретарей, адъютантов, переводчиков, консультантов. Политики завтракают с мандаринами империи Цинь. Сами переговоры будут вестись в зданиях Вайвубу. Необходимо создать видимость ведущей роли правительства Империи Цинь. "Все мы здесь всего лишь гости".
Эзава интригует карьера сэра Роберта в двух государствах, повторял Кийоко слышанные где-то анекдоты о его соломоновых решениях. О его второй, китайской семье. Как сохранить честь, служа одновременно двум коронованным дамам, политически интригующим одна против другой? Тем не менее, все сэра Роберта здесь уважают и даже любят. Британец, но глава китайской Императорской Морской Таможенной Службы.
Кийоко не спускает с него глаз.
Полковник Бошамп вполголоса представляет свое мнение о хозяине. "Он сам в себе отделил британца от китайца. Но вот поглядите хотя бы, как британцы с британцами вели переговоры по поводу условий труда китайских рабочих, массово перевозимых в Трансвааль. Англичанин из Йобурга от имени шахты versus англичанин из Пекина от имени Трона Дракона. Так я говорю, так они наберут на свою голову новых боксеров. Я уже видел такие вот транспаранты под Храмом Земледелия: "Мы не негры!". Не раз услышите вокруг себя нарастающий шепот: ян гуйцзы! Ян гуйцзы!". Полковник пережил в Пекине времена Кулака Гармонии и Справедливости.
Кофе. Секретарь Миссии США разворачивает карты Китая, Восточной Индии и Леванта. Принимаются пари о прохождении новых демаркационных линий. Потребует ли Япония Владивосток для себя? А статус высших привилегий в торговле с Великобританией? А что с контролем над Сингапуром и Малаккским проливом? В гипотетическом столкновении Кораблей Духа с армадой Ройял Нэвидля чьей стороны решится власть над мировыми океанами? Тяжелые пепельницы прижимают к столу края карт. Мужчины курят папиросы и сигареты, очищают очки, крутят в пальцах чашки. Прикусывая ус, Эзав проводит пальцем по карте, словно планируя соревновательный трансконтинентальный полет.
Кийоко выскальзывает за сэром Робертом на внутреннюю веранду. Высокие трели птиц рассекают здесь мысли на тонкие ленточки. Слуги забирают птиц на ежедневные прогулки в бамбуковых клетках, они как раз вернулись с одной партией и забирают вторую.
Сэр Роберт отсылает курьера с ответом, написанным на обороте письма. Заметив Кийоко, он даже не поднимает бровей.
Медленно завинчивает свою авторучку.
"Мисс Торн". "У нас мало времени. Я обращаюсь в лояльному подданному императрицы Циси. Говорю я, только я. Трагедия сделает невозможной проведение переговоров. Погибнут все. Погибнет множество. Огонь, бомба, нападение. Сегодня или завтра. Сегодня. Прошу действовать".
Сэр Роберт Харт не отвечает, только багровеет высокой лысиной, словно при солнечном ударе.
Кийоко не опускает глаз, не кланяется, не отступает. "Да. Вы считаете: провокация. Вы не должны ничего говорить. Имеется одна страна, которая не желает этого мира. У которого имеется право чувствовать себя преданной. Это страна, которую никто не приглашает для каких-либо переговоров. Страна прислала сюда человека. У него имеются средства. Вошел в общество. Он обладает информацией. У него имеются боевики, целыми неделями он доставлял их лагеря для военнопленных на Сикоку через колонию Австро-Венгрии в Тьенсине. Я прошу вас действовать, сэр".
Сэр Роберт Харт открывает рот.
Кийоко опережает его. "Герберт Личка. Комната у Морри на Сюанвумен Тьянцхутанг. Двадцать два года, темные волосы, слегка хромает".
Сэр Роберт Харт долго приглядывается к Кийоко.
Кийоко читает его мысли: вот результаты войны сердец и ревности к женщинам.
Она не отводит взгляда. Только легонько отрицательно качает головой.
Сэр Роберт наконец-то задает вопрос: "Мисс обладает этими сведениямиоткуда?".
"Я не могу сказать".
"Сохранять тайну в ситуации".
"Я не могу сказать".
"Он признался вам".
"Нет".
""Мисс подслушала его".
"Нет".
"Мисс нашла планы".
"Нет".
"Мисс только строит домыслы".
"Нет. В переговорах будет принимать участие брат-близнец Якуба. Хотя это разныые имена и разные нации".
Сэр Роберт Харт невольно глядит в сторону гостиной.
Кийоко утвердительно кивает.
Сэр Роберт Харт складывает ладони под коротко прирезанной бородой. "У мисс имеется какой-либо предмет, поступок, высказывание, поведение, самый малый знак, что все случится именно так, как вы сказали?".
"Нет".
"Нет".
"Нет".
Не опускает взгляда, не отступает.
Сэр Роберт Харт уже ничего не говорит.
Кийоко кивает.
Вайвубу, Департамент Иностранных Дел, размещается в деревянном комплексе давнего императорского Бюро по Вопросам Всех Народов. Как многие учреждений Китайской империи после опиумных войн он представляет собой орган правительства Империи, по сути своей работающий для западных держав, учрежденный западными державами, комплектуемый западными державами.
Улицу перед церемониальными воротами Вайвубу блокируют экипажи с белыми. Вдоль правительственных участков и на углах домов поставлены высокие мачты с транспарантами: на белом фоне черные знаки процветания и благословения богов. Охрана, обеспечиваемая Стражем Девяти Врат, сводится к четырем гвардейцам в живописных одеждах, с мечами и копьями джи.