Агент - Валерий Большаков 29 стр.

 Полный вперёд!  завопил Авинов.

 Куда?!  послышался панический крик рулевого.  В Котлас?

 Вперёд, я сказал!

Гребные колёса зашлёпали, продвигая канлодку к северу,  и это спасло её. Залп с мониторов обязательно бы озвучился попаданием, но «мишень» сместилась вниз по течению.

Красноармейцы продвинулись к берегу, огнём артиллерии накрывая мониторы, и те заспешили на стоянку. Канлодка «Глоуорм» выплыла из-за островка, заросшего ёлками и кустами смородины, и, медленно дрейфуя, обстреляла левый берег.

 Полундра, братва!..  донеслось оттуда.

Шальной снаряд прозудел над «Мурманом», едва не задевая закопчённую трубу, клубившуюся дымом, и рванул далеко впереди, прямо по курсу. Канлодку качнуло волной, но не шибко. Шлёпая колёсами, «Мурман» всё дальше уходил от Кургоменя. За кормою строчили пулемёты, изредка бухали пушки, но шум боя делался всё глуше и глуше. Вот пароходик, оборотившийся в канонерку, одолел версту, вотдругую Пятую Десятую

«Ушли?..»подумал Кирилл. До его ушей донёсся прерывистый стрёкот. Их догонял гидроплан М-5. Оставляя за собою копотный шлейф, «пятак» стелился по-над самой водою. Вот мотор его зачихали вспыхнул. Пронесясь справа по борту, гидро вспорол водную гладь острыми поплавками. Запахивая пену, он мчался, замедляя свой полуполёт-полускольжение, пока не остановился, разворачиваясь и кренясь. Огонь с пылавшего мотора перекинулся на крыло. Красвоенлёт, чихая и кашляя с надрывом, перекинулся в холодную воду и поплыл, слабо крича о помощи.

 Человек за бортом!  крикнул Димитрий.

Втроём с Даниилом и Алексеем фон Лампе они вытащили пилота на палубу. Его колотила крупная дрожь, а руки со скрюченными пальцами шарили в воздухе, словно ища, во что же им закогтиться.

Заботливый Гиря укрыл военлёта одеялом и дал глотнуть самогона из фляги.

 Спа-па-с-сиб-ба, т-това-варищи  выдавил тот.

 Грейша, грейша,  сказал Талала и обернулся к Авинову, нахмурился:Комишшар, так мы чегополным ходом к интервентам?

 А куда?

 В Котлаш!

 Н-нельзя т-туда,  с трудом выговорил пилот, трясясь.  Там белые.

 Што-о?! Ждали Котлаш?!

 Сдали?  зло переспросил красвоенлёт.  Да н-ни-кто даже не тявкнул! Генерал Пепеляев занял Котлас без единого выстрела!

 Не верю!

 Сбегай, п-проверь

 Хватит,  остановил спор Авинов.  Курс верный, и ладно. Как зовут, летун?

 Ч-четвёркин моя фамилия. С-степан Четвёркин.

 Отлетался ты, Степан. Переквалифицируйся в речники!

Глава 23ТУДА И ОБРАТНО

Их осталось восьмероАвинов с Кузьмичом и Лампе, братья Эктовы, Беззубый Талала, Гиря и Степан Четвёркин. Моряки прибрались на палубе, «сухопутные да воздушный»в кубрике и на мостике. Сообща похоронили павших, наскоро выкопав могилы на песчаном берегу.

Незаметно завечерело. Северная Двина мощно катила свои воды, неся канонерку «Мурман». На ночь судно завели в устье невеликого, но глубокого притока, где и пристали к берегу.

Как только паровая машина перестала шипеть и пыхтеть да сучить своими шатунами, настала такая необыкновенная тишина, что Кирилл поневоле в ухе поковырялсяне оглох ли?

Нет, умолкли механические звуки, резкие и жёсткие, как металл, их производящий, и слух умягчили лесные шорохи, тихий шелест задержавшейся листвы, плеск и журчание, ветром занесённые с реки.

Гулко топоча по палубе, прошёлся Гиря.

 Оп!  озвучил он прыжок на берег.  Эй, швартов кинь!

Даниил живо перебросил канат.

 Готово!

 Пожалуй, костерок запалю,  решил Кузьмич,  а то зябко что-то.

 Жаодно и пожрать чего шоображим,  поддержал его Талала.

