- Если командир идет, значит идут все, после чего посмотрел на меня.
Кивнув старшине, подтверждая правильность его действий, пошел следом за дедом. Чуть отстав меня, страховали остальные боевые товарищи. Шли не сказать, чтобы долго, но минут тридцать проплутали по хитросплетениям тропинок. Дошли.
В прогале между деревьев виднелась небольшая изба, порядка четыре на пять, в один этаж, но без печки.
- Еще пан Тадэуш расстарался, дозволил выстроить, и видя что не понимаем пояснил
- Сей бывший господарь. Идзём у дом.
В дом пошли я и ефрейтор, а старшина с Чевлидзе нас прикрывали.
Зашли, при входе Иван перекрестился на красный угол, после чего уже прошел дальше. Изба как изба, единственное, что я уже отметит, без печи, но как пояснил дед Якуб, она, печь, особо, то и не нужна, это же не постоянное жилище, а вот если б печь сложили, то и налог надо было бы хозяину платить. Про убранство сказать особо ничего не могу, так как не понимал нормально, оно для этого времени или чего не хватает. Как сказал, сразу при входе взгляд цепляется за противоположный угол, в котором стоит икона. Деревянные стены ни чем не отделаны. Посреди комнаты стоит стол, к нему придвинуты два табурета. За столом видно не большое окно, еще одно в соседней стене под ним лежак, накрытый дерюжным покрывалом. На полу возле стола, лежит, что-то напоминающее коврик, из той же дерюги. Вдоль одной из стен стоит лавка, а над ней полка с посудой и разной утварью. - Идзи до мяне, проговорил дед, откидывая псевдо ковер с пола, и поднимая открывшийся под ним вход в подвал.
Спустившись вниз моим глазам, предстало помещение два на полтора метра, и в высоту примерно те же полтора, так, как мне приходилось нагибаться. Вдоль одной из стенок стоял сундук, накрытый тем же материалом, что и вход в подвал.
На данном произведении деревянного искусства лежал человек. Человек спал, или был без сознания. На нем была одета коверкотовая гимнастерка. На петлицах были видны перекрещенные пушки, под ними два кубаря. Лейтенант подумал я, но тут, же мой глаз зацепился за рукав гимнастерки. На рукаве алела красная звезда с вышитым внутри золотым серпом и молотом. Младший политрук поправил я сам себя, и тут же спросил деда.
- Что с ним?
Тот минуту подумал, смешно пожевывая губы, затем ответил.
- Прихварал ен. Замерз, або праблисьне.
Видя по мне, что я его не понимаю пояснил.
- Замерз, или просквозило.
- Как тут можно замерзнуть, жара стоит постоянно, удивился я.
- Может на траве спал, по росе продрог, а может речку вплавь переходил, или просто надуло. Уже практически по-русски пояснил дед и добавил.
- Я не фельчар, Вашия яго i кинули памираць. Но ён здоровее. Второй день ляжыць, жар уже спал, яшче два, три дня и поправицца.
Ну, что шок это по - нашему? Вот и я так себя почувствовал.
- Нам отец надо обдумать как быть дальше, сказал я старику и вылез из подпола.
Позвав усевшегося на табурет Патрикеева, с собой вышел из дома. Нас сразу встретили две пары вопросительных глаз. Парни сразу все поняли. Вопрос оставлять ли политрука немцам не стоял. Вот только и нести его нам было не сподручно, потому решили спросить деда о возможности у него перекантоваться несколько дней.
Якоб Иванович не возражал, только помня о начале нашего с ним разговора, когда мы его предупреждали про немцев, попросил без нужды из сторожки лишний раз не выходить, и если что прятаться в погребе. Туда же он убрал свое охотничье ружье, переделанное из боевой винтовки, аж 1887 года выпуска, что было выбито на стволе его оружия. Старик ушел, передоверив присмотр за политруком нам.
А тот спал. Видно организм все свои силы бросил на борьбу с болезнью, получил определенные плюсы по здоровью, а теперь отключив политрука, восстанавливается.
- Кто, что решил?
Сразу задал я вопрос, ответ на который помешал получить дед Якоб. Мои разведчики, переглянувшись, просто сказали, что у них есть командир, и значит, вопрос отпадает сам собой. Летчик весь подобрался, как перед дракой, уж больно ему хотелось за линию фронта, а вдруг дадут самолет. Но постояв так минуту, выдохнул, из себя решение остаться с нами, но оговорил возможность покинуть группу, если появиться возможность выйти к своим.
