На Плотницком, моя госпожа, важно уточнила портниха, неведомо по каким причинам всегда знавшая все городские сплетни. У Федота со Щитной усадьба от молоньи загорелася.
Пронеси, Господи, обернувшись, перекрестилась на иконы княгиня. Так потушили пожар-от?
Потушили, госпожа моя, потушили Правда, Федот, говорят, помер.
Как помер?
Зарезанным нашли.
Царствие ему небесное Тьфу ты! сжав губы, Елена пристукнула по столу ладонью. Опять теребень, шильники, безобразят, не всех еще татей выловили. Инда надо Микаилу, тысяцкому, указать и посадникамВасилию Есифовичу, Алексею Игнатьевичу, Ивану Богдановичувсем!
А
А буде будут волынку тянутьмы с ними сами разберемся И с шильниками, и с посадниками. Феофан! А ну, зайди-ко.
Скрипнув дверными петлями, стольник тут ж застыл на пороге в позе «чего, ненаглядная госпожа, изволите?». Изогнулся, словно уж, глаза прищурил сладенько.
Посадников завтра тоже пригласи, не забудь, приказала княгиня. И тысяцкого Микаила. Ну, что стоишь-то? Иди. Видишьмы делами тут заняты.
Вижу, государыня, токмо Феофан замялся, думаю: доложить или уж, на ночь глядя, не стоит?
Елена милостиво кивнула:
Ну уж говори, говори, коли начал. Пришел кто с делом каким?
Пришел, госпожа. Данила Божин, боярин, на шильников поганых с жалобой. С моста его нынче скинули, едва не убиливот и похощет к ответу обидчиков.
С моста, говоришь? Ай-ай-ай! Непорядок Постой! Что-то вспомнив, княгинюшка вдруг привстала, сверкнув глазищами синими. Это не тот ли боярин Божин, с Козьмодемьянской, что до сих пор на своей усадьбе выгребные ямы зловонные на трубы не заменил?
Да он вроде заменил, моя госпожа.
Ах, вроде? А ну, давай-ка его сюда. Посмотрим, повыспросим верно, Акулина?
Угу, угу, оторвалась от миланского каталога портниха.
Боярин Данила Божин, в красном, с желтыми витыми шнурами, узком ездовом кафтанечюгеи зеленых юфтевых сапогах, поклонился с порога низенько, едва в ноги не бросился, шапку соболью к груди приложив:
Спаси, княгинюшка-госпожа! На тебя одну и надеюсьсовсем обнаглели шильники, а вожак ихСтепанко, тот самый, что на вече похощет, шпынь! Ну, настали временапо городу ни пройти ни проехать. Жалобу в княжий суд я уже составил, вот
Ты погоди с жалобой, боярин. Елена нехорошо прищурилась. Скажи-ка лучше, ты канализацию на усадьбу свою провел?
Ка-на озадаченно заморгал визитер.
Княгинюшка ухмыльнулась:
Ой, только не говори, что ты латыни не ведаешь.
Да ведаю, высокородная госпожа
Так когда проведешь?
А скоро. Я уже и трубы закупил, хорошие трубы, ордынские
Ну ладно, ладно, не хвались, милостиво расхохоталась государыня. Я ж не корысти радивон у нас, в Новагороде, почти всю клоаку закончилиоттого и мор на убыль пошел! Почти не стало мора-то! А в московских да протчих землях не таквот там и мрут как мухи. От грязи, от непотребства все!
Так то, говорят, Божья кара вставила слово Акулина.
Княгиня скривила губы:
Может, и Божья. А может, и человеческих рук дело. Врагов у нас, что ли, мало, завистников? Вон, хоть Софью Витовтовну, змею подколодную, взять Сидит в монастыре, хоть и заточенная, инокиня, а козни строитмне ли не знать? Жаль, жаль, муж мой не дал мне с поганкой этой по-своему поступить Добрый князь Егор человек, добрый! Иногда даже слишком. Ладно, приедет вскоростиразбираться начнем. Ты что стоишь-то, Божин? Давай свою жалобу.
Боярин поклонился, протянул свиток:
Благодарю, что соблаговолила принять, княгиня великая!
Так что ж не принять? пожала плечами государыня. Тебя, я чаю, чуть живота не лишилиа то княжьего суда дело, наше, а не уличанское. Да не беспокойся, боярин, разберемся во всем, дьяки у меня добрые, а уж палачтак и вообще!
Говорят, он вирши красивые сочиняет? на всякий случай улыбнулся жалобщик.
Княгинюшка хохотнула:
Говорят нет, в самом делевирши хоть куда! Послушай-ка, Божин ты в карты играешь?
