Алиса прыгнула на кровать, споткнулась и упала на Эркина. И прежде, чем Женя успела встать, она полезла под одеяло. Эркин моментально повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Но это его не спасло.
Ну, Эрик, Алиса пыталась ухватить его за плечо, слишком большое для её ладошек. Ну, там, знаешь, сколько всего, ну, идём скорей.
А ты что, Женя откинула со своей стороны одеяло и встала, отыскивая свой халатик, уже лазила туда?
Не-а, ну, Эрик, ну, чего ты такой тяжёлый? Алиса подсунула наконец руки под его шею и, сидя на его спине, пыталась приподнять его. Там бантики красивые, мне потом так не завязать. Ой, мам, а ты голая! Я тоже так хочу!
Она отпустила Эркина, встала во весь рост, отбросив мешающее одеяло, и стала стаскивать с себя длинную ночную рубашку.
Мам, Эрик, а давайте так! Так интересней!
А мне шлёпать тебя удобней! Женя сдёрнула Алису с кровати. А ну марш умываться!
Мам, а подарки?!
Голым неумытым не положено, строго ответила Женя. Я же не иду!
Алиса поняла, что грандиозная идея похода голышом за подарками неосуществима, и подчинилась. Женя кое-как накинула халатик, взяла ночную рубашку Алисы и её саму за руку и вышла из спальни.
Эркин отсмеялся, вытер ладонями мокрое от выступивших слёз лицо и встал. Оглядел валяющиеся на полу свои и Женины вещи и покачал головой. Однако порезвились В щель между шторами пробивался свет. Эркин подошёл к окну, раздёрнул шторы и зажмурился: утро было солнечным. Он невольно рассмеялся и так, смеясь, пошёл к шкафу. Надо же, в самом деле, одеться. Он достал и надел трусы. И тут в спальню опять влетела Алиса. В трусиках и маечке, ещё не причёсанная, с горящими от холодной воды и возбуждения щеками.
Эрик! Ты оделся! Идём! Скорей!
Куда? спросил Эркин.
Да к ёлке же!
Алиса ухватила его за руку и потащила за собой. В дверях спальни встала Женя.
Алиса!
Я умыта и одета, быстро ответила Алиса. Эрик, идём! Ну, мам, ну, ты же одета, ну, пошли!
И Женя сдалась.
Ох, Алиса
Ага, сразу поняла лиса. Значит, можно? Ну, мы пошли, ты нас догоняй.
И повела Эркина за руку к дверям. Женя посторонилась и попросила вдогонку:
Без меня не трогайте.
Ну да, согласилась Алиса. Мы только глазками, и объяснила Эркину:Маме же тоже интересно.
Эркин кивнул.
В большой комнате было сумрачно из-за задёрнутых штор, и ёлка высилась тёмной, чуть поблескивающей громадой. Они подошли к ней. Груда блестящих пакетов и коробок таинственно сверкала в густой, почти чёрной тени под ёлкой. Алиса зачарованно вздохнула. И невольно вздохнул Эркин.
Не трогали? вбежала в комнату Женя. Ну, молодцы.
Ну мы же слово дали, ответила, не оборачиваясь, Алиса. Мам, давай ещё немного постоим и посмотрим.
Ну конечно, согласилась Женя.
Алиса взяла её за руку, и они так постояли втроём. Потом Эркин мягко высвободил руку, подошёл к окну и отдёрнул шторы. В комнату ворвался по-зимнему белый свет, ойкнула Алиса, засмеялась Женя, и даже ёлка будто дрогнула и повернулась к свету. Заискрились, заблестели шары и игрушки на ёлке, целлофан и фольга пакетов.
Ну, теперь-то можно? тоненьким голоском попросила Алиса.
Может, кивнула Женя.
Испустив торжествующий вопль, Алиса нырнула под ёлку.
Они доставали и вскрывали пакеты и коробки, тут же решая, кому это предназначено. Восторженный визг Алисы не умолкал ни на секунду.
