Баул опустился на старый крашеный пол, Алевтина как всегда качала.
А вот и вы! сказала Евгения, когда все двери были надёжно заперты за спиной.
Не говори мне «вы», бап! вспылила Лидия. Мне от этого не по себе.
С бабкой они постоянно ссорились: одна поучала, другая протестовала против ограничения свободы, как мыслей, так и действий. Туда не ходи, этого не делай Баплетело в ответ, ты меня достала! Не доросла ещё спорить, цыцбабка сердито ставила на место, и вдруг: «а вот и вы», да ещё стыдливый румянец на щеках.
Не серчай, я не нарочно, оправдалась Евгения.
«До чего же всё знакомо» кружилось у Лидии в голове от услышанного, мелкий дядя бродил по дому в белой рубашонке в горох не по размеруточно в такой она видела мать в возрасте трёх-четырёх лет на пожелтевших фотографиях. Она взяла его на руки, погладила по рубашке, ей показалось, что она щупает артефакт.
Мам! воскликнула девица. Погляди: мясо, молоко, яйца!
Глаза у женщин светились, стояла суета: содержимое упаковок пересыпалось в чугунки, переливалось в корчажки, завязывалось в узелки. Евгения сразу поставила варить в горячую печь манную кашу на молоке, разбавленном водойпериодически доносилось постукивание ложкой о край ковша. Пока еда готовилась, Лидия оживлённо делилась информацией о жизни в будущем.
Дом мы построили новый: большой, кирпичный. У мамы я одна, у дяди Ромы трое. Все хорошо живут, у всех квартиры в городе, у нас тоже квартир полно, мы их сдаём, а живём здесь: муж город не любит.
Евгения занесла в избу охладившуюся кашу и усадила пятимесячного ребёнка на колени.
А давайте я покормлю! вмешалась Лидия, забирая ребёнка. Ну что, помнишь, как ты пичкала меня этой ненавистной манной кашей? Наклонилась она к матери. Пришло время отыгратьсядавай, давай, открывай рот!
Ты нас не обманываешь? Лидия вздрогнула от вопроса моложавой бабки Ени, которая пристально наблюдала за кормлением. Ты правда её дитё?
В доме возникло напряжение, женщины из прошлого переглядывались: необъяснимое недоверие почувствовалось именно сейчас, с запозданием, до этого они охотно ей верили.
Да ты что, бап! Лидия привстала. А как же сросшиеся пальцыоткуда я по-вашему знаю? Да ты взгляни, как я на тебя похожа, как две капли воды! Одно лицоподойди к зеркалу. Хочешь, я в следующий раз принесу фотографии, где моя мама постарше? И ты там есть Только где вы обе сильно состарились я приносить не будуэто не этично, так можно испугаться, увидев себя старой.
Да куда ж более пугатьсявставила комментарий Алевтина. Живы и ладно.
Но я их принесу, обязательно принесу, чтобы вопрос был исчерпан раз и навсегда. Лидия негодовала от возникшего недоверия. Мне пора собираться. Она одела ватник и кое-как наспех повязалась платком.
Перед выходом на улицу она полезла в карман за пультом и наткнулась на катушки.
Нитки запамятовала, я же обещала. Лидия высыпала на стол горсть катушек. Женщины не шевелилисьс ними что-то произошло, но чтоона пока понять не могла, всё изменилось после этого неуместного кормления. Может Евгения испугалась, что она заберёт у них младенцаЛидия ведь обмолвилась, что не имеет детей. Вот она причина, не на пустом же месте произошла внезапно такая переменадевица встревожилась за ребёнка. У них война и нищета, а у потомковполны сундуки, так почему же этой блаженной не отнять у них ребёнка Сумасшедшие люди Да разве она способна сотворить такоерастить собственную мать, как дочь?
Всё-таки не надо быть к ним столь критичной, они с лета живут в кошмареот такого стресса у кого-угодно поедет крыша, здесь всё пропитано страхом, непрекращающийся страх за свою жизнь и жизнь близких. Лидия решила в следующий раз порадовать их вдвойне: наберёт две сумкиодежды, сладостей, купит ананас. Стас говорит: аллергияпринесёт побольше таблеток от аллергии, научит, как ими пользоваться. И в ход пойдёт шоколадный заяц, оставшийся с Нового года, что там ещё конфеты с миндалём, фрукты спелые заморские
Она не обращала внимания на лица в окне, когда промеряла рулеткой расстояния, записывала на бумажке, снова пробиралась по сугробам, и снова раскручивала длинную металлическую непослушную ленту, укладывала её прямо в снег. Когда наконец она взглянула на маленькое окно, прозрачный глазок которого изрядно увеличился, то, увидев какими обескураженными были их лица, осозналаздесь она пришелец, терминатор, женщина-шок и ничего, кроме шока, вызывать не может.
