Товарищ подполковник! Может это наши отрабатывают маневр, а мы ищем кота в мешке. Бойцы устали.
Никаких привалов капитан. Только искать!
Есть искать, вяло ответил офицер и передал трубку радисту. Что стоите соколики. К машине и вперед. Заводи Сергеич свою полуторку.
К машине! Звонким с надломом голосом повторил команду командир взвода и строго посмотрел на куривших солдат. Те с ропотом, сделав по последней затяжке 'махры', быстро забрались в кузов. Можно ехать! сделал отмашку лейтенант.
Смотреть всем в оба! стоя на подножке, крикнул бойцам Селезнев. Если что заметите, стучите. Все Сергеевич, поехали.
Капитан захлопнул дверь и, две полуторки, натружено взяв старт, раскачиваясь, покатили на юго-восток. Однако ехать, долго не пришлось. Не дойдя несколько километров до Белицка, солдаты застучали по крыше кабины, да и водитель первой машины уже сам затормозил, заметив впереди развороченный кювет дороги и следы недавнего боя.
Всем оставаться на месте! взволновано приказал капитан, выйдя из кабины и, осторожно прошелся вперед.
То, что здесь был бой, Селезнев убедился сразу. Свежие бурые пятна, запекшейся крови на камнях 'гравейки', валявшиеся недалеко пустые автоматные гильзы, многочисленные, беспорядочные опечатки сапог, явственно говорили о недавней разыгравшейся трагедии. Да и сам воздух, показался капитану прогорклым и тяжелым, который всегда стоит некоторое время на месте боя. Он медленно обошел воронку, отметив про себя калибр фугаса Т-34, и случайно ковырнул сапогом ее край и ахнул от неожиданности. Изземли торчала чья-то оторванная рука и обгоревший кусок солдатской гимнастерки. Капитан дернулся, словно был поражен электрическим током и отвернулся от ужасной находки. Сдерживая в себе тошнотворный комок, он выругался и, приподняв голову, посмотрел в сторону леса, куда шла протоптанная сапогами свежая тропинка. По ней явно что-то волокли. И в этот момент до его сознания дошла картина скоротечного, безжалостного боя. Он понял, как все произошло. Но он не хотел верить и отгонял саму мысль, что этот бой, как-то связан с комиссией из политотдела армии. Тем не менее, с его лица не сошел испуг, когда он прибежал к машине и отдал команду на прочесывание леса.
Что-то случилось, товарищ капитан? на него были устремлены глаза молодого строгого офицера.
Не знаю Никитин, ответил тот и растеряно посмотрел на командира взвода. Видно, случилось. Притом Не поправимое
Через полтора часа найденные в лесу тела офицеров и солдат штаба армии были доставлены капитаном Селезневым в полк.
Командир полка побледнел, услышав доклад о происшествии и еще не веря словам, произнесенным помначштаба, бросил тому в лицо:Не может этого быть капитан! Ты представляешь, что ты говоришь? Как я буду докладывать такие сведения наверх? Может они не из армии?
Капитан молчал, опустив голову.
Может ты ошибся Селезнев?
Нет, товарищ подполковник, тихо и растерянно, осознавая частично и свою вину в происшествии, проговорил капитан. Ошибки не может быть. Бойцы узнали комсорга армии.
Пойдем. Я должен убедиться в этом сам и воочию.
Кузнецов нервно и быстро вышел за Селезневым и направился к медсанбату, куда были доставлены тела погибших боевых товарищей
Сильное внутреннее волнение мешало сосредоточиться командиру полка и доложить начальнику политотдела 29 стрелкового корпуса, а за тем в дивизию о происшествии. Шутка ли сказать, его полком пропущены диверсанты, следы которых он потерял и, которые уже успели расстрелять комиссию политотдела армии, направлявшуюся к нему.