И вдруг коробки и пакеты кончились. Но на столе, стульях, прямо на полу теперь лежали новые, нарядные, необыкновенные вещи. Кукольный сервиз белая мужская рубашка полупрозрачный узорчатый шарфик книги в блестящих обложках белое с кружевами платьице фарфоровый лебедь, гордо выгнувший шею и приподнявший крылья блестящие чёрные мужские полуботинки ажурные, узорчатой сеточкой чулки и ещё и ещё и ещё
Господи, Эркин, вздохнула Женя, любуясь лебедем. Поставим на комод в спальне, да?
Эркин счастливо кивнул. Его подарки понравились, значит, правильно выбирал и советовали ему в магазинах тоже правильно, без подвохов.
Алиса хватала то одно, то другое, пока Женя, ничего не замечая, смотрела на Эркина.
Эркин, а а почему лебедь?
Мне сказали, Эркин прерывисто вздохнул, мне казали, лебедь не живёт один. Если с другим что, он насмерть разбивается, не может жить.
Женя медленно кивнула, погладила пальцем лебедя по выгнутой шее, поставила его на стол и обняла Эркина.
Спасибо, милый.
Он мягко обнял её.
Спасибо тебе, Женя. Я я никогда не дарил, я не умею этого, тебе понравилось?
Да, конечно же, да, Эркин
Мам! вмешалась Алиса. Я хочу сейчас платье одеть.
Ой! очнулась Женя. Ну, конечно, наденешь. Ой, времени-то уже сколько, господи, Эркин, и ты всё новое надень.
И завертелась утренняя обычная круговерть. Не совсем обычная, конечно, но убрать, приготовить завтрак, переодеться. И только в спальне, открыв шкаф, Эркин сообразил, что всё-таки он лопухнулся. Жене же переодеться не во что! У Алисы платье, у него рубашка, брюки, а у Жени чулки с шарфиком?! Он покраснел так, что ощутил приливший к щекам жар.
Эркин, ты чего? влетела в спальню Женя. У меня уже всё готово, ты что?
Женя, он резко повернулся к ней. Женя, а ты? Прости меня, я не знал, не сообразил
Чего? не поняла Женя и тут же заторопилась. Давай, Эркин, обувайся, как раз ботинки к этим брюкам, я сейчас быстренько. Вот, посмотри на себя. Тебе очень хорошо.
Эркин послушно посмотрел на себя в зеркало. Ну, если Жене это нравится хотя как-то он был в большом двойном Паласе, и беляки там так и приходили, и потом видел, ладно, это всё неважно
Женя, а ты что наденешь? Я же
Ты же, ты же, весело ответила Женя, кидая вещи на убранную и застеленную кровать. Всё, Эркин, всё хорошо, ты молодец.
Женя, у меня всё новое, у Алисы, а у тебя и с отчаянием:Женя, я не знал, что на Рождество дарят одежду, мне никто не сказал.
Эркин, Женя быстро обняла его, поправила воротник новой рубашки, да, сюда нужен галстук, ладно, это потом, Эркин, она снова обняла его, быстро поцеловала и отстранилась, сегодня праздник, понимаешь, Эркин, всё хорошо, у нас праздник. А теперь иди, я сейчас переоденусь и приду.
Она мягко, но решительно подтолкнула его к двери. Спорить Эркин не мог и не хотел, и выше6л из спальни. Сейчас они позавтракают и и будет ещё что-то, пойдут гулять или в гости, или к ним кто-нибудь придёт, или ещё что-нибудь придумают. Сегодня праздник, и завтра, десять дней праздников, с ума сойти!
Эрик, позвала его Алиса. Посмотри, как красиво.
