Письмо Терезы было еще одним таким мячиком, который подбросил мне неведомый игрок. Надо просто отбить мяч и ждать новой подачи. Мне снова предлагали наслаждаться игрой. Снова плыть по течению.
Я аккуратно сложил письмо и спрятал в карман пиджака, висящего на стуле. Подошел к зеркалу и провел рукой, по начавшему зарастать щетиной лицу. Достал из чемодана пятьдесят долларов. Вышел из номера и тщательно, на ключ, закрыл дверь. Мне надо было на набережную. Разменять деньги и побриться. А решение я уже принял.
Сцена 51
Вернувшись из города, я расположился за столиком в гостиничном ресторане и попросил принести мне перо и бумагу. Неожиданно моя просьба вылилась в целое парадное шествие. Впереди процессии шел китаец, к которому я обратился с просьбой. Он нес письменный чернильный прибор. Этакая мраморная подставка с двумя стеклянными чернильницами. В подставке была выточена ложбинка, в которой лежала ручка с металлическим пером и рукояткой из темного дерева. За ним шел другой китаец. Он нес перед собой папку, в которой, как потом выяснилось, были листки желтоватой бумаги. Завершал процессию мальчишка-китайчонок, в руках которого было две свечи. В мраморной подставке письменного прибора, по краям были небольшие углубления, в которые мальчишка вставил свечи, а китаец, возглавлявший процессию, чиркнул спичкой и зажег их. В ресторане был полумрак, и свечи оказались к месту.
С трудом справившись с ответным письмом, я попросил все того же старшего слугу-китайца отнести письмо мисс Одли.
Тереза откликнулась сразу. Ну, как сразу? Я успел заказать и почти выпить бокал белого вина. Мысли, с которыми я провел «в обнимку» два дня никуда не исчезли, но мой план смог их слегка отодвинуть. Еще раз просмотрел газету «Гонконг обзевер», которую захватил из ресторана на набережной, где плотно поел. Европейские и американские газеты были месячной давности, а вот местная газета постаралась. Само землетрясение в Сан-Франциско и его последствия были описаны в ней так подробно, что закрадывалось сомнение в их достоверности. Но если и половина из того, что написано было правдой, то картина складывалась печальная. Что-то я помнил о подобном землетрясении в СанФранциско из своей прошлой жизни. Кажется, смотрел фильм, а в нем вспоминали это событие. После него пришлось восстанавливать почти весь город. Раз так, то понятно, почему Тереза прекращает свое путешествие и возвращается обратно. У редакции просто нет денег на его продолжение или деньги есть, но они нужны на более неотложные задачи.
Появилась Тереза, я встал и пригласил ее за столик. Выслушал слова соболезнования, стараясь не вдумываться в их смысл. Пусть на время я отделюсь от всего этого.
Тереза посмотрела, что я пью и тоже заказала себе вина.
Мистер Деклер, сказала она. Вы написали, что у вас есть некое дело ко мне. Вам надо что-то передать в Сан-Франциско?
Не совсем так, я сбился на банальность, но сходу предложить Терезе деньги на путешествие я не мог. Скажите, мисс Одли, вы хотите продолжить свое кругосветное путешествие?
Что? воскликнула Тереза. Видимо такого вопроса она не ожидала и у нее получилось достаточно резко. Извините, что значит продолжить путешествие?
После вопроса девушки, все стало казаться мне не таким простым, как казалось еще минуту назад. Это я перекати-поле. Это у меня нет дома. Это меня никто не ждет. Потому я готов ехать и ехать вперед, заставляя картинку за окном постоянно меняться. Только бы не остановить это, развлекающее меня, мелькание. Только бы не остаться наедине со своими мыслями. Тереза жесовсем другое дело. У нее есть работа, дом, возможно, некая личная привязанность, планы на будущее. И тут я, со своим предложением еще немного помучиться.
Я подумал, начал я неуверенно. Что, возможно, вы заинтересованы продолжить свое путешествие.
Удивительно, но сразу Тереза не отказалась.
Но, - начала она. Я же не просто так путешествую.
Мне показалась, что она хотела продолжить, но не закончила свою фразу «Я же не просто путешествую, как вы»
Это задание редакции. Я пишу путевые заметки, а они публикуют, она запнулась. Вернее публиковали. Вы ведь, наверное, уже знаете о несчастье случившемся в моем городе.
Я кивнул.