Водки налей! Помянем! кивнул головой Кузнецов ординарцу и поставил на стол два граненых стакана, вернувшись из медсанбата. Бери начштаба, для храбрости, и немного дрожащей рукой взял стакан, наполовину заполненной прозрачной жидкостью. Пусть земля им будет пухом
А этих гадов! Если не мы, так другие достанут. Скоро под их ногами земля будет гореть от нашей мести.
Командир зло посмотрел в сторону передовой. Его зрачки расширились. За каждого убитого бойца пять фрицев останется лежать на этой белорусской земле. Мы еще покажем, как умеют русские воевать После чего, он сделал короткий выдох и выпил залпом содержимое стакана.
Горстью захватил квашеной капусты из глиняной посуды и, закусывая ею, подошел к телефонисту. Вызывай второго
Преследование немецкого танкового взвода было прекращено. Тот обошел стороной Белицк и по бездорожью устремился на юг. Следы его были утеряны. Нужна была незамедлительна помощь авиации или танковых частей. 413 стрелковый полк не располагал ни тем и не другим.
Подполковник Кузнецов доложил по команде о трагедии и о принятых мерах поиска немецких разведчиков и ждал решения своей участи. Но о нем временно забыли. Переданные им сведения о диверсантах, были настолько серьезны и неожиданны для вышестоящего командования в период подготовки к операции 'Багратион', что потребовали их личного, решительного вмешательства, подключая в дело, поиска и ликвидации врага бронетанковые подразделения, авиацию, а также подвижные группы армейской и, даже фронтовой разведки и были взяты на контроль в штабе маршала Рокоссовского.
Глава 15
Май 1944 года. В расположении 9 армии Вермахта под Бобруйском. Группа Армий Центр. Восточный фронт.
Представительский 'Хорьх-930V' с 90-сильным мотором, не спеша доставлял генералитет 9 армии Вермахта к военному аэродрому. Яркое полуденное солнце, отражаясь от полированных до блеска бамперов легковой машины, веселыми зайчиками прыгало по неровной прифронтовой дороге, ослепляя дежурные посты и патрульный транспорт. Встречная военная техника, подразделения гренадеров, издали завидев важный эскорт, прижимались к бровке дороги и при его подъезде с должным подобострастием отдавали честь. Многие знали, что это машина командующего армией.
В это время, генерал-полковник Харпе, вальяжно восседал на кожаном диване лимузина и с любопытством рассматривал дорогу и своих солдат и мысленно прощался с 9 армией. На его холеном, раскрасневшемся, от позднего сытного обеда лице, обласканном майским солнцем, не было печали. Наоборот, на нем изредка появлялась потаенная улыбка.
Генерал щурился, отворачивался от солнца, но оно вновь догоняло его. Дорога петляя, от Бобруйска, вела на юго-запад. Вскоре мелькающие серые однообразные картины прифронтовой жизни ему надоели. Харпе еще раз улыбнулся про себя и затянул шторку бокового стекла.
Дождливая, холодная погода, принесшаяся северным циклоном, и стоявшая несколько дней, изменилась. Май начал показывать себя с лучшей стороны. Это в душе радовало Харпе. Природное потепление навевало у него положительные служебные параллели. Он получил третью четырехлучевую золотистую звездочку на генеральские погоны. Он отбывал в Северную Украину принимать 4-ую танковую армию. Это не в штаб ОКВ как он предполагал, но все, же повышение. Он уходил от назревавших и до боли кричащих проблем, связанных со скорым наступлением русских. То, что наступление будет, он уже не сомневался. Полученные шифровки от 'Арийца' настоятельно требовали переосмыслить видение направления главного удара русских. Сведения доказывали, что русские скрытно в ночное время перебрасывают новые стрелковые дивизии и дальнобойную артиллерию, а также большое количество боеприпасов к линии фронта. Концентрация сил проходит при тщательной маскировке, наведении ложных переправ и установок ложных батарей.
