Такое вот выражение лица.
Стеф, изображая его, втянула щеки, сжала губы и попыталась насупиться. Вышло смешно. Молодым все удается лучше.
В том числе, обезьяничать.
Так где? спросил Искин.
Честно говоря, я не знаю, призналась девчонка, теряя веселость. Они долго были во мне?
Я могу назвать предположительный срок, но это нам не поможет, лишь скажет о том, когда юниты получили команду на активацию. В инактивированом, латентном состоянии они могут жить в теле носителя до пяти лет, правда, это же сокращает срок их службы.
Искин встал и заходил по комнате. От того, что помещение было крохотным, пришлось наматывать круги вокруг стола, рискуя на повороте удариться о задник кровати.
Хорошо, сказал он, пойдем от противного. В среднем на две стадии уходит три месяца. Это если не было ограничивающих развитие колонии факторов.
Это каких?
Магнитонное облучение, истощенное состояние носителя, особенности нервной системы или особенности и ошибки прошивки.
Стеф кивнула.
У меня, наверное, было истощенное состояние.
Так, Искин пошел в другую сторону, тогда уточняющий вопрос: когда ты покинула Фольдланд?
Когда сбежала или когда очутилась здесь?
Искин остановился.
Ты не через Скабин пришла, поразила его догадка.
Ага.
А откуда?
Это южнее. Я не знаю места.
Проходила одна?
Что вы! Нас было четыре семьи. Нас провезли в грузовике с мебелью.
И когда?
Где-то с полгода назад, осенью. А здесь я уже четыре месяца. Но может я отправлюсь еще куда-нибудь. К морю хочется.
С семьей?
С подругой.
А здесьс семьей?
Какой вы не понятливый! возмутилась Стеф. Говорю же, с подругой!
Она тоже привитая?
Девчонка фыркнула.
Пф-ф! Кто же об этом будет болтать? С таким признанием только вешаться. Никто ж не знает, что привитый выкинет.
Это заблуждение, но хорошо, Искин сел. Как ты догадалась, что привита?
Стеф опустила глаза.
Ну, санитарная служба и министерство общественной безопасности всюду расклеили плакаты с симптомами. Так кажетсясимптомы?
Да.
Там было: бугорки под кожей, потемнение в глазах, необычные картинки под веками, кратковременная потеря сознания, сильное желание сладкого
Что? Что за бред?
Вы про что?
Про желание сладкого! Юниты для возведения колоний не используют В основном, они самодостаточны. В том смысле, что их жизненный цикл рассчитан без привлечения ресурсной базы носителя. Хотя, конечно, глюкозу из крови они могут забрать, когда испытывают недостаток в энергии.
Вот видите!
Я ничего не вижу, сердито сказал Искин. И что дальше? Ты сравнила симптомы и решила, что у тебя юниты?
Ну да, кивнула Стеф. А потом меня стало вырубатьна секунду, на две. Будто выключатель. Щелк! нет меня. Щелк! снова есть.
Вот этому уже верю. Когда?
Наверное, где-то месяц назад. Еще похолодало, помните?
Искин задумчиво кивнул.
Это переход на вторую стадию. Слова были?
Слова?
Под веками. Короткие вспышки в темноте. Ты должна была видеть.
Девчонка сначала замотала головой, а потом вдруг застыла, выпрямив спину:
Ой, да. Это было.
Einstellung (настройка)? Regelung (регулировка)?
Кажется, оба.
Так Можешь доесть мою кашу, Искин подвинул тарелку к Стеф.
Спасибо.
Получается, сказал Искин, глядя, как девчонка с энтузиазмом кромсает концентрат, что тебя, скорее всего, привили здесь. Что достаточно странно. Я бы сказал «невозможно», если бы не знал, что в жизни бывает возможно все. Сейчас многие страны пытаются работать в этой области, а уж с таким дармовым материалом, как беженцы
Знаешь, почему на пять лет введен запрет на выезд из карантинной зоны? спросил он.
Стеф подняла голову.
Срок жизни юнитов?
Угу. Глупый, честно говоря, запрет, и я знаю по крайней мере с десяток человек, которые выбрались за Зивеншопп ближе к Вадуцу до этого срока. Нет, помолчав, мотнул головой Искин, не сходится. Юниты-то старые.
Ну и что?
Зачем колоть битое, невесть как работающее старье?
Девчонка, жуя, пожала плечами.
