«Ну, ни хрена себе! Икон-то сколько! Такие оклады да лампаду не во всякой церкви сыщешь! Он что, церковь какую ограбил, что ли? Это ж сколько стоит-то? И лук каковя в княжеской дружине таких не видал! Нда-а»
Сучок перекрестился на икону. Он и не догадывался, насколько ему повезло. Бурей пребывал нынче в том пьяно-лиричном состоянии, когда даже такой чёрной душе, какая гнездилась в теле обозного старшины ратнинской сотни, не только хочется странного и непознанного, но и пробуждается вера в человечество
Не дай бог, если бы нелёгкая принесла плотника на Буреево подворье в другую ночьсамое малое, отделался бы он несколькими месяцами в лубках. Не ко времени неведомо каким образом сломавший ногу и оттого пущенный под нож кабанчик, сам того не желая, спас рабу божию Кондратию жизнь или, по крайней мере, здоровье.
Садись, прорычал хозяин, кивая на стоящий у стола сундук, и плюхнулся на лавку. Тебя звать как?
Зови Сучком. Плотницкий старшина пристроил на стол жбан и опустился на указанное место.
А во Христе?
А к чему? мастер приподнял бровь.
Ты, хрр, в чужой монастырь со своим уставом не лезь! Ыть! Рожа Бурея вдруг оказалась у самого лица плотника и обдала его крепким перегаром. Хрр! Сглазу он боится! У нас тут всех по-крестильному зовутне язычники, чай! Как звать, спрашиваю?!
Кондратием крещён, от такой отповеди Сучок слегка оторопел.
А по отчеству? Ты меня, вон, у ворот уважил, обозный старшина отодвинулся. Так вот и я гостя уважить желаю!
Епифановичем, своеобразное вежество Бурея впечатлило забияку-плотника до печёнок.
Ну, за знакомство, сталбыть! Горбун черпанул из бадьи и поставил перед мастером полную кружку браги. Внезапно на его лице отразилась напряжённая работа мыслиему-то пить было не из чего.
«Ха! Неужто прям из лохани хлебанёт, как из ковша? А что, этот может!»
Однако хозяин решил по-другому:
Подь сюда, тупёрда лядащая! от его рёва дверь открылась будто сама собой.
Тута я, хозяин! забитого вида холопка испуганно жалась к двери.
Ковш тащи! Гость у меня! Бурей широким жестом указал одновременно и на стол, и на Сучка. И пожрать ещё! Шевелись!
Холопку сдуло ветром. Не успел Кондратий в очередной раз подивиться царящим в доме порядкам, как на столе уже возник резной ковш немалого размера и несколько горшков и плошек с разнообразной снедью.
Прими, гость дорогой, Бурей, пошатываясь и лучась пьяным радушием, по обычаю протянул Сучку полный браги ковш.
Благодарствую, хозяин. Плотницкий старшина встал и с поклоном принял посудину.
Ну, за знакомство, Кондратий Епифанович! горбун воздел вверх кружку.
А то ж, Серафим Ипатьевич! Сучок от души стукнул ковшом по Буревой посудине.
Бражка пошла соколом и сразу ударила мастеру в голову.
«Ишь ты, вежество блюдёт. Как с медведем в берлоге пирую. А, была не былане сожрет же он меня!»
Ты, гостюшко, закусывай давайуважь хозяина! обозный старшина потчевал приземлившегося на сундук Сучка, не забывая при этом расправляться с мослом.
Благодарствую, плотник наугад схватил кусок жареного мяса и отправил в рот. Хороша бражка.
А то! зверски ухмыльнулся Бурей и рявкнул: Зачем пришёл?!
Сучок поднялся с сундука, оправил рубаху и отмахнул хозяину поясной поклон:
Благодарствую, Серафим Ипатьевич, что не дал мне пропасть, смерть от меня отвёл! Плотницкий старшина поклонился ещё раз. Век за тебя бога молить стану! Должник я твойне выпустили б меня живым! А сейчас прими дар малый, не побрезгуй! Сучок протянул Бурею позаимствованный у Алёны жбан.
Хррр! от удивления малюсенькие глазки горбуна приобрели почти нормальные размеры. Вот оно как! Благодарить пришёл, значит?
Ага, кивнул Сучок. Я со всем уважением! Ты ж за менячужакавступился. Не забудешь такое
О как! Бурей запустил пятерню в свою гриву, некоторое время скрёб в затылке, а потом витиевато выругался и распечатал поднесённый жбан. Ковш подставляй! За такое дело выпить надо!
