Кийоко входит в свите министра Комуры. Эзав входит в группу военных консультантов. Чиновники Вайвубу приветствуют одиннадцать посольств в длительной, навевающей скуку церемонии. Все японцы в западных костюмах или мундирах европейского покроя, в большинстве своем, лица тридцати, сорока лет. Все китайцы в длинных, тяжелых буфу; в большинстве своемим по шестьдесят, семьдесят лет.
Эзав посылает понимающую мину над головами официальных лиц. Кийоко слегка надувает щеки. Смех, которого никто не слышит. Пульс крови, который никто не слышит.
Под сердцем придорожного камнябольшая тревогажизни червяков.
В зале для аудиенций, за длинным столом. После того, как все сели. Бумаги, папиросы, дым, бумаги. Первые выступления.
Делегация Российской Империи прибыла позавчера. Министр Витте говорит по-французски, но неточно, весьма часто употребляя русские слова и выражения. Соответствием Кийоко по царской стороне является полиглот Набоков, Константин Дмитриевич; он переводит слова Витте на французский, точно так же как Кийоко является французским голосом Комуры Ютаро. Кроме того, в обязанности Кийоко входит выхватывать и записывать иные, не предназначенные для японских ушей высказывания на немецком, английском, голландском, китайском языках.
У нее под рукой блокнот и кисточка. С нее стекают странные и красивые линии сокки. Кийоко слушает, не глядя на говорящих. Пишет, не глядя на записываемое.
Черная тушь пятнает невинные кружева.
Во время первого перерыва в переговорах в узких дверях она встречается с Набоковым. Поклоны. "Ах, прошу, прошу вас, mademoiselle Epinier". Мы не убьем друг друга этой своей вежливостью". Набоков мигает, словно бы увидел Кийоко, стоящую за Кийоко. "Поздравляю с неожиданной идеейдать женщине голос в государственных переговорах".
Потом Кийоко повторяет это министру Комуре. Министр с удовольствием поглаживает толстый ус.
Через четверть часа второго раунда протокольных выступлений какое-то замешательство постепенно проникает в дипломатический протокол. Поначалу к делегации Великобритании, затемКитая, наконецЯпонии поступают листки с тревожными известиями.
Рубиновый мандарин Вайвубу прерывает переговоры.
Кийоко слышит, как министр Комура шепчет ассистенту: "Вдовствующая Императрица и и император на самом деле в Запретном Городе не проживают".
Переговорщики в спешке покидают зал. Уже на дворе некоторые бегом бросаются к экипажам. Бошамп нарочито проверяет патроны в барабане своего кольта.
Кийоко высматривает Эзава. Военные выходили быстрее всех.
Впервые теряя ритм и равновесие, запутавшись в нижних юбках западного платья, Кийоко собирает складки одежды и выбегает через ворота департамента.
Но ничего не видит сквозь головы более высоких, чем сама, мужчин.
Эмиль Сассоон протискивается к экипажам и тащит Кийоко за собой.
Они останавливаются на границе уличного хаоса, на линии размахивающих и указывающих на европейцев рук.
Над стенами Императорского Города вздымается туман темной пыли.
В южную сторону и в глубине, за Татарским Городом, на горизонте стоят высокие дымовые столбы.
Над крышей пагоды Врат Ди'ан нарастают языки пламени.
Выше, в небе вокруг всех своих осей вращается железная туша Акулы.
И, вцепившаяся в нее своими отростками-мечами, более легкая фигура Богомола.
Из ее поворотных стволов выбрасываются желтые языки огня.
Криво распахнутая пасть Акулы пыхает белым паром и багровым пожаром. Из нее падают вниз то ли люди, то ли бомбы.
В haku tetsu tamasi с квадратных стрелковых башен палят солдаты. Искры танцуют на голубых панцирях, словно огни святого Эльма.
Кружась, Корабли Духа дрейфуют в сторону севера, к вершине холма Фень Шуй.
Сассоон тащит Кийоко за руку. С противоположной стороны Кийоко зовут по-японски. Делегация Комуры должна, как можно скорее, спрятаться за стенами миссии.
"Иди!".
Она поворачивается.
Эзав, садясь в двуколку, глядит куда-то за спину, в экипаже уже беспокоится командор-лейтенант Неба.
Кийоко поднимает руку. Призыв? Прощание? Мольба?
Эзав скалит зубы в гуще щетины.
Они не услышали бы друг друга, даже если бы кричали.
Наполовину раскрытый рот, светлые глаза.
Здесь.
Иду.
Здесь.
Он поехал в бой.