Может, другого не было.
Все равно, не согласился Искин, поверь, это не такой простой процесс. Юниты программируются на сигнал активации. Просто потому, что, как ты знаешь, развитие колоний разделено на фазы, и это требует расчета времени. Активацию делают или сразу, при введении, или дистанционно, через ретрансляторы слабых волн определенной длины по ассимиляции или проникновению носителя. И я не могу представить, что «глушилки» на границе не работают. Ходили слухи о компактных ретрансляторах, размером с чемодан, только я не уверен, что они есть более, чем в единичных, опытных экземплярах. Итак, делаем вывод: даже для такого старья как у тебя необходима аппаратура активации и настройки. Случайностей здесь быть не может. Это не сепсис и не расстройство желудка от кишечной палочки. Это не прилетело к тебе по воздуху и не проникло с пищей. Начальные юниты вообще впрыскиваются в полипептидной оболочке, потому что иначе нейтрализуются иммунной системой. То есть, кроме самих юнитов нужен еще белковый раствор, центрифуги, сепараторы и персонал, который со всем этим умеет обращаться. Из Фольдланда и напрямую от Кинбауэра, из его лаборатории, в свое время, конечно, бежали несколько человек, но мне трудно представить, чтобы они вдруг осели здесь и заодно разжились оборудованием. Тебе кололи что-нибудь под лопатку или в плечо?
Стеф мотнула головой.
Я же на улице все время.
А клиенты? Ты теряла у кого-нибудь из них сознание?
Стеф застыла, задумавшись, с вилкой во рту.
Это вы про случаи до заражения спрашиваете? Один раз. Было один раз. Но там там, в общем, не поэтому поводу.
Не понял, сказал Искин.
Мы там покурили кой-чего. Все вместе. Я отрубилась, но совсем ненадолго, Стеф скривилась. Я даже самой первой проснулась.
Все равно бред, сказал Искин. Юнитами не разбрасываются просто так. Юнитыэто контроль.
Стеф наклонилась к нему.
А люди от них в зомби превращаются?
Глаза ее распахнулись в ожидании ответа. Искин подумал, что ей и страшно, дурочке, и сладко представлять себя человеком-куклой.
Нет, сказал он, люди превращаются в функции, по выполнению которых возвращаются к обычной жизни. Иногда это одно, два действия, иногдасложный комплекс мероприятий. Но чаще всего это банальная разовая задача. На большее элементарно не хватает возможностей. Правда, у Кинбауэра были грандиозные планы. Им планировалась вакцинация всех граждан Фольдланда, достигших четырнадцати лет, о-колониями. То есть, ордунг-юнитами, колониями, нацеленными на поддержание правопорядка и берущими на себя управление носителем в случае нештатной ситуации. Проект школьной обработкииз тех же планов.
У нас в школе ничего подобного не было, заявила Стеф.
Я совсем не про то. Ладно, спохватился Искин, это все лирика. Собирайся, мне надо идти. Я уже опаздываю.
Я не доела! запротестовала Стеф.
Возьми с собой.
Искин надел пиджак.
А можно с вами?
Девчонка сложила одноразовую тарелку пополам, получая удивительный картонный сэндвич с кашей посередине.
Ты думаешь, это разумно?
Я могу пригодиться.
Искин фыркнул.
Нет, сказал он, пропуская ее вперед. Мне ты пригодиться точно не можешь.
Вы еще не знаете, что я могу!
И что ты можешь?
Искин захлопнул дверь.
Ну, как бы Стеф прервалась и слизала кашу, выдавленную за края тарелки. Я по хозяйству могу. И за покупками сходить. Запросто! А в школе нас учили работе на конвейере. Знаете-нет?
Знаю, Искин повернул ключ в замке. Но у меня нет сборочного цеха.
И зря!
Утверждение показалось Искину забавным. Как будто он мог позволить себе арендовать что-то больше комнаты в общежитии. Да раз плюнуть! Что цех! Не прицениться ли нам сразу к «Rill grossische fold-fabrik»? Хотя нет, кто продаст? Но претендовать на «Helmut Fabe Konstriktion» виду их плачевного положения, почти банкротства, кажется, было можно.
Смешно.
