Ола - Андрей Валентинов 10 стр.


Толстячок! Оглянулсянет толстячка. Вот бес!

 С мула свалился?  брякнул я первое, что на ум пришло. По глупости брякнул: свалился быголос подал. Или хотя бы плеснуло, ежели он головкойда в ущелье.

Фу ты, мыслишки!

 Отнюдь!  покачал своим шлемом доблестный идальго.  Однако же

Что за «однако же» мы узнали, как только одров наших поворотили и за уступ скальный заехали. Сидит бедолага лисенсиат на камешке, голову руками обхватил, а мул его рядом бездельничает, травку, от жары желтую, пощипывает.

 Сеньор!  воззвал рыцарь голосом, что твоя труба.  Добрый сеньор Рохас! Уж не случилось ли чего с вами?

Нашел, что спросить! И так ясно. А вот что именно

Думалине слышит. Нет, почуял толстячок. Почуял, голову от ладоней оторвал (или наоборот, не разберешь)

 Кажется Кажется, сеньоры, захворал я изрядно. И хворь моя

Этого еще не хватало! Подскочил я, первым делом за лоб его взялся. Лоб, как лоб, не горячий, не холодный

 немалое опасение мое вызывает!

А я уже его за средний палец тянуверное средство, если нутряность прихватило. Тяну, значит

 Нет, нет, Начо! Хворь моя скорее меранхолическая, правильнее же выразиться «меланхолическая», ибо слово сие, в языке нашем искажаемое, от греческого происходит

И тут я пуганулсявсерьез. А не спятил ли толстячок наш? То-то после замка он сам не свой!

 Надо бы лекаря,  заметил Дон Саладо.  А не ведаешь ли ты, Начо, есть ли таковой в селении ближайшем?

Я только отмахнулся. Селение, ближайшее которое, это Касалья-де-ла-Сьерре, не селение дажегородок. Да только откуда там лекарь? Там скорее крысомора найдешь!

Хоть по мне, что лекари наши, что крысоморыодни других стоят. Не все, конечно. Но многие!

 Суть же хвори моей,  продолжал меж тем лисенсиат,  в неадекватности, с которой я мир наш воспринимаю.

Как услыхал я слово «неадекватность», так сразу понял: лечить! Лечитьи немедленно!

Кое-что мы с Доном Саладо все-таки уразумели. Не спятил толстячок, хвала Деве Святой. Не спятилно кажется ему, сеньору Рохасу, что все-таки завелись в башке его ученой тараканы. А отчегоне говорит. Мы его и так спрашивали, и этак. Есть, стонет, причина, а потому, мол, в себе я сомневаюсь.

А я на Дона Саладо между тем поглядываю. Ну, точно, он заразу разносит! Сначала я чуть было не повелся с мечом этим щербатым да с василиском (вспомнить стыдно!), теперь вот сеньор Рохас, даром что ученый человек. Только у него, книжек начитавшегося, башку на другую сторону перекосило.

Вздохнул я, припомнил всю толстячкову систему, которую он на идальго нашем опробовать хотел.

Все равно, хуже не будет!

 А доставайте-ка, сеньор лисенсиат, бумагу!  велел я.  И окуляры свои не забудьте. Сейчас с Божьей помощью рисовать станем!

Подчинился! Бумагу достал, лаписьеро свой свинцовый.

 Извольте, сеньоры! Да уж не знаю, будет ли толк

Сначала мы за горы взялись, которые вокруг. Толстячок их рисует, а мы смотрим. Смотрими успокаиваемся понемногу. Все как есть: скала двуглавая, скала с уступом, вот и ущелье, вот и башня вдали, старинная, еще мавры строили.

И ведь что любопытно: Дон Саладо тоже в деле нашем участвует, на рисунок глядит, иничего. В смысле, ни замков, ни великанов. Видать, просветление на дядьку нашло. И славно, если так!

Покрутил лисенсиат рисунок в пальцах своих пухлых, оглянулся:

 Нет, все равно не так все! Ибо неадекватность моя прежде всего с замком, что мы недавно покинули, связана.

Делать нечегостали замок рисовать. И со стороны ворот, и со двора, и даже зал тот, где мы трапезничали. И сноваточь-в-точь! Но толстячок все свое гнет, не успокаивается:

 Увы, сеньоры, увы! Наука ведает случаи, когда затмение сразу на многих находило, причем видели все одно и то же

Тут уж меня оторопь взяла. Это на что же он намекает? Что нам всем замок этот привиделся? И дон Хорхе? И сеньорита Инесса?

Расстегнул я ворот, булавку с камешками синими потрогал, затем отвернулся, платок с узлами достал.

