Фотографию скинули со стола после того, как выросла трава!
Явно не вчера: сверху и по краям рамки было предостаточно грязиона пролежала так несколько лет. Но не все одиннадцать. Эпидемия началась и закончилась, здание обезлюдело, покрылось грязью и сорняками, и тогда кто-то вынес из офиса компьютеры. Кто: люди, партиалы? Кира поискала под столом, найдя пучок проводов, но никаких следов того, кто унес системный блок, с которым они соединялись. Переползла к следующему разграбленному отсеку и нашла примерно то же самое. Не поленился же кто-то подняться на двадцать второй этаж ради того, чтобы стянуть два «компа»!
Зачем? Кира села и стала рассуждать. Если кому-то была нужна информация, пожалуй, легче спустить компьютер по ступенькам, чем затаскивать генератор на такую верхотуру. Но почему именно эти два? Чем уж они так выделялись? Оглядевшись, она поняла, что эти два стола были ближайшими к лифту. Но тогда все еще бессмысленнее: после Эпидемии лифты не работали, это не объяснение. При столах не было табличек с именамиесли кто-то нацелился именно на эти две машины, он должен был знать, что в них.
Кира встала и медленно прошла по всему этажу, ища что-нибудь еще, что лежало не на месте или отсутствовало. Не хватало принтера, но она не могла сказать, исчез ли он до или после Эпидемии. Покончив с центральным залом, она решила пройтись по отдельным кабинетам вдоль задней стены и ахнула от удивления, обнаружив, что один из них был полностью выпотрошен: вынесли компьютер, обчистили полкивсе. При этом в нем было полно офисного хлама, который говорил, что когда-то этот кабинет функционировал: телефон и корзина для мусора, многочисленные стопки бумаг и так далее, но ничего больше. Полок в комнате тоже было больше, чем в других, но все пустые. Интересно, сколько же всего отсюда утащили?
Она замерла, рассматривая пустой стол. Что-то еще отличало его от остальных, что-то неуловимое, ускользавшее от понимания. Маленький органайзер так же валялся на полу, как и около других столов, что предполагало ту же отчаянную спешку. Кто бы ни выносил из кабинета все содержимое, его явно чудовищно поджимало время. Провода, которых здесь было гораздо больше, чем около столов в «улье», свисали так же бессильно. Кира всю голову сломала, пытаясь понять, что же ее здесь цепляло, пока, наконец, сообразила: нет фотографий! Большую часть столов, осмотренных ею за последние два дня, украшал по меньшей мере один семейный снимок, а на многих и не один: улыбающиеся пары, группы наряженных детейископаемые остатки давно вымерших семей. Но в этой комнате фотографий не было вообще. Одно из двух: либо человек, работавший здесь, не имел семьи или был не настолько к ней привязан, чтобы ставить на столе фото, либочто интереснее и мучительнее, тот, кто вынес оборудование, забрал с собой и фотографии. И скорее всего, потому что когда-то сам же в этой комнате и работал.
Кира посмотрела на дверь, где было написано «АФА ДЕМУ», и ниже толстыми прописными буквами: «ГГ». Что еще за ГГ? Это прозвище такое? Не очень-то дружеское, но, впрочем, она плохо понимала нравы старого мира. Девушка проверила другие двери и обнаружила, что все таблички строились по единой схеме: имя, фамилия и какое-то слово, хотя обычно слова были понятными: Договоры, Продажи, Маркетинг. Так это должности? Отделы? «ГГ» было единственным словом, написанным заглавными буквами, так что, наверное, это какая-то аббревиатура, но что она обозначала? Изобретения тестирование? Она мотнула головой. Это не лабораторияАфа Дему не был ученым. Чем он тут занимался? Зашел за своими вещами? Или его работа была так важна либо так опасна, что кто-то другой приходил забрать ее? Это не случайное мародерствоникто не стал бы тащиться на двадцать второй этаж ради пары компьютеров, от которых внизу проходу не было. Тот, кто их взял, знал, что делает, в них содержалось что-то невероятно важное. Но кто здесь побывал? Афа Дему? Кто-то из Ист-Мидоу? Один из партиалов?
Кто еще был здесь до нее?
Глава третья
Заседание объявляется открытым.
