И подставил грудь под ее удар.
Не получилось? спросила Вера.
Давай еще, не своим, хриплым голосом сказал я.
Вера снова шагнула назад, а я поднял руку и прислушался. Ничего не изменилось. Звуки и ощущения никуда не ушли. И я опустил руку.
На этот раз я не торопился. Каким-то внутренним чувством я понял, что сейчас кулачок Веры вновь достанет меня. Тогда я шагнул в сторону и развернулся. Это движение сильно отдалось в мышцах, словно кто-то решил их резко и без разминки растянуть. Верин кулачок только чиркнул по моей груди. Вера не ожидала от меня такого подвоха и провалилась вперед. Она, наверное, бы упала, если бы я не подхватил ее и не прижал к себе. Мой нос уткнулся в густые волосы девушки, одна из ее заколок ткнулась мне в щеку, и посторонние звуки ушли.
Так не честно, недовольным голосом сказало мое солнце, развернувшись ко мне. Как ты это делаешь?
Не знаю, честно признался я. Может быть, благодаря тебе?
Не подлизывайся, сказала Вера и слегка оттолкнула меня. Иди на свою зарядку. Мне тоже надо позаниматься. Я подготовлюсь и в следующий раз не промахнусь.
Я вышел на палубу. Сел на одиноко стоящий стул-шезлонг у трубы.
«Значит, «это»не наваждение,»констатировал про себя я. «Это» можно вызывать и «этим» можно пользоваться».
От непривычной нагрузки все мышцы тела гудели. Особенно ноги. Я стал кулаками постукивать себя по бедрам, не обращая внимания на удивленные взгляды проходящих мимо пассажиров.
«Интересно, чей это подарок?»подумал я. «Деклера? Иливпрочем, какая разница! Надо сказать «спасибо» и пользоваться».
Спасибо, вслух сказал я.
Подарки всегда получать приятно. Неожиданные особенно. Правда, когда получаешь такой подарок, почти никогда не приходит в голову, что за него придется дорого заплатить.
Сцена 26
После окончания шторма все потянулись на палубу. По слухам, нам оставалось не больше трех дней пути. Возможно, поэтому никто из пассажиров не пытался тесно общаться. Поздоровались, обменялись мнениями о погоде и дальшенаматывать круги по палубе.
Джеймс Томпсон, с которым я познакомились еще на «Пасифике», находился в привилегированном положении. Знакомство с ним длилось чуть больше, чтобы не ограничиваться разговорами про погоду, но все же чуть меньше, чтобы уже наскучить друг другу. Кроме того, наш небольшой совместный проект также способствовал сближению.
В один из дней я стоял на палубе рядом с Верой. Мое солнце рисовало успокоившееся море, а я любовался и морем, и Верой. Подошел Томпсон. Поздоровался. Сказал пару комплиментов Вере. Ожидаемо предложил мне сходить вместе с ним в бар. Также ожидаемо получил мой отказ. А потом Томпсон предложил посмотреть на тот экземпляр «Телевизора», который ему по моей модели сделали на «Пасифике», и я согласился.
В каюте Томпсона было неопрятно. Я бы предпочел посмотреть «Телевизор» на палубе, но Томпсон секретничал, не хотел до поры времени выносить наше «чудо-устройство» на широкую публику. Вдруг стащат секрет! Ведь «Телевизор» еще не был даже запатентован.
Механик «Пасифика», к которому Томпсон обратился по моему совету за помощью, постарался на славу. Все было выполнено из тонкого, вороненного железа. Смотрелось солидно и красиво.
Как вам? спросил Томпсон.
Отлично! Такое можно уже продавать, искренне ответил я, а потом все же не удержался, подошел к иллюминатору и открыл его.
Хозяин каюты предпочел не заметить моего самоуправства.
Только вот картинка, - сказал Томпсон и скорчил жалостливую гримасу.
Картинка, а вернее бумажная полоса, на которой был изображен кот Том, бегущий за мышонком Джерри, поистрепалась.
«Не бросать же хорошего человека в беде!»подумал я. Томпсон неплохо заплатил мне за идею и модель «Телевизора». Кроме того, промышленник был любителем поболтать, и от него я узнал много бытовых подробностей из жизни людей девятнадцатого века. Бумага у меня еще оставалась, поэтому я сказал:
Я нарисую вам еще несколько таких полос.
Сколько это будет стоить?
Ни сколько, ответил я. Сделать рисунки мне было не сложно.