Мне телеграфировали, что редакция разрушена, продолжила Тереза. И мои заметки никому уже не нужны.
Вы могли бы написать книгу по результатам своего путешествия.
Наверное, могла, ответила Тереза. Но теперь это уже в прошлом. Редакция приняла решение, а без их содействия, как вы понимаете, я не могу продолжать путешествие.
Если дело только в этом, то я могу помочь решить эту проблему, сказал я.
Деньги у меня были. Только деньги у меня и оставались. Вера ушла. Дружбы с Генрихом у меня теперь не получится. И только деньги, сохраняя мне верность, продолжали лежать в моем чемодане, завернутые в старую рубашку Деклера. Если их разделить на три части: мнена житье, Генрихуна учебу, то получится около трех тысяч долларов, которые я мог дать Терезе для продолжения ее странствий.
Что вы имеете ввиду? спросила Тереза.
У меня есть деньги для путешествия, просто сказал я. Мне надоело ходить вокруг да около. «На дворе капитализм, Тереза!»мысленно воскликнул я. «Пора перестать стесняться слова «деньги»!»
Но девушка думала иначе. Она покраснела и сказала:
Мистер Деклер, если бы я не считала вас порядочным человеком, то наш разговор был бы окончен.
Почему?
Разве вы не понимаете, что это неприлично?!
Нет, не понимаю, честно признался я. Я не сказал и не сделал ничего неприличного.
Но, - начала Тереза.
Нет, подождите, я не дал ей продолжить. Я не собираюсь требовать ничего взамен. В чем здесь неприличность?
Возникла пауза. Краска отлила от лица Терезы.
Я верю вам, мистер Деклер, сказал девушка. Но другие другие люди могут подуматьсовсем другое, закончила она.
«Обычайдеспот средь людей,»подумал я.
Мы помолчали.
А если, что «если» я не знал, но какая-то идея начала формироваться в моей голове, а я помогал ей словами. А если
Скажите, мисс Одли, задал я вопрос, который надо было задать с самого начала. А сами вы хотели бы продолжить путешествие? Ну, если бы все приличия были бы соблюдены?
Да, неожиданно просто ответила Тереза.
Тогда у меня к вам большая просьба. Дайте мне пару дней, и я найду выход, попросил я.
Хорошо, согласилась Тереза.
«Как-то она немногословна,»подумал я. «Испугалась? Но чего?»
Спасибо вам, сказал я. Сейчас мне надо в банк и на телеграф, а потом я расскажу вам, что у меня получилось. И знаете, - я вспомнил, с каким трудом писал допотопной ручкой на ворсистой бумаге письмо этой молодой женщине. Можно я не буду писать вам письмо, а просто постучу в дверь вашей комнаты. Вот так, я изобразил стук. Два коротких и один длинный. Это будет означать, что я жду вас здесь.
Удивительно, но Тереза не стала возражать против такого способа связи, но в свою очередь она задала мне другой вопрос:
Мистер Деклер, а зачем все это нужно вам?
Тереза очень серьезно смотрела на меня и ждала ответа.
Рассказать ей, что я решил перехитрить судьбу? Судьба, прислав мне письмо Терезы, в котором та написала, что возвращается в Сан-Франциско, рассчитывала, что я просто кивну. Может быть, приду проводить свою случайную попутчицу. Помашу отплывающему пароходу. А я решил поступить по-своему. Довольно плыть по течению. Ничего хорошего мне это пока не принесло. Но я не сказал правды. Я выбрал более простой ответ.
Я хочу, чтобы все было как раньше, сказал я. Это тоже было правдой, хотя и не всей.
Понимаю, Тереза все также серьезно посмотрела на меня своими большими красивыми глазами. Я буду вас ждать, мистер Деклер.
Сцена 52
Вернувшись в номер Тереза устало опустилась в кресло. Двери на террасу были открыты, была середина дня, но с вершины пика Виктории дул приятный свежий ветерок.
«Боже мой!»Тереза больше не хотела врать самой себе. Скрывать свои чувства за словами «может быть», «экстравагантный, но приятный», «достойный», «как в романе». Если бы кто-нибудь ей раньше сказал, что она будет с таким тайным наслаждением смотреть на это немолодое, с морщинками у глаз и рта лицо, она бы не поверила. Да, что там не поверила, сильно обиделась бы на сказавшего такую глупость. Сейчас эти морщинки ей казались такими, такимиТам в ресторане, сидя напротив Деклера, ей остро захотелось коснуться губами этих самых морщинок, а ее сердце при этом ухнуло куда-то вниз живота.
