Беззубцев почесал затылок. Добро! сказал он. Действуй, конюх. Мешкать нам нельзязавтра к вечеру должны быть у Серпухова!
Глава 39
За окном ординаторскойпредрассветная тишина. Из открытого окна начинают доноситься первые робкие трели птиц, предваряющие наступление нового дня.
Коган устало трет воспаленные глаза, отхлебывает остывший кофе из покрытой густым слоем налета кружки. Перед ним пачка историй, которые нужно проверить, отписать дневники, сделать новые назначения Но мысли заняты совсем другим. Он открывает верхнюю историю, кладет перед собой, и снова застывает, уставившись на мерцающий монитор старого рабочего компьютера. Из коридора доносятся монотонный писк мониторов, сигналы дыхательных аппаратов.
Каждый такой сигнал словно отмеряет еще одну секунду чьей-то жизни.
Сколько еще их, этих секунд, отпущено ей?
Давид Аркадьевич!
Он вздрагивает, и уже знает, что сейчас услышит.
Ксюша, новая медсестра, недавно закончившая колледж, глядит на него с порога глазами испуганного олененка.
Там сатурация падает И давление
Он молча поднимается, словно деревянный, передвигает ноги. Кажется, ночная тьма сгустилась сейчас над ним, давя на плечи, забивая глаза, уши, наполняя сердце отчаянием.
Останавливается около реанимационной койки, на которой лежит исхудавшее, бледное тельце, с тянущимися нему щупальцами зондов, катетеров, дыхательных контуров.
Монитор надрывается, показывая критический уровень кислорода в крови и стремительно падающие цифры артериального давления.
Прозрачные пластиковые пакеты с растворами кардиотоников, симпатомиметиков и гормонов наполовину пусты, на инфузоматах выставлены максимальные скорости и объемы.
Пылающим огнем вспыхивает сигнальный индикатор, и плавные росчерки электрокардиограммы переходят в бешеную пляску кривых размашистых загогулин.
Деф! бросает он, и Ксюша уже подкатывает столик с реанимационным набором.
Гудение дефибриллятора, набор заряда, «блины» на торчащие под кожей ребра.
Разряд! Еще!
Писк монитора, кривые загогулины сменяются ровной прямой линией
Давид Аркадьевич! Адреналин!
Он качает головой.
Нет Отключайте.
Пока Ксюша, с тревогой поглядывая на него, возится с аппаратурой и трубками, он молча стоит рядом.
Потом садится на кровать, вглядываясь в черты родного лица, измененного болезнью до неузнаваемости.
Тонкая, исхудалая ладонь словно тает в его руках.
Кажется, кто-то что-то говорит ему, он безучастно кивает. И сноватишина. За окнами палаты пробиваются первые лучи восходящего солнца. Его первого дня без неё. Без Настасьи.
***
Яган!
Коган вздрогнул, выныривая из омута воспоминаний.
Разъяренный Симеон Годунов навис над ним, словно грозовая туча. Глаза, налитые кровью, сверкали молниями, всклокоченная борода мелко тряслась.
Симеон Никитич пробормотал Коган, в недоумении переводя взгляд на высящихся за начальником Тайного приказа стрельцов с каменными физиономиями.
Ты! Симеон, казалось, захлебывался гневом. Вы! Я вас, приблуд окаянных, от пыток избавил, добром и лаской окружил, к царским покоям допустили вот чем вы мне отплатили?! Змеиный клубок на груди пригрел!
Что случилось? Коган еще ничего не понимал, но сердце кольнуло страхом. Где царевна?
Царевна где?! Это ты мне скажи, лукавый знахарь! Где Ксения, и твой волхв, и конюх?!
Коган побледнел. Что могло пойти не так?
Симеон еще несколько секунд буравил его взглядом, потом покосился на испуганно уставившихся на него монахинь, на царя, лежавшего на кровати, и замерших рынд.
Взять его! бросил он своим спутникам. Продолжим беседу в приказе.
Стрельцы шагнули к нему, подхватили под руки, заломили их за спину, и поволокли по коридорам.
Случайные слуги, попадавшиеся им на пути, робко жались к стенам, провожая их испуганными взглядами.
На улице, у дворцовых ворот царило оживление, повсюду сновали стрельцы в черных кафтанах; на площади между соборами выстроилось несколько отрядов стражников.
