Остальные уже уходили. Эркин с Колькой дотащили бочку, подняли её на платформу и вставили в ряд, и Эркин помог Санычу закрепить растяжку. Напарник Саныча уже ушёл.
Уф! Колька сдёрнул рукавицы и сбил ушанку на затылок. Айда обедать, и посмотрел на Эркина, С нами?
Эркин кивнул. Саныч спрыгнул с платформы, и они втроём пошли через весь двор к дальнему крыльцу, перешагивая через рельсы.
Было уже совсем светло, под ногами без хруста и скрипа поддавался тёмный истоптанный снег. Поднялись на высокоев десять ступенеккрыльцо и вошли в просторный, неожиданно светлый зал. Эркин шёл за Колькой и Санычем, памятуя старое правило: «Не знаешь, что делай, делай как все». Как и они, он снял и сдал на вешалку куртку и шапку, переложив бумажник в джинсы, и получил жестяной, похожий на табельный, номерок. В уборной под длинным во всю стену зеркалом ряд раковин, и даже мыло лежит у каждой, а полотенце? Вместо полотенца была сушка. Как в Паласе, но маленькой коробкой и так, что горячий воздух шёл только на руки. А столовая похожа на лагерную. И Эркин почувствовал себя увереннее. Они встали в общую очередь, взяли подносы Эркин по-прежнему держался за Колькой и Санычем ина всякий случайвзял себе то же, что и они. Здесь не давали, как в лагере, готовый паёк, а ты сам переставлял себе на поднос тарелки, и не на талоны, а за деньги. Обед стоил рубль. Получив и спрятав сдачу, Эркин взял поднос и пошёл по залу, отыскивая свободное место. И когда Колька призывно махнул ему из угла, радостно поспешил туда.
Ну, Колька весело подмигнул сидевшим за этим же столом двум девчонкам в белых косынках и пёстрых кофточках под белыми халатиками, будем жить, девчата!
Девчонки посмотрели на него, покосились на Эркина, фыркнули, допили компот и встали, собрали свою посуду и ушли.
Из сборочного, мотнул головой им вслед Колька, аристократия, понимаешь ли, а мытрудяги с первого рабочего. Вот оно как, браток.
Что такое аристократия, Эркин не знал, но общий смысл понял и кивнул.
Ели здесь быстро, но без рабской жадности. Народу много, на место девчонок тут же сели двое мужчин в тёмных рубашках и синих полукомбинезонах. Они увлечённо продолжали свой спор, непонятный Эркину, а потому и неинтересный.
Ну вот, поели, Колька, допив компот, вытряхнул себе в рот ягоды, теперь бы поспать, а надо работать. Ты чего б хотел?
Эркин улыбнулся, и Колька понимающе кивнул.
Всё ясно. Тогда пошли.
Давайте, давайте, поторопила их женщина в тёмно-зелёном халате с полным подносом в руках. А то ишь, как в ресторане расселись.
И в столовой и возле вешалки Эркин всё время чувствовал на себе внимательные, любопытные, но но не враждебные взгляды. Это было, в общем-то, привычно. Всю жизнь он такой приметный.
Уже у двери во двор Кольку кто-то окликнул, и Эркин, не желая вмешиваться в чужие дела, вышел. Редкий снег, двор пуст и тих. Эркин посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. С запасом успели. А ведь они ещё позже других ушли, и в очереди долго стояли, так что как Коль сказал? Будем жить? Будем! Эркин не спеша, спокойно глазея по сторонам, пошёл к платформам. Вроде, они там ещё не закончили. Ага, вон бочки стоят. И ещё целая платформа ящиков. Это это получается, им до конца смены хватит. Эркин присел на край платформы, положив на колени брезентовые рукавицы. А хорошее бельё какое. И не холодно в нём, и от пота не липнет. И рукоятка не мешает, ну, если честно, почти не мешает. Всё-таки большая она. Когда куртку снял, заметил в зеркале, как выпирает под рубашкой. Может и впрямь лучше ремешок за пояс зацепить, а саму в карман сунуть? Ладно, вон уже Старшой с остальными идёт. Эркин натянул рукавицы и встал. Медведев молчаливым кивком поставил всех по местам, и утренняя карусель снова завертелась. И даже чуть побыстрее. Или это только кажется? Всё-таки когда сыт, на всё по-другому смотришь, да ещё когда не «кофе с устатку» в закутке с куском хлеба, а нормальный обед за столом в чистоте нет, будем жить!
Пошёл
Давай
Ровней
На себя подай
Эй, Старшой, перекурить бы
Сделаемперекурим
Улита едет
Давай, шевелись, улита!