«А этот чурбан ничего не заметил!»подумала Тереза, но тут же отругала себя. «Ябесчувственная скотина. У человека трагедия, а я со своими поцелуями. Боже мой, какая я оказывается испорченная! Хуже Дженни!».
Трагичность событий происшедших вокруг Деклера, ее собственное печальное возвращение, которому еще предстояло развернуться в свою трагедию, обострило все чувства Терезы. Заставило ее взглянуть на мир по-другому, понять, как все быстро и безжалостно может измениться. Когда Деклер спросил ее, хочет ли она продолжать путешествие вокруг света, для нее это прозвучало, как «хочешь ли ты быть рядом со мной», а ее слово «да»словно то «да», которое произносят перед алтарем в церкви. Но приличия
«Черт бы побрал эти приличия!»подумала Тереза и вытерла рукой слезу, появившуюся в уголке глаза. Приличия заставили отказаться от денег, которые прямо предложил этот невозможный человек.
«Все равно я ничего не могу поделать,»подумала Тереза. Трагическая смерть жены Деклера надежно преграждала ей путь к предмету своей неожиданной любви. Ее неприязнь к этой русской авантюристке с ею смертью никуда не девалась. Даже уйдя из жизни, русская не подпускала Терезу к Деклеру.
«Деклер сказал, что хочет, чтобы все было, как раньше,»подумала Тереза. «Конечно же, он имел ввиду их прежнее, спокойное путешествие. Он, его жена, воспитанник Генрих и онаТереза, где-то сбоку».
«И все же я есть в его мыслях. Я тоже часть того, чего он хочет».
Как у любого другого человека, мозг Терезы сконцентрировался на более выгодном для себя. «Я тоже часть того, чего он хочет». А дальше мысли Терезы потекли в совсем уже фривольном направлении, и в этот раз она не стала их останавливать. Она просто закрыла руками лицо, словно кто-то посторонний мог бы увидеть то, о чем она сейчас думала и чем наслаждалась.
Только бы у него все получилось. Только бы у него все получилось, прошептала Тереза.
Оставалось только ждать. Ждать стука в дверь. Два коротких и один длинный.
Сцена 53
Мистер ОХара, я ухожу, в общую комнату, заглянула миссис Гановер. Обычно в комнате сидело несколько репортеров, и она была наполнена шумом печатающих машинок. Но на Сан-Франциско уже опустились сумерки, и сейчас в комнате был только один человек, репортер отдела политики и географии Патрик ОХара.
Он сидел за своим столом, стоящим у окна, и перебирал какие-то бумаги. Лампу мистер ОХара не стал зажигать. Ему хватало того света, что проникал в комнату от уже светившего газового фонаря на улице. Редакции «Метрополитена» повезло. Она располагалась на Маркет стрит, на которой уже несколько месяцев как сделали газовое освещение.
Что с вами, мистер ОХара? спросила миссис Гановер, секретарь главного редактора. Она была женщиной в возрасте и давно научилась разбираться в настроениях людей, особенно мужчин.
Немного устал, миссис Гановер, ответил Патрик.
Вот и идите домой, заявила женщина. Меня заодно проводите.
Патрик и миссис Гановер одновременно засмеялись. Миссис Гановер с мужем снимали хорошую квартиру в доме напротив редакции. Если бы Патрик захотел ее проводить, то ему пришлось бы пройти не больше десятка метров.
Ну, раз не хотите провожать, тогда до завтра, попрощалась секретарь главреда. Ночной сторож уже пришел. И, пожалуйста, не пугайте его собаку.
У ночного сторожа был большой и свирепый африканский риджбэк, рычавший на всех и вся, но прятавшийся за ноги хозяина, когда мимо проходил ОХара. Патрик давно заметил за собой эту особенность. Где бы он ни был: в старушке-Европе, в экзотическом Китае, в надувающей щеки Америкесобаки его боялись. Что-то они чувствовали своим носом. И Патрик догадывался что.
Патрику ОХара было под пятьдесят, и он родился далеко от западного побережья Америки. Это был небольшой портовый городок на севере Ирландии, который англичане назвали Ларне. Как раньше его называли сами ирландцы никто к моменту рождения Патрика уже не помнил. Побережье Англии было совсем недалеко, и каждый день корабли, баркасы и просто большие лодки сновали от одного берега к другому. Они перевозили зерно, шерсть, людей, но были грузы поинтересней. В подготовке этих «интересных» грузов участвовал и сам Патрик.
