А сколько вам нужно? спросила Труди, поднимая глаза.
Мне бы разменять десять марок.
Ой, найду!
Труди достала сумочку и установила ее на стол. Щелкнула застежка, разъехалась молния, открывая внутренние отделения. Искин слегка отстранился, избегая смотреть в недра чужой вещи. Любопытно, конечно, но все равно, что в чужую жизнь заглядывать. Нет, он предпочел просто глазеть на Труди.
Ей было к тридцати. У нее были черные волосы, сколотые заколками. С правой стороны топорщился венчик. На левом виске серебрился тонкий узорчатый дискИскин так и не понял, украшение это илирисунок. Крохотные морщинки, легкиетени под глазами, закушенная в поисковом раже губа. Крыло носа было проколото, в нем сверкал прозрачный камешек. Африканская мода.
Почему-то Искин поневоле начал сравнивать Труди сначала со Стеф, потом с Аннет. Обеим она проигрывала.
Вот.
Секретарша выложила на стойку монеты в пять и две марки. Затем к ним присоединились еще четыре монетыпо двадцать пять грошей.
Восемь марок, сказал Искин.
Да-да, я знаю.
Труди выдвинула ящик стола. Мелькнули зеркальце, расческа, какая-то книжка мелкого формата с золотистым крестом на темной обложке. Такие распространял тот же «Спасающий Христос».
Сейчас.
Она мимолетно улыбнулась Искину. Коричневые монетки в один, пять и десять грошей добавились к предыдущим.
Этого хватит, сказал Искин, достав из кармана халата купюру. Это вам, Труди.
Секретарша растеряно взяла банкноту.
Но у меня, похоже, не набирается адекватной суммы. Погодите, я посмотрю в пальто.
Не стоит, жестом остановил ее движение Искин. Зажав портфель между колен, он сгреб мелочь в ладонь. Я же должен вам марку за кофе, не так ли? А остальное будет авансом. За следующую чашку.
Тоже сверхсладкого? улыбнулась Труди.
Непременно!
Спасибо.
Искин кивнул.
В коридоре он переоделся, запихнув халат в пластиковую корзину, а бахилыв урну. Вспомнив, достал из халата деньги. Теперь следовало где-нибудь пообедать. И лучше всего подошло бы какое-нибудь тихое место. Лем чувствовал необходимость серьезно обдумать новости от Бозена. Значит, никаких навязчивых официантов и толкотни.
Труди, он снова вышел в холл, подворачивая ворот на куртке, вы не знаете, где здесь можно перекусить?
Это приглашение?
Искин смутился.
Нет. Я Извините, Труди, я не имел ввиду
Он умолк. Возникла неловкая пауза. Искин и не думал приглашать Труди на обед, но фраза, надо признать, получилась двусмысленная. Обижать женщину отказом, объясняя, что она не так его поняла, Искину не хотелось.
Несколько секунд Труди смотрела ему в лицо.
То есть, вы не приглашаете меня, а просто хотели узнать, имеется ли поблизости недорогое, но приличное кафе?
Искин подумал, что сформулировать точнее, наверное, не смог бы и сам.
Да, с облегчением выдохнул он. Именно это! Я сразу прошу прощения, если как-то вас задел своим неуклюжим предложением.
Труди фыркнула.
Никак не задели. Видели бы вы себя! сказала она весело. У вас такая озабоченная складка на лбу сразу появилась!
Серьезно?
Секретарша кивнула.
А я думаю: как же я с ним пойду? У менядругие дела. Есть более интересные мне люди. Я вовсе не хочу
Она осеклась.
А вы прелестно краснеете, сказал Искин.
Простите.
Давайте с самого начала? предложил Искин. Иначе, чувствую, нам обоим станет неловко, и мы с вами отправимся куда-нибудь вдвоем, вовсе не намереваясь этого делать. Психологическая ловушка.
Труди рассмеялась.
Значит, вам нужно кафе?
Искин кивнул.
Да.
В этом районе? Этот район, извините, достаточно дорогой.
Можно у Штиль-плац.
Ой, нет, я там не бываю, сказала Труди. Она задумалась. Знаете, за Зиман-аллее есть хорошее кафе. Там тихо.
Это далеко?
Отсюдаметров двести. Сразу пересекаете улицу и проходите через сквозной дворик дома с автоматической прачечной в цоколе.
Я увижу? спросил Искин.