Маркус стоял у дальней стены зала, вытягивая шею над заполнившей его толпой. Ему было хорошо видно сенаторов: Хобба, Кесслер и Товара, и еще нового, которого он не знал, сидевших в президиуме за длинным столом, но двое обвиняемых оказывались вне поля зрения. Мэрия, где раньше проводились подобные заседания, была разрушена при нападении Голоса два месяца назад, до того, как Кира нашла лекарство от РМ и Голос воссоединился с остальным обществом. Теперь заседания суда проводились в аудитории бывшей школы, закрытой несколько месяцев назад. «М-да, подумал Маркус, перенос места заседаний, пожалуй, наименьшее изменение с тех пор». Прежний лидер Голоса теперь был членом Сената, а два бывших сенатора предстали перед судом. Маркус встал на цыпочки, но зал переполнялся стоящими зрителямиказалось, весь Ист-Мидоу пришел посмотреть, как приговорят Уэйста и Деларозу.
Меня тошнит, пожаловалась Изольда, сжимая локоть Маркуса. Он опустился на пятки, понимающе ухмыльнувшись над утренней тошнотой Изольды, но затем скривился от боли, когда она сильнее сжала руку, впиваясь в него ногтями. Перестань смеяться надо мной, прорычала она.
Я не смеялся вслух.
Я беременна, парировала Изольда, у меня обострились все чувства. Я чувствую запах твоих мыслей.
Запах?
В определенных пределах. Слушай, я серьезно: дай мне свежего воздуха, или я сделаю этот зал еще менее аппетитным, чем он есть.
Ты хочешь уйти?
Изольда покачала головой, закрыв глаза и делая медленные вдохи и выдохи. Утренняя тошнота была чудовищнойона даже похудела вместо того, чтобы набирать вес, потому что не могла удержать в желудке ни кусочка пищи, и сестра Харди грозилась положить ее в больницу, если в ближайшее время не наступит улучшение. Изольда взяла недельный отпуск на работе, и отдых отчасти помог ей, но она слишком пристрастилась к политике, чтобы пропустить такое слушание. Маркус огляделся, увидел стул рядом с распахнутой дверью и потянул девушку к нему.
Извините, сэр, негромко спросил он, вы не позволите моей подруге присесть?
Мужчина даже не сидел на стуле, только стоял рядом, но с раздражением посмотрел на Маркуса и возмущенно прошипел:
Я первым пришел и занял место. А теперь помолчите, я хочу послушать.
Она беременна, произнес Маркус, удовлетворенно кивнув, глядя, как выражение лица грубияна мгновенно изменилось.
Да что ж вы сразу не сказали? он немедленно отступил, приглашая Изольду сесть, и отошел, ища себе новое место.
«Сработало, как всегда», подумал Маркус. Даже после отмены Закона Надежды, сделавшей беременность добровольной, женщины в положении все равно считались священными. Теперь, когда Кира нашла лекарство от РМ и можно было рассчитывать, что младенцы проживут дольше, чем несколько дней, такое отношение к женщине только усилилось. Изольда села, обмахиваясь, а Маркус встал сзади, чтобы не дать столпившимся людям перегородить ей приток воздуха, и снова бросил взгляд на президиум.
это именно то, что мы пытаемся прекратить в первую очередь, говорил сенатор Товар.
Вы что, смеетесь, что ли? возразил новый сенатор; Маркус напряг слух, чтобы не пропустить ни слова. Выбывший главарь Голоса, угрожавший развязать и в каком-то смысле развязавший гражданскую войну.
То, что порой приходится прибегать к насилию, не означает, что насилиеэто хорошо, спорил Товар. Мы сражались, чтобы предотвратить жестокость, а не наказывать ее, после того, как
Высшая мера наказания по сути своей и направлена на предотвращение преступлений, напирал сенатор. Маркус вздрогнулон и думать не думал, что Уэйста и Деларозу собираются казнить. Когда людей осталось всего тридцать пять тысяч, как-то не хочется спешить с казнью, будь они хоть трижды преступники. Новый сенатор махнул рукой в сторону обвиняемых:
Когда эти двое понесут заслуженное наказание за свои преступления, в таком маленьком обществе, как наше, об этом узнает каждый и навряд ли осмелится повторить эти преступления.
Эти преступления совершались по прямому требованию Сената, заметил Товар. Кому именно вы направляете свое послание?