В закутке «Мурмана», исполнявшего функцию камбуза, нашлись пять банок тушёнки, полведра сморщенной картошки и три буханки чёрного хлеба, твёрдые и тяжёлые, как кирпичи.

 Варим густой суп,  решил Авинов.  Или жидкое жаркое

 Лишь бы побольше!  плотоядно сказал Гиря.

Костёр, разведённый Исаевым, сразу прибавил темени, бросая оранжевые отсветы на борт канонерки, на стволы сосен, на лица людей, сгрудившихся у огня.

 Что будем делать?  осторожно спросил Даниил.

Кирилл подумал.

 Здесь мы потому, что нам дали уйти,  сказал он.  Махнули рукой: куда они, дескать, денутся? И впрямь, куда? Назад дороги нет. Если и удастся проскочить мимо Кургоменя, то что нам делать в Котласе? Генералу Пепеляеву «Здравия желаем!» кричать? В принципе, можно поискать кедровские отряды

 Где ж их искать?  проворчал Елизар Кузьмич.  По лесам аукать?

 Вот и я о том же. Думаю, надо нам в Архангельск плыть.

 Идти,  поправил его Талала.  Моряки ходют, а не плавают.

 Ну идти,  согласился Авинов.  Только флаг надо вывесить царский, трёхцветный

 Правильно!  поддержал его Димитрий.  Чтоб тутошние нас за своих принимали!

 Отсюда до Архангельска путь короче, чем до Котласа, да ещё по течению,  продолжил Кирилл.  А там Не знаю. Попробуем как-нибудь, поездом до Вологды. Всё одно короче выходит!

 И быстрее,  кивнул Четвёркин.

 И быстрее.

 Лишь бы дойти!  вздохнул фон Лампе.

 Дойдём  проворчал Исаев.  Сделаем крюк!

Талала встал и помешал варево черпаком.

 Готово, кажетша,  проговорил он.  Картошка мягкая.

 Раздавай!

Матрос с сочным плюханьем вывалил порцию «супа-жаркого» в миску Авинову. Разваренная картошка Волоконца мяса, целые кусочки даже Жирная, пахучая подливка Пища богов!

 «Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка!..»с чувством пропел Алекс бойскаутский напев.

Дружно застучали ложки, зазвякали миски. После добавки Кирилл осоловел.

 Вы как хотите, товарищи,  раззевался он,  а лично яспать! Кто первым дежурить пойдёт? Есть желающие?

 Я подежурю,  сказал Кузьмич.

 Лады. К полуночи меня разбудишь

Утро настало холодное, сырое. Туман так плотно заткал лес, что деревья проступали неверными серыми тенями. Авинов вышел на мокрую палубу и задумчиво почесал в затылке. Вроде и не будил его никто Или он запамятовал, как отстоял ну ладно, отсидел полночи в дозоре?

Спустившись на берег, Кирилл увидал Исаева, ловко чистившего здоровенную щуку.

 На завтракуха?

 А то!  хмыкнул чалдон.  Мелочь речную я уже выварил, ейный черёд пришёл.

Бросив в котёл пару луковиц и каких-то травок, Кузьмич переложил туда щуку, разделанную натрое.

 Вона, я чайку заварил,  кивнул он на огромный медный чайник.  Там лист смородиновый, земляничный С утра дюже пользительно.

 Ты мне лучше скажи, чего не разбудил меня?

 А мне, старику, не привыкать стать,  ухмыльнулся Исаев.  Это вам, молодым, сон нужон, а я и на реке отосплюсь

 Ну спасибо тогда.

Поднявшись с четверенек, Авинов поднял палку потолще, прислушалсятихо вродеи заколотил в борт «Мурмана».

 Па-адъём!

Вылез встрёпанный Алекс. Умывшись проточной водою, он живо пришёл в себяи тут же потянул носом.

 Уха-а  застонал он и кликнул Эктова:Эй, Даниил! Вставай, а то ухи не достанется!

Тут уж встали все. Туманное утро наполнилось стонами, зеваниями, кашлем, харканьем. А двойная уха напускала и напускала крепкого рыбного духу, выворачивавшего голодное нутро.

 Я сейчас слюнями подавлюсь,  пробормотал фон Лампе.

Кирилл, чтоб не мучиться, отошёл за деревья. Он ступал по толстому ковру хвои, вдыхал влажный воздух, словно настоянный на смоле-живице, и тревоги отпускали его. Право же, чего бояться?