С некоторым, тут же отразившимся на лице, смущением боярин поскреб затылок:
В кости, грешен, играю. А в карты, увы
Ничего, мы тебя научим. Елена потерла руки. Просто совсем играть-то, увидишь. Мы с Акулиной в паре, а тебе Феофана кликну. Сыгранем!
Стало быть, сыгранем, великая госпожа!
Только мы, Божин, на самоцветы играем, тасуя колоду, честно предупредила княгинюшка. Ну, или на жемчуга. Есть у тебя жемчуга-то, боярин?
Визитер ухмыльнулся, осторожно потрогав подбитый шильниками глаз:
Да как, государыня, не быть-то! Чай, слава Богу, не нищенствую. Только это с собой-то нет, не таскаю.
Понимаю, что не таскаешь, раздавая карты, покивала государыня. У меня займи, я сегодня добраясупруг письмишко прислал. Скоро явится! Феофан! Эй, Феофане! Ты где там запропастился?
Тут я, матушка.
Опятьматушка? Да сколько ж можно уже говорить-то? Свечки с собой прихватитемнеет уже изрядно.
К себе на Козьмодемьянскую боярин Данила Божин вернулся только к утру, ободранный как липка, даже кафтан и тот проиграл и еще много чего. А все азарт, азарт проклятый! Что и говорить, сам кругом виноват, нечего было на Феофана рассчитывать, да и занимать бы не следовало.
Отворяй! Подъехав к усадьбе, Божин спешился и велел сопровождавшему его слуге что есть силы молотить кулаками в ворота. Отворяй, говорю! Да спите вы там, что ли, все?
Залаяли на подворье псы, загремели цепями; в расположенную невдалеке калиточку на ременных петлях выглянул заспанный привратник:
Кого еще там не Ой! Боярин-батюшко! Посейчас, посейчас, отворяю Может, кваску?
Неси! Да не в терем, в людскую. Боярыню будить не станупущай поспит еще.
Ярился боярин, волком вокруг посматривал, так ведь правда и естьчто за день такой выдался? То в реку с моста скинули, едва не утоп, то вот потомв карты проигрался Ох, княгиня змея не зря ее в Новгороде побаивались поболе князя.
Батюшко, тут с вечера немец мастеровой дожидаетсятрубы класть. Мы ему в гостевой постелили
Трубы? взглянув на слугу верного, Божин расхохотался. А не мои они теперь, трубы-то. Княгинюшке нашей я их проиграл. Ох-ох, грешен Да не так горько, что проиграл, пес-то с ними, так ведь теперя сызнова в Сарае заказывать, а то морока, время.
Слуга тряхнул бородой:
Так, может, и не заказывать, боярин-батюшко? Просто обратно их у княгинюшки нашей выкупить? На что они ей, трубы-то, да на Прусской они никому не нужны, так уж давно все проведено, сделано.
Выкупить, говоришь? Допив квас, боярин поставил кружку на стол и задумчиво посмотрел на слугу. И то делоденег, чай, хватит. А не хватит, так можно оброк повыше поднять В землицах моих в Шугозерье тьма кромешная, глушьчего смердов жалеть-то? Куда они оттуль денутся-то?
Верно, верно, господине. Слуга с готовностью затряс бородой. Оброка того и на трубы хватит да ишшо и останется!
Божин повеселел, велел принести еще квасу, да не простогохмельного, душу порадовать. Инда молодец, славно с оброком придумал, право дело, славно! Давно нужно было его поднять, оброк-то, и впрямьни половники-смерды, ни холопы, рядовичи, закупы никуда не сбегутнекуда! Лесища кругом, болотаодному-вдвоем не прожить, а на боярской дальней усадебке все ж и народ, и запасы на случай неурожая, и воиныкакая-никакая защита. Не-е, не сбегут не должны бы. И пущай оброк больше смолой платят, дегтемпродать мастеровым на конец Плотницкий всегда можно с прибытком изрядным. А на доходы дети подрастутв университет их отправить, в Прагу или Литву; пока еще в Новгороде-то свой откроют, хотя давненько уж строить начали, вот-вот и готов быда князь великий в землицу московскую с мором бороться отъехал, а княгинюшке, похоже, до университета и дела нет ну, по крайней мере, не так, как князю Егору.
Размечтался боярин, повеселел, тут и солнышко за забором блеснуло, поднялося, выкатилось над хоромами, осыпало златом сусальным кресты на маковках храмовменьшего, Святого Саввы, и большего, Козьмы и Демьяна. Ой, надо бы зайтипомолитися всем семейством. И в карты больше в княгинюшкой не игратиушлая больно! Ишь ты, удумалаСтепанку, гада, судить! Да не судить таких татей надобно, а в Волхове топить без всякого суда и следствия! Мххх ну, сволочуга гнусная ничо, еще посчитаемся! Нет, ну надо же так угодить: вместо дебатовв реку! Хорошо, не утоп, помог парень-рыбник, что в лодке Господи! Авраамке спасибо сказатьон же с лодкой распорядился или не говорить? Для простого слуги, челядина, в боярской благодарности не много ли чести будет? С другой стороны, мало их осталось, челядинов, как и холопов. Указом княжеским всех рабов велено постепенно на ряддоговорперевести да платить исправно хорошо, хоть не монетою звонкой, не златом-серебромхлебом-яствами-едою можно.
