Низкое жужжание, донёсшееся из соседнего купе, подвигло Кирилла просунуться и туда. Михаил Тухачевский был тамон работал за токарным станочком, вытачивая из дерева какую-то сложную загогулину. По стенкам висели лобзики, стамески, рубанки. В углу лежала стопка тонких досок, а на верстаке покоилась нижняя дека будущей скрипки, похожая на восьмёрку. Пахло стружками и политурой.
Командармвысокий, лубочно-красивый шатен с серыми глазами со странным разрезом и чуть навыкатенедовольно обернулся. Его породистое лицо было сумрачно и холодно.
Да-а? протянул Тухачевский ровным голосом, выключая станок.
Виктор Павлович Юрковский, капитан, отрекомендовался Кирилл. Направлен к вам политкомиссаром.
Небрежно ознакомившись с бумагами, командарм кивнул.
Мы вас ждали, комиссар, сказал он. Можете занять третье купе в пульмане. Поезд отходит в четырнадцать ноль-ноль.
И, повернувшись к Авинову спиной, снова занялся своими деревяшками. Дескать, разговор окончен.
Кирилл не обиделсязаносчивость и отчуждённость составляли доминанту характера Тухачевского, человека явно не компанейского.
В третьем купе было голо и пусто, за стенкой напевала Маруся Игнатьева, жена командарма, очаровательная домохозяюшка. За пыльным окном открывались пути, заставленные теплушками. На рельсах сидели в рядок бойцы 1-й армии, смоля цигарки и гогоча. Конники перекидывали в вагоны тюки сена и заводили по сходням фыркавших лошадей.
1-я Революционная армия только-только создавалась, это был настоящий интернационалв полках тасовались пленные венгры, питерские коммунисты и рабочие-большевики с Урала, направленные «в добровольно-принудительном порядке», латышские стрелки, партизаны-чапаевцы, красные башкиры, красные калмыки, китайцы
И всё это разнузданное сборище, привыкшее митинговать и лузгать семечки, командарму Тухачевскому нужно было взнуздать и «перековать».
Ровно в 14.00 эшелоны 1-й армии отправились в Симбирск, под руку главнокомандующего Восточным фронтом Муравьёва.
Всю дорогу до Симбирска Кирилл как-то странно ощущал себя. Он словно наблюдал за самим собою вчуже, как бы со стороны, с болезненным любопытством ожидая неминуемого провала.
Вот в дверях купе возник массивный, с крупной головой Куйбышев. Неприятно улыбнувшись, он велел провести с бойцами политбеседу на тему: «Почему выборность командиров плохо влияет на борьбу с белобандитскими бандами?»
Вот появился и сам командир Симбирской дивизиибесшабашный кавказец Гай, не снимавший бурки и папахи круглый год. Путая армянский с русским, начдив поздравил «товарища Юрковского» с назначением.
Вот забежал худой длинноволосый молодой человек в гражданском костюмепредседатель революционного трибунала Лившиц.
Я зашёл до вас не для поговорить, решительно заявил он и растолковал, как в 1-й армии дают бой мародёрству, бесчинствам и пьянству.
Расстреливать гадов! искренне высказался Авинов, и Лившиц с чувством пожал ему руку.
И тут наваждение прошлоКирилл понял, что он всего-навсего боится. И как-то сразу успокоился.
А потом показался Симбирск, террасами исполосовавший склон пологой горы, и стало не до страховпришла пора «комиссарить».
Пензенская дивизия с Инзенской разместились у Волги, а бойцов «товарища Гая» определили на Старый венецплоскую вершину Симбирской горы, где раскатана была Соборная площадь. Впрочем, Троицкий и Николаевский соборы занимали лишь её серединкуздесь и Публичный сад для гуляний разбит был, и бульвар, и огромный цветник
Когда «комиссар Юрковский» выбрался на площадь, по цветам бродили рассёдланные лошади, насыщаясь и обмахиваясь хвостами. Поперёк аллей Николаевского сквера были протянуты верёвки, на которых сохли портянки, а в тени громадного здания Кадетского корпуса шло распитие шустовского коньяка, реквизированного матросами из отряда Прохорова. Гоготавшие балтийцы лузгали семечки и пели «Цумбу» под гармонику.
Вся Московская улица была забита подводами, под деревьями сидели и лежали бойцы, меж возами шмыгали мальчишки, толклись у походных кухонь и орудий. Здесь же бабы меняли молоко и зелень на нитки, на отрезы добротного синего сукна, а сутулый мужик в серых брюках и розовой сорочке читал по складам газету сгрудившимся вокруг красногвардейцам.