Все на месте. Значит, не спятили мы. По крайней мере, я.

 Если бы мне удалось зацепиться за деталь некую!  вздыхает толстячок.  Наваждения, как правило, из уже виденного и ведомого возникают. Ежели бы вспомнил я в замке том нечто, никогда прежде мне не встречавшееся! Ибо нахожу я в сеньоре Новерадо некое сходство с портретом, мною виденным в Саламанке

И тут меня словно кувалдой по бестолковке навернули.

 А книги?  воскликнул я.  Вы же книжки полдня смотрели да на бумажку чего-то записывали!

Чуть не подпрыгнул толстячок. Засуетился, из сумы седельной бумагу досталту самую, с которой из замка выехал.

 Да-да, конечно! Книги Их там, сеньоры, оказалось не слишком много, однако же каждаяистинное сокровище. Вот, пометил я, летопись времен готских, написана в дни короля Родриго, что враждовал с родичем своим Хулианом

Окуляры поправил, подумал. Погрустнел.

 Однако слышал я о летописи той прежде, и отрывки читал. История же вражды Родриго с Хулианом, который и привел мавров на землю нашу, всем известна

 Так нет ли чего иного, сеньор?  подхватил Дон Саладо.  Того, что неведомо было вам прежде?

 Вот!  пухлый палец уперся в какую-то строчку.  Рукопись, в коей содержится неведомая мне прежде поэма о великом Сиде. И хоть отсутствует в рукописи той начало, однако же поэма поистине прекрасна. Даже запомнил я некоторые строчки

Зажмурился толстячок, шевельнул усиками.

 Да, вот! Послушайте! Всадники Да точно!

Всадники шпорят, поводья ослабив.

Ворона в Биваре взлетела справа,

А прибыли в Бургос, слева взлетает.

Мой Сид распрямился, повел плечами:

«Вот, Альвар Фаньес, мы и в изгнанье,

Но с честью в Кастилью вернемся обратно».

Вступает в Бургос мой Сид Руй Диас,

С ним шестьдесят человек дружины.

Встречать и мужчины и женщины вышли.

Весь людный город у окон теснится.

Бургосцы плачут в большом унынье.

Каждый твердит, взирая на Сида:

«Честной он вассал, да сеньором обижен».

Дать ему кров им в охоту, но страшно

 Стихи о великом Сиде!  вскричал мой идальго, даже до конца не дослушав.  И при том неведомые даже мне, хоть немало я слышал об этом замечательном рыцаре! Поистине, вам не о чем беспокоиться, сеньор Рохас, самому такое не придумать и в бреду, конечно же, не услышать.

И вновь послышался вздох, но уже совсем иного рода.

 И в самом деле, сеньоры, в самом деле!  сеньор лисенсиат даже окуляры снял, на солнышко взглянул.  Не придумать мне такого, тем более стихи эти сложены на старинном наречии и забытым ныне размером Но хотелось бы еще, еще что-то, чтобы уже никаких сомнений

Палец снова заскользил по бумаге.

 Есть!  теперь сеньор лисенсиат уже улыбался.  Мне надо было про это сразу вспомнить. О таком я точно нигде не слыхал и придумать тоже не мог

Встал, ручки свои потер, вновь на небо посмотрел.

 Как славно сеньоры! Как славно, что разум мой в порядке, хоть и засомневался я изрядно, потому как имелась причина, показавшаяся мне веской

А меня уже и любопытство разбирает. И в самом деле, что такого могло случиться, чтобы сеньора Рохаса с толку сбить?

Толстячок уже и бумаги все спрятал, и на мула взобрался.

 Пора нам, сеньоры! Надеюсь, извините вы мне мою слабость

 Да чего уж там,  вздохнул я, самого себя вспомнив.  С каждым бывает!

 Если помните вы, сеньоры,  принялся рассказывать толстячок, между мною и рыцарем калечным пристроившись (благо тропа пошире стала).  Хозяин наш, дон Хорхе Новерадо, не велел нам оглядываться, когда выберемся мы за ворота. Не удержался я, признаться, назад поглядел.

Вспомнил яточно! Было делооглянулся толстячок. Оглянулся, а после принялся пот со лба вытирать.

 Верно, сеньоры, солнце было тому виной или дымка над горами, однако не увидел я замка, где только что мы с вами гостили. Ни его, ни руин даже. Просто площадка ровная да какие-то ямы. И камни по бокам. Долго я глядел

 Думаю, причиной тому не солнце,  глубокомысленно заметил мой идальго.  Всему виной окуляры, которые не столь помогают, сколь искажают зримый образ мира, особливо же на расстоянии. Потому и не ношу я их.