Палец нерешительно поглаживал кнопку обратного хода, не давали покоя сомнения: фотографии, конечно, весомые доказательства, но разве её глаза не являются главным доказательствомони же кричат, они же молят: поверьте мне Ей захотелось вернуться в избу, поговорить по душам, успокоить, что она не претендует на этого ребёнкакак же она тогда появится на свет?
Со стороны огорода по меже неторопливо пробирался мужской силуэт. Лидия обернулась: чёрная массивная фигура появилась в обзоре, когда закончилась полоса хозяйственных построек, до этого она передвигалась вне зоны видимостипозади сараев. Силуэт сошёл с тропы, полез по чужим утоптанным следам в направлении к Лидиина секунду она замешкалась, решив, что это Стас потеряв терпение совершил скачок, чтобы проверить жену, поторопить и забрать обратно. Чёрная фигура уверенно приближалась, тогда как у Лидии в голове творился фейерверк из домыслов и соображений: если Стас, то откуда у него пульты, сделал дубликаты за это времясама же и ответила, если Стас, то почему переправился на таком отдалениичтобы не столкнуться с ней в одной точке (вспомнила дерево, внутри которого распирается человеческое тело), если СтасВозник момент, когда обозначилось хмурое мужское лицо. То зачем сбрил бороду
Кнопка вдавилась сама собой рефлекторно, от испуга.
В этот раз изобретатель прогуливался возле входной двери, дышал свежим воздухом, завидев Лидию, он косолапо, по-медвежьи ринулся ей навстречу: провожал он её улыбающуюся, получил напряжённую, дёрганную, загнанную.
Зая, зая, куда ты пошла? Скажи, что стряслось!
Лидия взметалась по дому: кинулась пить воду, глотнула, вылила недопитую в раковину, достала коньяк.
Я не знаюплеснула она в стакан из бутылки. Мужик этот ещё
Что за мужик?
Да не знаю я! Лидия прошлась со стаканом в руках, нервозность не давала сосредоточиться и нормально объяснить. Мужик какой-то осторожно крался оттуда. Она показала в левый по отношению к себе угол дома. Видел меня, или нет я не знаю. И если видел, конечно не понялсреди сараев темно, деревья, кусты, бабки могли выходить-заходить Чем я от них теперь отличаюсь?
Ну раз не понялчего ты так всполошилась?
Зачем-то он выруливал прямо к нашему дому целенаправленно, он к бабкам шёл! Что ему надо в такой поздний час? Чего он у них позабыл? Может им сейчас угрожает опасность, может он за ними в окна подглядывает или имеет другой злой умысел?
Ещё немного и она готова была рассказать о душераздирающей обиде, недоверии к её персоне, но слова так и не слетели с устсейчас она докукарекается и Стас разломает блок, трафик накроется медным тазом.
Тебе надо успокоиться и не ходить туда какое-то время. Это было лишь проявлением заботы, выражением беспокойства, но оно заставило её повернуться с оскорблённым выражением лица, с округлившимися от ужаса глазами. Понял, сменил он позицию. Значит, ходить.
Даже сильное снотворное не справлялось с бодрствующим мозгом, не желающим выходить из активной стадииЛидия долго изучала в сумерках сте́ны собственного дома: затянутые мраком подаренные картины и повторяющиеся однообразные мотивы на обоях, едва различимые глазом, но хранящиеся в памяти. Стены её не интересовалиразыгравшееся воображение сосредоточилось на тёмном силуэте, который в данный момент возможно пересекает кухню, затем угол спальни и скрывается в густоте заснеженных садовименно таким был его маршрут: грозный мужик топтал землю под их будущим домом. Но чем он занимался в промежутке между дорогой сюда и обратно? Это выяснится завтрадо вечера она не вытерпит, отправится днём и как можно раньше.
Незнакомец растворился во мраке, за пеленой полузакрытых век всплыл образ бабы Ени: недовольное выражение лица с узкими, крепко стиснутыми губами мало походило на пугливый облик той девицы с малолетними детьми, за годы произошло кардинальное изменение личности. Лида громыхала шваброй, её городские ручки неумело отжимали тряпку, грязная вода развозилась по полубабке это не понравилось. Девчонке пришлось отдуваться за огрехи матери, за то, что та совершенно не приучала её мыть пол, бралась всегда сама, дочь отодвигала в сторону, несмотря на то, что ей уже исполнилось двенадцать. Бабка отчитала Лиду по полной с ругательствами и унижением, упрёки размахнулись на несколько десятков лет вперёд: и замуж её не возьмут, а если кто и возьмёт, то долго она ни с кем не уживётсясписок неудач на жизненном пути был нескончаемым. На летних каникулах внучка должна была раз в неделю убирать дом и делала это всегда криворуко, не так, как хотелось бабке.