Да, конечно, кивнула Труди, это «Олимпик», у них с десяток прачечных по городу, на углу дома стиральный автомат в тогеих вывеска.
Кажется, что-то подобное я видел.
Тогда не заблудитесь. По дворику выходите на аллею, а наискосок будет кафе.
У него есть название?
Ой, какое-то простое Труди, вспоминая, приложила палец к диску на виске. Сейчас, постойте она заблуждала глазами по холлу. Взгляд ее уткнулся в дешевую картонную репродукцию. Древесные стволы, плющ. Кажется, это была картина Ван Гога. «Пихта»! Нет, что-то похожее. «Кипарис»! Кафе называется «Кипарис»!
Спасибо.
Искин толкнул массивнуюстекло, светлое дерево, позолотадверь. Отражение холла с темным пятном головы Труди поплыло и смазалось. Звуки города накатили на Искина урчанием двигателей и турбин, гудками, свистками, пощелкиваниями табло, звонками и трелями электрического трамвая. Он, честно говоря, даже несколько ошалел от акустической атаки, пожалев, что не вышел через тихий боковой ход. Буквально в двух шагах от узкого тротуара текли желтые капли такси, полупрозрачные громадины омнибусов, мелькали стройные силуэты люксовых моделей. Горели огни реклам, пестрели зонтики и маркизы, двумя не пересекающимися, плотными, локоть в локоть, потоками умудрялись идти люди.
Час пик.
Застывшему на ступеньке крыльца Искину стало понятно, почему Труди, отпущенная Берштайном на перерыв, не спешила покидать клинику. Узники деловых кварталов, менеджеры, агенты, клерки и муниципальные служащие, заполонили улицы, перекрестки и все места в ресторанчиках и кофейнях. Темные пиджаки. Белые рубашки. Узкие галстуки-шнурки. Спортивные фигуры. Идеальные зубы. За витринами они смотрелись как манекены, рекламирующие корпоративную моду.
Искин в своем коричневом, мешковатом пиджаке с вытертыми локтями и с портфелем, нескладный и неловкий, никак не вписывался в общую картину нашествия, тем не менее, шагнул в поток, текущий к ближайшему переходу, и даже приспособился к его скорости. Во всяком случае, никому на туфли от Визеншталя не наступил.
Поток перенес его через на мгновение замершую улицу, завернутый в тогу стиральный автомат подмигнул зеленым над головой, окаймленный оградой дворик сунул под ноги дорожку из красноватой плитки.
Кусты, несколько тонких японских осин, как-то прижившихся в тесном пространстве, детская площадка с одиноким ребенком. Все четыре скамейки дворика были заняты. Клерки пили кофе из бумажных стаканчиков и ели сосиски в тесте. Кто-то, кажется, спал, запрокинув лицо к стиснутому домами синему небу.
Искин прошел дворик насквозь, чувствуя себя случайным путешественником по чужому миру. Клерки синхронно поворачивали головы, провожали странными, равнодушными взглядами. Другая цивилизация. Ему вдруг подумалось, что вопросы, которые так терзали Кинбауэра, о специализации, о восприимчивости команд, о программировании отдельных групп населения, можно было прекрасно решить и без юнитов.
Он переступил через вытянутые ноги.
Прошу прощения.
Вот армия, сосредоточенная на узких задачах. В программеприказы и планы, продвижение по карьерной лестнице, премии, графики, часы «Барко», сеансы и тренинги. Увольнениеконец программы. Корпорации, бюрократический аппарат, вообще, мир давно уже освоил то, что Кинбауэр пытался добиться от юнитов.
И сделал это проще, дешевле, надежнее.
В локте заломило. Искин переменил руку под портфель, прислушиваясь к покалываниям в предплечье. Ну-ну-ну, мальчики.
На Зиман-аллее тянулись вверх буки.
Улочка была пешеходной, но с узкой дорожкой для транспорта, ажурные тени посаженных в два ряда деревьев создавали приятную прохладу и ощущение ленивого спокойствия, что казалось совсем удивительным в виду соседства с деловыми кварталами, где все куда-то бежало, текло, звенело, сияло, стремительно мчалось, боясь с остановкой, видимо, познать смерть.
Кафе «Кипарис» располагалось в невысоком, трехэтажном, светло-желтом здании, мирно сосуществуя с винным магазинчиком, пошивочным ателье и семейным пансионом. Сбоку, в полуподвале, под вычурным козырьком, кажется, находилась букинистическая лавка, во всяком случае, Искин заметил там лоток с книгами.