 К тому же я тоже оглядывался,  подхватил я.  И ничего никуда не пропадало.

Лисенсиат вновь кивнул, весьма успокоенный, а я вдруг сообразил, что оглядывался-то еще перед воротами! Перед нимине за!

Сообразилно вслух уточнять не стал. Этак и впрямь тараканы в голове заведутся.

 А потому,  подытожил сеньор Рохас,  будем исходить из логики, всеми мужами учеными чтимой. Ежели во многих случаях видел я нечто, вполне меж собой согласующееся, и только в одномнет, то резонно предположить будет, что именно в этом случае чувства мои слегка обманулись. Сие и следует из правила, бритвой Оккама именуемого

 И быть по сему!  согласился я, а Дон Саладо поспешил осенить себя крестным знамением. Не иначе от того, что про Оккама услыхал. И действительно, что за демон такой?

А я вновь булавку потрогал. Все в порядке, на месте булавка.

Ну точно, заразная хворь у моего идальго!

 Однако же, сеньор Рохас,  продолжал Дон Саладо,  что за книгу вы вспомнили последней? Видать, особая она была, ежели от воспоминаний о ней ваша хворь без следов сгинула.

 И правда,  кивнул толстячок.  Книга сия весьма редкая, ей лет двести без малого будет. И замечу, что сохранилась она отменно, более того, эта книга, точнее же, рукописьсамое последнее, что приобрели предки почтенного дона Новерадо для своей библиотеки. Видать, новые книги у них не в чести! Охотно расскажу о ней, поскольку чую, что вам, Дон Саладо, услышать о том любопытно будет.

А мне уже и не до того стало. Здоров наш лисенсиати славно. А книги Бог с ними, с книгами этими! От них умуодно помутнение. Тем более, за тропой следить требовалось. Вниз шла тропа, катилась даже. Значит, с горы сваливаемся, прямиком на равнину. Не налететь бы нам аккурат на заставу Святой Эрмандады. Вечно они в самом ненужном месте появляются!

 Рукопись эта вот о чем гласит,  вещал тем временем наш толстячокбодро так, весело даже, не иначе, оклемался совсем.  В году Anno Domini 1291-м два венецианца, братья Луиджи и Пьетро Вивальди, обакормчие опытные, отплыли на двух своих галерах мимо Столпов Геркулесовых, именуемых еще Гибралтаром, прямиком в море-Океан, надеясь обогнуть Африку

Тут уж и я уши навострил. Эка замахнулись! Мы от острова к острову ходим, берег из виду не теряем, а тутв море-Океан! И когда? Вон, португальцы уже почти сто лет пытаются Африку морем обойтида без толку все. Недаром Океан этот мавры, чтоб им пусто было, морем Мрака называют.

 Однако же сильная буря, равно как течение, куда галеры эти попали, понесли их прямиком на запад. И плыли они более тысячи лиг

 Сколько?  не удержался я, обо всем позабыв, даже о Святой Эрмандаде.  Вы, сеньор Рохас, зря книжку эту читали. Тысяча лиг! Да галера и двести не пройдет, да что я говорюста, если воды на борт брать не будет. Видел я эти галеры. Большие, конечно, но чтобы тысяча лиг!..

Вспомнил я Венецию, Арсенал тамошний, галеры, что всю бухту покрыли. Хороши, очень хороши, но не для моря-Океана. Там ведь шторма не такие, как у наших берегов. Говорят, волнывроде тех гор, что мы только-только проехали.

 И вправду, досталось им изрядно,  согласился толстячок.  Однако все же доплыли они до некой земли

 И мы доплыли,  самым невежливым образом перебил я, Куло своего придерживая.  То есть, не доплыли, конечно. Приехали!

Приехалипотому что кончился спуск. И горы кончились. Впередисловно яйцо куриное разбили да желток развезли. Равнина! Желтая-желтая, даже деревья, что вдалеке торчат, желтыми мне показались. От пыли, видать.

Ну, равнина желтаяэто по сторонам. А впереди, совсем близкостены серые, приземистые, за нимикрыши черепичные, а вот и колокольнястранная такая, не иначе, минарет бывший.

 Касалья-де-ла-Сьерре, сеньоры,  сообщил я, для верности рукой указав.  Сейчас приступ начнем или до вечера подождать следует?

 Отчего же до вечера?  удивился лисенсиат.  Думаю я

Бум-м-м!

Не везет толстяку сегодняопять перебили, договорить не дали. Но на этот раз уже не я был тому виной. Колокол! Да так громко!