Кийоко ожидает.
Ударь первым, без жалости. А еще лучше: ударь первый и единственный раз, не давая шансов на второй удар, на какой-либо ответ. Такой философией должен был руководствоваться Якуб Охоцкий, похищая Богомола "Bōzu" с полей над озером Йонгдинг. У него было семь человек, несколько револьверов и карабинов "маузер". Часом ранее, ходе попытки его поимки констеблями Стража Девяти Врат, он утратил три пальца (их нашли и принесли, завернутые в грязную тряпку). По "Bōzu" как раз водили секретаря шанхайской ChinaAssociation вместе с супругой, так что появление уходящего от погони истекающего кровью европейца явилось очевидным предсказанием скорого нападение китайской черни на ничего не подозревавших и невинных чужеземцев. Тут же белых гражданских заставили укрыться внутри haku tetsu tamasi. Где Якуб Охоцкий как Герберт Личка застрелил двух унтер-офицеров Неба, а так же секретаря шанхайской China Association вместе с супругой. После этого к снайперской деятельности приступили его люди, спрятанные в зарослях над озером. Все они были солдатами армии Куропаткина.
"Но где, однако, они научились управлять боевым аэростатом?". "Не научились. И не умеют. Упали с машиной в озеро, поломали деревья, прежде чем им удалось подняться в воздух".
Экипаж Акулы "Innin", вздымающейся на высоте в две сотни футов над Дворцом Императорского Спокойствия тоже застали врасплох. Они считали, будто бы "Bōzu" собирается передать им новые приказы. Пока Личка-Охоцкий не ударил в борт Кō с абордажной дистанции.
"Чтобы сделать невозможной погоню? То есть, с самого начала он желал захватить Акулу?". "Мы считаем, что для него, в первую очередь, важны бомбардировочные способности. Кийоко его знала. Кийоко?".
"Да, уважаемые господа. Он много говорил о восстании против России на своей родине. Он не желает сражаться с Нихон, не желает сражаться с Китаем. Он желает дать своему народу равные шансы на поле боя". "Он сражается с Нихон. Сражается с Китаем". "Да".
Кийоко кланяется министру Комуре, отступает в угол крыши.
Мужчины подают друг другу подзорные трубы и бинокли. На плоской крыше коммерческого бюро миссии расставлены бамбуковые стулья. Слуги вносят по узкой лестнице подносы с лимонадом и саке, а так же сумки с патронами к карабинам Мурата.. Настроение еще не перевесило в сторону одного из этих развлечений.
Ворота забаррикадировали, на Лигейшн Стрит выставили охрану. Кто не занят в конторах, наблюдает за поединком Хайябуса и Ко, неспешный менуэт аэростатов на фоне Солнца, заходящего за стенами Запретного Города.
В окнах соседствующего с японским представительством "Отеля Пекин"дюжины голов людей белой расы. На самом высоком эркере установил треногу своей камеры Фредерик Вильерс. Еще полфута, и он выпадет, занятый трудами за свою историческую фотографию.
"Сокол быстрее". "Уже достал его!". "Будет пытаться пойти на таран!". "Только не над городом, только не над городом".
Кийоко поднимает глаза.
Искалеченная Акула, с Якубом и его людьми, плывет в мутный пурпур Солнца. Над горизонтом и Пекином она вычерчивает волнистую линию дыма, длинные горизонтальные мазки кисти, ичи. Сокол Эзава спадает на нее с высоты, пересекая линии своей резкой дугой. Которая в последний момент вздымается вверх.это корень слова "ритуал": . Еще это корень "воина": . И "машины": . А так же "бунтовщика", "изменника": .
От того места, где упал и взорвался "Bōzu", между Императорскими Садами и Дворцом собранной Красоты, бродят торнадо дикого tetsu tamasi, почти черные от склеенной дымом пыли. Железо Духа легче воздуха, то ли закованное в форме аэростата, то л высвобожденное в шторме остроконечных фрагментов и металлических опилок. До миссии дошел слух, будто бы эти торндо посекли на мелкие кусочки первого евнуха П'и Хсяо-ли вместе с его свитой. Горят имперские амбары.
В миссии надеются на прибытие гвардейцев Шеньджи Йинь, ожидают очередной осады Квартала. Нет ясности, а не присоединятся ли гвардейцы к осаде, либо же, скорее, станут защищать Кварта от черни.
Выслали телеграммы с требованием подкреплений. Тем временем, Торнадо Духа поглотили Дворец Наивысшей Чистоты и Дворец Божественного Янь, они въелись в Дворец Небес. Во Внешнем Городе бьют барабаны жанггу.
