Десять лет у них было на то, чтобы придумать эту войну. Десять летэто долго.
Письмоодно из двухуходит на одну свежелакированную ступеньку вниз, к совету, рушится как поток весенней воды, который тут же разбирают на струйки сведений каналы и канальчики оросительной системы. В ночь на пятнадцатый день девятого месяца то есть пять с половиной суток назад, хорошо шла почта, с учетом того, что ночью все только началось осенью, по мокрым дорогам, полстраны, считай, молодец гонец, кстати, давайте его сюда, пусть пробелы восполняет в ночь на пятнадцатый день девятого месяца противник, которому удалось расположиться выше по склонам это где?
Это в обход замка Огаки, объясняет гонец, замок наши поставили в вилку еще днем, противник без якоря остался, пришлось искать новую позицию, но быстро нашли, для себя удобную, для нас не очень, там деревушка такая, Сэкигахара Сильный ливень, видимость? Да почти никакая видимость, на длину вытянутой руки, и все, наши нападения не ждали, потому что у Западной коалиции не армия, а игра «угадай благовоние», всего перемешано, да вдобавок непонятно, кто командует, официально главный у нихМори Тэрумото, как старший среди даймё, а на делеИсида Мицунари, потому что Исида, в общем, наши бы на их месте дожидались дня и хоть какой-то возможности ориентироваться и управлять, а они не стали. Кто-то у них умный оказался, по реляциям пленные говорятУкита Хидэиэ.
Понятно, кивают себе господа совет, глядя на наскоро сооруженную из чего попало диспозицию. Они выше по склону, а господин найфу за ними пошел и ниже встал, нехорошо для себя встал, неудобно, опасно. Вот они и встревожились. Иэясу хороший генерал, из живущих едва не лучший, если так стоитзначит, у него в рукаве что-то есть. И узнать, что у него там есть, в тот момент, когда он достанет, это немножко поздно получится. Выжить не успеешь. Значит, Укита по доброй памяти корейской войны и предложил напасть ночью. Тем более ливень, шум, внезапность. И Исида его послушалвидно, ему тоже падалью пахло. Правильно пахло, а послушал зря, может, днем бы они выкрутились лучше. А так они атаковали, и хорошо получилось, несмотря на путаницу, все равно центр нам промяли в прах И тут их тыл ударил им в тыл. Шестнадцать тысяч, считай, переметнулось, они в рукаве и лежали. Войска Исидывдребезги, войска Укитывдребезги, и сам он погиб, Симадзутот прорвался, Мори, даром что главнокомандующий, вообще до сражения не дошел, не успел, так и отступил. Нарубили уже утром сочли, тысяч на тридцать. А в той суматохе никто и не понял, что господин найфу ранен Он сам не понял, не заметил, когда и какувлекся. И крови почти не было. Вся внутрь пошла. Жив, но Пять дней, десять днейне больше. Исида? Неизвестно где, тела не нашли, живым не поймали.
Господа совет переглядываются через карту. Вот вам и генеральное сражение. Потери противника велики, конечно, зато мы остались без человека, на котором держалась вся сторона. И у противника они еще все заново соберутся, тем более что Мори ушел целым, а у нас начнется. Десяток амбициозных генералов в отсутствие очевидного лидера.
Гонец опускает на подставку чашку с водойи тут только замечает, что есть чашка, подставка и вода. Очень трудно помнить о мире вокруг, когда нужно одновременно говорить и слушать, когда где-то за стеной не прекращается легкий зудящий гул и почему-то очень холодно, не из-за осени, не из-за севера, не из-за потери крови дажеглупости, капли, а так Очень трудно, особенно если ты сейчас не ты, а совсем никто, посторонний, гонец из эстафеты с характерным провинциальным выговором. Всех уменийездить верхом, драться и запоминать.
Второе письмо, раскрытое от угла, мгновенно прочитанное, мгновенно скомканное, летит наискосок в жаровню. Князь чуть дергает головой: все в порядке, не обращайте внимания. Тянет руку за трубкой. Курит он, если верить рапортам, три-четыре раза в день, почти по часам, без всякого видимого удовольствия. Как лекарство. И другим советует, говорит: так думается быстрее.