Тебя никогда не устраивает, как я мою! вскричала доведённая Лида. Я уйду от тебя, совсем уйду!
Уходи! ответила баба Еня. Хоть на все четыре стороны
Самолюбие было задето, Лида прихватила с собой ведомую подружкугородскую, сочувствующую и несогласную с бабкиным беспределом, готовую составить компанию ради такого дела и отправилась с ней в дальнюю дорогу. Подруги гуляли по кукурузным полям весь день, посетили другие сёла, и так как их занесло на внушительное расстояние от дома, вернулись они лишь поздним вечером.
Бабка встретила Лиду без ругани, правда выглядела взволнованной и только жаловалась, как она всё село обошла в поисках, вплоть до дальних его окраин, вдоль берега вниз и вверх по реке, выспрашивала у каждого встречного, но все разводили руками. Она высматривала на берегу одеждув их быстрой реке каждый год кто-нибудь да тонул, подозрительно провожала взглядом местных пьянчугвдруг они причастны к исчезновению подрастающей смазливой малолетки.
Больше про инцидент ни одна не обмолвилась, бабка перестала попрекать скверной уборкой, Лида убегать из дома. Обе были с характером и сделали свои выводы, почерпнули определённый опыт. Чувствовала ли она вину перед бабкой, Лидия не знала, в противном случае, не прояви она характер, та бранила бы её и дальше. Но в чём же её вина, ведь не со злым умыслом она неправильно отжимает тряпку, ей нужно было показать А показывать желающих не нашлось.
Утром она съездила на рынок, без Стасас ним слишком долго. Рынок был полупустым, но муж нашёл бы и здесь собеседников, а медлить нельзяеё заждались нерешённые дела, уже пятнадцать часов, как они оставались неразрешёнными, подвешенными в воздухе и сверлящими её сердце.
Вот это ананас! воскликнул муж.
Погоди, пока не нам. Лидия начала укладывать его в сумку пограничного назначения.
Хе-е-е Бабкам, конечно, он нужнеераздосадовано усмехнулся Стас. Даже приоритетнее патефона! «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний»
Рот закрой!
Слова оборвались, оба притихли в недоумении, Лидия стояла взлохмаченная с исказившимся от гнева лицом. Муж с каждым разом сожалел об эксперименте, стал считать его неудачным: восхищение лунойего мировоззрение, Лидия только нашла дополнительные проблемы, которые усугублялись с каждым очередным заходом в сорок второй.
Лидуш, ну чего ты так реагируешь-то на всё? Я всего лишь процитировал Маяковского, а ты теперь скажешь, что я «любыми словами» хамлю? Да и не против я, что бабки съедят ананас И с чего ты вообще взяла, что он им понравится? Лучше купила бы яблок или груш, на худой конец винограду.
Можешь пока отксерить фотографии, которые мне на почту должна прислать Лиля?
Стас потоптался на одном месте, усваивая полученную информацию и частую смену настроений жены.
Да не вопрос! ответил он. С бабками что ли фотки? Она прошла молча мимо него. Ну а с кем же ещё, чего я спрашиваю
Ксерокс выплюнул листыитого восемь штук, на каждом по нескольку снимков. Лидия после длительного изучения стала укладывать их в файл, в нём они плохо сворачивались, откинула файл, сложила листы вчетверо.
С доказухой у тебя теперь всё в порядке! снова съязвил Стас, протягивая последний листок, который он тоже долго изучал с неподдельным интересом.
Её напрягало и раздражало всё происходящее, было одно желаниепобыстрей смыться в «соседний» дом.
Дальше продвинусьСтас расположился за компьютером, запуская свои программы, додумаюсь, как выбирать время и место, настрою, к примеру, семнадцатый годбудем с тобой печатать листовки для большевиков!
Он осёкся, заметив, что она раньше времени поволокла сумку к выходу, молча наблюдал, как она облачается в вещи того временирабочую униформу для переправки продовольствия, необходимого, чтобы как можно ближе подобраться к нынешним дням. Лидия у выхода остановилась, подумав, произнесла:
Вообще-то большевики моих раскулачили, как самых зажиточных в нашей деревне
В этот момент он обратил внимание, что блок уже включен: провод протянулся до самой розеткине валялся на полу, как обычно. От прибора времени исходил тихий гули это был никак не повседневный монотонный шум, издаваемый другим блокомсистемным из ниши компьютерного стола, а зазывание в прошлое, становившееся такой же повседневностью в этом доме.