Вот и хорошо, пронеслось у меня в голове, уж очень не хотелось расставаться с этими ребятами, с которыми за несколько дней пережил, больше, чем за всю прошлую жизнь. Про следующие два дня сказать можно только, что мы отдыхали в избушке сторожа, который в обязательном порядке раз в день нас навещал. Нет, про боевое охранение мы больше не забывали. Один из нас постоянно был в карауле в саду. Благо избушка располагалась так, что один охранник мог контролировать обе тропинки подходящие к строению.
А сзади был искусственно вырытый, точнее наверно расширенный и углубленный прудик. Сейчас, правда, немного обмелевший, но от этого не переставший хранить довольно большой запас воды.
Политрук, наконец - то проснулся, как не удивительно, он проспал больше суток. И нам удалось познакомиться, хотя он был еще, довольно слаб. И мы его долго разговорами не докучали.
Звали его Сорокин Андрей Петрович, и был он 1917 года рождения. Как он выразился, ровесник революции, и родился в ее колыбели городе Ленинграде.
Говоря про революцию, даже слабый голос Андрея Петровича, становился звонче. Я же себе в мозгах сделал отметку, либо фанатик, с засевшими вместо мозгов лозунгами, либо просто у человека пунктик, про родной город. Второе, крайне предпочтительно. Ну а дальше у Сорокина было все как у большинства населения того времени.
Учился, работал, вступил в комсомол. Здесь, правда, отметился, стал секретарем ячейки. Ну а дальше вступление в партию и первых числах января 1941года направление в город Ош, на курсы младшего политического состава. Окончил пятимесячные курсы 25 мая, после чего получил двухнедельный отпуск домой. После отпуска, назначен дублером заместителя командира в артиллерийскую батарею.
Воевал с 23 июня. Хотя понятие воевал, к нему подходило двояко. Находился в действующей армии. Так сложилось, что за все дни войны Сорокин, ни сделал по врагу, ни одного выстрела, о чем постоянно сожалел в нашей беседе.
23 июня утром получив приказ перекрыть танкоопасное направление, их батарея, совершая марш, бросок на 20 километров, попала под бомбежку. В результате от батареи осталось одно орудие, командный состав весь выведен из строя. Политрук получил сильнейшую контузию, и без сознания был отправлен в медсанбат.
Дальше помнил с провалами. Лежал в палатке, телега переправляющаяся, через реку. Немецкий самолет, расстреливающий, переправляющихся людей из пулеметов и скидывающий на них набольшие бомбы. Затем лицо Якоба Ивановича, и уже мы беседуем с ним, периодически давая попить настой, принесенный садовым сторожем.
Продукты, добытые с уничтоженных гитлеровцев, у нас уже подходили к концу, и мы обратились к деду Якобу с просьбой посодействовать в обмене на них, оставшегося у нас парашюта, один пришлось бросить, когда затаривались боеприпасами.
Старик обещал аккуратно все исполнить.
На третий день нашего добровольного заточения, ожидая садового сторожа, занимались разными делами. Анзор был в охранение, мы с Назаром помогали выйти на крыльцо начавшему подниматься Сорокину, а Иван брился, с помощью отличного бритвенного набора, оказавшегося конечно в сидоре старшины.
Солнце перевалило полдень, когда по одной из тропинок появился дед Якоб. За спиной у него находился обычный солдатский сидор, а в руках он нес картофельный мешок, заполненный где - то на треть. Подойдя к нам ближе, сторож поздоровался, протянул мешок.
- Тут, трохи бульбы, после, чего скинул с плеча сидор со словами
- А у гетым, сало, хлеб i агурочка свежыя, тильки пайшли.
Подождав пока старшина примет продукты, чуть с запинкой продолжил
- Гетая, яшчэ хлопцы да вас тут.
Мы сразу насторожились, и я спросил, недобро поглядывая на дедка
- Какие хлопцы дед?
- Так Ваши, зараз покличу, сказал сторож, отойдя на пару метров по тропинке, и махнув призывно рукой.
На отмашку сторожа на тропинке, ведущей к избушке, появился один, а следом за ним еще один человек. На обоих была надета форма РККА, только вместо пилотки их головы украшали фуражки. И верх фуражек был зеленым.