Он вошёл в её комнату, и Алиса стала ему показывать свой стол, где уже был расставлен новый сервиз, а вокруг сидели Линда, Спотти, Мисс Рози и Дрыгалка и праздновали Рождество. Вместо угощения на тарелочках и в чашечках лежали разноцветные стерженьки из мозаики. Красныеконфеты, жёлтыеапельсинки, синиечай, а зелёныеАлиса не закончила объяснений, потому что Женя позвала их к столу. На рождественский завтрак.
В окно светило солнце, сверкали ёлка и снег на перилах лоджии за окном, и всякие вкусности на столе, и никуда не надо спешить, и десять праздничных дней впереди!
ТЕТРАДЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Холодный ветер рябил лужи, сыпал мелкий дождь. Пустынные улицы, ненужные огни в витринах закрытых магазинов. Рождество. Семейный праздник. Чак поднял воротник куртки, спасаясь от ветра, засунул руки в карманы, зажав пальцами изнутри прорези. Сволочи, перчатки так и не вернули. Правда, они и не для тепла, но без них совсем хреново. А купить деньги надо беречь. Чёрт его знает, этого Трейси, когда приедет. И ботинки эти только и добра, что не промокают.
Конечно, глупо было даже надеяться, что вот так, блуждая по как вымершему городу он наткнётся на Трейси, но дома было уж совсем невыносимо. И одиноко. С квартирой ему, в принципе, повезло. Отдельная комната с входом через кухню, он может держать в комнате электроплитку, пользоваться утром и вечером раковиной в кухне для умывания и часть оплаты работой по дому. И квартал не цветной, так что так что всё хорошо, но погано. Опять молчи, улыбайся, держи глаза книзу и делай, что велят.
Чак сплюнул, ловко потопив плевком плавающую в луже обёртку от сигаретной пачки. Чёрт, курить хочется, а всё закрыто, празднуют, сволочи. Он знал, что сам себя этим обманывает. Получив три тысячи «комитетских», он сам себя жёстко посадил на экономию. Чтоб денег на подольше хватило. Никакой выпивки, баб, никаких баб, сигарета в день и не больше. И уж, конечно, без массажа. И с жратвой не шиковать. И так пришлось купить себе две смены белья, ещё одну рубашку, две пары носков, бритвенный прибор хорошо ещё, что на рождественские распродажи успел, по дешёвке удалось прибарахлиться. Но после госпиталя сесть на рабское кофе с хлебом и самодельную кашу оказалось тяжело. Ложку, миску и кружку тоже пришлось купить: ему разрешили пользоваться плиткой, но не посудой. А мыло с полотенцем, а нитки с иголкой мелочь всё, дешёвка, но сотни как не бывало. Он уже даже подумывал сходить на старую квартиру и вытребовать с хозяйкисуки черномазойсвои вещи, но не рискнул. Чёрт их знает, что там теперь, если пойдёт на стычку, то ему накостыляют, и тогда придётся бежать из Колумбиибитым жить нельзя, а его сейчас и шакалы затопчут. Да и где тогда Трейси искать?
Незаметно для себя он забрёл в Цветной квартал, к блестевшей свежей покраской церкви, откуда доносилось не очень стройное, но громкое пение. Беляцкого бога благодарят, вот идиоты, что народиться соизволил белякам на радость. И чего стараются? Чёрного всё равно в рай не пустят, чёрному в аду место, а чтоб ему там попривычней было, так ад и на земле устроили. Будь они все прокляты.
Дверь прикрыта, но на улице уж слишком паршиво, и Чак решил всё-таки войти.
В церкви было светло и тепло, даже жарко, и многолюдно. Все самозабвенно пели и на Чака внимания не обратили. Он протолкался к стене и уже оттуда, прикрыв спину, огляделся. Просто так, на всякий случай.
Слайдеров он выглядел почти сразу. Ишь, вырядились поганцы. Во всём новом, старший аж в галстуке, под беляков подстраиваются, морды холёные. Ладно, проглотим-переступим. Даже удачно получилось: на выходе в таком месте легче подойти и заговорить.