Авинов расстегнул новенькую лакированную кобуру с маузером и зашагал, не торопясь, «попадая в окружение» Сенгилеевско-Ставропольского сводного отряда, буквально на днях объявленного Симбирской дивизией. Одеты красноармейцы были как попалокто в шароварах и гимнастёрках, с солдатскими бескозырками на стриженых головах, кто в косоворотках да в портках, латанных на коленях. Татары ходили в длинных цветастых халатах, а уж матросы Ревматы щеголяли в бушлатах до копчика и в клёшах в полметра, со свинцовыми грузилами на складке, чтобы мотало «поширше». Ленты с якорямидо ягодиц, вдоль штановряд перламутровых гудзиков, в глубоких вырезах форменок синели татуировки и сверкали драгоценности, снятые с нежных шеек изнасилованных княжон.
В тени собора, на подводе сидел доктор Николаев, заведующий медсанчастью. На груди у него блестел врачебный значок, левую руку едва охватывала повязка Красного Креста, на поясе с инкрустацией висели финский нож пуукко в ножнах и кобура с браунингом. Высоколобый, с пушистыми бакенбардами и малюсенькими глазками над приплюснутым носом, Николаев смахивал на откормленного бульдога. Расчёсывая могучей пятернёй окладистую бороду, он прогудел:
Здравия желаю, товарищ комиссар!
Здравствуйте, доктор, ответил Авинов.
Скучавшие бойцы оживились, стали подтягиваться.
Ишшо одного назначили! послышался чей-то глумливый голос.
Командира, што ль? лениво отозвался кто-то невидимый.
Не-е! Комиссара!
Едрить, семь-восемь
Развелось их, как вшей
Вошебойку бы им!
Га-га-га!
Сощурившись, Кирилл оглядел тех, в кого ранее целился. После того как Троцкий объявил мобилизацию, Красная армия стала менятьсяв её ряды понемногу становились простые деревенские парни, у которых пока Карл Маркс и Ленин не затмили Христа. И совесть они имели, и стыд. Однако сей здоровый элемент был наносным, а вот ядро составляли всё те же красные банды, ошалевшие от революционной вольницы, извратившие в себе всё человеческое, отряхнувшие прах старого мира и пустившиеся в кровавый разгул.
Здорово, бойцы! громко сказал Авинов. Звать меня Виктором Павловичем Юрковским. Предреввоенсовета назначил меня комиссаром в вашу дивизию
Из строя вышел кряжистый комбат, бывший командир Самарского отряда.
Эт-та промолвил он. Фамилиё моёУстинов. Эт-та А нас чего не спросили? Солдат лучше знает, какой ему комиссар нужон. Уж если выберет когоне ошибётся! Выбранный, он про своих людей думать будет, потому как мнением людей дорожит. Мы для того и делали революцию, чтобы везде новые порядки были, и в армии тоже. За начальником нужно снизу приглядывать, вот тогда всегда будет порядок!
Бардак будет, а не порядок! резко сказал Кирилл, чувствуя, как колотится сердце от злого азарта. Вас потому и гоняли беляки, что вы порядку не знали, митинговали, вместо того чтоб воевать! Решали голосованием не идти в атаку, а драпатьи дружно тикали! Да-с!
Красноармейцы заорали, заворчали, надвинулись угрожающе.
Ша! гаркнул комбат, жестом замиряя товарищей, и обернулся к Авинову, набычился:Эт-та чего ж? К старым порядкам вертаться? Какие при царе были? А как же новый, революционный порядокпобоку его?!
Мы действуем по революционной справедливости, с этого нас не собьёшь! заорал длинный, как жердь, матрос с пышным чубом, завитым щипцами. А ежели какая контр-ра не «за», а «против», так мы её и к стенке могём!
Мы? мурлыкнул Кирилл. А ты саммогёшь? Не всей кодлой, а один на один? Давай, попробуем? Только ты и я. Вон, у тебя два нагана за поясомхватай любой и пали!
Матрос неуверенно оглянулся на своих и потянулся за револьвером. Дуло маузера глянуло ему в глазачёрное, холодное, бездонное. Кадык на немытой матросской шее дёрнулся вверх-вниз.