Всем, кто считает человеческую жизнь лишь фишкой в большой игре, ответил его оппонент, и Маркус почувствовал, как по залу распространяется напряжение. Новый сенатор холодно глядел на Товара, и даже в задних рядах Маркусу был ясен угрожающий подтекст: если бы мог, он бы приговорил Товара вместе с Деларозой и Уэйстом.
Они делали то, что считали наилучшим, вступила Кесслер, одна из бывших сенаторов, которой удалось выйти сухой из воды и сохранить место в Сенате. Все, что Маркус видел лично, и все неизвестные посторонним подробности, рассказанные ему Кирой, свидетельствовали, что Кесслер и другие были не менее виновны в захвате власти, объявлении военного положения и превращении крошечной демократии Лонг-Айленда в тоталитарное государство, чем Делароза и Уэйст. Они сделали это для защиты людей, так они говорили, и поначалу Маркус соглашался с ними: в конце концов, человечеству угрожало вымирание, и в таких условиях трудно отстаивать утверждение, что свобода дороже жизни. Но Товар и другие члены Голоса подняли мятеж, Сенат ответил, Голос ответил на этот ответ, и так далее и так далее, пока в один прекрасный день они не начали лгать собственному народу, взрывать свою же больницу и втайне убивать своего солдатавсе ради того, чтобы разжечь страх перед мифическим вторжением партиалов и таким образом вновь объединить остров. Официально заявлялось, что Делароза и Уэйст были серыми кардиналами, а остальные лишь выполняли их приказыдескать, нельзя наказывать Кесслер за то, что она подчинялась своему начальству, как нельзя наказывать солдат Сети за то, что они подчинялись Кесслер. Маркус все еще не определился со своим отношением к официальному заявлению, но было более чем очевидно, что этот новый парень его категорически не одобрял.
Маркус наклонился к Изольде и легко коснулся ее плеча:
Напомни мне, кто этот новенький?
Эшер Вульф, прошептала Изольда. Заменил Уэйста в качестве представителя Сети безопасности.
Понятно, протянул Маркус, вставая. «Нельзя убить одного солдата, не сделав всю армию своим врагом».
Что считали наилучшим, повторил Вульф. Он окинул взглядом толпу, потом снова посмотрел на Кесслер. Наилучшим в данном случае они посчитали убийство воина, отдавшего свои здоровье и безопасность ради защиты их секретов. Если мы заставим их заплатить ту же цену, что заплатил тот парень, возможно, новый состав Сената избавится от привычки считать такие решения «наилучшими».
Маркус взглянул на сенатора Хобба, недоумевая, почему тот молчит. Он считался лучшим полемистом Сената, но Маркус давно привык думать о нем как о человеке мелком, склонном к манипуляциям и оппортунизму. Он также был отцом малыша Изольды, и Маркус сомневался, что сможет когда-нибудь вновь начать уважать человека, не проявлявшего ни малейшего интереса к своему нерожденному ребенку. Сейчас он демонстрировал такое же равнодушие к судебному процессу. Почему он не принимает ничью сторону?
Я полагала вопрос решенным, не сдавалась Кесслер. Уэйст и Делароза предстали перед судом и приговорены, они скованы наручниками и находятся на пусти к лагерю, где заплатят за
Они находятся на пути к идиллическому загородному поместью, где будут вкушать стейки и ухлестывать за толпами румяных одиноких фермерш, съязвил Вульф.
Выбирайте выражения! взвилась Кесслер, заставив Маркуса вздрогнуть. Дружа с приемной дочерью Кесслер, Зочи, он наблюдал подобные приступы ярости столько раз, что не в силах был сосчитать, и теперь не завидовал Вульфу. Вопреки вашим женоненавистническим поклепам на наши сельские общины, продолжала Кесслер, чуть успокоившись, обвиняемые отправляются не на курорт, а в исправительный лагерь, где их ждет тяжелый трудтяжелее, чем любая работа, которую вы когда-либо в своей жизни выполняли.
И вы не собираетесь кормить их? «невинно» поинтересовался Вульф.
Кесслер закипела:
Разумеется, их будут кормить.
Вульф выгнул брови в насмешливом удивлении:
Тогда, может быть, вы лишите их свежего воздуха или солнца?
Где же еще им предстоит работать на тюремной ферме, если не в поле?