Из этой же серии было удивленное замечание Эриха Крепеля, когда Искин в «Ла Форже» попросил лишь чай. Мой дорогой друг, сказал тогда Крепель, никогда не знавший проблем с деньгами, обязательно закажите себе «лёвенманн», здесь его замечательно готовят. Чудесный местный рецепт! Красное вино, гвоздика, перец, мед и капелька грушевого сиропа. Разве это не стоит несчастных десяти марок?
Искин соглашался, что стоит.
Но пил чай, который в ресторации стоил три марки, а через улицу, в маленьком подвальном кафе «Шарез», всего десять грошей.
Искин и Стеф спустились на первый этаж, и дальше пришлось пройти его насквозь, чтобы добраться до лестницы и, одолев длинный пролет, оказаться в холле.
Дурацкая планировка.
Общежитие просыпалось. На общей кухне уже позвякивали посудой. За стенкой звучала узнаваемая музыкальная тема новостного радиоканала. Волосатый смуглый большеротый Сидик стоял у своей двери и что-то набирал одной рукой в виссере. Вместо второй руки у него был дешевый протез-держатель, затянутый в резиновый водонепроницаемый чулок.
О, Лем, привет! У вас есть вода?
Нет, ответил Искин.
Проклятье. Это диверсия.
Это изношенные коммуникации. Надо звонить аварийщикам.
Звонил уже. А ты с кем это? подведенные синим маркером глаза Сидика окинули взглядом Стеф.
С девушкой, сказал Искин.
Я вижу.
Спасибо, что видите, присела в книксене Стеф.
Сидик захохотал.
Любопытный экземпляр!
Вы тоже, не осталась в долгу девчонка.
Сколько берешь? подмигнул Сидик.
Дорого!
Слушай, у меня скоро пособие будет, дай адресок, где стоишь.
Ищи в городе.
Сидик снова захохотал.
Смотри, найду! Марка, две марки? Пять? Сколько?
Не знаю, сказала Стеф. Я расту в цене.
Сидик хотел ответить, но виссер в руке у него замигал, и он поспешно приложил его к щеке.
Коммунальная служба? Это Сидик Нубубакар Гроэке-штросс
Искин, задержав дыхание, продрался сквозь текущие из кухни запахи разогреваемой гуманитарной синтетики.
Я вас тут клево, сказала Стеф, следуя за ним.
Клеводо рейда полиции, сказал Искин. Потом не очень.
Почему?
На лестнице Стеф легко заскакала по ступенькам. Ребенок, господи, сущий ребенок! Шестнадцатьгорячо, значит, пятнадцать.
Потому что здесь куча народу без местных документов. А без документов и отметок санконтроля сразу везут в отстойник на Гретарут-плац, а там уже решают, отправить этапом в один из лагерей для беженцев, где совсем не сахар и четыре самоубийства в месяц, или оставить на попечении санитарной службы, что еще хуже.
А вас уже ловили?
Нет. У меня есть документы, сказал Искин, на всякий случай щупая внутренний карман, где лежал идентификатор.
Фальшивые?
Обычные.
Они спустились в холл. Слева открылся небольшой, тускло освещенный зал со столами и стульями, сдвинутыми к стенам. На свободном пространстве на спальных мешках обосновались человек тридцать-сорок. Насколько знал Искин, место стоило пол-марки за ночь. Кто-то уже собирался на выход.
За стойкой регистрации дремал Финн. Большая седеющая голова его склонилась на грудь.
Зиги, стукнул по пластику Искин. Зиги, проснись.
Я не сплю, буркнул Финн, выпростал руку из-под коричневого с узором пончо и почесался.
Дверь нам откроешь?
Вот, Лем, всегда ты
Финн зевнул. Рука убралась, чтобы где-то под стойкой нажать кнопку. Разомкнулись и исчезли в стене лапы дверных засовов.
Спасибо, сказал Искин.
Все равно уже к семи.
Искин шагнул было от стойки, но вернулся.
Мне было что-нибудь?
Со вчера? приоткрыл глаз Финн.
Прости, смутился Искин. И дня не прошло.
Угу. Подожди.
Финн повернулся к полкам за спиной.
Пока он, присев, рылся внизу, Стеф стояла с Искиным рядом, изображая послушную дочь. Искин, впрочем, никогда не позволил бы дочери так одеваться. Юбка слишком короткая, а блузка вроде и серая, но ведь просвечивает, зараза!
И лифчик, извините, нет лифчика, вон он, накручен на пальцы. А уж что говорить о прозрачных трусах!
