А подозрительным Жэню казались все! Как он и сказал сразувсе, ну, разве что кроме старого и полуглухого погонщика ослов Мэнячи, да и тот, если хорошенько подумать, имел свои странности, например, занимался специальными упражнениями для поднятия здоровья и духакаждое утро забирался на ближайшую гору. Зачем, спрашивается? Для здоровья? А не подавал ли он лиходеям тайные знаки?
Теперь Сяньздоровенный бугай, дорожный мастер. Всё время с кем-то шушукается, кого-то к себе в кибитку водит, разговоры непонятные разговариваетЖэнь раз умудрился таки подслушатьи ничего, конечно, не разобрал. Какие-то «принятые углубления», «допустимые ямы», «рыбий клей». Дураку ясношифр!
А значит, и все, приходившие к Сяню на беседытоже автоматически попадали в подозреваемые. Как же иначе?
Ещё очень подозрительным был производитель работ Люй Ечуйзачем он всё время измеряет высоту солнца над горизонтом особой линейкой? Кто ему эту линейку дал? А, может, это он таким образом размечает наиболее удобные для нападения лиходеев места?
А рабочие? Этих всех скопом можно записывать в подозрительные, достаточно взглянуть на их гнусные рожис такими зверскими физиономиями висельников и негодяев, ясное дело, ничего доброго делать не хочется, а если чего и охота, так это поскорее переметнуться к разбойникам.
Ну ты прям Эркюль Пуаро! выслушав, усмехнулся князь. Чувствуюещё чуть-чуть, и каждого на чистую воду выведешь.
Конечно, господин наме господин Бао! Обязательно выведу, а как же? Вот, у нас в деревне как-то похожий случай былукрали у одной бабы сено
Это всё хорошо, Шерлок Холмс ты наш, майор Пронин, Баурджин вдруг с неожиданной задумчивостью посмотрел вдаль. Но ищешь ты пока только здесь, среди, так сказать, своих. А снаружи поискать не пробовал? Походить по горам? По пустыне, сбегать к урочищу. Вдруг, да какие-нибудь подозрительные следы покажутся?
Следы? парень сконфуженно почесал голову. Не, не видал никаких следов. Да меня не очень-то и отпускают.
Поня-атно.
До самого вечера, пока совсем не стемнело, Баурджин бродил по ближайшим окрестностям, прикидывая, где бы мог быть разбойничье логово. Даже не разбойничьебандитское, если принимать во внимание револьверную пулю. Интересно, из какого они времени, эти гнусные лиходеи? Судя по пулеявно не из девятнадцатого веканачало двадцатого, точнеепервая его половина. Впрочем, могут быть и из второй, револьверштука простая, надёжная. А может быть, просто кто-то из местных случайно подобрал такую полезную в хозяйстве вещь. Случайно подобрал, случайно дёрнул спусковой крючок, выстрелилпотом приноровился, дело-то нехитрое. Да, могло быть и так. А могли и прийти оттуда, из будущего, как и сам Баурджин-Дубов когда-то. Толстяк Ань Цулянь, начальник ямской станции, говорил, что нападения начались с весны. С весны Так они и осенью былиточно такие же жестокиену разве что зимой ненадолго прекратились. А пуль не находилипотому что не искали. Значит, надобно издать строгоеи секретноераспоряжение, чтобы о всех подозрительных убийствах, совершенных, скажем, с помощью каких-нибудь необычных средств, немедленно бы докладывали во дворец. Если рассудить здраво, те, кто имеет огнестрельное оружие, могут запросто прийти разбойничать в город, где гораздо больше поживы. Хотя, конечно, грабить проходящие караваны куда безопаснее.
А вот там, за той горушкой, в лесочке, вполне можно устроить засадуоглядывая окрестности, машинально отметил нойон. В лесочке разместить готовый к нападению отряд, а на горшке выставить наблюдателя. Дорогу оттуда хорошо видно, да что там дорогуи много дальше. Наверное, виден и ямпостоялый двор «Уголцзин-Тологой». А ну-ка!
Спешившись, Баурджин привязал коня к ближайшему дереву и быстро поднялся на гору. Подошёл к обрыву, прилёг, устроившись на корнях кривой сосны. От открывшегося видакилометров на сорок, не меньшепрямо таки захватило дух. Сиреневые хребты, багрово-красные отроги скал, ярко-зелёная линия лугов, а вон там, слева, река. Прямолес и оврагаурочище, чуть дальшегруппа небольших строенийямская станция. Эх, если б бинокль, было бы можно разглядеть даже ходивших по двору людей. Что и говоритьпрекрасный вид, просто прекрасный.