Хайябуса пикирует с зенита, обстреливая Акулу короткими очередями. Ко отвечает пушечкой небольшого калибра. Машины расходятся на перьевую линию, на половинку солнечного луча.
Кийоко опускает взгляд.
Со стороны Английского Кладбища, из-за западных стен, раздаются первые винтовочные выстрелы.
Поначалу с одного, затем от второго, а потом и от всех четырех пекинских соборовбьют колокола бога христиан. Когда они били так в последний разхристиан четвертовали, насиловали, сжигали, стреляли тысячами.
Министр Комура поглядывает на часы на цепочке, записывает минуты. По сообщениям о событиях этого дня, записанным час за часом, минута за минутой, его и запомнят будущие поколения. И он это осознает.
У всех имеется подобное осознание.
Прямые спины, легкиепаруса, все в одно мгновение поднятые на месте.
"На сколько им хватит топлива?". "Эти аэростаты нуждаются в топливе только лишь при движении против ветра".
А потом вновь молчание, растянутое до самого горизонта.
Следующий прилив тревожных телеграмм уводит вниз большую часть сотрудников миссии.
Кийоко остается в темноте с тремя охранниками в мундирах.
Видны лишь огни пожаров, нечистое сияние, пульсирующее от расположенных ниже, невидимых огней, засеянных прохождением Торнадо Духа, мелочное перемещение огней факелов за стенами Квартала Представительстви вспышки артиллерийских поединков между звездами.
Они становятся все более далекими, все более бледными.
Кийоко дышит сухим мраком Пекина. Когда требуют отчета из твоего нутра, ты откровенно заглядываешь в этот шум и водоворот, и находишь в себе: интриги, пейзажи, счета. Ты мыслишь и чувствуешь этими интригами, пейзажами, счетами. Попробуй-ка мыслить шумом и водоворотом.
Она смеется. Кашляет. Хлопает в ладони раз, другой. После чего спускается вниз и закрывается в спальне горничных, где ей выделили кровать за ширмой. Спит до полудня. Когда ее будят топот сотен ног и призывы к эвакуации на японском и китайском языках.
"Император Гуаньсу мертв".
На рассвете уже эвакуировались дипломаты России и Голландии. Британцы в собственную миссию вызывают Четырнадцатый Полк Сикхов Фирозпуру. Готовится вооруженный конвой для охраны иностранцев, отправляющихся на поезде в Тьенсин. Все ожидают повторения ярости китайской улицы, о которой прекрасно помнят по восстанию боксеровс одной лишь разницей: на сей раз ненависть ханей будет концентрироваться не на белых, а на японцах.
"Какими бы ни были планы Ито, теперь мы вынуждены решить вопрос с Китаем силой".
Кемуси появляется в гортанном стуке дизелей. Здесь слишком мало места, чтобы приземлиться внутри миссии, а конструкция зданий слишком хрупкая, чтобы посадить на них аэростат с балластом. Длинный haku tetsu tamasi висит над французским почтовым отделением, между дугообразными крышами японской и испанской миссий; дипломаты, чиновники, солдаты переходят во внутренности скрученной чуть ли не в кольцо туши haku tetsu tamasi с балкона второго этажа, выломав изукрашенную балюстраду.
В средине слишком тесно, большая часть пассажиров стоит, впутавшись в шелковые сети. Кийоко переходит в голову Гусеницы, она знает одного из навигаторов.
Разговоры идут, понятное дело, о поединке братьев. "Его догнали над Янцзы. Имеются следы приземления Акулы под Калаган". "Князь Су выслал конных разведчиков". "Похоже, они направляются в сторону Гоби". Обсуждаются вопросы доступности нефти, прочности панциря Акул и калибра пушечек Соколов.
Через глаза воздушного корабля, резко поднимающегося после выпуска водного балласта, Кийоко видит черные пятна после пожаров, видит три расходящиеся дуги, скорееповерхностных, разрушений, выжженных Торнадо в своем перемещении. Все более четкая печать tetsu tamasi на прямоугольной карте Пекина.
"Император и вправду мертв?".
Доходят самые противоречивые слухи. Одно Торнадо Духа прошло через Летний Дворец под Холмом Долговечности, остальные вывернули на восточный берег Чаобай. Не известно, ответственны л они, хоть каким-то образом, за смерть императора. Который и так был всего лишь церемониальной фигурой Вдовствующей Императрицы, никто его не видел уже несколько лет. Якобы, тронувшись умом, он был уверен, будто бы является механическими часами.