Красные уже не словят, а белые Чёрт, его всего прямо распирает, так хочется оказаться среди своих! Свои не выдадут. Вот только нельзя ему до своих. Вернуться-то легко, но возврат в ряды Белой гвардии будет означать его провал, а он не имеет на это права. Слишком дорого досталось ему доверие большевистских вождей, чтобы вот так вот, запросто, потакая слабости, утратить его.

А Аня? Он же её сдалхолодно, расчётливо, вполне по-большевистски. Не в отместку этой «шибко идейной» барышне, а в качестве предосторожностинадо же было как-то обезопасить себя на будущее. Но если он сбежит, то смерть Ивана Ивановича выйдет зряшной

Авинов вздохнул. Никуда он не сбежит, нельзя ему. Чего тут рассуждать, причины да объяснения выискивать? Да у него язык не повернётся сказать «Честь имею!», если он дрогнет, если выйдет из тайного боя на невидимом фронте. А бой не кончен. ВпередиПетроград

 Комишша-ар!  послышался голос Талалы.  Уха штынет!

После сытного завтрака стали заготавливать дрова.

 Мой «пятак» не переваривал «казанку»,  хмыкал Четвёркин,  а вашу посудину от дров тошнит!

 Выберем чего посуше,  сказал Кузьмич, укладывая на плечо двуручную пилу.

Гиря с Даниилом подхватили топоры и двинулись за чалдоном в лес. Остальным досталось таскать поленья и складывать в трюме рядом с машинным отделением. Димитрий, заделавшись «механисьеном», выкладывал аккуратную поленницу и витиевато матерился на предмет отсутствия угля.

В разгар утра «пикник» кончился.

 Вчера так не хотелось никуда трогаться,  признался Алекс,  а сегодня Только с пилою и согрелся!

 Не лето, чай,  согласился Кузьмич.

 Так,  хлопнул Кирилл по коленям натруженными ладонями,  слушай мою команду! Все звёздочки и прочие вытребеньки снятьмы находимся в глубоком тылу противника. И постарайтесь переодеться под белогвардейщину!

Сам Авинов откопал в капитанской каюте поношенный чёрный китель и фуражку. Не бог весть что, конечно, но всё-таки.

Братья Эктовы «сочинили» русский флагскрепили проволочками три полотенца, имевшие отдалённое отношение к белому, синему и красному цветам,  и вывесили на мачту.

«Мурман» бодро пыхтел, шлёпал колёсами по студёной двинской воде, плыл.

После обеда (по кружке рыбного бульону, да с сухарём) сыграли боевую тревогус севера, вверх по течению, шла британская канлодка «Хамбер». Завидев русский военный пароход, англичане дали гудок и застопорили машины, сближаясь на встречных курсах.

 Вшё,  брякнул Талала,  приехали!

 Разговорчики в строю!..  сказал Авинов и подозвал фон Лампе:Английский знаешь?

 Немного,  скромно ответил Алекс.

 Будешь мне помогать.

Борт «Хамбера» приблизился вплотную, увесисто толкнулся в скулу «Мурмана», сминая мягкие кранцы. Димитрий и Даниил приняли швартовы.

 Хэллоу!  рявкнул дюжий командир корабля с рыжей шкиперской бородкой от уха до уха.

Матросы с палубы «Хамбера» весело скалились, щеголяя в русских меховых шапках.

 Хэллоу!  ответил Кирилл.

Перебросившись с английским «кэптеном» парой учтивостей и вызнав, кто куда следует, Авинов решил сыграть доблестного русского офицера. Нажаловавшись на нехватку угля, он прозрачно намекнул на одно удручающее обстоятельствокоманду нечем было кормить.

 Уипьем уодки!  выразился капитан, исчерпав багаж знаний по русскому, и отдал приказ.

Британские матросы, скалясь по-прежнему, натащили картонных коробок с тушёнкой, сгущёнкой, уилтширским беконом и новозеландскими яйцами, пересыпанными сухарями, французской солониной, каким-то компотом

 Аллеc гут!  выразился Димитрий, припомнив немецкие словечки, слышанные в Либаве. А британцы, они с немаками рядом проживают, должны уразуметь

Распрощались с англичанами хорошо, даже Талала, пошептавшись с Алексом, выдал:

 Шэнк ю!

Два корабля, настоящая канонерка и самодельная, разошлись, как в море, каждый следуя своим курсом.

 Сигареты!  ахнул Даниил, разбирая «подарки». Дрожащими руками разворошив пачку «Лаки страйк», он сунул одну сигаретину в рот и торопливо закурил. Вдохнул глубоко, щурясь от дыма и полузабытого удовольствия.  Сма-а-ачно!