Все эти разведданные противоречили официальной доктрине ОКВ на летнее наступление русских. Несмотря на это, он незамедлительно доложил о полученной информации командующему группы армий 'Центр' фельдмаршалу Бушу, прощаясь с ним в Минске. Однако тот отнесся скептически к его докладу и подверг его остракизму. Недавние аэрофотосъемки, донесения с других участков фронта не подтверждали подготовку русских к глубокому стратегическому наступлению. Тем не менее, фельдмаршал позвонил в Ставку фюрера. Но результат, как Буш и предполагал, был отрицательный. Фюрер подсев на ошибочный прогноз, поданный его любимцем 'пожарником' генералфельдмаршалом Моделем о подготовке русских ударить им в 'подбрюшье' со стороны Северной Украины, даже слушать не захотел об изменении стратегических взглядов на лето 1944 года.
'.Что будет с группой армий Центр? Неужели ее гибель фатальна? генерал Харпе прикрыл глаза и задумался. Глубокая поперечная морщина, словно ледокол разрубила надвое его покатый с пролысинами лоб. Но вскоре она исчезла. Харпе вновь улыбнулся. 'Это уже не его дело. Он сделал и так больше, чем обязывает его должность. Он умывает руки'.
Что вы все улыбаетесь Йозеф? прервал мысли Харпе генерал Вейдлинг, который сидел с ним рядом и раздраженно поглядывал на бывшего командующего армией. Как будто это мы готовимся к большому наступлению, а не русские к своему реваншу за 41 год.
Гельмут, Харпе открыл глаза и без обиды, что его прервали от размышлений, спокойно повернулся к некогда другу по кадетскому училищу. Мне кажется, у вас в запасе всегда имеется с собой превосходный французский коньяк. Не откажите себе в удовольствии и как это говорят русские 'промочите горло', подымите себе тонус. Я для этой цели могу дать команду и сделать остановку. Разомнитесь. До моего вылета еще тридцать минут, а мы уже почти приехали.
Я спрашиваю вас серьезно Йозеф.
Ах, серьезно! Вы хотите услышать от меня серьезный ответ? Так его не будет Гельмут. Все в руках Господа. Как Господь повернет ситуацию, так оно и будет. Харпе слегка дотронулся до руки командира корпуса. И не все ли равно вам дружище, где наши доблестные солдаты сложат головы в лесах Беларуси или в степях под палящим украинским солнцем.
Вы стали циником и пессимистом Йозеф.
Наоборот Гельмут, я как никогда реально смотрю на вещи. 'Янки' вот-вот ударят нам в спину. С открытием второго фронта станет более чем очевидным, что рано или поздно дни Рейха будут сочтены. Еще великий канцлер Бисмарк предостерегал нас, немцев о гибельности войны на два фронта. До сего года нам удавалось своими победами охлаждать пыл заокеанских союзников Сталина. Однако после того, как русские окрепли и стали теснить нас на запад, расчетливые американцы и хитрые англичане поняли что могут опоздать к обеденному столу и готовятся к броску.
Ваши мысли навивают грусть, а не улыбку Йозеф. Тем не менее, я не оцениваю их как паникерство. Что заставляет вас улыбаться Йозеф? Вы рады, что уходите от назревающей катастрофы, здесь на центральном участке фронта?
Вы о пять, о своем Гельмут? Харпе начал раздражаться. Успокойтесь генерал! Не так уж все плохо. Наши дивизии вгрызлись в днепровскую землю и, будут стоять насмерть. Каждый крупный город станет крепостью для русских. Не один танк и пехотинец утонут в местных болотах, пока наткнутся на шквальный огонь гренадеров.
Или вы получили новые сведения от 'Арийца' и поэтому в скверном настроении?
Вы угадали Йозеф. Сегодня дешифрировали очередное донесение. Вам о нем уже не докладывали.
Тогда я понимаю вас. Продолжайте.
Группа раскрыта. При контакте с резидентом 'Абвера' произошла перестрелка. Там русскими была устроена засада. Видимо за резидентом давно следили, а армейские разведчики так ничего и не поняли. В результате подставлены наши люди. Погибли два танкиста и, русский капитан.
