Возвращение домой, как бы ни был привычен и определён ритуал, всегда неожиданность и радость. А сегодня сегодня всё по-другому. Да, он, как обычно, дал проводнику сотенную, чтобы с рестораном уже сам рассчитался, и тот, рассыпавшись в благодарностях, подхватил и донёс до перрона его чемодан. А там уже наготове знакомый носильщик.
На такси прикажете? и, не дожидаясь ответа. Сюда пожалуйте.
Ещё в вагоне и на перроне Степан Медардович оглядывался в поисках удивительного попутчика, но того нигде видно не было. Похоже, разминулись в вокзальной толчее. Жаль, весьма интересный молодой человек. Хотя, возможно, это и к лучшему. На такси, тоже как всегда, очередь, но ждать пришлось недолго, машины подкатывали одна за другой. Рубль носильщикусколько мест, столько и рублей, этой таксе уже лет сто, если не больше, в войну, правда, по-другому было, ну, так на то и война. И просто удивительно, как стремительно восстановилась довоенная жизнь.
Дом князей Краснохолмских, пожалуйста.
«Муравейник»:
Нет, улыбнулся Степан Медардович. На Старом проспекте.
А, «Однозубый», кивнул шофёр. Знаю, и рванул с места на открывшийся створ выезда.
Улыбнулся и Степан Медардович, но улыбка была невесёлой. В наблюдательности царьградским таксистам не откажешь, и как ни обидно это звучит, но так и есть. Всё правое крыло с башней было разрушено, разбито в щебень ещё в первые бомбёжки, и пропорции оказались непоправимо нарушены. И до сих пор неясно, что делать с руинами. Обидно. В революцию дом уцелел, хотя и обгорел, а сейчас Однозубый. Ох, прилепится это прозвище к Краснохолмским не на одно поколение.
Ехали быстро, умело объезжая забитые машинами перекрёстки по боковым, пусть узким, но уже по-ночному пустынным улицам. Мелькнула искусно подсвеченная Крепость на холме, грохотнул под колёсами старинным настилом Старый мост через Светлую, убежала вбок Большая набережнаянеизобретательны были предки в названиях, но им тогда было не до топонимических изысков, и вот он, Старый проспект во всю свою выверенную когда-то царским циркулем ширь. Царский указ, и прятавшиеся в садах дворцы сразу оказались на фасадной линии. Краснохолмским тогда повезло: их земля располагалась длинным узким перпендикуляром и пострадала меньше, что и позволило без особых потерь и усилий перестроить дворец и перепланировать сад за домом. С тех пор и до этой войны.
Нет, к подъезду пожалуйста.
Как скажете, шофёр притёр машину к бордюру точно напротив двери.
Степан Медардович, бросив короткий взгляд на счётчик, достал пятёрку.
Благодарю.
Шофёр сделал движение за сдачей, но Степан Медардович отмахнулся необидным жестом. Когда у Краснохолмских нет денег на чаевые, они едут на автобусе или идут пешком. Но не скопидомничают.
Шофёр вышел следом за ним и достал из багажника его чемодан.
Куда прикажете?
Вот сюда пожалуйста. Ещё раз благодарю, и отпускающий шофёра жест.
Шофёр поставил чемодан у двери, сел в машину и уехал. Степан Медардович полез в карман за ключами, но дверь сама распахнулась перед ним.
Ну, наконец-то! Здравствуй.
Лизанька?! радостно удивился он, входя в дом. Здравствуй, свет мой, ты уже сквозь стены видишь?
Нет, засмеялась она, обнимая и целуя его. Просто знание расписания и расчёт, а как услышала, что ты ключами звенишь
Ну и слух у вас, княгинюшка, смеялся Степан Медардович, целуя её в щёку, в руки и опять в щёки. Такси я отпустил, всё в порядке.
Рада слышать, а то я трёшку наготове держу.
Можете убрать свою трёшку. Я сегодня, Степан Медардович подмигнул, в выигрыше.
Выигрыш на копейку, а радости на сотню. Раздевайся, я отпустила Мефодия, у него что-то дома, ужин на столе.
Лишь бы не наоборот, Лизанька, но выигрыш посерьёзнее копейки. И я сейчас лучше ванну приму, отдохну, а там и поужинаем. И позвони Ярославу.
За всем этим он разделся, повесив пальто и шляпу в старинный из тёмного дуба шкаф, переобулся и с удовольствием оглядел освещённую только угловым торшером у лестницы прихожую. Шкафы в тон стенным панелям, дубовая лавка-диван с выдвижными ящиками для обуви вдоль стены, закрытая дверь в нижнюю парадную анфиладу, неизносимый дубовый паркет и пухлые коврики у двери и вдоль галошницы.