Советчешуйчатые фигуры над бумагой, чешуйчатые тени, еще более странные тени от стоящих пока на полу шлемовне обращает внимания, не отвлекается, ходит мыслью по карте, разговаривает семью ртами хором, подхватывая слова друг друга. Механизмнесколько сложнее ручной картечницы, несколько проще часов. Составлен из живых людей, но это не так уж важно. Кажется, это все же думает гонец, но эта мысль может сложиться в воздухе и сама.
Отсутствие очевидного лидера, да. Потому что Токугава Хидэтада, второй из живущих сыновей Иэясу и до недавнего времени явный наследник, умудрился не успеть к решающему сражению, собственно, никуда не успеть: полез по дороге за каким-то каппой штурмовать Уэду и завяз там со всем хозяйством на тридцать с лишним тысяч бойцов А оно бы могло решить исход боя, и ему это припомнят. И смерть отца непременно поставят в счети, возможно, собственные братья. Искреннеили увидев свой шанс. А в армии Иэясу в этот раз не только его вассалы, но и множество союзников, в том числе и союзников полуслучайных, тех, кого туда привела ненависть к Исиде Мицунари или причуды региональных отношений. Они и при жизни господина найфу умудрялись ссоритьсявплоть до драк между своими вокруг того, кому штурмовать очередной замок первым Возможны какие угодно срывы, какие угодно новые альянсы. Предсказать ничего нельзякроме того, что молодой Хидэтада с этим точно не справится. Там вообще сейчас нет человека, который мог бы с этим справиться. Ни на одной стороне.
А он жив вообще? Господин Хидэтада? И будет ли жив?
Гонец не знает этого генерала, сухого и темнолицего, старше многих здесь, уже прожил свои полвека под небом. Гонец не знает, а другой человек, спящий в нем, помнит по имениМонива Цунамото: встречал, однажды даже воевал рядом, не будем вспоминать где, тем более что вопрос и так поднял спящего опасно близко к поверхности.
Жив, с готовностью кивает гонец. Господин найфу изволил сильно гневаться и собирался приказать ему умереть, как только тот прибудет в лагерь но передумал.
Это правда, и это то, что гонец эстафеты мог слышать. Стены из тканине стены.
Кто его переубедил?
Сын советника, Хонда Масадзуми.
Как?
Не знаю.
Правда. Не знаю. Мы оба не знаем. Скорее всегоникак. Скорее всего, господин Иэясу просто взял себя в руки и вспомнил, что из всех его сыновей выжить, победить и править способен только этотнесмотря на нынешнее дурацкое опоздание. Только у него есть какой-то шанс. У остальных его нет вовсе.
Судзуки Мотонобу, круглолицый южанин, бывший купец, а ныне а ныне много что, в частноститот, кто отвечает за дела управления, когда его светлость покидает княжество, бьет черно-белым веером по письму, пришпиливает его к карте.
Это ловушка, говорит он без всяких прелюдий и «если осмелюсь сказать». Как хотите, это может быть только ловушка.
Слишком вольно держится, отмечает спящий. Господин найфу тоже любит, любил и ценил купцов, тоже был внимателен к ним, но он не стал бы вводить купца в совет клана, доверять ему войско, позволять высказываться первым.
То письмо, князь указывает черенком трубки на жаровню, диктовал Иэясу. В здравом уме и хорошей памяти.
И по четкому выговору и совершенно бесцветной интонации все, кроме гонца и включая спящего, понимают, что его светлость стеклянно зол, как с ним бывает. Что-то ему там написали. Обычно в таком состоянии князь старается не отдавать распоряжений и не подходить к людям, а то вместо вымышленных страшных историй случаются настоящие, но война не позволяет выбирать.
Но, продолжает князь, ты прав, ловушка. Этого к нам пропустили. Уже знали, с чем он едет. Уэсуги Кагэкацу Он выбивает трубку, медленно, в три приема. про-пус-тил.
Гонец пытается что-то хрипнуть, возразить, от него отмахиваются: сиди, и он замолкает, будто воздух из него вышел. А Судзуки Мотонобу продолжаетраз уж начал, и прав.
Они рассчитывают, веер плывет над границей, что мы не станем вмешиваться. Иэясу умирает, больше у нас на юге союзников нет, обязательств нетесли бы это вообще было важно. Что будем делать мы? Мы постараемся отхватить все что успеем здесь, на севере, и потом договоримся с победителем. Или, если победителя не будет, потихоньку начнем распространяться на юг. А если, веер схлопывается, победителем окажется кто-то неподходящий, мы уйдем в глухую оборону и начнем торговаться. У нас есть, чем торговать: они порядочно обескровят друг друга, а война с нами насмерть обойдется слишком дорого даже в случае победы. И следует помнить, что тому, кто занят нами, могут с легкостью ударить в спину. Об этом можно даже договориться заранее. Они рассчитывают именно на это, потому что
Потому что, подхватывает доселе молчавший начальник штаба, мы именно так и поступили в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. Правда, морщится он, позапрошлый не все заметили. Списали на удачу. Но наш нынешний противник неглуп и сведения о нас собирает давно.