А как сам 'Ариец'? Он остался жив?
Да, он выскользнул оттуда. Группа спешно перешла к третьему этапу операции и скрытым маршем идет на север. Это меня временно утешает.
А что вы Гельмут так обеспокоены судьбой 'Арийца'? Он что ваш родственник? Ведь он сам напросился лезть в пасть русскому СМЕРШ, хотя это было безрассудно. Но вы его поддержали и настояли на операции. Зачем вам это было надо Гельмут? Вейдлинг молчал.
Только не говорите, что это я навязал вам операцию. Я просто не стал вам противиться. Ведь мы с вами дружили в юные годы, неправда, ли Гельмут? Харпе расплылся в улыбке и подмигнул Вейдлингу.
Помните 'актрисок' дружище? И много-много пиво А какие сосиски были к ним? Ах, как чудно мы провели тогда время! Ах, какая была Герда! Вы помните дружище пышногрудую Герду с родинкой на правой груди? Харпе после этих слов закудахтал. От наплыва слащавых воспоминаний через мгновение его полное тело уже тряслось жировыми складками.
Вейдлинг не поддержал смехом командующего. Лицо его вдруг заострилось, потемнело, и он недоуменно посмотрел на Харпе. Он был поражен всплеском цинизма и уже вопиющим безразличием бывшего командующего к делам фронта.
Перестаньте дуться генерал, Харпе дотронулся вновь до руки Вейдлинга и добродушно, но с пафосом, прекращая смеяться, произнес:Желающие избежать Сциллы, не минуют Харибды.
Вейдлинг дернулся, услышав такое из уст командующего и, отшатнулся от него как от прокаженного. Как вы можете такое говорить! его губы дрожали от возмущения. Русские концентрируют ударные броневые силы у Рогачева и Паричей. Сюда перемещаются тайно танковые корпуса: 9-ый генерала Бахарова и 1ый-гвардейский, генерала Панова. Кроме того стягиваются сухопутные силы для совместного нанесения ударов. И я предполагаю, что маршал Рокоссовский наметил нанести нам два главных удара, нацеленных на Бобруйск.
Зная об этом, и не предпринимая усилий для подготовки к отражению удара, как вы можете такое говорить генерал? В
ы представляете, что нам нечем противопоставить их танковым кулакам! Вейдлинг повысил голос. Вы представляете, что 9-ой армии, я не говорю уж о своем корпусе, грозит полное окружение и уничтожение в огненном кольце. Или вы уже полностью безразличны к участи этих мальчиков, которые смотрите, как приветствуют вас. Вас генераль-оберст!
Оставьте, наконец, этот вопрос в покое! зло оборвал Вейдлинга Харпе, вспомнив незаслуженный упрек в паникерстве со стороны командующего группы армий 'Центр' фельдмаршала Буша, когда представил тому разведданные 'Арийца'. Вы сами знаете не хуже меня, что многие просчеты в этой войне не потому, что у нас плохие солдаты. Нет! Нет! Нет! Я всегда это повторяю. Лучше немецкого солдата не было и не будет!
Все наши беды потому, потому, что там, Харпе закатил глаза и поднял палец вверх, сидят бездарные генералы и ими командует, ими командует, Харпе хотел было продолжить фразу, но осекся, посмотрев вперед. Несмотря, что его салон от водителя и адъютанта разделялся перегородкой с раздвижной форточкой, и их разговор почти не прослушивался, он закрыл рот. Но через мгновение, крича, добавил:- Вам понятно это господин генераль-лёйтнант! Черт бы, вас побрал! И, не высказывайте мне больше претензий по поводу степени моей преданности нации и, ее солдатам. Я запрещаю вам делать это. Или мы поссоримся с вами навсегда, Харпе тяжело дышал.