Мы немного поспорили по этому поводу. Томпсон хотел заплатить, а я не хотел мелочиться.
Ну, если вы так любезны, то не могли бы нарисовать что-нибудь для мужчин? завел свою старую песню Томпсон. Еще на «Пасифике» он обращался ко мне с такой просьбой. Тогда я ему отказал.
Я посмотрел на Томпсона, на его немного мятое и осунувшееся лицо. Видно шторм он пережил хуже, чем мы с Верой.
Ладно, согласился я. Нарисую.
На следующий день, когда Вера ушла на палубу, я остался в каюте и принялся за работу. Вырезал из бумаги, которой разжился еще на «Пасифике», несколько длинных полос. Сначала быстро нарисовал бегущих друг за дружкой Тома и Джерри. А потом, покосившись на дверь, стал рисовать «обнаженку». Обошелся без деталей и подробностей. Просто одна фигуристая красотка за десять движений снимала с себя всю одежду и в конце стыдливо прикрывала наиболее интересные части тела.
Все это время Томпсон ждал меня в каюте.
Принесли? спросил он, когда я зашел в его каюту.
Смотрите.
Томпсон мельком взглянул на Тома и Джерри, кивнул и отложил в сторону, взял второй рисунок.
О! сказал Томпсон.
Мне стало приятно. Вот как должен реагировать человек, увидев выдающееся произведение художника!
О! снова повторил Томпсон, быстро заправил полосу с «обнаженкой» в «Телевизор» и крутанул цилиндр. «Телевизор» сделал несколько кругов и остановился. Томпсон крутанул еще раз, потом еще.
Нравится? спросил я.
Что? не понял Томпсон.
Нравится?
Да, да. Это то, что нужно, был его ответ.
В последующие дни, до самого прибытия в Гонконг я не видел Томпсона на палубе. Хотя, скорее всего, мы просто разминулись по времени.
Сцена 27
Наконец, на седьмой день пути «Звезда Востока» бросила якорь в изумрудной гавани Гонконга. Вокруг стояли десятки, а может быть сотни самых различных кораблей. Европейские парусники, пароходы, большие трехмачтовые китайские джонки, а вдали дымила парочка броненосцев под британским флагом. Среди всех этих больших кораблей крутились многочисленные лодки и лодочки.
Я с Верой стоял у одного борта, а Генрих носился от одного борта к другому.
Мистер Деклер, там домов много, Генрих показывал пальцем в сторону острова. Зато там, у другого берега кораблей больше, это уже Генрих показывал в сторону материка.
Все были возбуждены и радовались, что скоро сойдем на землю. Тереза расстроилась из-за того, что мало что увидела в Йокогаме, поэтому намеревалась провести в Гонконге несколько дней. А вместе с ней и мы. Кроме того, предстояло выяснить, как можно добраться из Гонконга до Калькутты.
Сейчас Тереза в одиночестве стояла одна у борта судна и смотрела в сторону материка. К нам не подошла. Наверное, не хотела разрушать нашу семейную идиллию. Тактичная. Но кое-кого назвать тактичным было трудно.
Новые территории были присоединены к Гонконгу относительно недавно, к нам подошел Томпсон и на правах, уже обжившегося в этих краях человека, начал советовать. Поэтому лучше всего вам поселиться на острове.
Рекомендую «Палас отель», продолжил он. Небольшой. Располагается повыше на горе, но зато там потише и попрохладнее.
А вы? спросила Вера.
А у меня дела в Коулуне, он махнул рукой в сторону материка. Имейте ввиду, что корабль причалит к восточному берегу. Будет выгружать китайцев, а вам придется нанять лодку.
Лодок вокруг было немало. Некоторые стояли неподвижно у борта «Звезды Востока», явно ожидая пассажиров.
Тогда давайте прощаться, сказал я.
Мы пожали друг другу руки. Протянутую Верой руку Томпсон, неуклюже наклонившись, поцеловал.
Если будут еще идеи, Томпсон сунул мне в руку свою визитку. Можете писать на эти адреса. он хохотнул. Где-нибудь, да буду!
На том и распрощались.
Чуть позже я подошел к Терезе и предложил ей также поселиться в «Палас отеле». Она согласилась. Видимо, подходившей к ней прощаться, Томпсон тоже порекомендовал ей этот отель.