В Концессии Нихон в Тьенсин приземляются перед наступлением сумерек. Падает мелкий дождь, ветер ерошит волны залива Бохай. На мачтах судов колышутся, словно болотные огоньки, лампионы. В окнах низких вилл Концессии тоже мечется эта кислая желчь керосина.
На другом берегу Пей Хо, в той части Российской Концессии, что прилегает к вокзалу, раздается несколько выстреловнеизвестно, предназначенных ли для аэростата. "Нескоро вернемся мы к мирным переговорам".
Кийоко вспоминает форму ладоней, сложенных под короткой седой бородой сэра Роберта Харта в знак человека, . Если бы он выдал источник своих сведений. Если бы он плохо считал Кийоко. Она глядит на свои черные пальцы. Как могу я испытывать ответственность за нечто такое, что только пережила?
Промокшая, с легкой дрожью по всему телу, с одной только сумкой багажа у ног, в прихожей Храма Океанской Лучистости, который после восстания боксеров был превращен в гарнизон Императорской армии. Под сердцемтерпкий холодок ненужности, опустошения. Никто о ней не помнит. К Кийоко возвращаются вкус, шепот, боль ночи фейерверков в парке Хибия.
Она чихает, вытирает нос, снова чихает. Не замечает, когда он к ней подходит, подходит и поднимает тяжелую сумку. Господин Рейко из Какубуцу Киури. Его костюм-тройка тоже промок от дождя. К краю котелка приклеился бурый лист. Грязь на туфлях. Трава на брючинах.
Оба вежливо улыбаются друг другу.
Господин Рейкочистое зеркало. Кийокочистое зеркало.
В крике и топоте формирующихся в строй отрядов. В воплях холодного ветра с моря. В тишине.
Она поднимает руку и снимает с его котелка печальный листок.
"Кийоко, Кийоко".
"Не знаю".
Небо сражается с землей. Земля воюет с Небом. Пока не исчезли за воланами раскаленного воздуха над пустыней Гоби; и "Иннин", и "Ханиками" выслеживали и обстреливали со слепым фанатизмоми с такой же прицельностью. Маньчжуры на лошадях, монголы на верблюдах, ханьцы с речных лодок. Ритуальная пальба по недостижимым целям.
Пьяно объезжаемый чужеземными похитителями "Иннин" время от времени отвечал мощными залпами. "Ханиками" всего лишь поднимался на более высокий уровень.
Но по дороге они спалили мост и буддийский монастырь.
"Мосттут понятно. Чтобы отрезать погоню. Номонастырь?". "Быть может, брат господина Эзава вдобавок еще является христианским фанатиком". "Кийоко?".
"Думаю, для брата господина Эзава никакое оцутствие причин не встало бы на пути, чтобы палить монастыри или что-либо иное".
Японская Концессия в Тенсин знаменита многочисленными и богатыми публичными домами, курильнями опиума, казино и храмами торговли живым товаром. Министр Комура встречается с послом Конджером в чайной на улице Асахи, в самом представительном из всех заведений, которые можно посчитать политически нейтральными. У посла имеется личная доверенность Теодора Рузвельта, чтобы склонить Японию и Россию к миру; общественное мнение в Штатах все такое же про-японское, а Франция, которая первой предложила послужить посредником, не пользуется доверием Токио. При этом, для Штатов крайне важно подтверждение политики Открытых Дверей в Маньчжурии по причине роста американских торговых влияний там. Тем не менее, после Пекинского Инцидента (на улицах городов Дальнего Востока известном как Небесная Резня), даже Эдвин Конджер старается публично не показываться с представителями Японской Империи.
"Уже и до того царь чрезвычайно не желал продолжения переговоров. Он верит в быструю победу". "Со всем уважением, царь заблудился в стране собственных снов и мечтаний. С самого начала войны он проиграл все сражения. Один флот он уже потерял, второй на пути к разгрому. Армия Куропаткина бежит врассыпную. Армии нет. К переговорам в Пекине мы приступили только лишь с учетом расходов и времени дальнейшего ведения вооруженных действий. Гоняться за четвертью миллиона солдат на расстоянии тысяч мильэто расточительство". "Больше, чем расточительство. Старая Цыси собирает войска из верных ей провинций. Жена уверяет меня, что императрица пережила огромный шок. Как еще сильнее можно унижать самую древнюю и крупнейшую в мире монархию? Вас ожидает война на два фронта. Ну а европейские монархии тоже не будут стоять бездеятельно, пока вы не закроете им доступ к колониям и торговле". "Но разве можем ли мы теперь отступить? Можем ли мы отступить?".