В Ставке не поверили 'Арийцу'. Фюрер остался при своих взглядах на стратегическое развитие лета 1944 года. Вам понятно это генераль-лёйтнант! Единственное чем я могу вам лично помочь, в ожидающейся заварухе, так это похлопотать о переводе к себе. И то потому, что знаю вас лично как мужественного и стойкого генерала. Кстати мы уже приехали. Так что думайте и решайте, где вы будете во время летнего наступления русских. Или я за вашу жизнь не ручаюсь.
Я останусь здесь и до конца со своими солдатами господин генераль-оберст, ответил без раздумья побледневший в одночасье Вейдлинг. Его поразило отношение Ставки к добытой кровью информации о готовящемся наступлении русских. В эту минуту его взгляд излучал больше растерянность, чем гнев, или презрение к Харпе.
Если мне суждено погибнуть в белорусских болотах, медленно продолжил он, то я буду благодарен господу, лишь за то, что он подарил мне смерть на поле брани, а не с пышногрудыми красотками.
Желаю вам блестящих побед в новой должности, и генерал не дожидаясь, когда водитель откроет дверь с его стороны, резко дернул ручку вниз и вышел из машины, дав понять старому другу, что разговор закончен
Поздно вечером командир 41 танкового корпуса Вермахта был сильно пьян. Небрежно развалившись в служебном кресле, он усталыми, осоловелыми глазами смотрел перед собой. Правая рука генерала сжимала коньячный бокал, а левая держалась за подтяжку брюк. Полностью расстегнутый френч говорил о крайнем нервном расстройстве генерала и о том, что служба для него сегодня давно перешла в разряд личного времяпровождения.
Потягивая, в одиночестве коньяк и закусывая его дольками лимона, генерала временами клонило ко сну. Однако прилечь здесь в кабинете, не уезжая в гостиницу и заснуть, ему мешала сильная головная боль, приступы которой возобновлялись с каждым новым глотком коньяка. Кроме того, поток тяжелых мыслей, роем лезших в душу, так же не давал покоя.
Вейдлинг подмечал и ранее, а теперь его наблюдения окончательно подтвердились, что после выпитой бутылки у него начинаются сильные головные боли. Осознавая опасность принятия большой дозы алкоголя для своего здоровья, а он как истинный немец беспокоился о нем да же на фронте, он делал неоднократные попытки меньше пить, но это ему не всегда удавалось. Сегодня то же был не тот случай. Прощальный разговор с бывшим командующим 9 армией Йозефом Харпе и полученные новые сведения от 'Арийца' были тому причиной.
Взбудораженный, воспаленный мозг, не успокоившись за день, выстреливал в эти ночные минуты все новые и новые раскаленные стрелы, облитые ядом возмущения, отчаяния и горечи. И затушить душевный крик изрядными порциями конька он не мог.
Желающие избежать Сциллы, не минуют Харибды. Как он такое мог сказать? Паяц! Паникер! Бабник! вырывались из его пьяных тонких губ с болью и раздражением фразы. И это сказано в то время, когда его армии грозит полное окружение. Когда помощи из ОКВ ждать не приходится. Когда всем нам суждено вскоре умереть. Циник! Глаза Вейдлинга, в который раз за день, от возмущения налились кровью. Он сильнее сжал ножку коньячного бокала. Раздался глухой хлопок, и та стремительной ракетой отлетела на пол, но, не разбившись, покатилась по ковру. Генерал не заметил этой мелкой неприятности. Бокал без ножки он удержал. Остатки 'Henesi', не были пролиты, хотя рука его дрожала от возмущения и алкоголя.
Что будет с нами? Что будет с теми не обстрелянными птенцами, которые прибыли из Рейха вместо ветеранов моторизованной дивизии, отправленных на Украину. Что будет с Францем? Его настроение вдруг поменялось, когда он вспомнил о нем. Генерал как-то сник, высох, стал похожим на несчастного горбуна.