Что там болтал поп и что пели завороженно глядевшие на него люди, Чак не слушал. Всё это он знал и знал, что любые белые придумки всегда цветному во вред. Ну вот, так оно есть! Пели-голосили до хрипоты, а теперь гони денежки. Чёрт, и смыться сейчасэто Слайдеров упустить. И когда перед ним остановилась молоденькая мулаткасовсем девчонкав новеньком топорщащемся платье из белой дешёвой материи с подносом в руках, Чак нехотя достал из кармана кредитку и бросил её в кучу бумажек.
Бог да благословит тебя, брат, улыбнулась мулатка.
Чтоб он подавился моими деньгами, беззвучно ответил Чак, вежливо улыбаясь.
Собрали деньги, ещё попели, ещё чего-то беляк потрепал, ещё спели Когда-нибудь это кончится? Хотя в тепле, сверху не льёт, можно и потерпеть. А терпеть и ждать он умеет. Выучили.
Наконец служба закончилась. Все шумно вставали, кто пробивался к выходу, кто проталкивался к священнику, разговоры, смех Чак, сохраняя на лице приличествующее обстановке выражение, зорко следил за Слайдерами. Так старший о чём-то говорит со священником, а двое ждут у дверей? Поймать их, что ли, сейчас? Ладно Нет, старшего беляк отпустил, идёт к ним Пора.
В общей толпе Чак пошёл к выходу, стараясь, чтобы между ним и Слайдерами было человек пять, не больше, но и не меньше трёх.
На улице было ветрено, сыпал мелкий дождь пополам с ледяной крупой. Женщины поправляли шали и платки, кутая головы и плечи. Мужчины надевали шапки, застёгивали старые куртки и новенькие плащи. Чак вытащил из-под воротника тонкий вшитый капюшон, накинул на голову и в несколько шагов догнал идущих в ряд Слайдеров.
Привет, поздоровался он, как можно, дружелюбнее. Весёлого Рождества вам.
Привет, сдержанно кивнул Роберт. И тебе весёлого Рождества.
Так же, с отчуждённой вежливостью, с ним поздоровались и Метьюз с Найджелом. Чак прикусил изнутри губу. Ах, поганцы, строят из себя на лёгком трёпе как с Битым не проскочишь. Тому он поставил выпивку и сэндвич с мясом, так Битый час перед ним выворачивался, и спрашивать не пришлось, сам всё выложил. Здесь так не получится, и Чак пошёл напролом.
Хозяин ваш, как его, Бредли, что ли, здесь?
Лица Слайдеров невозмутимо вежливы, и только в голосе Роберта еле заметная насмешка.
Свободе год уже, а ты всё о хозяевах толкуешь.
Чак сжал спрятанные в карманах куртки кулаки.
Не цепляйся к словам, Роб, не стоит, сказал он, так же только намечая угрозу. Я спросил о Бредли. Он здесь?
А мы откуда знаем? пожал плечами Метьюз.
А Найджел улыбнулся.
Он нам не отчитывается, его улыбка стала шире и насмешливей. Как и мы ему.
Роберт удовлетворённо кивнул и тронул пальцами край своей шляпы. Чак ничего не мог ни сделать, ни сказать. С ним прощались вежливо, но бесповоротно. А затевать драку он не мог и не хотел: против троих непросто, против спальников, из которых один наверняка просроченный, ещё хуже, а уж ему-то Ему оставалось столь же вежливо попрощаться и пойти в другую сторону.
Отойдя на несколько шагов, Чак вполголоса выругался. Вот поганцы, ну, нет им другого имени. Убудет у них, что Бредли ему заложат? Да и не заклад это, не подставка, всего-то и спросил Хотя Их тоже можно понять, с Бредли связываться опасно
Битый шумно отхлёбывает из стакана, задумчиво рыгает и продолжает:
Жить можно. Крыша только нужна хорошая, а так-то
Он понимающе хмыкает в ответ, но Битый в поощрении и не нуждается.