Подумав, Божин все же собрался было подозвать управителя-тиуна, чтоб тот Авраамку кликнул, да не успелюный слуга уже сам собою на пороге нарисовался, возник дрожащей невесомой фигуроюбоярин аж вздрогнул:
Ты, Авраамка, словно тень ходишь. Я что, тебя позвал уже?
Не, боярин-батюшко Данила Петрович, не звал. Сам я.
Сам?! Боярин гневно вскинул бровине хватало еще, чтоб челядь сама, без зова, являлась!
Как посмел? Совсем страх потерял, пес?! Ужо, посейчас велю плетей
Не надо плетей, боярин-батюшко! в страхе бухнулся на колени слуга. Не вели бити, вели слово молвити!
Красиво говоришь! непритворно восхитился Божин. На Торгу нахватался, поди?
Тамо
В серых глазах коленопреклоненного отрока сияли такое неподдельное обожание и преданность, что не у каждой собаки увидишь! Данила Петрович аж умилился, махнул милостиво рукою:
Инда продолжайчего хотел-то?
Тут человечек один приходил вчерась, сразу после вечерни. Ондреем зовут, говорит, Ивановского-ста гостя приказчик.
И что хотел? Продать чего, аль купить, аль серебришка заняти? Да не валяйся ты на коленях, аки червь, встань!
Он про Степанку говорил, господине, поднявшись на ноги, поклонился слуга.
Про какого Степанку? Божин поначалу не поверил, переспрсил.
Про того самого, уверенно пояснил Авраам. Грит, Степанко тот завтра сегодня уже, после обедни сразу в корчме Одноглазого Карпа, что на Витковом переулке, будет. Чернь словесами прельщать!
Так-так Боярин задумчиво скривился. Прельщать, говоришь? Витков переулок, это на Славенском
На Славенском, господине. Меж Ильиной и Нутной. От Торговой площади недалече.
Да знаю я Вот что, Авраам. А ну-ка, покличь мне сюда парней. Поздоровей которыхФедьку Косого, Игната ну, сам ведаешь, кого.
Степанку приволокли к вечеру. У корчмы Одноглазого Карпа и взяли, как доброхот Ондрей присоветовал. Пока хватали да волоклинос расквасили, да никто за бедолагу и не вступился, правда, и кричать ему особо не далибоярина Божина стражи людишки опытные, знали накрепко: ежели уж кого имать-хватать, так зачем же ему кричати? Не дали, рот иматому заткнули накрепко да, притащив, перед боярином отчитались:
Как ты велел, господине, в амбар того шильника Степанку кинули! Велишь пытать?
Велю! Да что тамвелю? Самолично пытать буду! Ну, гадина ядовитейшая, попался ты наконец!
Смачно сплюнув, боярин потер руки и с ухмылкою спустился с крыльца, направляясь через весь умощенный дубовыми плашками двор к дальнему, в стороне от других, амбарупытошной.
На Виткове переулке, в вытянутой, словно рыбный пирог, корчме Одноглазого Карпа так же вот, к вечеру, собрался народ. Все свои пришлистригольники, верой старою да мздоимством церковным недовольные. Собралися, пива-медку испили да взялись за своеклир церковный ругати.
Пастырей по мзде поставляют, вскочив на лавку, грозил, неведомо кому, кулачищем дюжий мужик в распахнутом на груди добротном кафтане и с пегой всклокоченной бородой. Все звали его Никита Злослов и слушали с явной охоткою.
Рази то истинные пастыри наши, по мзде-то поставленные, к богачеству земному алчные? сверкая темными очами, грозно вопрошал Злослов. Таких и у папистов полно былотак в многих немецких да чешских землях их коленом под зад. Свою церкву устроилисправедливую, честную, сам профессор Ян Гус народ свой в том накрепко поддержал! Тако и нам надобно сделати.
Верно, верно говоришь, Никита! выступил вперед дотоле незаметно стоявший у стеночки сутулый мужик с белым прыщеватым лицом и смурным взоромдавешний убивец несчастного Федота со Щитной.
А-а, обернулся к нему Злослов. Ондрей! Давненько тебя не видали. Чтопослушать зашел?
Не токмо. Убивец покривил тонкие губы. Весть дурную принес вам, братие. Боярин Данилко Божин человека достойного, Степана нашего, имал! Пытать похощет да смертию казнить лютою.