Франц! прошептали его губы. Франц, мальчик мой, что с тобой будет? Это я во всем виноват. Это я, старый вояка, поддался твоему напору и молодости? Почему я доверился тебе? Почему я поддержал операцию Glaube '? Расплата за мою глупость будет стоить тебе жизни. Но ты знал, на что идешь. Знал и полез к русским сломя голову. Почему? Что тебя толкало на этот поступок я до конца так и не понял. Мне ты так и не доверился. Зря. Ведь ты мне как сын. Теперь я тебе ничем не могу помочь. Прости
Какое-то время генерал сидел, молча, в забытье, но тут его снова прорвало. Лицо исказилось злой гримасой и в голосе появились металлические нотки.
Самое противное, Франц что сведения, добытые тобой никому не нужны. Ты слышишь меня, никому не нужны. Все уже фатально предрешено. Ты слышишь меня Франц? Фатально предрешено! Фюрер! Наш фюрер сошел сума. Он уже не верит истинным арийцам. Он не верит истинным солдатам Рейха, а верит выскочкам. Этим пожарникам Вейдлинг сделал жадный глоток золотистого напитка и, скривившись, отбросил сломанный бокал от себя.
Он приведет нас к гибели. Нация погибнет из-за него
Генерал оперся об подлокотник кресла и, с трудом подняв свое почти бесчувственное исхудавшее тело, оглянулся назад, где висел портрет фюрера. Фюрер был грозен и возмущено смотрел на него выпученными фанатичными глазами. Но, это не испугало Вейдлинга. Он внимательнее всмотрелся в это худощавое лицо с усиками, в эту карикатурную прическу, в эту согбенную фигуру и, вдруг ему показалось, в отблеске огня настольной лампы, что на плечах у фюрера появились погоны ефрейтора. Вейдлинг вздрогнул и отшатнулся с отвращением от портрета и, не удержавшись на полусогнутых ногах, тяжело рухнул в кресло.
Он приведет нас к гибели
Рука генерала потянулась вновь к коньячному бокалу, но не найдя его механически нашла кнопку вызова адъютанта
Господин генерал вот ваш порошок и вам расстелили на диване, как вы просили.
Да, да Ганс на диване, но вначале порошок, бормотал пьяный Вейдлинг посылая обезболивающее лекарство в рот и жадно запивая водой из стакана услужливо поданного майором. Да, да Ганс спать, но завтра ко мне начальника разведки. Вы, то же с ним поедите на передовую встречать Ольбрихта. Он должен вырваться. Обложили его, обложили русские волки. Это Абвер во всем виноват! Ты слышишь меня майор? Абвер Но он выскочит из капкана русских. Он истинный воин, Ганс. Ты слышишь меня? Ты слышишь Ганс? Куда ты пропал. Мальчик мой Мальчик Ты выскочил из капкана. И я знаю как.
Генерал уже лежал на диване, но пьяный бред его долго не прекращался. И да же когда он заснул, до охраны штаба изредка, доносились стон и вскрикивания генерала. Во сне Вейдлинг звал Франца Ольбрихта
Глава 16
Конец июля 1941 года. Журавичский район, Гомельской области. Беларус
Валет 'бубей'.
На твоего валета у нас найдется король, весь в веснушках, с носом картошкой паренек хлестко ударил картой по ящику-столу.
А вот такой король? Не по зубам Степан?
Короля мы бьем тузом! Ну, все отбился.
Отобьешься, когда я захочу, весело подмигнул тому плотный кучерявый молодой человек, с большими пухлыми губами. Туза козырного, не бьешь? Нет. И два погончика новоиспеченному партизану на плечи.
Не честно, не честно, Лявон, закричал с обидой Степан, откуда у тебя туз?
От верблюда! Смотреть надо лучше. Подставляй свою 'канапатую бульбачку',- и плотный молодой человек, которого назвали Лявоном, отсчитал пять карт и затряс ими в воздухе, проверяя силу удара. 'Зер Гут'! засмеялся он. Сейчас мы начистим тебе нюх.
Может не надо? сжался тщедушный паренек, подставляя нос.