А может быть, дело было в другом. За двадцать один день путешествия на корабле, сначала из Сан-Франциско в Йокогаму, а потом сюда, в Гонконг все мы привыкли к нашему корабельному мирку. Ведь «Звезда Востока» почти ничем не отличалась от «Пасифика». Привычный порядокизо дня в день, знакомые лица вокруг, чувство безопасности. Теперь с этим всем приходилось расставаться, из-за чего было немного грустно. Поэтому, согласие Терезы, поселиться с нами в одном отеле, могло объясняться именно подсознательным стремлением продлить комфортное состояние, которое появилось за время путешествия. Так я думал, сидя в лодке, по местному «сампане», которая везла меня, Веру, Генриха и Терезу на берег. Следом за нами шла такая же лодка, но уже с нашим багажом.
«Хорошо, что я не один,»подумал я, глядя на спины, сидящих впереди Веры и Генриха, но тут же пришла в голову совершенно другая мысль. «Хотя, наверное, мне одному было бы проще. Но, вслух я эту мысль никогда не выскажу».
Мы приближались к каменной набережной, вдоль которой рядком стояли трехэтажные дома из белого камня. Дома были похожи и одновременно не похожи друг на друга. В каждом доме, на каждом этаже на гавань выходили большие, арочные лоджии. В одних домах арки были пошире, а у другихпоуже. У одних домов столбы, поддерживающие арки, были просто столбы, у другихнастоящие произведения искусства: резные, вычурной кладки, а у некоторых и не столбы даже, а настоящие греческие колонны. Так что при всей схожести, дома было не спутать.
На набережной, дома жались к друг другу, что не удивительно. За ними, круто в небо уходила гора. Пик Виктории, как объяснил Томпсон. Гора была покрыта буйной растительностью, но кое-где виднелись осыпи, обнажавшие коричневатую скальную породу.
На берегу рикши, к виду которых мы уже привыкли в Японии, наотрез отказались везти нас и наш багаж в отель. Только показывали руками в сторону носильщиков паланкинов и что-то говорили на своем языке. Паланкины представляли собой тесные и не очень опрятные коробочки, такие кресла с крышей и боковыми стенками с окошками. К такому креслу-коробочке крепилось две длинных бамбуковых жерди. Пришлось забраться в эти китайские паланкины, и мы настоящим караваном отправились в путь.
По дороге стало понятно, почему рикши отказались везти нас. Дорога шла в гору, пологие участки были коротки и прерывались длинными ступенчатыми подъемами. То, что я увидел вокруг, мне понравилось. Дорога была покрыта настоящим асфальтом. Неужели его уже изобрели!? Широкие ступеньки в гору были явно бетонные. Стены домов, которые, как мне показалось сначала, были из белого камня, на самом деле были просто отштукатурены и покрашены какой-то приятной, светло-бежевой краской. Европа, да и только! Но при этом вокруг благоухала тропическая растительность: заросли самого разного по толщине бамбука, гигантские папоротники, невысокие раскидистые пальмы, кустарники, на которых на одном кусте могли быть, как зеленые, так и красные листья. А передвигались мы не на экипаже запряженным лошадьми, а на плечах узкоглазых и желтолицых туземцев. Контраст между элементами цивилизации: асфальт, бетон, красивые высокие здания и элементами дикой природы вкупе с архаичностью передвижениясоздавал в душе ощущение какой-то сказочности происходящего. А в сказке только хорошее впереди, ведь так?
Мое настроение улучшилось. Я и думать забыл про оставленный корабль. Надеюсь, что и мои спутники чувствовали тоже самое.
Сцена 28
Цыганка была местная, с восточным колоритом. Широкая юбка была такой же пышной, как и у ее европейских соплеменниц, но доходила лишь по середины лодыжек. Дальше были видны цветастые штаны, а на самих лодыжках болтались медные браслеты. Яркая кофта, накинутый на плечи платок с бахромой, распушенные волосы и десятки дешевых бус на шее завершали картину и не давали ни одного шанса, чтобы ошибиться в том, кто перед вами.
Цыганка крепко держала Терезу за руку и твердила:
Не нужен он тебе. Не нужен.
Почему? Аристократ? спрашивала Тереза.
Цыганка только хмыкала в ответ:
Не нужен и все!
Но почему?
Этот диалог, наверное, крутился в голове Терезы всю ночь, потому что, когда она проснулась, эти слова все еще были в ее голове:
Не нужен он тебе. Не нужен!
Но почему?
