Кийоко по пожеланию секретаря министра составляет стенограмму беседы. Она еще остается, чтобы сразу же переписать текст на кандзи и кана, и, выйдя через час из чайной, натыкается на солнечной осенней улице на Фредерика Вильерса в компании мсье Сассоона. "Госпожа Торн! Завтра мы выплываем! Так что вы нам не откажете!".
Гостиная на первом этаже штаб-квартиры "Формоза Трейдинг" на улице Ямагучи. Кофе и ликер. Очень сладкие пирожные французской выпечки. Кийоко облизывает покрытые тушью кончики пальцев. "Еще, пожалуйста!". И потом: "Крайне извиняюсь. Еще одно?". И потом: "А мне можно? Можно?". Облизывает вилочку.
Восхищение Эмиля Сассоона бесстыдной прожорливостью женщины. Улыбка Вильерса над этой восхищенностью Сассоона. Завтра, завтра уплывают.
Знакомства в колониях, приятельства в колониях. Когда плывешь месяцами из одной страны в другую, когда письмо путешествует неделями. Рукопожатиеи уже думаешь, как записать этого человека в дневнике. И кто в колониях не ведет дневник? Дни слишком наполненные, встречи неповторимы.
"А мисс обратно на фронт?". "Не знаю".
Эмиль Сассоон выпивает стаканчик виски, словно бы тот наперсток с сиропом; он выходит и через минуту возвращается. Улыбка Вильерса. Запах кофе, запах Европы. Кийоко думает о других, наполовину тайных семействах всех этих гайкокудзинов, прибывающих в колонии с демоном денег и власти за спиной. Об их любовницах, сожительницах, "женах", словно бы о совместном сердечном шантаже от вынужденного гостеприимства Китая, Японии, Индии. О бесчисленных детях смешанной крови, языка и наследия, и о детях детей, целых расах незаконнорожденных, как, к примеру, сиротское племя обитателей Макао. О двойных жизнях сэров Эрнестов Сатоу, сэров Робертов Хартов; почему Юлиан Охоцкий не взял себе женщины на годы жизни в Хоккайдо? Еще более широкая улыбка Вильерса. Эмиль Сассоонсо вторым стаканчиком в руке. Он садится напротив Кийоко, выпрямленный, серьезный.
"Ох, как поздно! А ведь мне еще нужно сегодня отдать заметки в консульство!". Кийоко схватывается с места, извиняется, прощается, выходит.
И действительно, ей необходимо успеть в консульство. Женщина спешит против ветра, против солнца. Проходя мимо десятков, сотен прохожих, и большая часть из нихяпонцы в европейских костюмах.
Словно бы дюжину раз разминулась сама с собой. Кийоко даже оглядывается: за одной, за другой женщиной: моя прическа, мое платье, мои черты лица.
Замечательная взаимозаменяемость жизней. Беззатратный обмен жизнью. Чувства - словно одежда. Мыслибудто шляпки.
Над улицей Фукусима, над додзе кендо вздымается та самая Кемуси, что принесла их из Пекина. Еще из окон кабинета военного атташе Кийоко видит, как по веревочной лестнице сходят на китайскую землю очередные молодые рекруты в пехотных мундирах.
От ординарца атташе она слышит последние известия. Третья и Четвертая Армии отключились от преследования разбитых российских сил и направляются к Пекину. Армия Бейянг и армии губернаторов с юга Китая, скорее всего, сопротивляться не будут.
Господина Рейко она находит в комнатке без окон на втором этаже. Втиснутого в угол за малюсеньким письменным столом, похожим на театральный реквизит, изображающий письменный стол. Склонившегося над латинскими томами рангаку. Какубуцу сторонится света и роскоши.
"Да?". "Никакой новой информации о них?". "Ты ожидаешь, что они переживут пустыню Гоби?". "Один из них". "Не существует даже карты тех земель". "Но если повернут назадсюда не возвратятся". "Нет".
Кийоко садится, не садится, ей не на чем присесть. Она забыла навыки татами и кимоно. Тогда она снимает с пустой стальной клетки стопку оправленных в кожу книг и садится на той клетке.
Господин Рейко: "Та единственная знающая сокки женщинапожертвует ли собой?". "Старый доктор гайкокудзин действительно ли ослеп и сошел с ума?". "Слепнет. Теряет власть над мыслями и словами". "И что теперь сделает господин министр Гоннохыое?". "Ничего. Ему уже не нужно никого переубеждать. Нет речи о мире. Бюджет на расширение постройки флота Неба был принят единогласно и уже подписан Его Величеством". "Даже после того, что произошло в Пекине?". "Именно после того, что произошло в Пекине".