Лысина на затылке Финна медленно багровелане привык Финн к партеру, тяжелая, неудобная работа.
Нет, Лем, опираясь на стойку, всплыл он. После тебя еще была доставка, но не тебе.
Я понял, кивнул Искин.
А ты, кажется, с Балем приходила, обернулся к девчонке Финн.
Ваш Бальобманщик, заявила Стеф.
Финн хмыкнул.
Вы там не убили его случаем? На пару?
Нет, досталось как раз мне, сказал Искин. История эта долгая, а нам надо идти, Зигфрид, извини.
Да, подтвердила Стеф.
Финн коротким жестом обозначил путь к дверям.
Валяйте.
Подаваясь под ладонью, скрипнули массивные створки. На широком крыльце ветер приветствовал Искина мелким песком. Ударил по правой щеке, подставь левую.
Водители тяжелых крафтвагенов часто срезали маршрут по Гроэке-штросс, вывозя песок с карьеров Весталюдде. Где-то на северо-западе строили то ли реабилитационный, то ли исследовательский центр, вот они и придумали по ночам сворачивать с объездного автобана. Минут двадцать экономии выходило.
Песок с крафтвагенов выдувало на тротуары.
Тьфу! Тьфу! заплевалась Стеф, отворачивая лицо. Что за фигня!
Уже не так клево? спросил Искин.
Не-а.
Они сошли по ступенькам, миновали брезентовый навес, под которым обычно занимали места адепты «Спасающего Христоса» и «Армии богоугодного Иоганна Ф. Римейера». Синие деревянные скамьи, зеленая трибуна, забытая брошюрка «Как спастись от дьявола в себе». Рано еще для адептов.
Искин как-то перехватил у них хорошее теплосберегающее одеяло и фонарик «Христов свет», яркий и долговечный.
А у вас виссер есть? спросила Стеф.
Зачем мне? пожал плечами Искин.
Ну, мы могли бы перезваниваться.
Выйдя за сетчатую ограду, Лем обогнул кучу черных мусорных мешков.
Зачем нам перезваниваться? спросил он.
Ну, как А если снова юниты? Стеф зажала нос и прогундосила:Что у вас, мусор не вывозится?
Вывозится. Раз в три дня, Искин встал у перехода. Завтра вывезут. А колонии я почистил, так что если не подхватишь эту заразу снова, ничего с тобой больше не случится. И вообще, виссеры здешняя полиция отслеживает.
А вы боитесь полиции?
Искин пропустил обдавший его теплым воздухом фургон.
Нет, я просто не люблю слежку.
Глава 2
Они пересекли улицу.
Было тихо и пусто. До того, как пять лет назад беженцы, как тараканы, хлынули в приграничье из Фольдланда, решившего проводить политику единства и нетерпимости, квартал населяли мелкие чиновники, мелкие же торговцы и офисные работники низового звена. После, когда решением Комиссии по активному взаимодействию была определена карантинная зона и беженцам, прошедшим проверку и санконтроль, выделили три здания, находящихся в муниципальной собственности, квартал стал стремительно терять старый контингент. Люди бросали квартиры и бежаликто в районы за реку, кто гораздо дальше, в Вадуц, за Вадуц, в Хонхайм или вовсе в другую страну.
Искин думал, что виной тому были жуткие слухи, будто все из Фольдланда поголовно юнит-колонизированы, а юниты передаются по воздуху, как простуда. Тем более, что за год до этого случилась Сальская область. Некоторые южные страны одно время хотели даже строить стены на границах, чтобы не допустить распространения заразы.
Он, правда, подозревал, что слухам в немалой степени способствовала местная служба разведки, которой был нужен буфер между населением и беженцами. Проверки проверками, а вдруг что-то упустили, вдруг действительнопо воздуху?
Нет-нет, лучше не смешивать.
Потом большую часть беженцев Комиссия распределила между европейскими государствами, выделила квоты и субсидии, бывших инженеров, строителей и наладчиков стали принимать в тесные ряды рыбаков, официантов и подсобных рабочих на побережьях Португезы и Франконии. Квартал опустел. Но жители, покинувшие его, обратно уже не вернулись. За местом закрепилась дурная слава.
Нет, в квартале жили. В каждом доме на сорок, на семьдесят квартир четверть была непременно занята, но воду городское хозяйство в верхние этажи не подавалостояли заглушки. Электричество, кажется, тоже было обрублено.