Сквозь тяжелые шторы уже пробивался утренний свет, и Тереза отбросила прочь остатки сна-наваждения. Отель, в который они приехали вчера, как остатки разбитой армии, оказался весьма приличным. Терезу поселили в большой комнате с широченной кроватью под балдахином, с москитной сеткой, которую при желании можно было опустить и закрыть всю постель. В номере была большая гардеробная, в которой Тереза развесила свои кофты, юбки и немногочисленные платья. Пусть отвисятся! Потом легче будет гладить. Также в номере была большая ванная комната с ватер-клозетом. В ней стояла большая медная глубокая чаша, а из такого же медного крана текла вода, стоило только покрутить вентилем. После корабельной каюты все казалось большим, просторным и напомнило Терезе ее родной дом в усадьбе на Юге.
Тереза встала, накинула на себя легкий халат, раздвинула шторы и открыла дверь на лоджию. Комната тут же наполнилась звуками моря и ароматами тропических растений, а открывшийся вид сразу приковывал взгляд. Отель стоял на склоне горы, на естественной террасе, поэтому был выше домов на набережной. Это позволяло любоваться изумрудной бухтой с многочисленными кораблями в ней, которые отсюда казались игрушечными.
Тереза снова ощутила себя в безопасности. Словно она пересела с одного корабля на другой. Раньше корабль назывался «Пасифик», потом«Звезда Востока», а теперь называется «Палас отель». При желании можно было даже представить, что движутся не корабли в бухте, а движется ее «корабль» «Палас отель», а корабли в бухте на самом деле стоят.
Тихое утро, морской воздух, красивая картинка перед глазами, воспоминания о детствеНастроение у Терезы было чудесное. Она больше не вспоминала ночной сон. Девушка достала из дорожного саквояжа блокнот, карандаши, села за небольшой столик, также имевшийся в комнате, и в течение часа работала, время от времени поглядывая в окно.
Сцена 29
На «корабле» «Палас отель» оказалось даже удобнее, чем на настоящих кораблях. Вместо капитанского салонаобычный ресторан, куда можно было прийти в любое время. Из большого и полутемного зала ресторана можно было выйти через решетчатые двери на лоджию, где также стояло несколько столиков. Тереза села за один их них. Тут же подошел китаец-официант, в восточном одеянии. Светлые штаны и такого же цвета туника ниже колен. Блестящие черные волосы были стянуты в пучок на затылке. Официант говорил вполне на приличном английском языке. Тереза сделала заказ.
В след за официантом к столику Терезы подошел другой слуга с опахалом из перьев неизвестной птицы на длинном бамбуковом древке. Это немного нарушало приватность приема пищи, но каменное выражение лица слуги превращало человека с опахалом просто в сказочный механизм. Такого можно не смущаться. Кроме того, движения опахала создавали легкий ветерок, который приятно освежал лицо Терезы.
«Рикши, паланкин, опахало,»подумала Тереза. «К чему еще я привыкну здесь?» Она достала блокнот и продолжила записи.
Утром Терезе постучали в номер. На пороге стоял китаец, одетый примерно также, как и официант в ресторане.
Я есть ваш слуга, сказал китаец с поклоном. Если вы хотеть, то я принесу чашка кофе.
Тереза немного смутилась, увидев мужчину, но быстро справилась со стеснением. Все же это был слуга, а значит не совсем мужчина. К тому же у Терезы было хорошее настроение.
Да, я хотеть чашка кофе, серьезно сказала она. Принесите, пожалуйста. И еще круассан.
Слуга ушел.
«Интересно, понял он про круасан или нет?»подумала она. «Что он принесет в качестве круассана?»
Но она зря волновалась. Кофе оказался превосходным, а круассанвоздушным. «Корабль» «Палас отель» ей определенно нравился.
«Я становлюсь настоящим гостиничным обозревателем,»подумала Тереза, откладывая записи и принимаясь за еду, которую принесли.
Посетителей в ресторане было мало. В глубине большого зала Тереза заметила Генриха, воспитанника Деклера, который в одиночестве сидел за столиком и что-то грустно ковырял в тарелке.
«Что-то самого воспитателя не видно,»подумала Тереза. «Наверное, занимается воспитанием кого-то другого». В голове, само собой, возникло изображение огромной, как и у нее в номере, постели, но Тереза сразу же оборвала полет своего воображения. Ей стало стыдно за свои мысли. Тереза занялась остывающей яичницей с беконом, а ее настроение немного ухудшилось.
«Сама виновата,»подумала Тереза. «В тарелку надо смотреть, а не по сторонам».
Сцена 30
После завтрака Тереза расположилась в фоей гостиницы. Она разглядывала свежие местные газеты. Писали о возможной забастовке рабочих докеров.