Кийоко глядит на господина Рейко. Господин Рейко глядит на Кийоко.
Кийоко: "Вы не разрешите мне возвратиться в Эскадру". "Нет. Ты могла бы погибнуть".
Кийоко: "И не разрешите мне ходить свободно". "Нет. Тебя могли бы выкрасть агенты империй".
Кийоко размышляет: Он бросил все и поспешил сюда при известии об эвакуации из Пекина. У него имеется загадка, которую он должен решить, и я являюсь ключом к этой загадке. И теперь уже он тебя не освободит. Она поглотила его. Словно бы мы друг другу дали обет. Словно бы уже написали свои предсмертные стихотворения.
Кийоко размышляет, господин Рейко размышляет: Она не может не знать абсолютно ничего.. Знает, даже если и не знает, что знает. Если он будет достаточно тщательно следить, если соберет достаточно много данных, я узнаю ее лучше, чем она знает сама себя.
Кийоко размышляет: господин Рейко размышляет: Раз ойятои гайкокудзин уже не может работать над tetsu tamasi, чьи же откровения должна была бы я переводить со сна в кандзи? Они увидят, что море высохло. Огонь погас. Мед съеден. Чем быстрее падет надежда, тем скорее избавится она от этой кажущейся значимости и вновь размоется во мгле.
Господин Рейко глядит на Кийоко.
На следующий день на Соколе "Кинсин" они вылетают в Токио.
Где Кийоко получает первое письмо от Фредерика Вильерса.
Дорогая мисс Торн, пишу в спешке на набережной в Сан-Франциско, чтобы поспеть с отправлением на почтовое судно в Голландскую Индию. Так что мисс простит мне телеграфную сухость. Поначалу я хотел выслать каблограмму, но не знал: куда. Надеюсь, что письмо, адресованное в штаб Первой Эскадры Неба доберется до мисс посредством надежной военной бюрократии. Знакомый военный художник, итальянец, но хороший человек, получил здесь каблограмму через Атлантику от брата, путешествующего в сторону Африканского Рога из Константинополя, чтобы строить железную дорогу в Эритрее для Итальянского королевства. Я знаю, как ожидала мисс известий о том дородном дирижабле Неба, который отправился в погоню за братом-похитителем. Это слухи, и мисс не найдет их в газетах. В окрестностях озера Алакол (в доброй тысяче миль от Каспийского моря), якобы, разыгрались небесные бои, в которые была ангажирована и царская конница. Какнеизвестно. Неизвестно и то, вышли целыми из боя оба или только один аэростат, а если и один, то который. Брат военного художника разговаривал с иезуитом из османской миссии, который возвратился прямиком с пути каравана из Бухары в Акмолинск. То, вроде как, наиболее недоступные районы цивилизованного мира, и данный слух невозможно как подтвердить, так и отрицать. Были сделаны эскизы, но их каблограммой не передашь. Но, возможно, надежды мисс будут подпитаны хотя бы этими клочком информации, дай бог, лишь бы не фальшивой.
С предзимним похолоданием японско-русская война расцветает в веер кампаний: маньчжурскую, за Владивосток, за Нанкин.
В газетах Ниппон появляются редакционные статьи о необходимости разрыва союза с Великобританией, или, по крайней мере, о повторном рассмотрении условий трактата. Тут же звучит и идея Сингапура как совместного протектората Соединенного Королевства и Японской Империи. Над столицей Страны Богов непрерывно кружат два-три Корабля Духа: это очевидная демонстрация гордости новым статусом Могущества и способ завоевания общественного мнения.
Здесь, с веранды скромной виллы Какубуцу в Иокогаме Кийоко видит первый hakutetsu tamasi класса Кит, . Он планирует над Токийским заливом под клубком бурых туч, аквамариновая слеза бога. Раз в семь или восемь больше Акулы. Невооруженный, не покрытый панцирем, предназначенный для гражданских перевозок. Широкая пасть, это, наверняка, ворота для быстрой загрузки. Но зачем ему четыре паруса-плавника на сухожилиях из железа Духа, колышущиеся за аэростатом, словно водоросли в речном потоке. Зачем ему прожектор на брюхе. И кисть электрических ветвей у головы.