 Бабская безделка,  посмеивался Кузьмич, но тоже засмолил по одной.

Алекс не курил. Ножом пооткрывав банки, он скомандовал:

 Налетай!

Это была роскошьпо банке корн-бифа в руки! Кирилл нежно, щепетно взял пластик розовой ветчины, переслоенной пергаментом, и отправил в рот. Господи, как просто человеку испытать наслаждение жизнью! Просто поголодайи поешь, вот так, один на один с консервной банкой А потомчаёк! Настоящий, запашистый, с сахаром, с печеньем

 Вот ведь, буржуи недобитые,  хмыкал Талала.  Чего б так-то не воевать?

Настроение у экипажа беглой канонерки резко пошло вверх. Даже плицы колёс, чудилось, зашлёпали живее

Ниже впадения Пинеги Северная Двина разошлась, будто расплелась, на множество проток и русел. Изобилуя плоскими островами и пожнями, долина реки раздвинулась за горизонт. На подходе к Архангельску воды слились воедино, чтобы у самого города вновь разойтись запутанным лабиринтом дельты.

Названия архангельских предместий поражали слух: Цигломень, Чубола, Талаги, Маймакса Никакой руси, сплошные лопь да сумь!

Суровые пейзажи Севера впечатляли своею скудной красочностью, неяркой, в два-три цвета, живописностью и скромным величием. Здешние края были пасынками природыотлучённые от тепла южных широт, они брали за душу не буйным роскошеством жизни, а строгою простотой. И, когда по правому берегу встал город, это было как явление чуда. Высокие каменные дома с колоннами перемежались крепкими деревянными усадебками, луковки церквей почти касались низко клубившихся туч.

Звенели и ширкали паровые пилы в Маймаксе, звякали и тренькали трамваи, публика гулко топала по деревянным тротуарам. Ещё один трамвайчик, уже речной, пересекал Двину от железнодорожного вокзала на левом берегу до городской набережной на правом.

У причала стоял американский крейсер «Олимпия» и несколько английских канонерок, но союзники не вмешивались в разборки между «туземцами». Королевские стрелки Гемпширского полка охраняли бесконечные склады или вили петли по набережной, заводя знакомства с местными барышнями, но глаза не мозолили.

 Может, к Маймакше жавернём?  неуверенно сказал Талала.

 А что там?

 Пролетарии там

 А где ж они раньше были, пролетарии эти? Позарывали винтовки на огородахи ждали, чем всё закончится. Идём в Соломбалупортовые покрепче.

 Мимо крейшеров  поёжился беззубый.

 Могут и не заметитьинтервенты должны были уже привыкнуть к нашему бардаку

И впрямь«Мурман» неторопливо прочапал на виду у всего города, пока не свернул в речку Кузнечиху, отделявшую Соломбалу. Выбрав дальний закуток, где у причалов сгрудились облезлые шхуны и зачуханные буксиры, канонерка пристала к берегу.

 Ждите пока здесь,  распорядился Авинов,  а ты, Даниил, пойдёшь со мной. Бывал тут?

 Приходилось,  кивнул Эктов.

Спустившись по сходням, комиссар и кондуктор отправились на поиски борцов с интервентами Антанты и белогвардейцами, однако здесь, на рабочей окраине, где тон задавали портовики, никто особо и не прятался. Соломбальцы, все какие-то встрёпанные и злые, то и дело собирались в кучку, ругая власти и неся однообразный революционный вздорпро то, как им ущучить «гидру контрреволюции», как дать отпор «загнивающим империалистам», как разить «белобандитов, хотящих обратно посадить нам на шею помещиков и капиталистов!».

Пройдя по всей Преображенской улице, Кирилл с Даниилом вышли на Центральную площадь. Здесь они застали очередной митинг. Какой-то эсер или кадет трепался с дощатой трибуны о свободе, а работяги освистывали этого деятеля, толкуя о насущномо жратве. Эсера прогнали, и на шатучий помост взошёл человек в чёрном бушлате.

 А я его знаю!  обрадованно сказал Эктов.  Это Дрейер, Николай Саныч!

Авинов заинтересованно глянул на оратора. Николай фон Дрейер, широкоплечий, рослый, с пышной шевелюрой, рано пробившейся в седину, был из тверских дворян. Поручик по Адмиралтейству, он в прошлом году пригнал из Канады новенький ледокол «Святогор», а ныне заделался его капитаном.