Конечно, Стёпа, отдохни. Что-то случилось?
Только приятное. Очень интересное маленькое приключение, Лизанька, но хочу поделиться с Ярославом. Как вы тут?
О, у нас всё в порядке.
И, как в подтверждение её слов, наверху хлопнула дверь, по лестнице двумя клубками белой шерсти с лаем скатились два шпица, по древней традиции именовавшиеся Кадошкой и Фиделькой, завизжал детский голос:
Дедушка приехал!
И сбежал вниз в расстёгнутом по-домашнему кителе Захар.
С приездом, отец.
Степан Медардович обнял сына.
Ну, как ты?
Всё в порядке. Приняли к исполнению, с понедельника приступаем к реализации.
Отлично.
Захар подхватил чемодан, и они, все вместе в сопровождении прыгающих и лающих шпицев поднялись по лестнице. Идущий последним, Захар мимоходом выключил торшер.
В верхнем коридоре Степана Медардовича обступили и дети, и взрослые.
Да приласкай ты их, папа, иначе они не замолчат, предложила, улыбаясь, жена Захара.
Это ты о ком, Зоренька? рассмеялся Степан Медардович, обнимая сыновей, целуя внуков и невесток и гладя шпицев.
Вообще-то жену Захара звали Анной, но, учитывая, что Анн у Краснохолмских много во всех поколениях и ветвях, еёсреди своихназывали по мужу Зорей или Зоренькой, и ей, румяной и всегда ласково весёлой, это имя подходило, по общему убеждению, лучше крестильного.
Захар отнёс чемодан в родительскую спальню, переглянулся с женой и матерью и скомандовал «по-ефрейторски»:
Рядовой необученный Краснохолмский, отбой! Выполнять!
Румяный, очень похожий на мать, пятилетний Степан вздохнул.
Дедушка, ты мне завтра всё расскажешь?
А как же, Степан Медардович потрепал его кудрявые, как у Захара в детстве, волосы. И на карте всё отметим.
Степан вёл летопись путешествий деда.
Ну, княжичи, княжны, Степан Медардович ещё раз поцеловал внуков, всем спокойной ночи. Завтра я в полном вашем распоряжении.
Зоренька и Ларисажена младшего сына, Романаувели детей, Захар и Роман сказали, что подождут ужина в библиотеке, и наконец Степан Медардович остался вдвоём с женой.
Лизанька, давай сначала дело.
Хорошо, согласилась она, внимательно глядя на него. Что случилось, Стёпа?
Ничего сверхъестественного, я выиграл там, где не играл. Держи, Лизанька, он достал из бумажника пачку купюр. Здесь двести пятьдесят, вторая половина.
Хорошо, Елизавета Гермогеновна взяла у него деньги. Но может, оставишь себе, на игру? И ты сказал, что не играл, тебе было плохо?
Нет, Лизанька. Я играл, в поезде, как всегда, и проиграл, как всегда. Но проигрыш мне вернули. И дали ещё, он достал уже прямо из кармана вторую пачку, заметно толще первой. Лизанька, мне сказали, что это компенсация за моральный ущерб. Возьми, пожалуйста, а всё остальное потом.
Она не растерянно, а как-то задумчиво кивнула и взяла деньги.
Раздевайся, я сейчас сделаю ванну.
Она положила обе пачки на комод и пошла в ванную, а Степан Медардович стал раздеваться с блаженным чувством исполненного долга. Родовая страсть князей Краснохолмских к игрепо одной из семейных легенд царский венец в чёт-нечет проиграливынудила их выработать жёсткие правила. Деньгами распоряжались женщины. Онижёны, матери, тётки, бабушки, старшие сёстры, а, случалось, и дочеривели хозяйство и решали, сколько выделить своему князю или княжичу на игру. Превысить женский кредит было безусловно бесчестным. Сами княгини и княжны тоже играли, но только в семейном кругу, чтобы деньги не уходили из семьи. Пожалуй, именно это и сочетание открытости семьи, а Краснохолмские не чуждались никакой честной работы и роднились по сердцу, а не знатности, с семейной поддержкой во всём, всё это и позволило семье выжить, пережить и царские опалы, и революционный террор, и даже сохранить многое из родового, накопленного за восемьсот с лишним лет существования рода, могучей разветвлённой семьи.
Дежурная в застеклённой будочке у входа пускать его не хотела.
Время приёма заканчивается, придёте на следующей неделе.