Кийоко не может вспомнить таких проектов, вычерченных в цехах Трех Долин.
За ужином она расспрашивает господина Рейко о ситуации в Горной Верфи. "Они и вправду получили те правительственные заказы. Даже больше, как я слышал, двести тридцать миллионов".
Они едят за высоким столом, металлическими столовыми приборами, сидя на европейских стульях. Им прислуживает сотрудница Какубацу, она же готовит еду, экспериментируя на основании германских и голландских альманахов для домохозяек. Переводы не лишены ошибок.
"Когда я получу разрешение вернуться?". "Вскоре".
Каждый день курьер приносит стопку листков, покрытых хаотическими каракулями. Кийоко до вечера обязана "переписать" их традиционными кандзи и кана. Каракули не имеют для нее смысла. Она рисует первые знаки, что приходят ей на ум. Она уже привыкла к головной боли.
Дорогая мисс Торн, на сей раз могу сообщить более надежные и верные сообщения. Да, оба воздушных судна неоднократно видели над бездорожьями Малой Азии. Наверняка известно о, по крайней мере, двух обстоятельствах сильного обмена артиллерийским небесным огнем. У западных отрогов цепи Тянь-Шань, на высоте пустыни Кызылкум надежные свидетели наблюдали длящуюся всю ночь и целый день канонаду под облаками. Затем над палаточным городом под Машад многочисленные группы паломников наблюдали за абордажным сражением, ведущимся на высоте приблизительно двух сотен футов над землей. Это столкновение не принесло победы ни одной из сторон, поскольку оба судна уплыли потом на запад в продолжении погони. Лишь несколько трупов свалилось с неба на землю. Личности павших нам не известны. Оба аэростата, похоже, весьма серьезно повреждены. Похоже, они уже выстреляли все тяжелые боеприпасы. Персы направили патрули с целью перехвата вторгшихся в их пространство чужаков. Следует ожидать быстрого финала; экипажи должны же брать откуда-то питание, воду, топливо. Прилагаю эскиз, сделанный местным художником, вроде как наблюдателем-очевидцем. Мисс должна простить за паршивое качество, это копия, перепечатанная в "TheTimesofIndia".
"Доходят ли до доктора О Хо Кий известия о судьбе его сыновей?". "Предполагаю, что его стараются избавить от излишних волнений и беспокойств".
Зима. Пруд в маленьком садике за виллой в Иокогаме замерз.
Тень на льдуа ведь я ступаю так легкопо самому верхнему слою кожи мира.
Скрипит бумага, которой не коснулась кисть Солнца.
Кийоко разрешено выходить в сопровождении служащей. Иногда к ней присоединяется господин Рейко. Кийоко уверена, что после тех прогулок он составляет подробные отчеты.
Мы приобретаем особую чуткость и достоинство, живя жизнью персонажей из собственных рассказов. Лишенная мелочности скрупулезность имперского чиновника-философа не позволяет господину Рейко отвратить взгляд и от правды о себе. Кийоко вздрагивает при мысли о судьбе человека, который обязан узнать "зачем и почему", прежде чем улыбнуться ребенку, прежде чем перепрыгнуть лужу, прежде чем поддаться страсти.
За каждым поклоном господина Рейко, за каждым взглядом господина Рейко скрываются сотни кандзи, вопрошающих и поясняющих тот поклон, то взгляд.
Невозможно представить себе более утонченного палача.
У Кийоко имеются деньги на мелкие покупки. Она разговаривает с продавцами, словно с самыми лучшими друзьями. Все они весьма этому рады, точно так же, как ее радуют их дешевые сладости и благовония.
Еще она покупает газеты, день за днем. Япония подвергла бомбардировке очередные порты Китая, в том числе и те, в отношении которых идут переговоры. Стратегия блокирования флотов и морских путей тяжелыми обстрелами с недостижимых высот приводит к тому, чтобы полностью отрезать от дальневосточного театра военных действий державы Запада. Флот Рожественского на своем пути приостанавливается для все более длительных учений и ремонтов, он явно заблудился между континентами, океанами и эпохами военных технологий. Никто еще не разработал осмысленной тактики сражения морских судов против воздушных. Героический рейд трех Соколов (газеты публикуют фотографии пилотов) завершился успехом, то есть разрушением путей Транссибирской Магистрали. Царские войска чахнут, лишенные подкреплений и поддержки. Владивосток сдался генералу Ояма Ивао без длительной осады, исключительно под угрозой непрерывного огня с небес. Правительство Его Императорского Величества Муцухито выпускает третий транш облигаций военного заем, значительная часть средств от которых должна пойти на расширение металлургических производств и верфей tetsu tamasi. Кацура Таро подал в отставку, премьером стал граф Ямамото Гонбее. Такасаки Масакаце, директор Бюро Поэзии, на первой поэтической коллегии нового года предложил императору тему: Весь Народ в Радости. Муцухито не выразил согласия с Радостью. Сам он выбрал тему: Горы в Новый Год. "Небо в кануннового года такое спокойноечто Солнце утраплывет над горой Фудзисловно в тумане".