Уже уходишь? Он оторвался от намеченных дел и стянул с носа полудетские очки.
Дверь закрылась, Лидина голова прошествовала перед окнами, подобно буйку, плывущему по волнам.
Как на работу стала ходить, отпустил он напоследок комментарий, украдкой приближаясь к окну.
Когда он выглянул, на улице никого уже не было.
__________________________________________________________
Кураев не успел произвести расчёты, поэтому Лидия отправилась по старинке, она присмотрела оптимальное место: наблюдение показывало, что, если зайти за дальний угол современного дома, окажешься с боковой стены крестьянских катухов, на их фоне она сливалась, была незаметней незаметногосерое и чёрное, как одежда и сумка. Стас посчитал, что она унеслась стремглав, мгновенно нажав на кнопку, но Лидия всё ещё стояла за углом притаившись и собиралась с духом, пытаясь расплести паутину из противоречивых мыслей и старых обид. Баул она привалила к фундаментув данный момент он не являлся истинной ценностью, лишь промежуточным звеном, инструментом для установки доверительных отношений с диковатыми, на первый взгляд, родственницами.
Пуск.
Сумка резко сорвалась и провалилась в толстый слой снега. При ярком дневном освещении проявились все недостатки: снежный покров был не таким белымс ошмётками грязи, из швов между брёвнами торчало навозное сено, за туалетом было отведено неприглядное место для помоев. В проёме окна никто так и не обозначилсяЛидия не торопилась, прежде внимательно осмотрелась по сторонам и только тогда направилась к дому на разведку, для начала без поклажи. Дверь была заперта, она постучала в окноникакой реакции. Сердце у неё забилось, набравшись решимости, она отправилась огибать домосторожно, крадучись и озираясь.
Обзор улицы за перекошенной калиткой открывался пустующимсплошное поле с лесом вдалеке, от ближайших посадок доносился стук топора, сменяющийся треском. Она приблизилась к главной двери: в проушины замка был вставлен деревянный клин, привязанный заскорузлой верёвкой, чтобы не терялся в глубоком снегукак в детстве, ничего не менялось, будто и не было этой современности, скорее наоборот: путешествие случилось в будущее, в двухтысячные, а теперь снова Лидия вернулась домой.
Дверь легко поддалась, она заглянула в комнатуникого не обнаружив, откинула запор на задней двери, снова обошла дом, затолкнула клин в замочные петли, как было, чтобы чужие не беспокоили и через дворовую дверь вернулась внутрь вместе с поклажей. Пристроила сумку в сенях, пользуясь проникающим через открытую дверь световым лучом, сверху набросила мешковину, заперлась. Затем прошла в комнату, расстёгивая на ходу ватник.
Дрова в топку подбрасывались совсем недавноза дверцей трещал огонь, на печной панели стоял чугунок, от которого исходил аромат печёного картофеля. Она приоткрыла крышку, втянула ноздрями пар, определила: «картохи в тулупах». Последний раз ей посчастливилось отведать картофель, приготовленный в русской печи в кожуре где-то лет в шестьони тогда увязли на отцовых Жигулях в грязной жиже тогда ещё грунтовой просёлочной дороги, возвращаясь из деревни ранней весной. Отец ходил далеко через поля за тракторомна поездку до дома: попытки выбраться, утомительное долгое ожидание, буксировку, ушёл весь день и единственное съестное, что было у них с собойкартофель в мундирах, приготовленный бабкой в чугунке. Лида с наслаждением стягивала с него тонкую стружку и ела без хлеба и солиничего вкуснее в жизни она не пробовала.
Тяжёлая чугунная крышка громыхнула гулким металлическим звуком, пальцы едва не обожглись. Она прошлась по избе: в красном углу висели иконы, накрытые вышитым льняным полотенцем, или рушником, как его тогда называли, на другой стенебольшая рамка, вмещающая в себя сразу несколько снимков, некоторые Лидия в будущем держала в руках, но вид у них был более потрёпанный, чем здесь. Она приоткрыла массивный сундукизнутри пахнуло старьём, сундук был набит вещамимужскими и женскими: пиджаками, кофтами, возможно, в белом ситцевом платье с богатым шитьём на рукавах кто-то выходил замуж, скорее баба Еня, иначе фасон был бы более устаревшим, а в таком не зазорно пройтись по улице и в двухтысячных, если отбелить да отгладить. На самом дне она нащупала туго связанные носовым платком денежные купюры, долго их изучала, разглядывая с обеих сторон. Спохватившись, быстро спрятала деньги обратно, оглядываясьне застукал ли её кто-либо за преступлением, пока она разевала рот.