Тогда я не понимаю, усмехаясь, продолжал Вульф. На мой вкус, все это не выглядит каким-то страшным наказанием. Сенатор Уэйст, не дрогнув, отдал приказ убить одного из своих собственных солдат, юношу, находившегося под его командованием, и за это приговорен к мягкой постели, трехразовому питанию, свежей пище, недоступной нам здесь, в Ист-Мидоу, и куче девиц, о которых только мог мечтать
Вы все говорите о девицах, прервал его Товар, что именно вы себе воображаете?
Вульф помолчал, изучающе глядя на Товара, потом подхватил листок бумаги и, пробегая его глазами, заговорил:
Возможно, я не совсем правильно понял суть запрета на смертную казнь. Мы не вправе никого убивать, поскольку, как вы говорите, «на планете всего тридцать пять тысяч человек, и мы не можем позволить себе потерять еще двоих», он поднял глаза. Так?
Теперь у нас есть лекарство от РМ, сказала Кесслер. Значит, есть и будущее. Мы не можем позволить себе потерять ни одного человека.
Поскольку должны обеспечить выживание нашего вида, кивнул Вульф. Плодиться и размножаться. Конечно. Мне рассказать вам, откуда берутся дети, или попросить принести доску и мел и нарисовать?
Речь не о сексе, сказал Товар.
Вы правы, черт возьми!
Кесслер воздела руки к небу:
А если мы не позволим им производить потомство? спросила она. Вы останетесь довольны?
Если они не смогут производить потомство, нет никаких резонов сохранять им жизнь, не унимался Вульф. По вашей же собственной логике.
Они смогут работать, возражала Кесслер, пахать поля, молоть пшеницу для всего острова, выра
Мы сохраняем им жизнь не для производства потомства, тихо произнес Товар, и не для того, чтобы использовать как рабов. Мы сохраняем им жизнь, потому что убить их было бы неправильно.
Вульф покачал головой:
Наказание преступникамэто
Сенатор Товар прав, наконец заговорил Хобб, вставая. Речь не о сексе или потомстве, или физическом труде, и не обо всей той ерунде, которую мы тут наговорили. И даже не о выживании. У человечества есть будущее, как мы сказали; пища, дети и прочее нужны для этого будущего, но они не самое главное. Это средства нашего существования, но не цель и не смысл его. Мы не можем быть сведеныи не должны сами сводить себяна уровень чисто физического существования. Он подошел к сенатору Вульфу. Наши дети унаследуют не только наши гены, не только города и фермы. Они унаследуют нашу мораль. Будущее, обретенное нами с открытием лекарства, это драгоценный дар, который мы должны заслужить, день за днем и час за часом, будучи людьми, достойными будущего. Хотим ли мы, чтобы наши дети убивали друг друга? Конечно, нет. Значит, мы станем учить их собственным примером, что каждая жизнь бесценна. Убийство убийцплохой пример нашим ученикам.
Забота об убийцахтоже, возразил Вульф.
Мы заботимся не об убийцах, вдохновенно отвечал Хобб, мы заботимся обо всех: старых и молодых, свободных и осужденных, мужчинах и женщинах. И если один из них окажется убийцейили два, или три, или сотня окажутся убийцами, мы все равно будет заботиться о них. Он невесело улыбнулся, Мы не позволим им убить кого-то еще, очевидно, мы не глупцы. Но мы не убьем и их, потому что хотим быть лучше. Хотим найти высшее оправдание нашему бытию. Теперь у нас есть будущее, так не станем же начинать его с убийства!
Зал огласили жидкие аплодисменты, на взгляд Маркуса, некоторые звучали явно вынужденно. Часть людей выкрикивала возражения, но атмосфера в зале изменилась, и было ясно, что спор окончен. Вульф не выглядел довольным, но после прочувствованной речи Хобба явно не рвался настаивать на смертной казни. Маркус хотел посмотреть на реакцию заключенных, но никак не мог их увидеть. Изольда пробормотала что-то себе под нос, и он пригнулся, чтобы расслышать ее.
Что ты сказала?
Сказала, что он глупый актерствующий ублюдок, раздраженно бросила Изольда, заставив Маркуса, поморщившись, отступить. Ему не хотелось в это вникать. Девушка настаивала, что ее связь с Хоббом была добровольной: она многие месяцы была его помощницей, а он красив и очарователен, но в последнее время ее отношение к нему явно изменилось в худшую сторону.