* * *
Так случается в жизнисидели два старых друга в приятном месте. Не насухую сидели. Давно не виделись, вот и говорили о том о сём: о житье-бытье, работе, семьях, старых похождениях и новых планах. Старым друзьям всегда найдётся, о чём поговорить. И тут входит третий, да так получается, что один из друзей этому третьему хороший знакомый, а другой в первый раз его видит. Как же тут товарища к столу не пригласить да с другом не познакомить?
Проходит некоторое время, и беседа уже идёт на троихобязательно найдётся тема, которая для всех окажется интересной, а если подсевший ещё и хороший собеседник, так и вовсе
И тут, как оно в жизни бывает, первый из друзей спохватываетсябежать надо! Дома, мол, семеро по лавкам, жена велела быть всенепременно. Хочешь не хочешь, а надо! Принимает он «на ход ноги», прощается и убывает к семейному очагу.
А новые знакомые остаются. Почему бы и нет? Разговор идёт. Время есть. Спешить некуда. Появилось, правда, некоторое неудобство, но не расходиться же, в самом деле? А тема разговора, того, к концу подходит. Надо как-то разговор продолжать. Поговорили об отбывшем к семейному очагу, супругу его помянули словом не злым, но добрым. Знакомых поискали и даже нашли. Так мало-помалу добрались и до «вечного» кто чем занимается да чем интересуется. Чем живёт, так сказать.
Вот это разговор небыстрый. Особенно «не насухую» и если собеседники с пониманиемпоперёк друг друга не встревают, авторитетом не давят, но опытом делятся. И начинает тут наружу выходить глубинноео чём думали давно, но не решались сказать. Ведь всяк живёт со своим грузом и старается никому его не показывать. Ибо страшно! Страшно, что не поймут, а ещё страшнее, что поверят, а ты не сможешь. Вот и таят в себе до поры.
И тут попадается на пути случайный знакомый, вдруг незнамо как тронувший душу, и начинает человек потихоньку приоткрываться, а если собеседник умный попалсяраскрываться, выплёскиваться без оглядки. Сначала один, потом второй. И не важно уже, а был ли тот первый «подкаблучник», что свёл их за этим столом, или не было его Вот у Сучка с Буреем его не было, по крайней мере во плоти, а поди ж ты
* * *
Они выпили, потом ещё, потом закусили, а разговор вился, вился, вился, и плотницкий старшина почувствовал, что от таких возлияний стремительно косеет. Оно и не мудрено, после утренних-то приключений.
«Эх, хорош Серафим, даром, что лешак горбатый, но ведь споит он меня к растакой-то бабушке! Гляди, опять наливает! И замолчалтолько хекает»
Бурей разлил хмельное, но в этот раз не кивнул гостю с традиционным «Будем!», а поставил посудину на стол, вперился в Сучка маленькими, глубоко посаженными глазками, вздохнул, как кузнечный мех, и с какой-то смертной усталостью в голосе спросил:
А теперь правду скажи, на хрена припёрся?
Спасибо тебе, лешаку, сказать! Хмель уже ударил мастеру в голову, и нрав в который раз взял верх над благоразумием. Порешили бы меня, коли не ты! Сначала я витязя того драного, а потом меня бы! А не веришьвыходи во двор!
Гыы! Правда?! И всё?! Злобный горбун изумлённо развёл руками, начисто игнорируя брошенный ему вызов.
И всё! Сучок привстал с сундука. Да ещё посмотреть поближе на того, кто мной, ровно тряпкой, о забор хлестнул и не крякнул! Да поговорить ещё разве! Ничего мне от тебя больше не надо!
А не побоялся, что пришибу? На морде Бурея возникло заинтересованное выражение.
Нет, не зверь же тыбыл бы зверем, не вступился мастер помолчал, уставившись в стол, потом тряхнул головой и продолжил: А если б и пришиб, так мне от того хуже не стало бы!
Чего так? Обозный старшина подался к собеседнику.
А вот так! Сучок рванул ворот рубахи. В закупы мы всей артелью угодили и, похоже, навечно!
За что? невероятно, но в голосе Бурея прорезалось участие.
Боярина убили княжьего плотницкий старшина повесил голову и с усилием вытолкнул слова из глотки.
Сукой был? уже с несомненным участием спросил старшина обозный.