Андрей ещё вполне миролюбиво облокотился об узкий прилавок у её окошка.
Мне сегодня нужно. Дело у меня неотложное.
Нет, она сердито шлёпнула ладонью по разграфлённой тетради.
Андрей зло сощурил глаза.
Тётя, давай по-доброму. Я и по-другому могу.
Я я милицию вызову.
Зря грозишь, тётя, я нервный. Пока они приедут, я много чего успею сделать, и он издевательски подмигнул.
Ты что несёшь, я в матери тебе гожусь!
Вот своих щенков, сука, сучья твоя порода, и воспитывай.
Она застыла, и Андрей, чувствуя, что всё сейчас сорвётся, сам протянул руку в окошко и взял у неё со стола белый квадратик пропуска.
Спасибо, тётя, живи и не кашляй.
Она не шевелилась, будто после его фразы о щенках ничего уже не видела и не слышала.
Дежуривший у входа на лестницу седой мужчина неопределённого возраста, удачно не слышал их разговора: говорили они тихо, а вестибюль большойи спокойно принял у Андрея пропуск.
К Бурлакову? Это на втором этаже, двадцать седьмой кабинет.
Спасибо, улыбнулся Андрей, быстро взбегая по лестнице.
Теперь надо успеть добраться до Бурлакова прежде, чем эта забазарит и шухер поднимет. Но в то же время он чувствовал, что нет, не забазарит, слишком сильным был его удар. Что-то там у неё было с детьми или из-за детей, нет, будет молчать.
Длинный коридор, закрытые двери, с номерами, но без табличек, повороты, а вот и двадцать седьмой. Напротив двери пять стульев и сидят трое.
К председателю кто последний? спросил Андрей.
Я с краю, нехотя ответил мужчина в новом, но мятом, будто он в нём спал, костюме.
Ну, так я за тобой, сказал Андрей, усаживаясь рядом.
Сидевшие с другого краю мужчина и женщина, похоже, вместе, так что не трое, а двое перед ним. Ну, что ж, может, он и успеет. Или ладно, не будем загадывать.
Из кабинета вышел молодой, не больше шестнадцати парнишка и стал изучать какой-то листок.
Следующий, пожалуйста, сказали из-за двери.
Как и предполагал Андрей, сидевшие слева зашли парой. Парнишка бережно спрятал листок во внутренний карман и ушёл. Андрей расстегнул куртку, пристроил на соседний стул сумку и приготовился ждать. Заняться абсолютно нечем, только потолок разглядывать, но и не хотелось чем-то заниматься. Даже думать. Не о чём ему сейчас думать.
Время текло неощутимо и неотвратимо. Вышла пара и вошёл Мятый. Андрей не шевельнулся. По коридору прошла, внимательно поглядев на него, женщина в тёмно-сером платье. Он не обратил на неё внимания. В коридоре, да и во всём здании тихо. Будто он остался один, будто все ушли, а его заперли.
Вышел Мятый, злой, что-то бурчащий себе под нос, оставив дверь открытой, и ушёл по коридору. Андрей оттолкнулся от стула и встал, в один шаг пересёк коридор и вошёл в кабинет.
Яркий плоский плафон на потолке, напротив двери два уже тёмных окна, между ними за письменным столом человек. Седой, в тёмном костюме, с галстуком, что-то быстро раздражённо пишет. Андрей прикрыл дверь и встал, прислонясь к косяку. Ну, профессор-председатель, и когда ты соизволишь меня заметить?
Бурлаков поставил точку и перечитал написанное. Резковато, пожалуй, но так и надо. А то ишь, повадились. Врут, не краснея. Ни во что он свою ссуду не вкладывал, вернее, в кабак вложил, пропил по сути дела, а теперь «Вспомоществование» ему. Обойдётся. Да, при переезде и устройстве на месте всем поровну, по ртам и головам, беспроцентно и безвозвратно, а дальше извольте своим умом жить, по уму и жизнь будет. Всё ещё сердито он отложил проект решения в папку на печать и поднял голову. Ещё один? Бесконечный приём сегодня.
Высокий белокурый парень в расстёгнутой ярко-зелёной куртке небрежно привалился плечом к дверному косяку, насмешливо сверху вниз рассматривая его. Но но ведь это чёрт, только позавчера он получил письмо от Жени. «Андрюша успокоился, повеселел, и теперь я начну ему капать на мозги» И уже уже приехал?!
Привет, с блатной хрипотцой сказал парень. Наше вам с кисточкой.
Здравствуй, онемевшими губами сказал Бурлаков. Проходи, садись.