Знакомые двери, ведущие в Тайный приказ, распахнулись при появлении Симеона, и с глухим стуком захлопнулись за Коганом.
Они снова оказались в подвале, где когда-то (казалось, это было так давно) их впервые допрашивали.
Только сейчас на дыбе, вместо одноглазого, висел натужно хрипящий старик.
Двое заплечных дел мастеров, в кожаных фартуках, почтительно склонились перед Симеоном Никитичем.
Тот подошел к дыбе, и, прищурившись, ткнул указательным пальцем в старика.
Этого снять! Пока в камерупусть в себя придет малость, а опосля еще потолкуем.
Он повернулся к Когану и хищно ухмыльнулся. Ну что, Яган-жид, сейчас ты мне все расскажешь! И про то, из каких времён, и про волхва своего, и про царевну, и про Юшку Беззубцева и Афоньку Кривого, коих они освободили, и с ними же сбежали!
Каксбежали? растерянно переспросил Коган. И Ксения?
Ухмылка Симеона стала еще шире и злее. Стало быть, знал, что волхв твой с конюхом побег измышляли, а царевна в том помогала им?! Куда они собирались?!
Коган вздохнул. Я не знаю, тихо сказал он.
Признаваться в том, что Ярослав собирался освободить Беззубцева, чтобы помочь тому добраться до Путивля, к мятежному самозванцу, означало, практически, подписать себе приговор.
Не знаешь, тихо протянул Симеон. Что ж, мы тебе сейчас поможем вспомнить!
Он сделал знак рукою, и палачи, приступив к Когану, стали стаскивать с него одежду.
Покончив с этим, продели его запястья через кожаные петли, туго затянув их. Один из палачей налег на колесо, которое, со скрипом провернувшись, натянуло ремни так, что руки оказались вздернутыми; плечевые суставы пронзила боль.
Итак, вкрадчиво произнес Симеон, поведай мне еще раз, Яган, для чего царевна с волхвом, егоже Ярославом кличут, беглого разбойника, боярского сына Юшку из моего приказа подкупом и обманом вызволить решили?
Колесо совершило еще пол-оборота, и боль в сухожилиях стала почти нестерпимойремни натянулись еще выше, и Коган вытянулся на цыпочках, одновременно пытаясь напрячь мышцы, чтобы хоть немного ослабить нагрузку на суставы.
Симеон внимательно наблюдал за ним; сняв со стены факел, он поднес его к лицу Когана так близко, что жар опалил волосы на бороде.
Поверь, Яган, проговорил он, дальше хуже будет. Все-равно расскажешь всё, что знаешь, и чего не знаешьтоже.
И Коган сдался.
В Путивль они идти хотели, кривясь от боли, выдохнул он, Ярославу нужен был Юшка, чтобы назад, в свое время вернуться
Симеон нахмурился. Это как же? недоверчиво переспросил он. Как ему Юшка в том поможет?
Не ведаю, Симеон Никитич, Коган потряс головой. Крест какой-то у Юшки должен быть, с помощью которого во времена наши обратно вернуться можно будет
Хм, Симеон убрал факел. А Ксения что же? Зачем она с ними бежала? Или, может, и не бежала вовсе?
Не ведаю, снова повторил Коган. Не было такого уговора. Она просто Юшку должна была из тюрьмы спасти
Не ведаешь! со злостью передразнил Симеон Когана, и вдруг ткнул факелом ему в бороду.
Коган вскрикнул, отшатнувшись, ремни со скрипом натянулись, от боли в рвущихся связках потемнело в глазах, в нос ударил запах паленых волос.
За измену подлую казнить тебя надобно смертью лютою, донесся до него голос Симеона. Но пока поживешь, пожалуй. Повисишь немного, может, чего полезного вспомнишь, такого, что поможет тебе шкуру твою паленую спасти, если к тому времени от неё еще что-нибудь останется
Колесо снова заскрипело, и из груди Когана вырвался надсадный истошный вопль.
***
Он пришел в себя от того, что ледяная вода стекала по его лицу и груди, кожа горела, словно в неё впивались сотни ледяных игл.
Очухался, кажись, прогудел стрелец, оттесняя палача с ведром в руках.
Проморгавшись, Коган хотел протереть глаза, но плечи и позвоночник тут же отозвались пронзительной болью.
Второй палач за его спиной положил руки ему на плечиКоган вскрикнул, когда в суставах что-то щелкнуло.