Надо, Степан, надо. Проиграл, подставляйся. Договор дороже денег. И Лявон примерившись, довольно сильно ударил по носу товарища, считая удары. Раз, два, три.
Ой! Хватит Лявон, нос горит?
Четыре, хлестко задели карты 'бульбачку' Степана.
Мама!
Лявон размахнулся и в пятый раз щелкнул картами по носу с потягом. Пять!
Ах, ты сука! Больно же, по щеке Степана катилась одинокая слеза.
Ничего Степа. Думать надо в игре, а не мух гонять. В бою легче не будет. Еще раз сыграем?
Сыграем! зло процедил Степан, вытирая рукой слезу. Ну, уж отыграюсь я на тебе!
Да хватит вам хлопцы играть, скоро Трофим придет, раздался с деревянного лежака недовольный бас Михаила. Трофим не любит карточных игр. Лучше винтовки почистите.
Сколько их можно чистить Миша? Поесть бы чего.
Да, заморить червячка не мешало, поддакнул Степану Лявон. Ложиться на голодный желудок неохота. Ну, что будешь играть Степан?
Что-то расхотелось, проигравший паренек осторожно потрогал свой красный, распухший нос и глубоко вздохнув, лег на нары, сбитые из березовых хлыстов. На них лежал толстый слой елового лапника. Мостясь на ночь, укрываясь не по росту большой телогрейкой, он ворочался и вздыхал. Ох, отыграюсь я 'кучерявый' в следующий раз. Твой воробьиный нос станет орлиным.
Тихо не ворочайся, приподнялся с колоды Лявон, кто-то идет, и он быстро сняв с гвоздя трехлинейку, оттянув затвор, замер у входа.
Это Трофим, наверное, глухо проронил Михаил и пружинисто поднялся с нар, почти упершись в бревенчатый потолок.
Послышался шум осыпающейся земли, и кто-то грубо, откинув брезент, вошел в землянку. Это был Трофим. Свет керосиновой лампы тускло осветил скуластое молодое лицо с усиками. Оно выглядело уставшим и недовольным.
Ну, кто кого? спросил с порога резко Трофим, и показал головой на несобранные карты, разбросанные по столу-ящику.
Да и так понятно Трофим, лучше расскажи, что в поселке? обратился на равных к нему Михаил, хотя он был лет на пять младше товарища, отвлекая его внимание от картежников.
Пора прекращать с картами, не отвечая на вопрос друга, требовательно добавил Трофим, а то бдительность совсем потеряли, не ровен час врага прозеваем, и устало подойдя к бидону, стоявшему в углу, зачерпнул почти полную кружку воды и жадно, большими глотками ее выпил.
Заметано командир. Нельзя так нельзя. Лучше расскажи, что на войне, как сходил в Поляниновичи? уже к нему обратился и Лявон, вешая винтовку.
Плохо в поселке хлопцы, Трофим присел на колоду. Немцы колонами проходят, гогочут гады, как гуси. Даже не задерживаются у нас. Прямиком, кто на Пропойск, туда больше на мотоциклах и броневиках, кто на Журавичи. На район пошла кавалерия и пушки. Много минометов. Все новенькое, чистенькое. Видно свежие части.
Жарко нашим бойцам придется, с сожалением промолвил Михаил.
Не то слово Миша. У деревни Искань, который день бои идут, не удержаться наши против этой силы. Поэтому пока отсиживаемся и никуда не суемся. Помочь не поможем и себя погубим.
А если ночью, что взорвать? вставил Степан и резво спрыгнул с деревянного лежака.
Ночью? переспросил того Трофим и внимательно посмотрел на Степана. Ух, ты! Вот это 'бульба'! и он от души засмеялся. Тебе неделю надо примочки делать, а не минерам быть, горе вояка. Ложись, спи.
Засмеялись и другие ребята, особенно Лявон. Он чувствовал себя героем дня. Я Степану говорю, может, хватит играть? А он нет, давай, давай. Ну, раз давай, то получай по носу, и Лявон залился еще более громким смехом.
