Это может быть нам и на руку, перекашивается навстречу Монива, если мы не будем торопиться
Кроме того, подхватывает начштаба, я, Ката-кура, говорю: все, чего мы хотим, сделать надежно можно только с самого верха. А это значит, сейчас нам лучше именно что не торопиться.
Собравшиеся округ карты кивают.
Не торопиться, скрипит с помоста. Люди устали пустяки. Хуже вам скажу, мы сами устали.
Его светлость встаетс удивительно негромким множественным лязгом. Хорошо пригнанный доспех и привычка носить его. Такая привычка, что вес замечаешь, когда его нет, а не когда он есть, это нам знакомо
Подходит, приседает на колено, кладет ладонь на север карты. Вот так видно, что роста в нем всего ничего, пока двигаетсяне замечаешь.
Десять лет назад, говорите? смеется. Десять лет назад господин регент сказал нам: «Признайте мою власть или умрите», и мы решали, драться ли нам против всей Присолнечной. И большинство из вас было за то, чтобы драться. А сейчас? А сейчас мы все готовы ждать. Через десять лет здесь не будет нас. Через десять лет, он поворачивается к начальнику штаба, и теперь гонцу видна только правая часть лица, пустая и мертвая, я даже за себя не поручусь. Слишком привык выживать. Но и это не все.
Черно-золотой веер ложится поверх черно-белого.
За эти годы привыкнут все. Привыкнут ко всему, что сделал покойный регент. Ко всему. Будут вспоминать как блаженное время мира Все, кому под страхом позорной смерти запрещали менять сословие. Все, кому назначали налог до предела голода. Все, у кого забирали родных в заложники, как бы лояльны ни были они сами. Все, чьи жизни пустили в песок, когда затеяли войну на той стороне моря, не удосужившись завести океанский флот. Будутвы знаете людей, и я их знаю. Господин Хонда Эй, господин Хонда, вы там уснули, что ли?
Хонда Масадзуми, сын ближайшего советникаи другаТокугавы Иэясу, вероятно, уже мертвого Токугавы Иэясу. Хонда Масадзуми, генерал и финансист, ровесник Дракона, пять дней назад шантажировавший своего господина собственной смертью кажется, успешно шантажировавший, убедивший пощадить сына, открывает глаза внутри гонцаа потом глаза самого гонца.
Значит, его допустили на совет и потом оставили в зале не потому, что сочли личность посланца достаточно незначительной, а потому что опознали сразу. Так тоже могло быть.
Прошу прощения, ваша светлость, говорит он, и его голос хрипит почти так же, как голос гонца, но не спотыкается на сложных словахи по певческой шкале расположен на полтона ниже. Я, ничтожный
Глупости. Допустим, старик переменил мнение насчет сына. А до нашего прибытия молодой человек доживет?
До нашего прибытия. С армией. Мори отступал на Осаку. Остатки разбитой западной армии потянутся туда же. Войска восточной коалиции рано или поздно пойдут за ними и там, конечно, застрянуточень уж хорошая крепость. До Осаки отсюда с войском не меньше семи дней, никак не меньше. Пол твердый, воздух холодный, дым от жаровнигорький. Мир стоит на месте.
Если исключить чудеса и слишком дурные поступки, совершенные в прошлой жизнидоживет. С ним мой отец А это сила, способная справиться со всем, кроме воли богов. Но в пояснениях это не нуждается. А теперь набрать еще немного осеннего воздуха: Мой мой господин и мой отец будут бесконечно рады помощи лучшего из ныне живущих полководцев.
И дело опять же не в способностях, а в том, что с поддержкой Ивадэямы молодой господин станет сильнее любого из своих союзников и родичей, взятых по отдельности, и даже почти всех их, взятых вместе. Это простенькое уравнение записано огнем на небесах Его прочтут все, и, если успеть за неделю, за восемь дней, междоусобицы в рядах восточной армии может не случиться совсем Здешний хозяин прав. Те, кто привык уступать силе, будут уступать ей и дальше.
Вот видите, кивает его светлость совету. Это судьба. И если ломать игруто всю и от начала. Начиная с дурных привычек.
Начальник штаба быстро улыбается и почтительно склоняет голову. При чем тут судьба? Что ломать? Но дело, как ни странно, сделано. Даже уговаривать не пришлось. Главноедело сделано. Все. Можно падать.