Оторвавшись от природных красот, Баурджин внимательно осмотрел вершину. Искал следы пребывания наблюдателякакую-нибудь подстилку, мелкую, случайно оброненную вещицу, окурок. Да-да, именно окуроквот если б его найти, всё стало бы куда как яснее. Если «Беломор»это одно, а, скажем, какое-нибудь «Мальборо»совсем другое. Или самокруткаостатки махры и газеты, или папиросы «Зефир», сигареты «Ира»«то, что осталось от старого мира».
Ничего подобного нойон не нашёл, хотя обыскался. Никаких окурков, никаких случайно оброненных вещиц, ни-че-го! Либо это место просто не использовалось, либо наблюдатель тщательно следил за собой. Прибирался. Аккуратист, ититна мать!
Спустившись, Баурджин побродил по лесочку, где отыскал-таки следы лошадиных копыти во множестве. Правда, далеко не свежие, как и навоззасохшие конские каштаны. С какого времени они тут лежат? С начала весны? Очень может быть.
Был полдень впрочем, нет, наверное, где-то часа два пополудни, судя по солнцуоно светило князю в спину, и длинная тень скалы вытянулась почти точнёхонько в сторону ямской станции. Отвязав коня, князь взобрался в седло и неспешно поехал к дорог по узкой, тянувшейся меж высокой травы, тропе. Почти из-под самых копыт вдруг выпорхнула куропатка и, шумно махая крыльями, закружила вокруг, уводя от гнезда огромного врагавсадника.
Срезая путь, Баурджин взял правее, выехав к ореховым зарослям, сразу за которыми начинался симпатичный альпийский лужокзелёный, с ярко-жёлтыми цветками, тянувшимися широкими густыми полосами. Над головой, в светло-синем небе, жарило солнце, пахло горькой пряной травою и сладким клевером, упрямо вклинивавшимся меж жёлтого густоцветья. Громко и радостно пели птицыкнязь различил соловьиную трель и нежные рулады жаворонка. Позади, в орешнике, застучал дятел. Впрочем, нет, не дятел! Стучали копыта!
Выдернув из седельного саадака лук, Баурджин поворотил коня, прикидывая возможный манёвр. Если врагов многовыстрелить первым, без всяких разговоров, затем метнуться к орешнику, запутать следы
Слава богу, ничего подобного всё ж таки не пришлось делатьраздвигая кусты широкой грудью, на поляну вынеслась белая скаковая лошадь, верхом на которой сидела Сиань Цо! Увидев князя, девушка улыбнулась и стегнула коня плетью.
Сиань! Баурджин быстро поехал на встречу. Ты как здесь?
Не хочу говорить, что случайно. Специально искала вас, господин. Люди сказалигде.
Искала меня? Зачем?
Так Как здесь красиво! Давайте привяжем коней, пройдёмся.
Нойон растянул губы в улыбке:
С большим удовольствием.
Бросив лошадей у орешника, Баурджин и Сиань пошли лугом, по колено в траве. Было начало лета и яростное солнце ещё не успело иссушить всё живое, в воздухе ещё пахло весной. Впрочем, здесь, на горных кряжах, всегда было прохладнее, чем в долине.
Здесь, неподалёку, родник. Пойдём, напьёмся.
Надо бы напоить коней.
Напоим, девушка обернулась, протягивая князю руку. Чуть позже.
Взявшись за руки, словно дети, они пошлинет, побежалик ручью, и Баурджин вдруг почувствовал себя таким счастливым, каким давно уже не ощущал. Дул лёгкий, пахнущий травами, ветерок, от неширокого прозрачного ручья, бегущего средь чёрных камней, веяло прохладой, светило яркое солнышко, и небо над головой было таким высоким и чистым, что невольно хотелось думать только о чём-нибудь хорошем, приятном.
Жарко!
Скинув халат, Баурджин с удовольствием ополоснулся до пояса холодной водицей.
Ого! округлив глаза вдруг засмеялась Сиань. Монгольский князьи моется!
Ага, фыркая, захохотал нойон. А раньше от меня пахло потом и падалью!
Нагнувшись, он зачерпнул ладонями воду и брызнул на девушку:
А ну-ка, помойся и ты!
Ай!
Сиань вскрикнула, захохотала, а князь, схватив её в охапку, привлёк к себе, поцеловал, развязывая на девушке пояс. Обнажил левое плечо, грудьбольшую, волнующе трепещущуюпоцеловал прямо в сосок
Оп! Одежда полетела в траву Рассыпались по плечам пышные волосы Сиань Цо, и обнажённая девушка, опускаясь на распростёртый в траве халат, с силой привлекла к себе князя.