Даже лишнее. Описанноеэто очевидное решение в нашем положении, пожимает плечами Мотонобу. И оно отвечает всему, что они о нас знают. Я думаю, Уэсуги собирается на юг, выручать своих. С его войсками у Запада остается хороший шанс. Вот потому и пропустил гонца, чтобы мы пленились возможными приобретениями вдоль границы и не помешали. В конце концов, Айдзуне его родная земля, провинцию подарил ему тайко, и совсем недавно, он может себе позволить потерять немного территории, если на кону власть в стране. Мотонобу подумал и добавил: И его представления о долге и справедливости.
О справедливости, каркнул князь и встал. Подошел к окну, забранному узкими продольными прутьями, посмотрел, как стоит солнце. Кстати, о справедливости. Эстафету.
Свист, шорох, люди возникают из коридора, по очереди опускаются на колено.
Первое. В Дэва. К армии. К моему дяде и вассалу Рюсю Масакагэ и моему дяде, правителю Дэва, Мотами Ёсиаки. В ближайшие дни ваш противник начнет отступление. Возможно, оно уже началось. Приказываю: если еще не сделалидать сражение. Не позволить им отойти к своей границе. Если можноуничтожить, если нельзясвязать. Старшего советника Наоэ Канэцугу не выпускать в любом случае. Помолчал, хрустнул пальцами. А если мой дядя Мотами Ёсиаки вдруг спросит, с чего это я вздумал ему приказывать, то впрочем, он умный человек. Он не спросит. Удачи.
Короткое движение человека, чуть более длинное движение воздуха.
Гонец с юга щурится в темный коридор. Если он правильно понял, князю Уэсуги Кагэкацу предстоит потерять не просто кусок территории а все. Может быть, это даже немного поможет тем, кто на юге.
Второй.
Резервам у границы с Дэва выдвигаться, конечно, на соединение. С тем же приказом.
Начальник штаба разворачивается к князю.
Резервы? Как союзники, мы уже сделали больше, чем должны. В остальном не разумнее ли предоставить господина Могами Ёсиаки и особенно госпожу Ёси-химэ их собственным умениям и собственной судьбе?
Здесь нет нужды в спящем, здесь и сам гонец знает достаточно, вся страна знает. Дата враждуют с Могами столько лет, сколько живут рядом. Попытка связать семьи браком не удалась настолько, насколько это возможно: сестра нынешнего князя Могами, мать нынешнего князя Датэ десять лет назад пыталась отравить сына и только чудом не преуспела. Если Наоэ Канэцугу чего-то стоит как полководец, а он многого стоит, то с наличными силами Могами, скорее всего, потеряет либо большую часть армии, либо столицу. И сестру. Которую тень и воспитатель князя, выходивший его после того случая, кажется, очень хочет видеть мертвой.
Не разумнее, резко отвечает князь.
Почему же? Обескровить или погубить одного смертного врага руками другого, не нарушив притом ни единого обязательствачем не стратегия? Тень Сун Цзы качается над жаровней, поощрительно кивает.
Мой дядя как генерал если уступает нам, то ненамного. Он занимает место на поле. Пока он стоит, противник будет вынужден принимать его в расчет. Зачем нам сейчас, Датэ ловит пальцами вялый осенний солнечный луч, пустота на правом фланге? Если Могами предаст, это будет после войны.
В этом мире, похожем на горящий дом, всегда выбирай выгоду, потому что от опасности все равно уйти нельзя, непочтительно или почтительно добавляет бывший купец, и совет смеется, весь, включая начальника штаба. Видно, странное это поучение всем здесь известно и привычно. Гонец не смеется, он слушает и запоминает.
Его светлость Дракон все еще стоит лицом к окну.
Не могу понять, говорит он в пространство, зачем они заключают союзы? Кровью подписываются, пепел едят, детьми обмениваются. Все равно любая клятва действует, только пока есть сила. И все это знают. И все равно. Трата времени.