Поднимите его! не глядя бросил Симеон. Он, набычившись, уставился на рослого стрельца, с каменным лицом скрестившего руки на груди.
Двое палачей, подхватив Когана, поставили его на ноги.
Идти можешь? спросил его стрелец.
Коган неуверенно кивнул.
Тогда поторапливайся, бросил тот, и, кинув на Симеона косой взгляд, двинулся к выходу.
Ему пришлось задержаться у дверей, ожидая, пока Когану помогут одеться.
Что случилось? спросил Коган, когда они шли по площади, заполненной отрядами солдат. Почему меня выпустили?
Приказ государя, коротко отвечал стрелец.
Они снова оказались во дворце, Коган едва поспевал за неразговорчивым провожатым, еще двое стрельцов следовали за ними.
У дверей в царскую опочивальню им встретился бояринкажется, это был Мстиславский. Он метнул на Когана неприязненный взгляд и торопливо зашагал прочь.
У царского ложа, кроме двух монахинь, находился царевич. Завидя Когана, он бросился к нему; лицо его было красным, опухшим от слёз.
Яган! воскликнул он. Батюшке стало хуже!
Взволнованный, Коган склонился над Годуновым. Кто вытащил катетер и убрал капельницу? ахнул он.
Царевич глянул на монахинь; старшая с достоинством поклонилась.
По приказу боярина Мстиславского, государьон сказал-де, пуповина эта кровь из него сосёт! Да я и сама видела то, прибавила она, метнув на Когана суровый взгляд.
Это же просто был обратный ток, устало выдохнул Коган. Я не успел перекрыть систему, флакон упал на пол и кровь пошла обратно, но это неопасно
Он оборвался, и покачал головой.
Сатурация стремительно падала, давление было совсем низким.
Что произошло, пока его не было? Почему царь ухудшился?
Он заглянул в зрачкиодин закатился вверх, другой, «плавая», смотрел вниз.
Повторное кровоизлияние? Но почему?!
Царь приходил в себя? спросил он, осененный внезапной догадкой.
Приходил, монахиня поджала губы. Когда Евфросинья эти трубки вынимала, изволил глаза открыть.
Коган усилием воли заставил себя посмотреть на девушку, чей образ одновременно пугал его и манил.
Он говорил что-нибудь?
Нет, тихо отозвалась та. Только слушал, что говорил князь Мстиславский
Она осеклась, бросив испуганный взгляд на старшую.
Мстиславский? переспросил царевич. Что он говорил батюшке? Отвечай же!
Я Я не помню! пискнула та, не смея поднять глаз на стоявшего перед ней Федора. Только про то, что царевна опять пропала И что-то про Кромы
Коган устало покачал головой. Что-то взволновало царя, сказал он. И, судя по всему, это спровоцировало новый приступдавление резко поднялось, что привело к рецидиву внутримозгового кровоизлияния
Заметив, что все смотрят на него, раскрыв рты, он поправился:Царя снова хватил удар.
Ты можешь ему помочь, Яган? взволнованно спросил Федор. Я все сделаю, чего ни попросишь!
Коган секунду колебался.
То, что у Бориса не было шансов пережить даже этот день, было для него очевидно. Не с таким диагнозом, и не в таких условиях. Однако, озвучивать это царю и возвращаться в казематы
Он кашлянул. Я постараюсь, ваше ве государь. Но я не могу сейчас ничего делать руками после дыбы, мне понадобится помощница.
Инокини будут помогать тебе, кивнул царевич. А с Симеоном я еще поговорю.
Нет нужды откладывать разговор, Симеон стоял в дверях, отдуваясь и промакивая платком лоб.
Напрасно ты, Федор, доверяешь этому лекарюс его ведома, и при его участии, твоя сестра помогла спастись из тюрьмы разбойнику Юшке, и сама вместе с ним и волхвом бежала из Москвы!
Это так? царевич, нахмурившись, посмотрел на Когана.
Отчасти, государь, Коган поклонился. То правда, что Ксения хотела помочь Ярославу, которому Юшка был надобен, чтобы вернуть то, что для него вопрос жизни и смерти. Это было ее решение, и я ничего не мог поделать.
Федор покачал головой. Сестрица моя бывает своенравной, заметил он. Коли она решит чего, никто не может ее переиначить С этим опосля разберемся. Ныне же об одном прошуспаси отца. А ты, Симеон, боле препон в том лекарю чинить не смей.