Досадуя на себя. На внезапно севший голос, на холодно-казённую вежливость Бурлакова, Андрей подошёл и сел на один из стульев, стоявших боком перед столом, закинул ногу за ногу, небрежно опустив сумку на пол.
Ну как:Андрей старался говорить спокойно, но получалось придушенно-неуверенно. Поговорим?
Весь к твоим услугам, попытался пошутить Бурлаков.
Как ответить на эту насмешку Андрей не смог сразу сообразить и растерялся. И от растерянности сказал совсем не то, что готовил, а уж совсем несообразное, но вот вдруг само выскочило:
А бабочка где?
Что? изумился Бурлаков. Какая бабочка? Ты о чём?
Здесь, Андрей похлопал себя по горлу под воротником. Красным на сгибах отливала.
Серёжа, ты помнишь?! вырвалось у Бурлакова. Я же её только на учёный совет, на торжества
Я Андрей, тихо и как-то угрюмо поправил его Андрей. Андрей Фёдорович Мороз.
Разговор не получался, надо прощаться и уходить. Он подтянул к себе сумку, готовясь встать, но медлил.
И тут без стука открылась дверь и в кабинет вошла та самая женщина в тёмно-сером платье.
Приём закончен, жёстко сказала она, глядя в упор на Андрея. Оставьте заявление, мы его рассмотрим и сообщим вам о решении.
Андрей улыбнулся, оскалив зубы, и встал. Женщина стояла, засунув руки в накладные карманы на юбке, и там явно обрисовывались под тканью пистолеты. Стрелять сквозь ткань будетежу понятно.
Извиняйте за беспокойство, значитца
Стой! приказал ему Бурлаков. Валерия Леонтьевна, уходите.
Что? теперь она смотрела на Бурлакова. Игорь Александрович
Зекс! резко как выстрел бросил ей Бурлаков.
Она тут же повернулась и вышла, а Андрей изумлённо уставился на него.
Ты ты это откуда знаешь? Ты ж срока не мотал.
Я ещё много чего знаю, отмахнулся Бурлаков, вставая. Здесь поговорить не дадут, пошли.
Андрей молча кивнул, глядя, как Бурлаков быстро кидает в свой портфель какие-то бумаги со стола, достаёт из шкафа и надевает пальто и шляпу.
Пошли, повторил Бурлаков, оглядывая опустевший стол и явно проверяя, не забыл ли чего.
Молча они вышли в коридор, Бурлаков запер дверь и спрятал ключи в карман, молча прошли по коридору и спустились в вестибюль. Там уже были выключены верхние плафоны, и светилась только стеклянная будочка у входа. В ней сидели обедежурная и в тёмно-сером. Дежурная плакала, и Валерия Леонтьевна успокаивала её. Бурлаков быстро прошёл мимо них, ограничившись молчаливым кивком. И так же молча, напряжённо улыбаясь, проследовал вплотную за ним Андрей.
На улице, вдохнув холодный, пахнущий палой листвой воздух, Бурлаков почувствовал, как разжимается сдавившее грудь кольцо. Рядом шагал его сын
Андрей перевёл дыхание. Что ж, первую схватку он не выиграл, но и не проиграл. Ладно, пойдём на второй заход. Ходить не с чего, ходи с бубей. Бубей нет, ходи пешком.
Куда идём?
А куда ты хочешь? ответил вопросом, не в силах придумать сейчас что-то получше, Бурлаков.
Андрей миролюбиво пожал плечами.
Посидеть надо, разговор есть, Бурлаков молчал, и поневоле пришлось продолжать. Ну, в ресторане каком, или трактир если хороший. Ну, в пивной.
Нет, наконец справился с собой и с голосом Бурлаков. Никаких пивных и трактиров, не выдумывай. Идём домой.
К тебе?
Домой, повторил Бурлаков.
У Андрея завертелось на языке, не боится ли профессор шпану уголовную в дом пускать, но ограничился кратким:
Тебе виднее.
Обычно Бурлаков ездил домой на автобусе, но сейчас ему это и в голову не пришло. Он идёт по родному городу, и рядом с ним идёт его сын. И разрушить это блаженство ожиданием на остановке, толкотнёй в автобусе? Да ни за что!
Шли быстро и молча. Улицы, переулки, проходные дворы Андрей изредка косился на Бурлакова. Силён, однако, профессор, темп задал ну, меня ты не умотаешь, не прошлая зима, если я тогда голышом по снегу не задохал, то сейчас-то И куда же это так спешим? А дорогу запомним. На всякий случай. Они, случаи, ой какие разные бывают.