Пограничники, если эти парни, те, в чьей они форме, ребята должны быть серьезными прикинул я, разглядывая приближающихся к нам бойцов. Обратил внимание, что подходящие к нам военнослужащие шли довольно уверенно, к нам с политруком, стоящим на крыльце избы, не особо обращая внимания на Анзора с MG, который контролировал их приближение.
Впереди шел боец с перевязанным бинтом предплечьем левой руки. Ростом приблизительно 172-175 сантиметров, с накачанной, как у ребят из моего времени, которые уделяли большое время, посещению всевозможных качалок грудью, которую украшала медаль ' За боевые заслуги'. Со вполне симпатичным лицом, которое по большому счету не портил шрам, рассекший верх левой щеки, и уходящий к виску. На плече у него висел, точно такой же, как у меня ППД, с рожковым магазином. Причем висел стволом вниз. Что придавало ему сходство с бойцами всевозможных групп 'антитеррор' моего времени. На поясе была кобура с наганом и в чехле нож.
Самое интересное, то, что этот человек излучал собой какую - то уверенность, которая растекалась вокруг него. Хотя по возрасту он, вряд ли пересек четверть вековой рубеж. На петлицах у него, как и Кривоноса имелось четыре треугольника.
Второй подходящий был помоложе. Думаю, что ему было года 22-23 и это самое большее, насколько он выглядел, здесь могла сказаться усталость от переходов и стычек, с немцами, а они у них, по всей видимости, были. Не высокий, не широкий, какой - то усредненный. Ему бы в семерке работать мелькнула мысль. На плече висела самого обычного вида мосинка. По званию рядовой. На ремне патронные подсумки, противогазная сумка. Глядя на это, рождалась уверенность, что за спиной данного бойца, в специальном чехле приторочена малая пехотная лопатка.
Пограничники приближались, за ними шел дед Якоб.
Но мой глаз заметил одну нестыковку, и, похоже, не только мой, так, как старшина подобрался, незаметно смещая автомат, в более удобное положение, для открытия огня. Эти парни шли издалека, прошли наверняка сбоями более сотни километров, и у них с собой не было больше никаких вещей. Ни сидора, ни скатки - ничего.
Первым к нам с политруком, подошел старшина, вскинув руку фуражке, представился.
- Временно исполняющий обязанности командира взвода тяжелого вооружения, резервной заставы ?ской комендатуры, старшина Брынза Богдан Адамович. Ну и Сырок однако, пронеслось в голове.
Второй подошедший, тоже вскинул руку к козырьку фуражки и назвался.
- Пограничник, рядовой Есипов.
От жеж, опять сыграло мое подсознание, люди удивляются, откуда, что берется, 2 августа, и так далее, да, вот же пример гордости за свой род войск. Не просто рядовой, а пограничник, рядовой, да уж.
Представившись в ответ, предложил продолжить разговор в избе. Пропустил вперед вновь пришедших, дед в избу заходить не стал, после чего помог Сорокину, он еще не до конца оправился от контузии и болезни, зашел сам, а сзади меня в дверь прямо ввинтился Назар, как - то у него это так получилось.
Уложив политрука на кровать, сам занял табурет, предложив второй старшине пограничнику.
В это время второй пограничник стоял у стола, а Кривонос занял позицию возле двери, прикрывая нас с политруком.
Приблизительно секунд на тридцать замерев, как бы принимая решение, Брынза извинился, и попросил разрешение, отправить рядового Есипова, за еще одним его бойцом, который страховал их, чуть в стороне, как выразился пограничник
- на всякий, всякий.
После этих его слов меня попустило, пропала незавершенность ситуации.
С Есиповым отправился мой старшина, и буквально через пару минут они вернулись в сопровождении еще одного пограничника, с пулеметом ДП, противотанковой винтовкой, и двумя вещмешками.
Вновь подошедший пограничник представился рядовым Аманом Ивановым. На наши вопросительные взгляды он очень чисто на русском языке пояснил, что он Уйгур, а у них нет фамилий, вот и фамилию Иванов ему дали призывая в армию. Опаньки, о таком я раньше не слышал.
Что можно было сказать про Иванова, на вид молодой, а сколько ему, по его азиатскому типу лица, я определить не смог. По фактуре, не Брюс Ли, но и не Боло Йен.
Больше меня заинтересовало ПТР, которую принесли вдвоем Иванов и Есипов. Это на тот момент редкое оружие, особенно для частей РККА, в связи с тем, что начальник главного артиллерийского управления РККА Г. И. Кулик, 26 августа 1940 года исключил ПТР, из состава вооружения РККА. Но вернемся к нашим баранам, пардон, к принесенному бойцами ПТР.