Революция, проникновенно сказал Авинов, слово святое, выстраданное поколениями угнетённых масс, и им бросаться нельзя. А для тебя это, как наклейка, лепишь её на что попало. Хлев на палубе, а ты наклеечкушлёп! «революционный порядок»! Крестьян грабите, своего же брата-трудящегося обираете, жену его насилуетешлёп! «революционная справедливость»! Бардак развели, воюете с одними бабами да с самогонщиками«революционная армия»!
Приставив ствол пистолета ко лбу посеревшего «ревмата», Кирилл с силою толкнул его.
Стать в строй!
Матрос сделал шаг назад, не сводя глаз с комиссара. А комиссар крутанул маузер в пальцах и ловко сунул его в кобурунарочно, напоказ.
Контрреволюционеры, увесисто сказал Кирилл, наёмники мировой буржуазии, выставляют против нас хорошо дисциплинированные, испытанные в боях части. Монархической дисциплине контрреволюционеров мы должны противопоставить железную революционную самодисциплину! Железной рукой революционной справедливости мы задушим власть насильников и посягателей! Обведя глазами притихших красноармейцев, он сухо закончил:Невыполнение приказаэто измена пролетарскому делу, это предательство мировой революции. Кто не подчинится приказу, того буду отдавать под трибунал и расстреливать как врага рабочего класса!
Почтительную тишину нарушили одинокие рукоплескания. Они расходились волною, мозолистые пятерни хлопали неистово, под аккомпанемент одобрительного свиста. Симбирская дивизия принимала политработника Юрковского. «Вова приспособился»
Фырча мотором, петляя между возами и нещадно пыля, подъехала машина начдива. Гай привстал с сиденья и громко спросил Авинова:
Ну, как тебе мои бойцы?
Будет с кем воевать, Гай Дмитриевич! ухмыльнулся Кирилл, понимая сказанное по-своему.
А я что говорил? воскликнул начдив. Храбцы!
Русское «храбрецы» ему не давалось
Поехали, комиссар! Командарм ждёт!
Авинов пролез на заднее сиденье.
В штарм!
Есть, товарищ Гай! как всегда, весело отозвался шоффэр Гайдучек. Он истово верил в счастливую звезду начдива и всем советовал держаться поближе к Бжишкянудескать, его пуля не берёт, ну и нас не заденет
Командарм не дождался. Авинов и Гай на цыпочках вошли в гулкий, прокуренный зал Кадетского корпуса, где разместился штаб 1-й Революционной армии. Тут собрались красные командиры и политработники, реввоенсовет в полном составе и молчаливые сотрудники Губчека. Стоя, Тухачевский дочитывал приказ:
«Для создания боеспособной армии необходимы опытные руководители, а потому приказываю всем бывшим офицерам, проживающим в Симбирской губернии, немедленно стать под красные знамена вверенной мне армии. Тринадцатого июля офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к двенадцати часам в здание Кадетского корпуса, ко мне. Не явившиеся будут предаваться военно-полевому суду».
Командарм оглядел сидевших. Те заскрипели стульями.
Правильное решение, тряхнул головой Куйбышев, поддерживаю и одобряю.
Остальные сразу зашумели:
Верно!
Давно пора!
Ага! А то мы тут кровь проливаем, а они
Лично я«за»!
Сидевший перед Авиновым наштадив Вилумсон обернулся к Кириллу и уточнил, протягивая руку:
Политкомиссар Юрковский?
Виктор Павлович, сказал штабс-капитан, пожимая крепкую, сухую руку.
Эдуард Фридрихович, церемонно склонил лобастую голову наштадив. Рад. Как вам приказ?
Авинов энергично кивнул:
Очень нужный приказ! В городе больше четырёх тысяч офицеров, а у нас острейшая нехватка военспецов!
Высказав сие политкомиссарское негодование, Кирилл подумал: «Осталось чуть больше суток. Успею?..»
Сняв номер в Троицкой гостинице, Авинов принёс с собой всё свое имущество, места которому хватило в солдатском рюкзачке-сидоре. «На дело» можно было выходить лишь поздним вечером, ибо комиссар, который бегает по городу и спасает царских офицеров, не жилец. А солнце будто зависло в небе, не собираясь садиться. Штабс-капитан крякнул с досады. Поспать ему, что ли?