Сборы он проспал, выезд он почти проспал, половину ночного боя он умудрился практически проспать, во всяком случае заслон они снесли как во снене легко, не беззвучно, но как-то не по-дневному, не по яви быстро и окончательно: вот есть противник, вот летит в сторону чей-то факел вместе с рукой, вот тянется и не дотягивается лезвие, а вот врагов уже совсем нет.
Своих не так уж много: четыре тысячи, кавалерия и стрелки, стрелки тоже верхами. Лошадей много больше, а людиударная сила и демонстрация присутствия. Пополамтого и другого. Уэсуги всю весну и все лето чинили дороги через свое новое княжество, очень мило с их стороны, без них ночной бросок был бы невозможен, а так далеко можно уйти, а потом еще дальше. А на потом придумано. И еще придумано. Он слышал, почти слышал, когда не спал.
Утром его светлость задержал коня рядом с ним, посмотрел, дернул ртом:
Знаете, что сказал мне ваш поискал слово, будущий бог-покровитель в личном письме? Выразил сожаление, что по его милости я опять вынужден смотреть не с той стороны реки.
Хонда Масадзуми не читал письма. А если бы читалне повез бы. Про берег все-таки знали все. Про то, как отца его светлости захватили в заложникии уже успели переправиться, так что не догнать. И тогда он, с того берега, приказал своим стрелять. А сынему тогда было восемнадцатьповторил приказ. О тех из причастных, кто имел глупость не умереть, ходили потом страшные истории. Вряд ли они были страшнее правды. Господин Иэясу, написав эти строки совершил ошибку. Простительную для умирающего, но очень большую
Глупости, усмехнулся его светлость Дракон, он меня просто разозлил ненадолго. Но столько страсти, и главноесовершенно зря.
Тень за правым плечом, за незрячим глазом его светлости молчит, как и полагается тени. Но, кажется, вот ее, тень, письмо господина Иэясу разозлило надолго.
Опасный враггосподин начальник штаба. Но этопотом. Как говорят здесь, то, что будет после войны, будет после войны.
Зря?
Зря, зря. Ему вовсе не нужно было меня подталкивать. Допустим, он мертв, и силы за ним нет, но что с того? Наши интересы все еще совпадают. А значит, победитель или мятежник, живой или мертвыйон по-прежнему мой союзник.
В небе над ними тек облачный клинсизая северная глициния тянула лепестки на юг.
Из семейного архива клана Датэ
1595 год
У старшего ссадина как раз под мертвым глазом. Аккуратная такая, свежепромытая. У младшего заплывает левая сторона лица, волосы в пыли, правая рука висит как кукольная, а всего остального, если оно есть, не видно, потому что он сидит на полу.
Ну и? спрашивает старший тоном человека, который закинул невод и после долгих трудов вытащил некрупного морского черта и двух контрабандистов.
Я не мог не попробовать, хрипит младший. Во рту у него пересохло еще несколько часов назад, воды ему никто не предлагал, а сам он не просил. Мне нужно было знать, кто из нас я не мог. Я должен был попытатьсяя бы иначе с ума сошел, и было бы только хуже.
Тут ты, конечно, прав, кивает старший. Видимо, представлял себе много разных «хуже».
Тебе пришлось бы меня убить. Это-то ты понимаешь?
Нет, мотает головой младший. Нет Я надеялся, что ты уступишь, если я докажу, что сильнее. Подчинишься мне. Обычай. И у тебя нет наследника
Размечтался, кривится старший. Никогда бы я тебе не уступилпотому что ты дурак и не годишься. Ты собственные ножки сосчитать не можешь, любимец бога войны. Молчи. Засада была хорошая, хвалю. В этом ты разбираешься. Но о регенте ты забыл. Оставь ты меня в живых, он бы непременно воспользовался этим, чтобы вогнать клин в наш дом. И ни ты, ни я не смогли бы этому помешатьты сам дал бы ему право, наличием внутренней смуты и переворота. Более того, он даже обязан был бы вмешатьсяя ему какой-никакой, а вассал, и, пока я жив, смещать меня может только он. Да хоть я три раза сдайся и шесть раз поклянись впредь служить тебе, ответственный человек на твоем месте должен был бы устроить мне несчастный случай на охоте в тот же день. Молчи. Я знаю, что ты не врешь и правда надеялся, что обойдется. К сожалению.