Я искала тебя для этого, под влиянием нахлынувших чувств, Сиань Цо отбросила показную вежливость и перешла на «ты».
Я понял
В карих глазах девушки играли лукавые золотистые искры. Томно поднималась грудь. И жёлтые большие цветы качались над слившимися в любовной неге телами А ещё сильно пахло клевером.
А, так ты больше не носишь на шее тот перстень с «тигриным глазом»! довольно прошептала Сиань. Выкинул?
Нет, не выкинул, Баурджин не хотел врать, но всё же соврал. Потерял.
И не ищи! негромко промолвила девушка. Поверь, Турчинайочень злой человек. Злой, завистливый и нечестный.
Злой человек не станет кормить даром несчастных бедных детей.
Если Турчинай так поступаетзначит это зачем-то ей нужно. Поверь мне, она ничего не делает зря!
Нойон улыбнулся и мягко погладил Сиань по плечу:
Давай не будем о ней, а?
Давай, улыбнулась та. Кстати, ты первый про неё и начал!
Я?! изумился князь.
Ты, ты, девушка засмеялась и, усевшись на Баурджина, словно в седло, принялась вытворять с ним такое, от чего нойон очень скоро почувствовал поистине неземное блаженство. Ну, ещё быведь Сиань Цо ещё совсем недавно была наложницей и знала толк в любви.
Даже небо стало, как будто, выше, и солнце сверкало в глазах, и прохладный, дующий с гор, ветер обдувал распалённые любовным жаром тела.
Как мне хорошо с тобой, Сиань! обнимая девушку, неистово шептал князь. О, милая Сиань, ты поистинежрица любви!
Я знаю, милый Обними меня крепче Вот так так так
Когда любовники, напоив коней, вернулись в лагерь, уже начинало смеркаться. Остатки солнца отражались в песках, окрашивая тёмно-синее небо золотистым багрянцем, и кривой жёлтый месяц повис над горными кряжами в окружении сверкающих звёзд.
Ну наконец-то! поднимаясь от разожжённого костра, посмотрел на князя подрядчик Дань Ли. А мы уж хотели вас поискать.
Делал замеры у дальнего кряжа, присаживаясь к костру, пояснил Баурджин.
Мы так и подумали. В следующий раз берите с собой людей для охраны. Хотя
Что«хотя»?
Все говорят, что разбойники никогда не нападают на дорожников.
Князь усмехнулся:
Ну дас них ведь нечего взять.
А самих? покачал головой Дань Ли. Потом продать какому-нибудь работорговому каравану. В том же Турфане очень ценят сильных молодых рабов. Нет, я чувствую. Здесь что-то не так Кстати, господин Бао, вас не так давно спрашивали.
Спрашивали? Кто?
Ваш больной товарищ, оставленный на попечении начальника яма. Похоже, он выздоровел, раз примчался сюда.
Инь Шаньзей! нойон обрадованно вскочил на ноги. Так где же он?
Кажется, у дальних повозок, где слуги.
Поблагодарив собеседника, Баурджин быстро зашагал на окраину лагеря. В наступившей темноте грозно урчали привязанные к повозкам собаки, однако никаких часовых, похоже, не выставлялось, да и вообще, дорожники вели себя довольно беспечножгли костры и никаких разбойников не боялись. По крайней мере, именно такое складывалось впечатление.
Иня Шаньзея нойон отыскал у дальней повозкиотойдя чуть в сторону от костра, он о чём-то разговаривал с Жэнем. Говорили тихо, но время от времени младший помощник следователя громко вскрикивал и широко разводил руками, точно рассказывал какую-нибудь байку.
О! Нашёл себе нового слушателя! донеслось от костра.
И тут же раздался взрыв смеха.
Бедный новенький мастер!
Интересно, о чём это они там говорят? замедлив шаг, поинтересовался князь.
А вы пойдите, послушайте, господин. Может, и вам будет интересно.
Баурджин отошёл. И снова послышался смех. Прямо взрыв хохота, видать, собравшиеся у костра дорожники смеялись над незадачливыми жертвами деревенского красноречия Жэня. Что ж, это совсем неплохо.
Рад видеть вас, Инь, подойдя ближе, коротко приветствовал князь. Какие новости?
Да есть кое-что, следователь отозвался довольно скромно, но всё же тренированное ухо наместника уловило в его голосе некое торжество, не особенно, впрочем, и скрываемое.
Ну, ну? осмотревшись, подзадорил нойон. Надеюсь, здесь нас никто не подслушает?
В повозке никого нет, господин, шёпотом доложил Жэнь. И тут же похвастал:Пока меня с вами видятни один близко не подойдёт, бояться моих историй.