Ладно, все хлопцы. Хватит. Посмеялись, и будет, приструнил всех Трофим. Вот перекусите, еда в мешке и спать, Миша, пойдем, выйдем. Разговор есть.
Трофим, не дожидаясь, пока Михаил набросит пиджак, отвернул брезент и скрылся в темноте. Миша, молча, под удивленные взгляды оставшихся друзей, последовал за ним.
Молодые люди прятались вместе от немцев вторую неделю, но друг друга знали давно по роду деятельности, связанной со школой. Трофим учительствовал в Журавичской средней школе, преподавал биологию. Миша, студент-заочник, второго курса физмата, иногда был на подмене в девятых классах. Лявон, с недавних пор преподавал физкультуру в Поляниновичской семилетке, а Степан был механиком в школьной автомастерской. Поэтому секретов между ними не было. Хотя Трофим и Миша были близкие приятели, оба из поселка Заболотное.
Когда Миша вышел из землянки, Трофим курил в руку, опершись о сосну. Его задумчивое скуластое, почти мефистофельское лицо четко высвечивалось лунным светом. Миша напрягся в предчувствии неприятных новостей.
Пришел? Трофим сделал небольшую затяжку. Сейчас слушай. В поселке говорят, что Верка ваша спуталась с немцами.
Что? моментально закипел Михаил и схватил за грудки товарища, да так, что чуть не оторвал пуговицу с пиджака. Это неправда!
Опусти руки! Руки опусти Миша. Тебе должно быть стыдно за свою несдержанность. Трофим с сожалением отбросил раздавленную самокрутку. Вот видишь, покурить не дал. Кипятишься зря.
Извини Трофим. Я не хотел, тебя обидеть, как то само вышло. В словах Михаила чувствовалось искренность. Но это так неправдоподобно?
Правдоподобно, неправдоподобно, проворчал Трофим. Ты как ушел из дому больше не появлялся там. А за неделю все могло быть.
Ладно, еще раз извини. Расскажи, что ты знаешь о Вере? Что говорят в поселке? понуро спросил его товарищ.
Это другое дело, а то сразу за грудки. А говорят разное. Приезжали какие-то важные немцы в Поляниновичи и выбрали ваш дом под гостиницу. Но что-то у них не получилось. В тот день бой был сильный с нашими танкистами. К сожалению все наши полегли. Не умеем еще воевать. Окружили их у мостика и расстреляли в упор, кого из пушек, кого из танков. Правда и немцам досталось. Видели, что одного важного гуся разорвало снарядом, ну и пехоты немного покосили.
Что с Верой Трофим, не тяни волынку? поторопил друга Михаил, сверля его умными серо-голубыми глазами.
Не знаю, что там с Верой произошло, но в тот день у вас немцы устроили пир горой. Сестру твою видели на следующий день вечером в низине у Гнилушки. Она была с немецким офицером. Вот собственно все, что я слышал и знаю.
Может это была не она?
Она, точно. Таких красивых девушек у нас раз, два и обчелся.
Ну, сука! вырвалось у Михаила. Прибью если так.
Ты Миша пока успокойся. Завтра сходи домой и все выясни сам. Ребятам об этом говорить не будем. Не зачем, а вдруг это наговор. Злых языков у нас в поселке хватает. Одна Абрамиха что стоит. Кстати ее сынок, Николай, подался в полицейские. Но это еще проверять надо. Бургомистра поставили у нас в Поляниновичах. Самоуправление сейчас будет в поселке.
Да? И кто им стал?
Дядька Андрея Коробова. Михалев его фамилия, бывший агрономом. И главное селяне его поддержали, немцы ходили по дворам.
Андрей, это тот, что в Красном флоте?
Ну, да.
Быстро, однако, они свою власть ставят. Ну, ничего будет и у нас праздник. Спасибо Трофим, что не стал говорить при всех. Миша сжал локоть товарища. Новость, конечно крайне неприятная.