Это было ружье образца 1939 года. ПТРР - противотанковое ружье Рукавишникова, или как оно получило обозначение после приемки госкомиссией ПТР-39. Конечно, вес этой бандуры был очень приличный, двадцать три с лишним килограмма, но при этом минусе у нее было много плюсов. Во первых 14,5 миллиметровый патрон, которым из этого ружья на расстоянии 200 метров пробивалась 50 миллиметровая броня. Во вторых ружье было самозарядным, магазинным, на 5 патронов. И в минуту оно делало до 15 выстрелов, что по тому времени было хорошим показателем. Ну и в четвертых оно состояло из меньшего количества деталей, по сравнению с аналогами, в то время, что увеличивало надежность данного вооружения.
Что? Я пропустил в третьих? Ну и бог с ним, как там в мое время сатирики прикалывались, про поросят и американцев. Ладушки, посмеялся и хватит.
Пока предложил пограничникам покушать. Сам же вышел к деду Якобу, так и не вошедшему в избу.
Поблагодарил его за продукты, поинтересовался, откуда люди. Он рассказал, что они искали провиант, и заглянули в дом его дочери, ну а дальше все ясно. Еще раз поблагодарив деда, извинился, что вынуждены еще день, два побыть у него в гостях, политрук еще не до конца выздоровел и пускаться ему в таком виде в путь, совсем не желательно.
Пограничников покормили, благо продуктами, дедок нас затарил. Все кроме деда и Патрикеева собрались в избе.
Якуб ушел домой, а Иван заступил на охрану, сменив Чевлидзе.
Политрук попросил вновь прибывших, рассказать о своем боевом пути. Рассказывать взялся пограничный старшина, ну это и понятно, он старший. А рассказал он следующее. Последние перед войной дни обстановка на границе накалялась постоянно. Вечером 21 июня к ним поступил приказ на ведение усиленного порядка охраны границы. Их резервная застава была поднята в ружье в 2 часа ночи и выдвинута на боевые позиции. Никаких долговременных укрытий не было, просто окоп полного профиля, с возможностью на местах расширения разойтись двум бойцам, с обустроенными огневыми точками, для тяжелого вооружения. Так, что в этом им повезло. Врага они встретили во всеоружии, в отличие от многих погранзастав, которые просто были стерты с лица земли бомбами и артиллерией. В 4 часа 30 минут немцы перешли границу. Надолго ли хватит сорок, шестьдесят человек против дивизии вермахта....
Застава продержалась до 9 утра. Отступили, кто остался жив, по приказу, на соединение с пограничной комендатурой. Только комендатуры уже не было.
И опять отступление. Встреча с регулярной частью, влились в ее состав, снова бой, снова отступление, и так много, много раз. Затем блуждание по фашистским тылам, держа направление на восток, и последний бой два дня назад, в котором разгромили колонну немцев, но и сами, к сожалению, опять понесли потери.
А в сухом остатке, их трое, оружие, патроны имеются, с продовольствие хуже. Готовы рассмотреть варианты совместных действий. Ух, ты как загнул, подумалось мне, рассмотрят они варианты, ну, ну.
С политруком еще не разговаривал, о дальнейших планах, ну может и к лучшему, почему - то была уверенность, что погранцы, меня поддержат, из мемуаров, я знал, что уходить от границы они в большинстве не хотели. Вплоть до войны чуть ли не в одиночку, против всего вермахта, но возле полосатого столба с надписью СССР.
- Товарищи военнослужащие, начал я.
- Ситуация у нас сложная, фронт откатился далеко на восток, и догнать его нам будет тяжело.
Сорокин попытался что - то сказать, но я, положив, ему руку на плечо продолжил.
- Да догнать сейчас его нам будет тяжело, но нужно ли догонять?
Какова наша цель в рядах РККА? Бить врага. Так, что нам мешает это делать здесь. Отрыв от командования, а так ли это сейчас важно, все наши бои, практически у всех, были в отрыва от командования. Но от этого мы, же не перестали бить немцев? Так давайте не бежать за фронтом, а устроим врагу здесь, еще один фронт, и тем самым приблизим возвращение Красной Армии. Лозунги говорить не буду, думайте до утра, утром говорите ответ, после чего решаем в отношении дальнейших действий.