Да уж, Баурджин не удержался и рассмеялся. Похоже, ты тут всех уже достал своими байками. Ну, хоть какая-то от них польза. Отойди-ка к повозкепроследи, чтоб никто не подошёл с той стороны! князь повернулся к следователю. Так я слушаю вас, Инь! Смею веритьвы объявились не зря.
Не зря, не зря, господин Бао.
Хохотнув, Инь Шаньзей быстро поведал князю итоги своего расследования. А доложить было о чём!
Поначалу, сразу после отъезда обоза, дела у следователя складывались ни шатко, ни валконачальник яма Ань Цулянь поместил «больного» в отдельную комнату и строго-настрого запретил его беспокоить. Немалых трудов стоило его убедить, что предоставленные отвары подействовали на «болезного» настолько чудесно и исцеляюще, что уже можно было бы и пройтись, выйти на двор, подышать воздухом.
Ань Цулянь, внимательно осмотрев постояльца, всё же махнул рукойпохоже, сей господин и в самом деле стал чувствовать себя намного лучше. Пользуясь относительной свободой, Инь Шаньзей в первый же вечер выделил для себя группу возможных подозреваемых, исходя из возможности их более-менее оправданной отлучки. Таких набралось не так уж и много: пастух Чунь, ежедневно гонявший на выпас ямских лошадей, повар Лянь Ваньчжу, иногда выбиравшийся за пределы постоялого двора за всякими пахучими травами, ну сам начальник яма Ань Цуляньтого здесь вообще никто не контролировал. Всех остальныхчетверых слуг и десяток воиновследователь, по здравому размышлению, отмёл сразу: днём они никуда не отлучалисьэто было бы заметно, ну а ночьютем более не могли, поскольку ворота постоялого двора закрывались, а в воротной башне выставлялась усиленная стража. Дело облегчалось тем, что ямская станция «Уголцзин-Тологой» была довольно новой, недавно выстроенной, а потому ещё не успела обрасти неким подобием небольшого городка или посёлка, как это сплошь и рядом случалосьблиз остановки караванов селились кузнецы, шорники, тележники, лекари, проводники, погонщики и прочий заинтересованный людтак возникало селение. С течением времени, конечно, подобная участь грозила и «Уголцзин-Тологою», но пока, к тихой радости следователя, ничего подобного не было ещё и в помине.
Итак, трое. Пастух Чунь, повар Лянь Ваньчжу и начальник станции Ань Цулянь. Кто же из них предатель, разбойничий выкормыш? Легче всего передавать лиходеям сведения было, естественно, самому начальнику. Но ему жеи совсем не выгодно. Тангутское государство, как и его соседиЦзинь и Сун, являло собой чистейший тип чиновничье-бюрократической власти, где от государственной машины зависело всё. А начальник ямской станцииэто очень-очень хорошая должность, и в некотором смыследаже трамплин к последующей карьере. Рисковатьзначило навредить самом себе. Илитак: риск должен быть оправдан! Скажем, значительной платой услуг. Стали бы разбойники платить многоа малой мздой тут явно не обойдёшься? Наверное, стали бы. Если бы не нашли более простой и дешёвый путьзавербовать кого-нибудь помельче.
Таким образом, не скидывая со счетов Ань Цуляня, судебный чиновник обратил самое пристальное внимание на двух остальных подозреваемых, и, в первую очередь, на пастуха. Чунь оказался человеком нелюдимым, нелюбезным и неприветливым. Был замкнут, никогданасколько смог заметить следовательне улыбался, да и внешность имел соответствующую: этакий угрюмый брыластый тип лет сорока пяти, коренастый, с морщинистым смуглым лицом и узкими, едва заметными, глазками. Как удалось быстро установить, пастух угонял ямских лошадей с утра, и возвращался к вечеруоставаться на пастбище на ночь строго запрещали ямские правила. Пастбище находилось к югу от станции, на небольшом плоскогорье, окружённом ореховыми кустами и редколесьем. Отлучиться куда-либо, а потом вовремя вернуться оказалось практически невозможнымпоговорив со слугами, Инь Шаньзей специально высчитал нужное для этого время. Учитывая путь от пастбища до ямане получалось никак. К тому же следователю как-то удалось подсмотреть возвращение табуна. Господи! Как изменялся пастух, оставаясь один на один с лошадьми! Каждого коня называл по имени, ласково, веселодаже шутил с лошадьми. И глаза его при этом светились таким счастьем и обожанием, что даже и незаинтересованный человек пришёл бы к выводувот человек на своём месте! Похоже, пастух Чунь был полностью доволен своим положением, что подтвердил и Ань Цулянь, хмыкнув: