А брат твой где?
Загулял, ответил Эркин по-русски.
Все пятеро переглянулись.
Что, «огненная вода» и бледнолицых с ног валит? насмешливо спросил Одинокий Волк на шауни. Голова слабая?
Эркин не так понял, как догадался о смысле, развернулся к насмешнику, но ответить не успел, так как вошёл Громовой Камень, и они все встали, приветствуя учителя.
С первой же большой зарплаты в сентябре Громовой камень купил себе костюм, самый дешёвый из приличных, не «тройку», но зато хватило на галстук и две рубашки. Трат предстояло, конечно, ещё много, но всё же он ходил теперь на работу не в форме, а, как и положено учителю, в костюме. И, глядя на него, подтягивались остальные. Васе пятеро стали носить рубашки и вообще больше следить за собой. Он с удовольствием оглядел своих учеников. Странно, конечно, что нет младшего Мороза, но будем надеятьсяничего страшного.
Я вас вижу.
Мы видим тебя, кутойс.
Но только Громовой Камень проверил у них домашнее задание, как в дверь постучали. Все удивлённо повернулись на стук.
Войдите, сказал Громовой Камень по-русски.
Дверь приоткрылась, и щели возникла мордашка Алисы.
Алиса?! ахнул Эркин. Что случилось?
Алиса вошла и чинно поздоровалась на шауни.
Я вас вижу, стрельнула глазами по сторонам и улыбнулась Громовому Камню и спросила, старательно выговаривая сложные придыхания. Можно, я с Эриком буду сидеть?
Громовой Камень улыбнулся: сложная фраза и ни одной ошибки. Ну, как откажешь?
Можно.
Алиса важно села рядом с Эркином, положила руки на стол и изобразила такую примерную ученицу, что Громовой Камень рассмеялся. Улыбнулся и Эркин.
Чем занять Алису он не знали даже не думал об этом. Но Алиса сидела тихо, внимательно наблюдая за уроком. Вообще-то всё было, как и в её классе, так же читали, писали, разговаривали на двух языках. А вон те трое и ещё двое, да, настоящие индейцы, с длинными волосами, но без перьев, и одеты как в книжке. Из-за Эркина Алиса украдкой следила за ними. Интересно и немного страшно. Но с Эриком она ничего не боится, он такой большой и сильный, сильнее всех. А они не страшные, не очень страшные.
Её взгляд тревожил и немного подхлёстывал остальных. Все чувствовали себя напряжённо, неловко. Пожалуй, только Эркин сидел спокойно, привычный к тому, что Алиса рядом, хотя и ощущал общее напряжение. А Тима вообще ничто не могло вывести из равновесия.
Когда прозвенел звонок и Громовой Камень разрешил выйти на перемену, Эркин посмотрел на окно.
Дождь кончился. Пойди погуляй.
Ну-у, ну, Эрик
Иди, твёрдо сказал Эркин.
Алиса вздохнула и посмотрела Громового камня. Тот улыбнулся ей, но гна поняла, что надо уйти. И в самом деле, дождя уже нет, а просто так сидеть на уроке скучно. Она вежливо попрощалась на шауни и пошла к двери. Эркин встал и вышел следом.
Вдвоём они спустились в вестибюль, и Эркин помог ей справиться с ботиками, проверил, как она застегнула курточку и поправил шапочку.
Если замёрзнешь, подожди меня здесь, ладно?
Ладно, вздохнула Алиса. Эрик, а почему мне с тобой нельзя? Я тебе мешаю?
Эркин улыбнулся своей «настоящей» улыбкой.
Мне нет.
И Алиса улыбнулась в ответ.
Когда он возвращался в класс, все пятеро индейцев курили в коридоре. Одинокий Волк насмешливо скривил губы.
Как дела, нянька?
Спросил он по-русски, и Эркин, твёрдо помня услышанное когда-то от Жени, что отвечать надо на том языке, на котором спросили, ответил по-русски.
Дурак. Это моя дочь.
Видно кто-то сильно бледнолицый постарался и на тебя скинул.
Это было сказано уже на смеси русского и шауни, но Эркин понял. Такого он не то что в лагере или здесь, да в Джексонвилле, в Цветном квартале ему тогда не заикнулись, не намекнули. Он быстро шагнул вперёд.
Н-ну! угрожающе выдохнул Эркин.
Идите в класс, остановил его голос Громового Камня.
Звонка ещё не было, но курильщики тут же загасили сигареты и подчинились приказу.
Эркин и Одинокий Волк остались стоять: каждый не хотел первым повернуться спиной. Громовой Камень закрыл за вошедшими дверь и подошёл к ним.
В чём дело?
Не подчиниться было нельзя и на второй вопрос Громового камня:
Кто прав?
Одинокий Волк опустил голову и ответил:
Он.
Громовой Камень кивнул.
Уг. Идите в класс.
На этот раз они подчинились.
Обычно на втором уроке беседовали, рассказывали и переводили легенды, разные истории, и тут, конечно, Тиму и Эркин с Андреем приходилось непросто из-за множества новых слов, но сегодня громовой Камень заставил их снова писать прописи. Нудная, требующая внимания работа. Работали, не поднимая голов и уже ни о чём постороннем не думая.
И когда прозвенел звонок, их ещё задержали, объясняя домашнее задание. Едва Громовой Камень закончил, Тим вскочил, и на ходу закладывая книги и тетради в сумку, попрощался и вышел. А остальные чего-то медлили.
Перо Орла, вдруг сказал Громовой Камень, рядом с вами живут семинолы, так?
Да, кутойс, недоумевающе кивнул перо Орла.
И ты знаешь их язык?
Да, кутойс.
Как на я зыке семинолов сказать, по-русски:Сирота, остаться сиротой?
Не знаю, кутойс.
Двукрылый кивнул, а маленький Филин смущённо покраснел и сказал:
Мы с семинолами в одном стойбище живём, и ещё сиу, две семьи. У них тоже нет такого слова.
Громовой камень перевёл взгляд на Медвежонка. Тот кивнул.
Да, кутойс, я знаю апачи и кри, у них нет такого слова.
Одинокий Волк стал даже не красного, а тёмно-багрового, почти бурого цвета, а Громовой Камень безжалостно добивал его.
Ни в одном нашем языке нет такого слова. Могут погибнуть родители, другие родственники, но сирот нет.
Он посмотрел на Эркина, проверяя, всё ли тот понял: разговор шёл на шауни, только «сирота» по-русски. Эркин кивнул, показывая, что понял. И сказанное, и оставшееся непроизнесённым.
А теперь идите.
Ты остаёшься, я ухожу, попрощались они положенной фразой и ушли.
В вестибюль они спустились молча, и индейцы сразу ушлиони своих кожаных курток-рубашек не снималиспрятав книги и тетради от дождя за пазуху, а Эркин забрал с вешалки свою непромокаемую куртку и сумку с вещами Алисы. Та так увлеклась игрой в щелбаны с внуком гардеробщицы, что её пришлось чуть ли не выковыривать из-за стойки.
Алиса, пошли.
Ну, Эрик, мне ещё чуть-чуть до сотни осталось.
Тебе или ему? улыбнулся Эркин. Запомни счёт, потом доиграете.
Понял? строго спросила Алиса у белобрысого мальчишки. В понедельник доиграем.
Гардеробщица уже принимала плащи и пальто у пришедших в кино на дневной сеанс, и ей было не до детей. Эркин проверил, как Алиса одета, ещё раз поправил ей шапочку, и они вышли.
Дождя не было, но в воздухе стояла водяная пыль, и опавшая листва не шуршала, а чмокала и чавкала под ногами. Серое низкое небо и кружащиеся, опадающие на землю листья. Как ни крутится, а всё равно упадёт Ярко-жёлтый листок зацепился за меховой воротник курточки Алисы. Эркин отцепил его и дал Алисе.
Какой красивый! обрадовалась Алиса. Давай маме отнесём.
Давай, согласился Эркин.
И ещё наберём.
Хорошо.
Они шли не спеша, и Алиса довила кружащиеся в воздухе листья. Не с земли же подбирать, они там мокрые и затоптанные, а эти можно высушить, им Нина Викторовна говорила, как это правильно сделать, и будет красивый букет.
Эркин охотно с этим согласился и предложил сделать крюк и пройти через берёзовую рощу. Сами листья и букеты его мало интересовали, но вот чем позже они придут, тем больше времени у Жени для отдыха.
ТЕТРАДЬ СТО ПЕРВАЯ
Андрей вздрогнул и очнулся. Судя по часам, вырубился он минут на семь, не больше, но и этого ему вполне хватило. Так, теперь что? Моряка, понятно, что и след простыл, ну да, вещей у того, тоже понятно, что не было, а вот его всё на месте. Андрей достал сумку и стал собираться. Побриться он уже не успеет, да вроде и незачем, не так уж быстро он обрастает, это у Фредди щёки к вечеру синели, а наутро уже щетина сильно заметна. Так что, укладываем всё. Деньги? Ага, от газеты листок оторвём и свёртком на дно, между вещей, чтоб в любой давке не прощупали. Ну вот, остальноеказённое, вот пусть и лежит, как лежало.
В коридоре уже знакомо зашелестели колёсики. Андрей выглянул из купе и купил бутылку минералки, пару бутербродов и пакет орешков, чтобы забить выпитое, всё же он напоследок стакан водки без закуси шарахнул. Взять его не взяло, но забить надо, ему в Царьграде голова чистая нужна. И чтоб запаха не было. Не к Барину же ему идти, а ресторан наверняка уже сворачивается.
Он курил, пил приятно горчившую воду, бросал в рот орешки, бездумно глядя в окно на своё отражение. Проплывали россыпи огней городов, какие-то непонятные чёрные громады Ну, что ж, сделанотак сделано, никогда не жалей о сделанном. Что эта мелкота сявочная, его где подсечёт, можно не бояться. Из поезда они свалили, он в окно всю тройку на перроне видел, если только в последний вагон не вскочили, но вряд ли, побоятся они, эта шваль только со слабым храбра. А в Царьграде они его не найдут. Не успеют. Завтра в шесть вечера он уедет. Домой. Надо будет выкроить время, купить домой всем гостинца столичного, деньги шальные, их потратить надо. Но нож, конечно, лучше под рукой держать.
Заглянул проводник, предложив чаю. Андрей кивнул, соглашаясь. Интересно, что ему та троица напела, ишь как лебезит, не сравнить со вчерашним. Ну да чёрт с ним.
Когда проводник принёс чай, Андрей твёрдо посмотрел ему в глаза и понял: не трепыхнётся, будет молчать, чтоб за гнилую наводку не получить. А за окном всё больше огней, высокие дома, освещённые улицы. Подъезжаем? Похоже, да. Он залпом допил чай, бросил в рот два последних орешка. Снова зашёл проводник: нужен ли билет?
Да.
Андрей взял свой билет и, пряча его в кошелёк, достал десятку, протянул проводнику.
За чай и постель. Достаточно?
Спасибо вам, проводник даже что-то вроде полупоклона изобразил. Такси вызвать прикажете?
Спасибо за заботу, любезный, усмехнулся Андрей и по вдруг метнувшимся глазам проводника понял, что угадал кликуху. Меня встречают.
Как скажете.
Проводник забрал стакан и ушёл. Андрей ещё раз огляделся, проверяя, не забыл ли чего, и снял с вешалки свою куртку.
Поезд замедлял ход, ощутимее стали толчки и слышнее лязганье на стрелках, в коридоре голоса, шум выносимых вещей. Андрей повесил сумку на плечо и откатил дверь. Где проводник? Ага, помогает какой-то фифе в шубе с её чемоданом, проход к ближнему тамбуру свободен.
Ловко лавируя между выходящими из купе и стоящими в коридоре людьми и чемоданами, Андрей, не привлекая ничьего внимания, прошёл к тамбуру, мимоходом заглянув в купе проводника и туалет. Там было пусто. В тамбуре пусто. Дверь на себя, захлопнуть, под ногами лязгнуло железо сцепки, дверь от себя, захлопнуть. А здесь уже толпились люди с чемоданами и рюкзаками: следующий вагон был общей плацкартой, публика заметно попроще, и Андрей прошёл сквозь вагон, ничем и никак не выделяясь. А в этом тамбуре народу ещё больше, со всех сторон сдавило, и дальше продиратьсяэто наоборотпривлечь внимание, и потому Андрей остался стоять. Наконец поезд остановился, пожилой проводник открыл дверь, и Андрея в общей толпе вынесло на ярко освещённый перрон.
Суета встреч, объятий, носильщики со своими тележками Андрей шёл со всеми, не обгоняя и не сторонясь идущих рядом, стараясь не глазеть по сторонам: лохов всюду вылавливают.
Вокзал большой, многозальный, с подземными переходами и балконами, но указатели чёткие, и Андрей всё нашёл, никого и ни о чём не спрашивая. В туалете ещё раз привёл себя в порядок, умывшись и прополоскав рот, в справочной ему объяснили, что до Боброва переулка две остановки на третьем автобусе и пешком немного. Справка обошлась в гривенник.
Выйдя уже на площадь, Андрей огляделся в поисках нужной остановки. Увидел садившегося в такси Степана Медардовича, ещё раз огляделся. Нет, тех рож не видно. А автобусы вроде вон там. Ему нужен третий маршрут.
Толпа на остановке клубилась солидная, но и маршрутов много. Автобусы подходили один за другим, втягивали в себя людей, чемоданы, ящики, корзины и отъезжали, а на остановку уже набегала новая толпа.