Людям нужно за что-то держаться, пожимает плечами начальник штаба, будто к присутствующим это не относится.
Но они не держатся, они падают. И не только последние сто лет, а вообще от начала, бросает через плечо князь и не меняя тона произносит: Сигезанэ.
Человек с сороконожкой на шлеме оборачиваетсяи тут становится видно, насколько они с князем похожи. А что им не быть похожими: дядя и племянник по одной линии, двоюродные братья по другой. Близко роднятся люди на севере. Похожи, а не перепутаешь, и не в пустой глазнице князя дело. Ни с какого похмелья не принять золотую сороконожку, любимицу бога войны, бесстрашное многочленное насекомое, не умеющее ходить назад, за сизую смерть с небес. Даже если они одной крови. Даже если сороконожка способна не только возглавлять прорыв, но и руководить сетьюиз-под камня на вражеской земле. Годами. Даже в этом случае.
Господин?
Оборона остается на тебе. Завтра переберешься назад, за реку. Здесь оставишь кого-то с приказом хорошо притворяться тобой, пока можно. Когда станет нельзя, все сжечь и отойти. Все остальноекак противник. Если я не вернусь
Я стану опорой молодому господи
Молодому господину полтора года, спокойно констатирует ящер, и в зал снисходит полная тишина. Я тебе что, Обезьяна, заводиться с регентским советом посреди войны? Оно и посреди мира, как видишь, не особенно удачно выходит. Возьмешь всю власть. Сумеешь выцарапаться и вытащить остальныхзначит, твоя по праву. Отдашь, когда сочтешь нужным, как у нас принято, при жизни, тому, кто подойдет. Можешь считать это приказом. Свидетелей достаточно. Но это, князь улыбается половиной рта, если я не вернусь. На что я бы не рассчитывал. С этим все.
Князь отвечает кивком на поклон пока-еще-не-наследника. А тот уже не здесь, ему уже все ясно: старший братец не сошел с ума, а нынешние слова не завещание и не обещание. Они рычаг. Обоим советам и всем большим родам княжества придется помнить теперь, что они имеют дело не с таким же генералом, как они сами, не с временным заместителем, а, возможно, с их будущим правителем. Совсем другой разговор, правда?
Гонец с юга недоуменно смотрит на великого генерала. Оборона Какая оборона?
Спящий в нем морщится во сне. Его училисначала отец, потом господин. Его учили искать чувство, идти за чувством. Разум, интерес, пользаэто инструменты, средства. Задачи ставит только сердце. Пойми, что человек чувствует, и ты будешь знать, что он сделает. Иногда даже, как именно сделает. Иди за чувством, не ошибешься. Здесь и сейчас, в верхнем зале новой главной башни чувства хватало на полстраны. Только понять не получалось. «Всегда выбирай выгоду, потому что от опасности уйти нельзя»
Мы очень рискуем, наклоняет голову начальник штаба. Мы очень рискуеми для чего?
Чем рискуют? О чем речь? Разговаривают как в пятый раз, как в сотый раз, о чем-то давно задуманнома у нас, конечно же, опять ничего не знали
Желтый свет ложится наискосокна коричневое блестящее дерево, черный лак доспехов, масляно-золотые украшения на шлемах Если не держать фокус, не пить мелкими глотками горячую воду, тебя унесет одними бликами, как вьюгой, как лепестками, уволочет, похоронит на дне сна. Не сейчас. Гонцу вполне уместно заснутьно это добрые люди, добрые и вежливые, они не оставят спящего здесь, прикажут перенести куда-нибудь, где ему будет удобней. Нельзя.
А над картой бывший купец снова смотрит в упор на потомственного воина и тожекак и его светлостьдальнюю северную ветвь Фудзивара.
Сколько продлится смута, прежде чем мы сможем по-настоящему вмешаться? спрашивает он.
В самом лучшем случае лет пять, шесть. В худшемне меньше десяти.
Девять лет назад, опять щелкает веером Судзуки Мотонобу, великий господин регент сумел отобрать оружие у крестьян. Еще за десять лет до того никомудаже ему самомуне пришло бы в голову пробовать такое. Не получилось бы, ни с какой военной силой Ни у кого бы не получилось. Сейчас люди хотят мира почти любой ценой скоро захотят просто любой. Но может быть и хуже, может быть, через десять лет мира уже негде будет взять, как после войны Севера и Юга.