Скрипит бумага-снег.
Кийоко по достоинству оценила вкус теплого саке. Она присматривается к тем же пальцам кисти, рисующим знаки перед и после трех чарок саке. Присматривается к тому же самому лицу. Расчесывая перед зеркалом волосы, она задает молчаливые вопросы своему отражению, словно безумной незнакомке.
Еще до того, как служанка приготовила ужиндругой знакомый незнакомец появляется из морозного мрака.
Наполовину сожженная голова, черный мундир, взгляд-гвоздь.
"Завтра забираю тебя на Хоккайдо". "О! Выходит, так! Неужели директор Исода получил ответ от Сумицу-ин?". Капитан Томоэ Рююносуке не оскорбит Кийоко каким-либо чувством. "Никто не собирается ждать; цуя и похороны состоятся незамедлительно. Твоя мать совершила джигай. Кийоко".
Мисс Торн, наверняка мисс уже раньше стало известно из вашей прессы, ибо скандалы европейских столиц быстрее всего окружают земной шар; тем не менее, пишу как личность, черпающая эти знания из собственного опыта, вернувшись буквально только что из Венсенского леса и осмотрев разрушения на Рю де Пари и соседствующих улицах. Я разговаривал с жителями. Даже провел небольшое следствие, пойдя по следу денег, которыми был оплачена аренда наиболее поврежденных домов. Прошу не верить статьям журналистов, гоняющихся за сенсациями, приписывающих пиратам-аэронавтам безумие и какой-то азиатский фанатизм (к тому же в Париже действует значительная польская диаспора, и подозрения были обращены на нее). Битва разыгралась в ночь после Рождества и, по всем свидетельствам, на сей раз нападение осуществил более тяжелый воздушный бомбардировщик, а Соколенку пришлось бежать, поджав хвост. Приняв, что ранее, в результате очередного незавершенного абордажа, не был осуществлен обмен экипажами между воздушными машинами, я воспроизвожу ночные события следующим образом: господин Эзав после гибралтарского столкновения, в котором его машина сильно пострадала, и после которого, как нам известно, он нанимал у португальцев инженерную помощь, он тайно отправился (именно потому ночью, да еще в праздник) в место, где он мог бы рассчитывать на поддержку специалистов. Я ведь открыл историю того промышленного комплекса на Рю де Пари: еще пять лет назад средства на его содержание поступали непосредственно со счетов RedHandLtd., фирмы, зарегистрированной в Сингапуре неким С. Вокульским как основным владельцем и председателем правления и Д. (или же Б.) Гейстем в качестве миноритарного пайщика и директора во Франции. Этот "Гейст" заставил меня вспомнить слова господина Эзава, сказанные им во время пикника под Пекином, когда он рассказывал нам историю Кораблей Духа. Из этого же мы можем видеть еще и то, что господин Эзав не оставался в контакте с европейскими силами. Весь промышленно-лабораторный комплекс в Шарентон был закрыт несколько лет назад. И что сразу же представляется очевидным заключением: эта братоубийственная вражда так быстро не закончится. Господин Эзав и господин Якуб ищут здесь поддержки и помощи у своих друзей и сторонников, ищути находят ее (а не у диаспоры ли?). Они заново вооружились. Пополнили запасы топлива. Завербовали свежих людей. В развалинах на Рю де Пари были обнаружены останки трех мужчин, которые проживающие по соседству не идентифицировали; среди них только у одного были решительно восточные черты лица. Проблема идентификации усложняется еще и тем, что тела серьезно подавлены и обгорели. Наивысший из павшихнельзя утверждать со всей уверенностью, что это не господин Эзав (или же господин Якуб). Я подкупил охранника городского морга.