Лево
Крепи
На меня
Есть
Пошёл
Ящики уже все, и та четвёрка тоже на бочках.
Давай, мужики, паровоз под парами!
А пошёл он!
Ага, есть!
Да куды ж ты её пихаешь, мать твою, левее подай!
Саныч, крепи!
Поучи меня!
Ругань крепче и забористее. Над Ряхиной болтовнёй уже не гогочут. Ну, ещё и ещё и ещё И и все? Последняя? Да, вон её уже без них волокут. Эркин огляделся, проверяя себя, посмотрел на Кольку.
Все?
Колька кивнул и заорал:
Старшой, спустить паруса, вёсла сушить!
Его поддержали дружным весёлым гомоном. Медведев махнул рукой куда-то в конец двора.
Подавай! и, когда ему в ответ тоненько свистнул маленький паровоз, повернулся к бригаде:Пошли, мужики.
Эркин пошёл со всеми. Хотя по его ощущению времени до конца смены оставалось совсем немного, и вряд ли им дадут новую работу, но раз старший сказал всем идти, то наверняка это и его касается.
Вошли в уже знакомую дверь, но повернули сразу налево, в другой коридор, ещё поворот, и Медведев властно распахнул дверь с крупно нарисованной цифрой пять. Большой стол и табуретки, раковина с краном и маленькое зеркальце в углу, доска с набитыми крючками у двери и узкие дверцы по двум стенам. Эркин растерялся, не понимая, куда иглавноезачем они пришли. Но остальные по-хозяйски спокойно, уверенно снимали и вешали на крючки куртки и шапки и рассаживались за столом. Некоторые вначале смотрели в дальний правый от двери угол, где висела маленькая тёмная картинка вроде, и крестились. Эркин снял шапку и расстегнул куртку, но остался стоять у двери, не зная, что делать. Остался стоять и Медведев.
Ну, что, мужики? сказал он, когда все сели за стол. Подобьём бабки или как?
Подобьём, кивнул рыжебородый.
Что надо, всё увидели, кивнул Саныч.
Все заговорили наперебой.
Руки есть, и голова варит.
И не болтун.
Да уж, чего нет, того нет.
Не новичок, куда не надо, не лезет.
Пашет без булды.
И в паре хорош.
Эркин, начиная смутно догадываться о смысле происходящего, молча следил за говорящими, стараясь не мять, не скручивать ушанку.
Так что, когда все замолчали, снова заговорил Медведев, берём его?
Берём, кивнул Саныч.
Закивали и остальные.
Стоящий парень.
Ладно, пойдёт.
Колька широко улыбнулся Эркину, да и остальные смотрели на него теперь гораздо доброжелательнее.
Ну, давай знакомиться, сказал Рыжебородый. Я вот Антип Моторин. А тебя как звать-величать?
Эркин Мороз, ответил Эркин.
Он стоял по-прежнему у двери, но Медведев жестом пригласил его к столу, а остальные кивали и улыбались. Дёрнулся как-то молчавший всё время Ряха, но этого не заметили. И Эркин снял и повесил на ближний крючок куртку, пристроил там же ушанку и подошёл к столу.
Морозэто пойдёт, кивнул Саныч. А я Тимофей Александрович Луков.
Саныч он, перебил его Колька. Николай Додин, будем знакомы.
Имена, прозвища, всё вперемешку, рукопожатия. Жали ему руку крепко, явно проверяя, и Эркин отвечал тем же, соразмеряя силу. В общей суматохе, кажется, и Ряха сунул ему свою пятерню с какой-то жалкой просящей улыбкой, которую Эркин не понял. И вот он уже сидит со всеми за столом, и на стол падают пачки сигарет, и общий разговор про откуда приехал, где поселился, один или семейный. И Медведев кивает ему на одну из дверец.
Твой будет.
И ему объясняют, что это шкафчик, в понедельник пусть на полчаса раньше придёт и у кладовщицы, Клавка как раз дежурит, ну, рыжая подберёт, а она уже рыжая, да, покрасилась, за пятьдесят бабе, а всё Клавка, да уж старается, ну, робу у неё получишь, куртку, штаны, валенки, и будешь переодеваться, а то чего в рабочем по городу идти, и своё на работе трепать не следовает
У меня нет другого, тихо сказал Эркин.
Ничо! хлопнул его по плечу Колька. Я вон тоже бушлат таскаю.
Ага, до снега в бескозырке ходил, уши морозил, но чтоб девки об нём обмирали.
Эркин смеялся вместе со всеми. А ему рассказывали заодно и когда смены начинаются и заканчиваются, и сколько на обед положено, и чего можно и нельзя во дворе Медведев встал, достал из шкафчика и положил на стол две большие толстые замусоленные тетради. Их встретили добродушным гоготом.