Да не то чтобы сукой, просто достал всех хуже чирья на заднице! Мастер так и не поднял головы. Церковь мы ему ставили, обыденку. По обету. Помер у него кто-то. Чего там ставитьдва раза тюкнуть да три пёрнуть! Сучок сам не заметил, как сбился на скороговорку. А он пристал как клещвсех извёл, язва! Ну, мы ему подмости и подпилилидумали, шишку набьёт да отстанет, а он вниз башкой сверзился да шею свернул!
И что? Бурей подсунул мастеру полный ковш.
А то! Сучок залпом высосал брагу. Ободрали нас на суде, как липкувсё добро меньше четверти долга, а самих продали!
Ах ты мать твою за левую заднюю! Кулачище Бурея впечатался в столешницу так, что часть мисок и плошек перевернулась. Вот жизнь! Хорошим людям никогда удачи нет! Вот ты, гляжу, человек И ко мне по-людски, и вообще! А есть такие, что зверья хужеи им всё! Вот, как батьке сотника Корнея, чтоб ему на том свете!.. Обозный старшина сплюнул. Давай выпьем, что ли, Кондрат?
А давай, Серафим! Сучок вскинул голову. Жизнь, она, тварина, любит на четыре кости ставитьхоть давись, хоть волком вой! Хмельное, оно дела, конечно, не поправит, да спьяну дерьмо всякое меньше в глаза лезетдаже жить легче
Хрр! Верно сказал, Кондрат! Бурей разлил брагу. Чтоб оно полегче было!
Посудины стукнулись, собеседники, выпив, кивнули друг другу и принялись закусывать. Они и сами не заметили, как перешли грань, отделяющую случайный интерес от симпатии. Что-то изменилось в отношениях случайно встретившихся на жизненной дороге много повидавших и перестрадавших людей, и, подчиняясь неосознанному импульсу, Сучок задал вопрос из тех, что чужим не задают:
А за что ты батьку Корнеева так?
Бурей вскинулся, сжал кулаки, глухо зарычал и начал привставать, но вдруг рухнул обратно на лавку. Несколько мгновений он сидел, почти уткнувшись головой в столешницу и свесив свои ручищи до пола, а потом принялся что-то неразборчиво бормотать себе под нос. Плотницкому старшине показалось, что в этом бормотании он разобрал слово «тятенька».
«Ох ты ёж твою! Что между ними такое было? Етит тебя долотом, Кондратдоведёт тебя язык когда-нибудь до могилы»
Серафим, ты чего? плотницкий старшина не на шутку встревожился. Обидел тебя чем? Или чего похуже? Ты не рассказывай, коли невмоготу!
Скажу! Обозный старшина поднял голову. Другого убил бы, а тебе скажу! Только выпьем давай сначала Саднит!
Давай, Сучок наполнил посудины.
Погляди на меня, Кондрат, нравлюсь? Бурей вытер рукавом усы и жестом остановил попытавшегося что-то сказать плотника. Совсем я мальцом был, от земли не видать Бабы-суки! Вон, говорят, тятенька твой А я и кинулся «Тятенька, тятенька!» А он сапожищем в морду Падла! Сотник АгейЛис Бешеный! А потом ещё и ещё Все рёбра переломал Батюшка мой с засапожником на него кинулсяон и его Насмерть А я его зубами Тут бы он меня и убил, да сын егоКорней, сотник нынешний, не далотнял.
Ох, ты ж мать твою скобелем! За что он тебя так? Дитё ж! Он что, совсем зверь-сыроядец был?
Не перебивай! Бурей отрицательно мотнул головой. Я ж тебе говорюбабы-суки! Какая-то б слух пустила, что матушка моя от Агея меня прижила Не дознался яда и сколь годов прошло, пока дознаваться начал А ведь я из сотничьего рода! Пращур мой первым сотником был! Только от всего рода я один и остался Женился два разане живут у меня дети! И жёны умирали вскорости
Эхе-хе Моя Софья вот тоже, Сучок подпёр щёку ладонью. Полгода вместе не прожили Лихоманка И её, и батюшку с матушкой. Вот и шатаюсь с тех пор промеж двор бобылем.
И я бобыль Бурей как будто в первый раз посмотрел на собеседника. Вот оно как, значит
Значит, так мастер согласно кивнул головой. А что дальше-то было? Ты, Серафим, не думай, я не для забавыты выговорись, коль начал, а то хуже будет
А дальше принёс меня Корней к лекарке, Бурей изобразил ухмылку, больше похожую на медвежий оскал. Он из-за того, что за меня вступился, крепко с батькой своим рассорился. Сказывают, Бешеный Лис его всю дорогу до лекаркиной избы дрыном охаживал, да, поди, врут
Это да, дрыном убил бы к хренам, кивнул Сучок.