Кто крышей обзавёлся, тому сам чёрт не брат, вон этот, Бельмастый, отстёгивает кому надо и на полицию плюёт, спиртным без лицензии торгует. Во, что такое крыша! Да ты кого ни возьми. А без крыши Битый замысловато ругается.
Крыша нужна, чтоб от полиции прикрыться, рассудительно говорит подсевший к ним мулат с перебитым носом. А ежели у тебя дело законное
Битый с удовольствием ржёт и сразу стервенеет.
А ну вали отсюда, халявщик, ишь на чужую выпивку пасть разевает!
Мулат послушно исчезает, а Битый пренебрежительно плюёт ему вслед.
Дурак! Законно-о-о! Да беляки на любой закон наложат и этим же тебя придавят, ежели без крыши, и, заговорщицки понизив голос:Вот слушай сюда. Есть тут такие, братцы-красавцы, мялка у них, ну, массажное заведение, слышал небось? он осторожно кивает. Живут сволочи лучше иного беляка, всюду им, понимаешь, почёт и уважение, денег навалом, а щипнуть их ни один не рискнёт. А почему? Кры-ша! За ними, и совсем тихо:такой, Бредли. Тот чуть карманом шевельнёт, так всё его будет. А в подручных у него тип один, тоже беляк, но стрелок, говорят, у мухи на лету яйца отстреливает. Ему чуть поперёки жить не будешь. Кто ему хоть слово пикнул, того уж больше никто не видел. Понял, нет?
Он кивает. Чего уж тут не понять
Чак вздохнул. Битый трепал долго, натрепал много, и больше с Битым никаких дел иметь нельзя. Начнут Битому язык укорачивать, так и тех, кто рядом, прихватят. Так что в Колумбии Бредли наездами, птица высокого полёта, так что говорить надо с Трейси. А он лопухнулся тогда, дал себе волю, и вот если Трейси беляков за слово отстреливает, то что за ту оплеуху устроит Чак передёрнул плечами, как от озноба. Но и другого варианта, как ни крути, нет.
Рождество в госпитале праздновали широко. В столовой возвышалась увешанная игрушкамисамодельными и покупнымиёлка, под ёлкой лежали и прямо на ветках висели кульки и пакетики с подарками. И все подписанные. Ищешь свой и снимаешь. Тихий «святой», как объяснила парням тётя Паша, вечер и отпраздновали тихо: степенно поужинали, кто хотел, пошёл в госпитальную «русскую» церковь, а вот с утра и началось веселье. Конечно, работа работой, и кому выпало дежурить, тому выпало, но плановых операций нет, процедурытолько «жизненно необходимые», а массаж к таким не относится. Два дня парни отчищали, отмывали и надраивали всё, до чего смогли дотянуться, и теперь гуляли, как никогда в жизни. Многие пошли в город: людей посмотреть и себя показать. А что, почему и нет, «ёлочные» деньги все получили, ну, и потратили, конечно, так что есть чем похвастаться.
Андрей тоже собирался в город и уже оделся на выход, но всё же решил сначала забежать в пару палат. Он, как и остальные, часто дежурил в реанимации, у тяжёлых, и со многими у него сохранялись, ну ну, скажем так, сердечные отношения, хотя лежали эти «ранбольные» уже в обычных палатах. Сейчас таких было двое. И хотя все раненые получили ещё вчера кулёчки с рождественскими подарками, Андрей сделал ещё два от себя, сам склеил, надписал, раскрасил. Кулёчки маленькие: по три конфеты и мандаринке в каждом, но на большее у него денег нет. Он ещё за пуловер не расплатился, а купил непромокаемую куртку с капюшоном, блестящую, с цветными молниями, и книги купил, да и остальным тоже подарки делал, так что ладно. Тётя Паша им всё повторяла, что дорог не подарок, а любовь.