Он пересек аллею.
Часть столиков была вынесена из кафе на площадку под тентом. Несмотря на вполне светлый день, там царила уютная полутьма и качались разноцветные бусины лампочек. Народу было совсем немного. На крытых кремовыми скатертями столиках лежали электрические планшеты с меню.
Искин сначала хотел зайти в само кафе, но, подумав, решил, что на свежем воздухе персонал и случайные посетители будут меньше мозолить ему глаза. Он сел на приятно скрипнувший плетеный стул, поставил портфель в ногах и взял в руки планшет, который с легким усилием отсоединился от магнитной базы.
Выбор блюд был невелик, но Искина это даже обрадовало. Он находился в твердом убеждении, что меньшее количество предлагаемых блюд означает лишь лучшее качество их приготовления. И почти всегда находил этому подтверждение.
В виду того, что его завтрак почти целиком слопала Стеф, Искин решил подкрепиться основательно. Тем более, что «Кипарис» предлагал баранье жаркое в горшочках и хорошо прожаренные бифштексы. К бифштексу прилагалась рассыпчатая картошка, украшенная зеленым горошком и веточками укропа, сметанный соус и грамм пять сливочного масла, которым предназначено было медленно стаять в золотое озерцо.
В горшочке же, судя по строчкам описания, вместе с мясом около получаса томились четыре вида круп, сладкий перец, чеснок, тонкие ломтики бекона, кнедли и местные травяные приправы.
Честно говоря, Искин хотел и то, и то. Но все же остановился на бифштексе. Блюдо было и подешевле, четыре пятьдесят вместо шести сорока, и можно было с уверенность сказать, что он его одолеет. Отмечая свой выбор пальцем, Искин заказал еще кофе и небольшой кусок штруделя с черничной начинкой на десерт. В пять марок не уложился, и это заставило его несколько раз огорченно пересчитать в уме, сколько марок после обеда останется в распоряжении. Сумма не билась, пока Искин не вспомнил о неполноценном размене десятки. Тогда все сошлось.
С салфеткой и корзинкой с хлебом к его столику пришел официант в сиреневом жилете, с серьгой в ухе, выразил пожелание, что Искину понравится заказанный бифштекс, и взял десять марок.
Наличные?
Да.
Я посмотрю размен.
Будьте добры.
Бифштекс будет готов через десять минут.
Очень хорошо.
Официант был пожилой и слегка прихрамывал. Затылок у него был пострижен скобкой.
В период ожидания Искин успел осмотреть аллею и дома напротив, приметил фонтанчик, с удивлением проводил взглядом прогарцевавшего на светлой кобыле всадника в бриджах и в старинном мундире с эполетами.
Две женщины, прихватывая друг дружку под локоть, направились в пошивочное ателье. Из пансиона на крыльцо вышел мужчина со скучным усатым лицом и долго, остервенело смолил сигару. Несколько мальчишек прокатили тележку с самодельным чучелом, которое умудрялось двигать руками-палками. По воздуху проплыл тягучий колокольный звон.
Бом-м!
Искин стал размышлять, что, должно быть, незаметно переместился в прошлое. Лет на сорок-пятьдесят назад. Удивительно, что попадаются такие кварталы, тихие, казалось бы, законсервированные во времени. Он неплохо знал город. По крайней мере, районы порта, окраин и подкарантинной зоны, в силу обстоятельств, были им изучены хорошо. Центр, пусть и из омнибуса, в последние годы он тоже наблюдал довольно часто. И что видел? Урбанизированного, современного монстра, растущего вширь и вверх, пухнущего трущобами и отражающегося в зеркальных фасадах небоскребов. Монстр был, конечно, уродом, но все же следовал тенденциямперестраивался и перекрашивался, скинув старую шкуру из брусчатки, рыжих черепичных крыш, телег, оград и невысоких, заросших мхом домов.
И вдругтакое. Причем, рядом, в двухстах метрах от складок новой шкуры из стекла, бетона, стали.