Ага, Старшой, бумажка она
Сильнее пули бывает.
Медведев с чуть-чуть нарочитой строгостью раскрыл тетради.
Так, Мороз, грамоту знаешь? Писать умеешь?
Две буквы, честно ответил Эркин.
За столом хмыкнули, улыбнулись, но язвить и насмехаться не стали. Даже Ряха, быстро поглядев по сторонам, промолчал.
Вот, здесь их и напиши, Медведев дал ему ручку и пальцем ткнул в нужное место. Это за то, что ты про распорядок и технику безопасности прослушал и понял.
Эркин старательно вырисовал E и M.
Так, Медведев закрыл тетрадь и открыл другую. А это серьёзней. Это о предупреждении о неразглашении.
Эркин недоумевающе вскинул на него глаза.
Чтоб про завод не болтал, серьёзно сказал Саныч. Вышел за ворота, и язык подвязал. Работаешь грузчиком и всё, больше никому и ничего.
И остальные перестали улыбаться, смотрели серьёзно и даже строго.
Завод не простой, кивнул Лютыч. За это так прижмут, что
Ну, что круглое таскаем, а квадратное катаем, это можно, хмыкнул Колька.
Тебе можно, а ему ещё рано, отрезал Саныч. Отшутиться не сумеет, пусть молчит. Всё понял, Мороз?
Эркин кивнул.
Тогда подписывай, подвинул ему тетрадь Медведев.
Эркин расписался. Медведев стал убирать тетради, все радостно зашумели, задвигались. И тут подскочил Ряха.
Ну что, по домам, мужики? Пятница ведь, бабы, небось, с пирогами ждут.
Вали, отмахнулся от него Медведев.
Без тебя Мороза пропишем, кивнул Саныч.
Ряха мгновенно выметнулся за дверь, а Эркин удивлённо посмотрел на Саныча.
Как это?
Ты что? удивились его вопросу и стали опять наперебой объяснять:Про прописку не знаешь? Да не бойсь, по паре пива поставишь Сейчас переоденемся и пойдём
Опять?! вырвалось у Эркина.
Чего опять? не поняли его.
Я вчера уже дал. На прописку, тихо сказал Эркин.
Он уже понял, что Ряха тех денег не отдал, и ему теперь придётся платить по новой. Ряху он потом найдёт и морду ему набьёт, но денег-то не вернёшь.
Кому ты что дал? спросил Медведев.
Колька вскочил на ноги, опрокинув табурет, и вылетел за дверь.
Та-ак, протянул Саныч. Так кому, говоришь, дал?
Ряхе, неохотно ответил Эркин.
И много?
Чего он тебе наплёл?
Когда успел-то?
А после смены, Эркин говорил, угрюмо глядя в стол. Злился уже даже не из-за денег, а что таким дураком себя показал. Теперь над ним долго ржать будут. Всей ватагой. А то и заводом. Сказал, что я должен каждому по бутылке водки, а старшомудве. Ну, и на закуску.
Кто-то присвистнул.
Однако, размахнулся Ряха.
И сколько ты ему дал?
Пятьдесят рублей, вздохнул Эркин.
Ни хрена себе!
И взял Ряха?
А чего ему не взять?! Ряха же!
Ну, мать его Геныч сочувственно выругался.
А ещё что сказал?
А ничего, Эркин взмахом головы откинул со лба прядь, чтоб я домой шёл и не беспокоился. Он всё сам сделает.
Так чего ж ты с утра молчал?
А что, Эркин наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел им в лица. Нет, не смеются. Всюду свои порядки. Удивился, конечно, за глаза у нас не прописывали, а тут
Он не договорил. Потому что с грохотом распахнулась дверь, и Колька за шиворот втащил Ряху.
Во! У центральной проходной поймал. Прыткий, сволочь!
Так, встал Медведев. Прикрой дверь, Колька тут же выполнил приказ. Так что ты вчера у Мороза взял?
Д-да, выдохнул Ряха, быстро шаря взглядом по сумрачно внимательным лицам. Эркин снова смотрел в стол, и встретиться с ним глазами Ряха не смог. Так так я не брал, он сам мне дал. Да вы что, мужики? Ну, он же вождь, ему шикануть надо, ну, чтоб над нами себя поставить, какой он и какие мы. Деньги у него шальные, понимаешь
Деньги на стол, тихо сказал Медведев.
Да я да он да вы что, мужики, ну я ж для смеху, частил Ряха, а он дурак дураком, как сейчас с дерева слез, ну, мужики, ну, не успел я вчера, так сегодня ж пропить не поздно
На стол, жёстко повторил Медведев.