Третий номер подошёл не сразу, и народу набралось много. Андрея опять сдавило, приподняло и внесло внутрь.
Следующая остановка маршала конец фразы исчез в скрипе и писках. не забывайте оплатить проезд, объявил водитель.
Просто удивительно, как ухитрялась в этой толпе маленькая толстая кондукторша протискиваться из одного конца автобуса в другой, собирая деньги и выдавая билеты и сдачу. Билет стоил пятачок.
А Бобров переулок? спросил Андрей, отдавая деньги.
Через одну, держи, последовал быстрый ответ. А ну кто ещё без билета?
Несколько раз автобус останавливался, но двери не открывались. Светофорыдогадался Андрей. Повернули, ещё раз. Ну и перегоны здесь, если это, как ему сказали, рядышком, то сколько ж до дальнего конца было бы? В рот лезли длинные волоски пуха от чьей-то вязаной шапочки, сбоку натужно сопели и дышали перегаром, спрессовали как в карцере, и всем ничего, будто так и положено. Ну, ладно, перетерпим, бывало и похуже.
Маршала Бондаренко, следующая Бобров, объявил водитель, открывая двери.
Вывалилась треть автобуса, но и влезло не меньше, а то и больше.
На Боброва сходите? пискнуло сзади и внизу.
Да, ответил, не оборачиваясь, Андрей и полез к ближней двери.
Эх, Эркина бы сюда, умеет братик, а ему напролом приходится, ох, тётя, с гиппопотамом, что ли соревнуется, в три обхвата, и у самой двери, а не выходит, ну, не обогнуть и не отодвинуть.
Но тут объявили:
Бобров, следующая Переменная
Сзади нажали, и Андрей оказался на тротуаре, сам не понимая, как это у него получилось. Несколько ошарашенно огляделся.
Прямо перед ним сверкающая витрина, уставленная искрящимися хрустальными вазами, чашами и рюмками, вокруг снующие, торопящиеся, толкающие друг друга люди. «И куда это х всех несёт? беззлобно усмехнулся Андрей, поправляя на плече ремень сумки, ну, я-то по делу, а они чего?»
Первая же остановленная им девушка, сказала, что Бобров переулокэто недалеко, в арку и второй поворот налево. Показала рукой направление поисков арки и убежала, будто её ветром унесло от Андрея.
Длинный дом тянулся рядом витрин и призывно хлопающих дверей. В жизни он такого многолюдья не видел. Всем до себя и никому до него. Даже в Колумбии такого не было, хотя кто знает, каково здесь в дождливую полночь.
Широкая, чуть закруглённая в верхних углах арка в два этажа казалась чёрной распахнутой пастью. Андрей поглубже засунул руки в карманы куртки и шагнул в темноту. Но та оказалась вполне прилично освещённым то ли двором, то ли проходом между домами. Витрин здесь не было, зато светились окна жёлтыми, оранжевыми и красными уютными огнями. У одного из подъездов стояли и разговаривали две женщины с сумками. На Андрея они посмотрели, но разговора не прервали.
Проход плавно перешёл в улицу жилых домов и маленьких, похожих на загорские магазинов. Хлеб, табачная лавка, трактир, продуктовый, ещё булочная Народу поменьше, но тоже все бегут, толкаясь и извиняясь на бегу. Деревья вдоль тротуара в решетчатых кольцах. Длинный дощатый забор с узким наружным навесом. Стройка, что ли? Ещё дома Ему второй поворот налево, а это первый. Подбельская улица. Названия улиц и номера домов с подсветкой, толково сделано. Ну, вот и Бобров. Смотри, как толково дорогу объяснила, а ведь девчонка. Ему нужен дом семнадцать. А это девятый, следующий ну, до чего ж девятка длинная чёрт, седьмой.
Андрей чертыхнулся и повернул обратно. Как бы ему не опоздать к концу приёма. А то ещё получится, что впустую съездил, не будет же он профессора искать и домой к тому переться. Много чести. Да и нарываться неохота. Одно делодома, там от души шугануть можно, а в Комитете какой он ни есть профессор, а там он председатель и должен себя в рамочках держать.
Неожиданно из ряда домов на тротуар выдвинулась каменная ограда, увенчанная фигурной решёткой. За оградой высилась тёмная громада церкви. Номера на ограде не было, но на следующем доме ага, пятнадцатый. Вот и отлично, всего ничего осталось.
Комитет размещался в трёхэтажном богато украшенном лепниной доме. Глухая дверь, рядом аккуратно-строгая табличка. «Общество бывших узников и жертв Империи».
Андрей перевёл дыхание и толкнул дверь.