Разнес ты мою засаду.
Разнес. И замок сожгу. Жалко, но лучше по дереву, чем по людям. Кстати, советника твоего я все же укорочу.
Он пытался меня остановить. Младший вскидывает голову. Сейчас, когда левый глаз у него не открывается, видно, как они со старшим похожи. Почти совсем одна кровь. И разницав год. Двадцать восемь и двадцать семь.
Плохо пытался. Но главноеон пропустил две трети моих наблюдателей. Это ты должен был застать меня врасплох, а не я тебя. Мятежладно.
Мятеж на тяп-ляп? Пусть спасибо скажет, ему не это положено. А ты не говори. Тебя вообще больше нет. Ты изгнан и уходишь от мира. На гору Коя.
Что я должен буду там делать господин?
О! Правильный вопрос. Сначаланичего. Слишком много глаз. Потом регент предложит тебе помощь. Ты откажешься. Потом еще подождешь. Потом тебя найдут. Я тут сижу полуслепой, потому что границы наши обложены, сам знаешь, и сообщения доходят одно из десяти. Займись. Чтобы в столице моргнуть никто не мог так, чтобы мы не знали. Сделаешь, настроишь, можешь возвращаться.
Младший кланяется в пол.
Ничтожный благодарен за возможность сделать эту малость. Распрямляется. Самому пригодится, если что.
Старший кивает.
Правильный ответ, опять хвалю. Что?
Почему вы почему ты меня не остановил? Если знал. И ты убил родного брата за меньшее. А я тебедвоюродный.
Старший разводит руками.
Не остановил, потому что ты дурак и учишься только на собственных ошибках. И только если их вогнать тебе в глотку и не дать выплюнуть. Как и я, кстати. И ты не сидел и смотрел, как меня травят чужими руками. И выбрал для своей затеи время, когда вокруг нет войны, а регент занят Вон, в общем, отсюда, пока я не передумал.
Младший очень хорошо знает, что это не шутка и не угроза, и отползает к выходу так быстро, как позволяет левый бок.
И если ты и в следующий раз не примешь в расчет политику, летит вслед ему, или прозеваешь моих шпионов, я тебя на воротах повешу, господин младший братец. И снимать запрещу.
Видимо, думает младший, которого впервые в жизни назвали братом, а не кузеном, видимо, боги и будды спасибо вам, это была действительно хорошая засада.
4. Рыцарь и дракон
Наоэ Канэцугу был очень добрым человеком. Кроме того, он был человеком доброжелательным, что не всегда совпадает, а на должности стратега в природе почти не встречается. Окружающие обычно поначалу видели в его поведении хитрый тактический ход, ибо счесть его глупостью было невозможнобудь Наоэ глуп, он бы до своих лет не дожил. И когда до людей доходило, что к ним действительно обращаются с открытой душой и чистым сердцем, это, как правило, обезоруживало похлеще любой хитрости. Даже Исида Мицунари не устоял, а уж он-то был известен скверным характером не меньше, чем острым умом.
Но было исключение, о которое доброжелательность Наоэ разбивалась, как капли дождя о каменную стену. Исключение смотрело на мир единственным близоруким глазомпри этом умудряясь все замечать, одевалось с вызовом традициям и просто хорошему вкусу, носило непристойно короткую стрижку и нагло усмехалось в лицо мирозданиюи самому Наоэ. Тогда Наоэ забывал о своих обычных манерах и правилах хорошего тона и начинал говорить такое, что впору доброму другу Мицунари отвести его в сторону и напомнить все многолетние нотации, что надо-де следить за языком, сдерживать себя и не наживать лишних врагов. Наоэ и сам это прекрасно понимал. И тем не менее.
Самого себя старший советник отнюдь не считал безупречным, но умел отличать хорошее от плохого, а добро от зла. Уэсугидобро, Датэзло, это совершенно ясно и сомнению не подлежит. Мы несем справедливость по заветам великого Кэнсина, мы защищаем крестьян и горожан, кои не в силах защитить себя сами, мы даем возможность бедным избавиться от голодас помощью мягких и разумных законов. Мы заботимся о процветании наук и искусств, ибо Уэсуги так же чтут книгу, как и меч. И это непреложная истина.