Загремело с колокольни,

Загремело, отозвалось.

Отовсюду зазвонили,

Басовито, со значеньем.

Не пожар ли? Так нет дыма.

Не война? Врагов не видно!

И поехали мы шагом

Прямо к городским воротам,

Тому звону удивляясь.

«Если ловят, то не нас ли?»

Я сказал, не удержавшись.

«Не чума ли?»вздрогнул Рохас,

Поспешив перекреститься.

Только славный Дон Саладо

Не имел на то сомнений:

«Не простой тот звондраконий!

Не иначе, монстр ужасный

Поступил к вратам Касальи.

Чую, ждет нас нынче битва!»

Усмехнулся наш ученый,

Про драконий звон услышав.

Я ж имел иное мненье:

Пусть уж лучше два дракона,

Даже вместе с василиском,

Чем Святая Эрмандада!

ХОРНАДА X.О том, как мы встретились с Драконом.

Хорошо, когда ловят кого-нибудь другого, а не тебя! То есть, конечно, нет, никому подобного не желаю (еще не хватало!), просто дышится легче, ежели не ждешь, что дурак-глашатай вот-вот заорет: «По указу королевскому за злодейства разные именуемого также Бланко, лет же ему приметы же». А приметы у меняи не придумаешь лучше, одна башка белая чего стоит, особенно в Андалузии. Орет глашатай, а соседи уже морды любопытные в мою сторону поворачивают, реалы с мараведи в уме пересчитывают

Фу ты!

А вроде искать меня пока не должны, во всяком случае по указу. Правда, коррехидор в Сарагосе распорядился еще год назад, и алькальд в Малаге, той, что мой идальго приступом брал Но туда я и не суюсьни в Сарагосу, ни в Малагу, ни в Бургос.

А здесь что?

«Здесь»это, само собой, в Касалья-де-ла-Сьерре. Пока мы с одрами нашими через толпу, что улицу главную запрудила, протискивались, успел я осмотреться. Бывал я тут этак с год назад, и ничего в Касалье не изменилось. Да и чему меняться? Крыши черепичные, стены желтого кирпича, морды опять жекирпичные.

Дыра!

Одно хорошолюдно тут сегодня, отовсюду собрались-набежали. Со всего города, да и с округи, пожалуй. Стиснулине повернуться, отовсюду луком несет да маслом прогорклым.

Не хотел бы я здешней ольи отведать!

И все это толпище вперед ломитсяна главную площадь. Бывал я и там. Площадь, как площадь, мощеная, вокруг дома под желтой черепицей, один, алькальда здешнего, даже двухэтажный. Ну и церковь, понятнота, что с минаретом. Только в обычные дни пусто тут и голо. А вот сегодня

 Или праздник какой нынче, Начо?  вопросил Дон Саладо, не иначе, мысли мои подслушав.

В этой пыльной толпе козопасов да свинопасов мой идальго на своем коньке выглядел чуть ли не самим Сидом Компеадором. По меньшей мереЛанчелоте. На нас уже поглядывалиуважительно так, серьезно.

 Едва ли,  дернул я плечами.  Троица уже прошла, Святой Андрей и Святой Хуантоже

 Может, праздник тут местный?  встрял толстячок, от чьей-то широкополой шляпы нос свой отводя (ой, несло от той шляпы, на десять шагов слышно!).  Известно, что в провинции почитаются обычаи всякие, порою весьма древние

Я даже слушать не стал. Праздником тут и не пахло (луком пахло!). Яснослучилось что-то. Но не пожар, не война. Или война все-таки? Повелела Ее Высочество Изабелла созвать воинство да идти прямиком на Гранаду

А по хребтусловно иголочки покалывают. Нет, не война, чую. Вот заорет сейчас глашатай про злодея державного с башкой белой да с дагой миланской у пояса

Ага, уже орет! Прямо с паперти церковной.

 и к тем словам должно отнестись вам с вниманием и почтением!..

Ага! Так и есть. Морда пропитая, штаны черные, узкие, накидка тоже черная.

Глашатай! Да не простойиз Севильи, не иначе, накидка-то серебром шита! А рядом с ним

Да как тут увидеть того, кто рядом? Площадь маленькая, ступить негде, людей ежели не море, то с озеро немалоеточно. Толкнули нас, затем снова, Куло мой зубищи желтые скалит, сейчас укусит кого-нибудь

 Пропустите сеньора! Пропустите! Эх, деревенщина, а ну, в сторонку!

Так и знал, так и чувствовал! Эрмандада! Этих сразу узнаешьморды красные, бороды черные, латы огнем горят. И прямо к нам!

Назад Дальше