Искин хмыкнул. Мысль его зацепилась за эклектику, за смешение пластов, и он задумался о технологиях и их распространении. Странно ведь, что какие-то исследования вдруг выдают технические решения, которые тут же находят мгновенное применение и проникают в приборы, продукты, повседневную жизнь, как те же виссеры, как та же магнитонная терапия. А микроника с фотоникой топчутся на месте, обещая дивиденды когда-то в будущем, и робототехника застряла на уровне манипулятора с ограниченными степенями свободы. Ах-ах, юнит-индустрия в Фольдланде! А кроме нее было ли что-то? Реактивные двигателив зачаточном состоянии, элементная базаконтрабандная, микросхемымелкой серией, ускоритель частиц обещают в следующем году.
Грозный Фольдланд!
Тех же электрических планшетов в Фольдланде не было. А здесь есть, пожалуйста, в кафе. В древнем квартале. Это ведь, кстати, тоже технология, но, получается, никому не нужная, не востребованная. Удобно, конечно, но смысл? Искин пошевелил планшет с меню. Отнесешь подальше от магнитной базы, схлопочешь статью за воровство.
Драгоценность.
Ваш бифштекс.
Официант снял тарелку с подноса, поставил перед посетителем, жестом фокусника убрал с тарелки стальной колпак, призывая обратить внимание на легкий парок блюда, подвинул приборы.
Приятного аппетита.
Спасибо, сказал Искин, заправляя салфетку под горло.
Официант скрупулезно отсчитал мелочь.
Ваша сдача. Сейчас принесу кофе.
Будьте добры.
Искин вооружился ножом и вилкой.
Извините, остановил он уже шагнувшего от столика официанта, а вот ваши планшеты с меню
Мужчина развернулся. На лице его шевельнулись брови.
Что вы хотели бы узнать?
Чья это идея?
Прежнего владельца. Оставили, потому что дорого.
И что вы о них думаете?
Официант бросил взгляд на планшет.
Ерунда. Наподобие дверного звонка. Вы звоните, у нас загорается лампочка под блюдом.
А виссер?
Домашний телефон обходится мне дешевле.
Спасибо, сказал Искин, отпуская официанта.
Тот коротко кивнул и удалился, пропустив под тент семьюупитанного мужчину, его высокую жену и двух детей лет шести-восьми, мальчика и девочку.
Искин склонился над бифштексом. Мясо пахло замечательно. Мелкий свежий картофель дышал жаром.
Несколько минут Искин с аппетитом ел, изгнав из головы все посторонние мысли. Кинбауэр говорил, что за едой надо думать исключительно о еде, только так формируется залог здорового пищеварения, которое есть путь к долгой и не изнурённой болезнями жизни. Для разговоров, говорил он, для размышлений и прочего существует уйма другого времени. Вы можете заниматься своими делами даже во сне. Так извольте хотя бы полчаса поработать на собственный организм, не принуждая его к несварению и прочим проявлениям вашей несдержанности.
Кинбауэру, впрочем, это не помогло.
Искин мотнул головой, запрещая себе переключаться с бифштекса на мертвеца. Прекрасное, хорошо прожаренное мясо. Волоконцаодно к одному. Режется, как масло. Он кивнул появившимся на столе чашечке кофе и куску штруделя на блюдце. Очень кстати.
Как-то само собой пришло воспоминание-картинка с утренней бумажной тарелкой от Франца Бюхеля с рисовой кашей от господина Пфальца, которую Стеф сложила пополам, и Искина передернуло. Так и аппетит испортить недолго. Ощущая мясо, картофель, горошек, масло, образовавшие во рту изысканный вкусовой букет, он даже зажмурился, а когда снова открыл глаза, обнаружил севшего напротив мужчину лет сорока пяти в светло-коричневом пиджаке и светлой шляпе.
Лицо у мужчины было обычное, челюсть тяжеловата, глаза расположены близко к переносице, над верхней губой пробивались короткие светлые усы. Особой приметой, наверное, можно было считать родинку, приклеившуюся в уголке глаза. Бутафорская слеза и только, обозначающая амплуа.
Плаща при мужчине не было.
Здравствуйте, сказал незнакомец, слегка приподняв шляпу.
Здравствуйте, сказал Искин.
Я смотрю, вы пообедали, мужчина показал глазами на опустевшую тарелку. Не против поговорить?
О чем? спросил Искин.
Холодок прополз ему за шиворот, юниты под кожей зашевелились, воспринимая неосознанную тревогу.
Вас зовут Георг Шлехтер? спросил мужчина.
Когда-то Искина действительно звали так. В самый первый год после побега из Киле близ Шмиц-Эрхаузена.
Вы, должно быть, ошиблись, улыбнулся он. Меня зовут Леммер Искин.