Такая же истина, что Датэ Масамунэ есть воплощение зла. Наоэ понял это еще тринадцать лет назад, когда молодой хозяин тогда еще Ёнедзавы вышел на оперативный простор и его стали называть уже не Этот Щенок Датэ, а Дракон. Очень быстро стали называть. Советник собирал сведения о нем и раньше, это входило в его обязанностив конце концов, владения Датэ располагались на север от Этиго и с отцом Дракона людям Уэсуги доводилось встречаться в бою, но одно дело привычка знать о соседях все, а другоегрозовая туча, потихоньку складывающаяся из облаков над твоей границей.
Сведения были не из приятных. Войнажестокое дело, Наоэ не любил ее. На войне даже самые лучшие люди не всегда могут себе позволить брать пленных и щадить сдавшихся. Как бы ни хотелось, не всегда. Но даже князь Ода, которого не зря называли Демоном Шестого Неба, не приказывал снести с лица земли вражеский замок со всеми обитателями, всего лишь чтобы послать сообщение. Емуа Ода тоже был врагом Уэсуги, а также врагом богов и будддля таких распоряжений все же требовались более существенные причины. Личные привычки Масамунэ отличались от его способов вести войну в худшую сторону. Рассказывали, что он пишет стихи свежей кровью пытаемых пленников, а разрубленное тело владетеля замка Нихонмацу приказал сшить стеблями своей родовой глицинии и в таком виде распять. Дракон, как есть дракон. Которому всегда и всего мало, который стремится захватить как можно больше земель, угнетает беззащитных и все тащит в свое логово. Как это произошло с провинцией Айдзу, которую он захватил под предлогом мести за отца. Он не заслуживает права на доброе отношение.
Но Наоэ был добр и не желал Масамунэ смерти. Это недостойно человека, начертавшего девиз «любовь» на своем шлеме. Только справедливого наказания хотел он, как требуют традиции Уэсуги. Каковое и было осуществлено господином регентом. Дракон смирился перед законом, Айдзу у него отобрали. Справедливость восторжествовала.
Только освобожденные крестьяне не должны поднимать восстаний, требуя, чтоб им вернули угнетателя. Но это происходилои это было неправильно.
Госпожа Мэго-химэ, жена Датэ, была вытребована в Киото в качестве заложницы, равно как жены и дети других даймё, ради обеспечения лояльности. Исключений не должно быть ни для кого, сказал господин регент, даже для самых верных соратников, таких как Уэсуги. Это уничтожит подозрения в фаворитизме, все окажутся в равном положении, и так будет достигнуто спокойствие в стране. Скрепя сердце, Наоэ должен признать правоту Хидэёси. Его приказы порой устрашалиили повергали в уныние, но именно Хидэёси удалось сделать то, чего никому не удавалось уже столетиями: объединить и умиротворить страну. И с меньшими, надобно признать, жертвами, чем это сделал бы тот самый Ода Нобунага, былой господин Хидэёси.
Но княгиню Датэ вызвали в столицу совершенно правильно. И не только потому, что ее мужа никак нельзя было назвать верным соратником регента. То есть приходилось признавать, но с очень большой осторожностью. Нет, дело не только в этом. Мэго-химээто не то, что госпожа О-Кику, княгиня Уэсуги, которая заливалась слезами, расставаясь с возлюбленным супругом, и пребывала в полном отчаянии из-за предстоящей разлуки.
Советник только раз видел княгиню во время переговоров. Тогда она не произнесла ни слова. От страха, решил он. Юная прекрасная женщина, с отрочества отданная во власть чудовища. Несомненно, разлучить ее с таким мужем было благим делом. В столице она вздохнет свободно.
Что там произошло по приезде Мэго-химэ в столицу, сам Наоэ не видел. А дословно пересказать то, что госпожа наговорила регенту, окружающие не решались. Отводя глаза, сообщали, что дама была крайне невежлива, и не вдавались в подробности. Сам же регент, когда вышел из ступора, пришел то ли в ужас, то ли в совершеннейший восторг от подобных манер, а госпожа Кита-но-Мандокоро, супруга регента, немедля сдружилась с княгиней Датэ.
И это было только начало. Дальше дела пошли вообще поперек всех понятий. Спасенные принцессы не должны заседать в государственном совете от имени дракона и в его интересах. А именно это и произошло, при полном попрании традиций.