Дело в том, что его отец был могильщиком и как только Патрику исполнилось пять лет, а его руки и ноги приобрели какую-никакую силу, отец пристроил сына к делу. Патрик стал членом бригады резеректоров. Маленький, худой, а где ему набраться жиру, когда вся их семья жила впроголодь, он как никто другой подходил в этот дружный коллектив. Кроме отца в бригаде было еще трое человек, а Патрик был пятым. Когда отец привел его ночью на кладбище, остальные трое радостно стали хлопать мальчишку по плечам и говорить, что теперь, с Патриком у них дело пойдет на лад.
Работа, надо было сказать, была непростой. Днем отец Патрика и его бригада хоронили покойников, в которых недостатка не было, а ночью они их выкапывали. Трупы укладывали на повозку, которая тут же отправлялась на берег моря, где трупы перегружали в лодку. С первыми лучами солнца лодка отплывала к берегам Англии, где ценный груз уже ждали. Придумал этот бизнес доктор Хаччингтон, пожилой англичанин, имевший практику недалеко от городского кладбища.
Чтобы родственники захороненных ничего не заметили, приходилось идти на ухищрения. Разрывалась не сама могила. Поблизости от нее, со стороны головы покойника снимался дерн и копался узкий наклонный тоннель к «голове» могилы. Последние метры приходилось копать Патрику. Как только лопата стукалась о крышку гроба, ему передавали толстый буравчик. Патрик сверлил отверстия в верхней части гроба, со стороны головы покойника, как бы намечая окно. Когда это было готово, он вкручивал еще два бурачка с кольцами на конце, в которые была вдета крепкая веревка. После этого он мог вылезти наружу и отдышаться. Остальные брались за веревки и с силой дергала за них.
Бывало, что часть верхней части гроба отрывалась с первого раза. Тогда в тоннель снова лез Патрик и веревочной петлей зацеплял труп. После этого труп вытягивали наружу.
Осторожней, хрипло шептал тянувшим отец Патрика. Не повреди. Иначе этот скряга Хаччингтон не заплатит хорошую цену.
Вытянув труп из могилы, бригада быстро засыпала тоннель и возвращала не место дерн. Причем одежду и драгоценности, если они были, не брали, а бросали обратно в могилу. За вскрытие могилы, если поймают, назначат штраф. Кража одежды, а тем паче драгоценностей, для любого ирландца могла обернуться виселицей. А труп висельника, даже минуя могилу, сразу отправлялся по маршруту, который создал доктор Хаччингтон.
После трудовой ночи взрослая часть бригады на некоторое время задерживалась на краю кладбища для того, чтобы распить бутылку дешевого виски.
За резерекшен! говорили подельники и по очереди прикладывались к бутылке. Патрик сидел рядом и клевал носом. Он сильно уставал, и ему хотелось спать. Потом ему объяснили значение этого английского слова. Оказывается, они воскрешали людей. Несколько месяцев Патрик в это верил. Но потом встреча с доктором Хаччингтонов показала, что это совсем не так.
А собаки боялись трупного запаха. Так считал мистер ОХара. Обоняние то у них сильное. Ему самому порой казалось, что он до сих пор ощущает его.
Сцена 54
Иногда доктор Хаччингтон брал один из трупов себе. Члены бригады обычно шумливые и развязные, в присутствии доктора больше молчали и, получив свои деньги, старались убраться прочь. Но в такие дни доктору Хаччингтону требовался помощник, и он брал с собой Патрика. Как не хотелось мальчишке спать, но за помощь доктор давал несколько медяков, на которые можно было вдоволь наесться.
Помощь была не сложной: принеси-отнеси, поддержи-подай. Она требовалась пока сам доктор Хаччингтон вскрывал труп и разглядывал его внутренности.
Обычно доктор брал труп того умершего человека, который до смерти лечился у него самого.
Вскрытие трупа почему-то совсем не волновало Патрика. Он безо всякого испуга или отвращения смотрел, как Хаччингтон разрезает брюхо или распиливает ребра. К тому же он уже знал, что после вскрытия доктор будет в хорошем настроении и не зажмет той платы, которую обещал за помощь Патрика.