С этими словами он вышел из спальни. Симеон, бросив на Когана многообещающий взгляд, последовал за ним.
Коган вздохнул и перевел дух. Он смог выиграть немного времени. Однако, что будет с ним, когда Годунов умрет?
***
Начальник Тайного приказа Симеон Никитич Годунов стремительно шагал по дворцовым покоям.
Гнев переполнял его, он отшвырнул ударом кулака зазевашегося слугу, не успевшего вовремя убраться с дороги.
Идиот Федор не захотел его даже слушатьмальчишка совсем потерял голову от страха.
Что же будет дальше, когда ему придется взять в руки царский скипетр?
В том, что этот миг настанет со дня на день, Симеон практически не сомневался.
На какое-то время он почти поверил безумным россказням этих лекарей про грядущие времена, но теперь он понимал, что его попросту обвели вокруг пальцаволхв был явно связан с разбойником Юшкой, а Яган им помогал.
Оставалась не до конца ясной роль в этом всем Ксении, но девка и впрямь вела себя странно после того, как ее изловили в лесу. Не иначе как тот же Яган навел на неё волшбу, заставив действовать против своей воли. Затем они все сбежали к самозванцу, сбив со следа егерей, а теперь вот и Яган, хитроумный жид, ускользнул из его рук. Но ничего, он еще доберется до него.
Сейчас его больше беспокоил Шуйскийстарый лис непременно прознает о состоянии царя одним из первых. А это означало, что трон под будущим царем окажется весьма шатким, а вместе с ними его, Симеона, положение. Он буквально сердцем чуял интригу, затеваемую Шуйскимда и визит Мстиславского к царю был откровенно подозрителен. Все, все они, словно стая волков только того и ждут, чтобы впиться в него клыками!
Но ничего, он еще успеет всех их переиграть; все, что ему сейчас было нужноэто немного времени. Отослать из Москвы войска под Кромы, включив в них людей бояр. Стянуть отряды к Кремлю. Под благовидным предлогом арестовать Шуйского.
Ненадолго он задумался, не взять ли, заодно, и Мстиславского, но, поразмыслив, все же отмел эту мысльслишком велик был риск того, что поднимется шум среди других бояр, и они заставят Федора отпустить обоих.
Обуреваемый тревожными помыслами, Симеон дошел до своих хором.
Глашка! Подавай сбитень! крикнул он, зайдя в трапезную.
Усевшись на лавку, вытянул ноги, позволяя подбежавшему холопу снять сапоги. Сразу стало намного легче.
Шлепая босыми ногами, из кухни появилась Глафира, неся на вытянутых руках дымящуюся ендову, поставила на стол, опасливо глянула в лицо боярина и тишком отступила в сторонку.
Другая девка принесла на подносе ковш, чарку, чаши с медом, орехами и сушеными фруктами, и тут же удалилась.
Устал, батюшка Симеон Никитич? робко подала голос Глафира. Совсем измаялся, лица на тебе нет
Измаешься тут вздохнул Симеон, разламывая душистую баранку и обмакивая ее в горячий сбитень. Смутные времена нынче, Глаша, большая беда может быть, бесам на потеху
Он пожевал, задумчиво устремив взор на икону Богородицы, висящую над входом.
Да проговорил он. Но мы еще посмотрим, кто кого. Вот что, Глаша, пошли-ка человека за Фролом!
***
Аз рех, Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Ти Врази мои реша мне злая: когда умрет и погибнет имя его?
Князь Шуйский пытался вслушиваться в монотонную скороговорку дьячка, читавшего Псалтырь, но смысл слов ускользал от него; мысли были заняты другим.
Он сидел в золоченом дубовом кресле, обитом бархатом, в маленькой домовой церкви, куда его доставили слуги, чтобы он мог послушать вечернюю службу.
Проклятый палец на правой ноге опять распух и не давал ступить шагу.
Шуйский поморщился. Злая хворь, терзавшая его на протяжение последних лет, сейчас была некстати, как никогда! Положение его было крайне щекотливым. Давешний обыск означал ни больше, ни меньше, ближайшую перспективу ареста. Верные люди донесли, что Борису стало хуже, а окаянный аспид Симеон лютует сильнее, чем когда-либо. А тут еще опять пропала царевна, и теперь он, пожалуй, решит, что у него развязаны руки.