Ряха дёрнулся к двери, но тут же опустил голову, подошёл к столу и вывернул из карманов кучу мятых замусоленных бумажек, высыпал мелочь. Бумажный ворох Медведев подвинул к Эркину.
Считай.
Не поднимая головы, Эркин разгладил и разложил бумажки.
Ну?
Тридцать семь рублей.
Забирай, кивнул Медведев. Ряхов, с тебя ещё тринадцать рублей Морозу долгу. Тоже при всех отдашь.
И за обиду парню пусть заплатит, сказал немолодой, с рыжеватой щетиной на щеках, Лютов или Лютыч.
Он всех нас обидел, кивнул Саныч. Ещё десятка с тебя Морозу за обиду и на круг десятка. В получку и отдашь.
Да да вы что? задохнулся Ряха. Да
Против круга пойдёшь? удивился Геныч. Ну, тебе решать.
Всё, Медведев хлопнул ладонью по столу. Забирай деньги, Мороз. Всё, мужики. Переодеваемся и айда.
Все дружно встали. Эркин, взяв деньги, отошёл к вешалке и заложил их в бумажник, и уже оттуда смотрел на шумно переодевающихся, умывающихся и причёсывающихся перед зеркальцем мужчин. Ряха сгрёб оставшуюся на столе мелочь. Переодеваться он не стал, оставшись в рабочем.
Замок свой из дома принесёшь, сказал Эркину Колька. И лады.
Лады, кивнул Эркин.
Переодевались до белья, кое-кто и рубашки менял. Куртка, штаны, валенки в шкафчик, Медведев и ушанку туда же, ну да, для города у него рыжая мохнатая. Грязную рубашку в узелок.
Баба за выходные отстирает, в понедельник чистую принесёшь, понял?
В понедельник с утра?
А то!
Эй, старшой, как на той неделе?
В утро ж, сказали.
Уши заложило, так промой.
Мороз, в полседьмого в понедельник.
Понял, а кладовка?
По коридору налево и до конца.
Клавка сама тебя окликнет.
Да уж, не пропустит!
Это точно. Баба хваткая
На новинку падкая!
И дружный гогот.
Со звоном закрываются висячие замки на дверцах, уже не шарканье разбитых валенок, а стук подошв ботинок, сапог, обшитых кожей белых бурок. В ватных куртках только он и Ряха, остальные в коротких пальто с меховыми воротниками, полушубках, у Кольки куртка чёрная с золотыми нашивками и блестящими пуговицами.
Всё, мужики, айда.
Общей шумной толпой по коридору к проходной, со смехом и шутками разобрали табельные номера и дальше, на пропускной
Счастливого отдыха
И вам от нас
Ну, вот уже и улица, лёгкий снежок крутится в воздухе, и под ногами снег. И деревья в снегу, и каждый карниз, изгиб фонаря обведён белой каймой свежевыпавшего снега.
Той же шумной толпой подошли к неприметному одноэтажному дому из тускло-красного кирпича с двумя запотевшими до белёсой плёнки окнами и тёмной почти чёрной дверью между ними. Над дверью вывеска, тоже чёрная с тусклыми, как полустёртыми, золотыми буквами. Шедший первым Медведев властно толкнул дверь. За ней, к удивлению Эркина, открылся просторный зал с высокими круглыми столиками и прилавком в глубине. Здесь не раздевались и даже шапок не снимали, на полу лужицы от стаявшего с обуви снега и кучи мокрых опилок. Но столы чистые, и запах нельзя было назвать неприятным.
Ну, Мороз, улыбнулся Медведев. Давай. По двойной каждому, так, мужики? все кивнули. Ну и там, сосиски, что ли
Да ну их весело выругался Колька, подталкивая Эркина к прилавку. Из кошачины у них сосиски.
Язык у тебя из кошачины, пузатый белобрысый усач за прилавком внимательно посмотрел на Эркина. Не знаю тебя. Прописка, что ли?
Эркин кивнул.
И сколько вас?
Со мной двенадцать, ответил Эркин, заметив, что Ряха пришёл со всеми. Поднос есть?
Одобрительно кивнув, усач поставил на поднос двенадцать пузатых стеклянных кружев с ободком посередине, налил пива и быстро составил стопку из двенадцати картонных тарелок с тремя бутербродами на каждой.
Держи. Ровно тридцать с тебя.
Эркин расплатился Ряхиными бумажками и понёс поднос к угловому столику, который был побольше остальных, и потому все поместились. Эркина встретили радостным гомоном.
Во, это я понимаю!
Ну, даёшь, Мороз.
Это по-нашенски!