Врутне врут, а со двора Агеева Корней в тот же день съехал, обозный старшина ухмыльнулся ещё раз.
А с тобой что?
А меня лекарка выходила, только горбатым остался, Бурей вцепился в край столешницы так, что толстенные доски захрустели. А горбатому только в обоз! Глядишь, и в обоз бы не взялия ж половину слов выговорить не мог!
Да ты что? А как же?
Матушка Настёна вылечила. На лице горбуна появилось совершенно для него невозможное выражение доброты, мелькнуло даже что-то похожее на улыбку.
Та лекарка?
Дочка еёлекарка нынешняя. Оттого и матушкой её зову, хоть и младше меня она
За то, что вылечила?
Дурень ты, Кондрат! Бурей от досады махнул своей лапищей. Вроде умён, а такую хреновину ляпнул! Матушку она мне замениласвоей-то я не видел, родами померла Упокой, Господи, её душу. И твоих давай помянем.
За помин души выпили, не чокаясь. Бурей захватил из миски горсть капусты и принялся с хрустом жевать.
«Это ж как его приложило! Тут любой озвереет Как живёт-то на свете? Не, мне поменьше досталось».
А с Агеем что? Расчёлся за обиду? Сучок всем своим видом продемонстрировал, что в новом знакомом не сомневается.
Дядьке моему это не по силам оказалоськвёлый он был, вот и забоялся против сотника идти, а я не успел, скрипнул зубами Бурей. Пошёл Агей лесовиков примучивать, те его опоили да под лёд спровадили. Даже могилки нет, чтоб помочиться! обозный в сердцах махнул рукой и снес со стола несколько мисок. Вот так, и кровью теперь не возьмешь: сын обидчика за меня же вступился! И кому мстить прикажешь? Тому, кто жизнь тебе спас? Или семени его? Да ещё напророчили мне, что ежели снова в Ратном Бешеный Лис родится, то не жить мнеприкончит
И что?
А то! Родился! ухмыльнулся Бурей. Внук КорнеевМинька. Сопляк борзый. После того, как ещё по снегу он с лесовиками схлестнулся, ратники его Бешеным Лисом звать стали. За делои впрямь в прадеда уродился! Ну, и как мне жить? И убить его нельзя, и не убить нельзя!
Серафим, да наплюй! Врут все пророки! Сучок сам не понял, почему ему вдруг до зуда в ладонях захотелось утешить и поддержать собеседника. Я по свету немало шатался, насмотрелся! Им бы только в калиту к тебе залезтьвот и плетут чего ни попадя, лишь бы позаковыристей! Давай выпьем лучше!
А и давай, Кондрат! Как ты там говорилспьяну дерьмо хуже видно? Подставляй ковш!
Они выпили ещё не один раз. Молча. Бурей вскидывал голову, опрокидывал в глотку содержимое кружки, скрипел зубами и снова свешивал голову до самой столешницы, а Сучок залпом высасывал ковш и тяжко вздыхал: то ли оттого, что вспоминал свою непутёвую и неустроенную жизнь, то ли хмель в пострадавшей башке шумел, как толпа подёнщиков на найме. Ни плотницкий, ни обозный старшина не закусывалив горло не лезло.
После такого и не полезет. Так уж устроен человек: надо ему хоть изредка поделиться с кем-то своей болью, выпустить её из себя. А она, зараза, любит напоследок от души полоснуть когтями по сердцу. Только нет у неё больше прежней властина смену ей поднимается из нутра не менее глубоко запрятанная часть сокровенногосветлая: мечты, надежды, потаённые радости
Вот тут пропадает и второй страх, а на смену ему приходят силы, убеждённость, готовность горы своротить ради воплощения своей мечты. И не страшно уже поведать об этомведь за столом в этот момент друг напротив друга две обнажённые души и видят друг в друге много чего, прежде всего, конечно, своё отражение. А если тела к тому времени уже языками плоховато ворочают, так это не бедавсё равно тут уже не языками разговор ведётся, и утаить ничего не получится.
Вот и Бурей после очередного возлияния поднял голову, обвёл мутными глазами горницу и вдруг хрипло прорычал:
Кондрат ты чего в жизни хочешь а?
Ну, ты ик спросил! язык уже плохо слушался Сучка. Хре-е-ен его знает Тут эта, в двух словах и не сказать!