Это как этопытать? возмутился Никита. Без суда? Без следствия? Вот так запросто взяли схватил?!
Так у Данилки-то брате родныйобители Хутынской игумен! Тоже, грят, по мзде, не по правде, поставленный, подбоченясь, пояснил Ондрей. Вот и разошелся Данилочто хочет, то и творит, поддержку, гад, чует.
Да все они заодно! сказал Одноглазый Карпмужик вертлявый, с лицом продолговатым, желтым да с выбитым в давней кабацкой драке правым глазом. Сегодня Степанку, а завтра и любого схватят, пытать удумают!
Вот-вот! заскрипел зубами убивец. Будем ли терпеть тако, братцы? А то сил у нас нету, что ли? Доброго человека из беды выручить, от смертушки страшной спасти! Боярин Божин на Козьмодемьянской живет, там у него хоромины, кровью да потом чужим нажитые. Думает Данилкоспрячется за забором своим, усидит Ан нет, шалишь, брат, шалишь!
Идем, идем, братцы! Корчмарь с готовностью махнул рукой. Забор Данилкин порушим, ослобоним безвинного, а боярампустим красного петуха, за все, за все рассчитаемся!
Верно говоришь, Карп!
Так как, идем, Никита?
Идти-тоидем пригладив бороду, Злослов обвел соратников долгим задумчивым взглядом.
Потом, почему-то усмехнувшись, покосился на Карпа:
Я чай, человеце, у тя и оружье какой-никакое есть? Нам хучь бы вилы, да сгодились бы и мечи.
Мечей нет, есть копья, рогатины, тут же закивал корчмарь. А буде понадобитсятак и пороховое зелье сыщу!
Вот так Карп! восхищенно воскликнули в углу. Вот так Одноглазый!
Давай, давай, Карпуша, свои рогатины. И зелье пороховое давай!
Ужо покажем Божину, како людей хватати!
На Торгу, на паперти у церкви Бориса и Глеба, неведомые людишки тоже подзуживали народ, противу бояр подбивали; да не надо было и подбивать особо, боярские-то неправды всем давно надоели хуже горькой редьки.
Хоромины себе строят, скоты, а нам и жить негде!
С оброчными людьми, с половниками, всякие неправды творят!
А на усадьбах их дальних что деется? В Обонежской пятине да в Деревской один законсила боярская.
Да чернецы Святой Софии тако же лютуют! А еще Божьими людьми зовутися!
Боярину нынче любой другойтьфу! Обнаглели, поросячье семя!
А детищи, детищи их сопленосые, стаями, аки псы, сбиваются, у Козьмодемьянской уж ни конному, ни пешему не пройти! Девок житьих хватают, портят, глумы да толоки устраивают!
Ужо мы им покажем глумы!
На Козьмодемьянскую, братие! За вольности новгородские постоим!
Чуть поодаль, у Ивановской церкви, другие речи величтоб купцам, торговому люду, по нраву.
Забижают бояре торговлишку, все в свои руки жадные прибрать норовят!
Третьего дня на Московской дороге торговых гостей ограбили боярские люди!
Да что тамтретьего дня?
Волки они дикие, а не бояре! Ни креста на них нет, ни закона!
А князь, князь-то куда смотрит? Неужель не ведает?
Да князю до наших дел К тому ж он в московитские земли подался. А княгинюшка та еще змея, то всем ведомо!
На Козьмодемьянскую, братцы! Покажем, кто во граде хозяин!
Да что на Козьмодемьянскую? На Прусскую надо идтитамо, тамо самый рассадник!
Как-то само собой вроде бы возбужденная прелестниками толпа вдруг разбилась на отрядыпоявились и рогатины, и арбалеты, мечи, а в небо взвилось вдруг шелковое синее знамя с вышитым серебристыми нитками образом Святой Софии. Зачинался мятеж. Едва вооруженные люди показались на мосту у Детинца, в крепости тут же затворили ворота, а чуть погодя ахнули пушки. Ахнули запоздалобольшая часть мятежников уже успела пройти на Софийскую и теперь растекалась вокруг неприступного кремля, подобно талой воде теплой весною.
Штурмовать крепость охотников что-то не находилось, иное делопограбить боярские усадьбы на Неревском да Людином концах, на той же Козьмодемьянской, на Прусской, на Чудинцевой
Усадьбу боярина Божина разграбили вразосвободили несчастного Степанку; впрочем, очень быстро никому до освобожденного и дела не стало, да и боярина никто особенно не искалк чему? Когда тут белотелые сенные девки одна другой краше, когда богатстване счесть Кто-то в хоромы полез, кто-то похватал девок, некоторые уже тащили мешками боярское серебро, возами вывозили сундуки да шубы.