Он прилёг, поёрзал минут пять и вскочил. Бесполезно! Тревога не отпускала его, какой уж тут сон
Неожиданно в дверь постучали. Авинов замер, как в давней ребячьей игре. Он стоял и прислушивался: вправду ли стук был условным или ему это показалось? И тут снова: тук-тук, тук, тук-тук-туки два шлепка ладонью
Коротко выдохнув, Кирилл пошёл открывать. За порогом, оглядывая коридор, стоял высокий, сухощавый мужчина с узким, костистым лицом. Полотняная пара сидела на нём как на вешалке. Чутьём штабс-капитан угадал в госте армейскую жилку, хотя с виду не скажешьв дверях стоял типичный шпак, земский врач какой-нибудь или учитель гимназии. В общем, интеллигентишка уездного пошибу, годный лишь на рефлексии.
Авинов воззрился на нежданного визитёра, надеясь услыхать парольон уже скучал по людям оттуда.
Игнатий Савельевич здесь проживают? вежливо поинтересовался «шпак».
Отъехали они, но обещали быть всенепременно, ответил Кирилл в манере приказчика, одновременно радуясь и пугаясь. Передать чего?
И гость выдал отзыв:
Передавайте привет от Михал Гордеича.
С чувством громадного облегчения, Авинов повёл рукою в приглашающем жесте:
Уф-ф! Заходите.
Сухощавый переступил порог и быстро огляделся.
Мы одни? спросил он.
Совершенно!
Визитёр, поняв, видимо, состояние Авинова, наметил скупую улыбку и сказал, умягчая голос:
Вы меня так и зовитеМихаилом Гордеичем. Виктор Павлович?
Увы, вздохнул Кирилл.
Михаил Гордеевич тихонько рассмеялся, показывая мелкие белые зубы.
Я вас прекрасно понимаю, сказал он, улыбаясь, тем паче что восемь месяцев нахожусь в подполье. Срок, знаете ли! Я уже, когда сам с собой разговариваю, обращаюсь к своей персоне по чужому имени. Привык!
Покашляв, Михаил Гордеевич проговорил голосом, обретавшим деловитую сухоту:
Чем порадуете, товарищ комиссар?
Людей у вас много? ответил штабс-капитан вопросом.
Смотря для чего осторожно проговорил подпольщик.
Волнуясь, Авинов передал ему суть приказа Тухачевского. Тот заметно встревожился, забарабанил мосластыми пальцами по наличнику.
Не все пойдут за нами, вот в чём дело, озаботился Михаил Гордеевич, хватая подбородок в горсть. Многие ещё с семнадцатого так и остались на перепутьени вашим ни нашим.
Да хоть кого-то спасти! горячо сказал Кирилл.
Подпольщик энергично кивнул:
Безусловно, Виктор Павлович, безусловно! Займусь этим тотчас же, сказал он.
Слава Богу! А то я лишь два адреса зазубрил из списка в штарме.
Хоть двоих! подмигнул Михаил Гордеевич. Да, товарищ комиссар, у меня к вам огромная просьба
Я весь внимание.
Нам очень нужна искровая станция,сказал подпольщик, молитвенно складывая ладони. Любая! На складах их полно, но пробиться туда можно лишь с боемдля нас. А для вас
Я понял, Михаил Гордеевич. Добуду. Кстати, просьба есть и у меня. Место комиссара дивизии не шибко высокое, а путь наверх перекрыт наглухо Куйбышевым и Карлиным
Куйбышевта ещё сволочь, усмехнулся подпольщик. Когда красные бежали из Самары, Куйбышев прихватил с собою всю кассудесять миллионов золотом, якобы на оружие и на прочие большевистские вытребеньки. Больше этих денег никто не видел
Этих двоих надо убрать, сухо сказал Авинов.
Поможем, Виктор Палыч, поможем
Ну, тогда удачи!
Взаимно, Виктор Палыч, взаимно. Я свяжусь с вами!
У же начинало темнеть, когда Авинов покинул Венец. В штарме трещал десяток «Ундервудов», распечатывая фамилии и адреса царских офицеров, не прибившихся к Белой гвардии, а чего-то выжидавших. «Дождались!»подумал Кирилл со злостью, сворачивая в переулок со смешным названием «Курмышок 2-й». Здесь, в своём доме, проживал полковник Соотсодин из тех верных слуг Отечества, чьи координаты штабс-капитан успел запомнить.
Пройдя мимо ворот, Авинов глянул, как учили, вниз и назад. Никого. Выбрав дыру в заборе, он пролез в запущенный сад. Обойдя дом, штабс-капитан вышел к веранде, на ступеньках которой сидел изрядно поседевший мужчина с усталым, обрюзгшим лицом. Набросив на плечи китель без погон, он курил самокрутку, щурясь от ёдкого дыма.