Всё не так - Август Мак Брелан 3 стр.

Серега вышел в коридор, а Тарас вернулся к статье, снова погрузившись в объятия журналистской Музы. Однако из этого состояния его тут же вывел грохот открываемой двери. Тарас недовольно повернулся, ожидая снова увидеть Серегу.

Но вместо Сереги на него уставились дула двух автоматов, направленных на Тараса людьми в черной форме.

Хенде хох!

* * *

Антону хотелось петь. Он одновременно испытывал радость, наслаждение, удовольствие и чувство глубокого удовлетворения. В его паспорте красовалась столь желанная рабочая виза. Наконец-то дело было сделано.

Впрочем, нетпока только полдела.

Никакого германского гражданства Антону было не нужно, как не нужна была и «блаукарта». Менять Союз на Рейх он совершенно не собирался. Его настоящая цель находилась совсем в другой части света.

Вот почему Антон знал, что в первый же день пребывания в Берлине он пойдет в американское посольство. И попросит политического убежища, подробно рассказав как о неоправданно жестоких законах Германского Рейха, так и о бабушке Зине.

Разумеется, американцы возмутятся и дадут Антону убежище без дальнейших вопросов. И даже оплатят билет до Нью-Йорка. Ну, а немецкие пограничники в аэропортуне проблема. Зачем им задерживать иностранца, желающего покинуть Германию?

Конечно же, это означает, что Антону нужно будет показать в посольстве бабушкино письмо, тайно доставленное дяде Тарасу его японским коллегой. Которое нужно будет провезти в Рейх в тщательно запрятанном виде. Ибо если оно кому-нибудь попадется на глаза, то вместо желаемого пункта назначения можно действительно угодить в концлагерь.

Так что второй этап антоновской одиссеи обещал быть гораздо опаснее первого. Не говоря уже о третьем.

Что ж, кто не рискует, тот не пьет баварского.

* * *

Следователь, в кабинет к которому привели Тараса, сидел за столом и что-то писал. Впрочем, когда дверь за последственным захлопнулась, он поднял взгляд и указал Тарасу на стул напротив себя.

Садитесь, товарищ Захарченко,  произнес он с издевкой в голосе.  Устраивайтесь поудобнее, чувствуйте себя как дома.

Следователь говорил по-русски совершенно без всякого акцента, так что Тарасу на мгновение показалось, что он находится не в РСХА, а на Лубянке.

 Ягауптштурмфюрер СС Гельмут Фогель,  развеял возникшую иллюзию следователь.  Мне поручили вести ваше дело.

Прежде всего,  гневным тоном ответил Тарас,  я хотел бы заявить, что вы, гражданин Фогель, не имеете никакого права держать меня под стражей и тем самым незаконно ущемлять мою свободу.

 Вот как?  искренне удивился Фогель.  Вы действительно так считаете?

 Я достаточно хорошо знаю законы,  высокомерно сказал Тарас,  чтобы уличить тех, кто их нарушает.

 Да вы, я вижу,  поморщился следователь,  уподобляетесь всяким там правозащитникам семидесятых годов, которые требовали от советской власти «уважать собственную Конституцию». И чего они этим добились?

 Это верно,  печально усмехнулся журналист,  у нас на Руси так уж повелось: закончто дышло. Но вы-то, немцы, всегда гордились своей законопослушностью.

 Допустим,  медленно протянул Фогель.  Но почему же, товарищ журналист, вы находите мои действия незаконными?

Уже хотя бы потому, гражданин следователь, что в данный момент я нахожусь не на территории Германского Рейха, а на территории Союза Советских Социалистических Республик.

И что же?  спросил следователь.

А то, что СССР не является частью Рейха. В отличие от какой-нибудь Баварии или Австрии, Советский Союз представляет собой независимое государство.

Так уж и совсем независимое?  хитро прищурился Фогель.

Разумеется,  нехотя признал Тарас,  СССР, как и некоторые другие страны, состоит с Германией в союзных отношениях. Но это не значит

Вы прекрасно понимаете,  перебил его следователь,  что отношения Рейха с разными союзниками регулируются по-разному. Союзники вроде Италии или Испанииэто одно, Румынии или Латвиисовсем другое, а СССР или Польшитретье. В каждом случае действует отдельный союзный договор между Рейхом и конкретной страной.

Да, это так,  кивнул журналист, ибо не мог отрицать очевидного.

А посему, товарищ Захарченко,  нехорошо улыбнулся Фогель,  не будете ли вы так любезны перечислить статьи союзного договора между Рейхом и СССР? С вашими познаниями в истории это будет сделать совсем не трудно.

Первый пункт договора, заключенного в Москве 25 сентября 1941 года,  монотонно произнес Тарас,  предусматривает возвращение западных границ СССР к тому состоянию, в котором они находились в августе 1939 года.

Правильно,  кивнул следователь.  Дальше.

 Согласно второму пункту,  продолжил журналист,  численность Красной Армии не может превышать пятидесяти тысяч человек. Кроме того, в Советском Союзе отменяется всеобщая воинская обязанность.

Фогель лишь кивнул головой, предлагая Тарасу перейти к следующему пункту.

 Третий пункт,  сказал Тарас, потупив глаза.  На территории СССР размещается ограниченный контингент германских войск.

 Вернее, неограниченный,  усмехнулся следователь.  Поскольку его размер германская сторона устанавливает в одностороннем порядке.

 В четвертом пункте,  продолжил журналист,  предусматривается ежегодная выплата Советским Союзом определенной денежной суммы в золоте и твердой валюте. В виде компенсации расходов на оборону СССР германскими войсками от внешних врагов.

 Контрибуция,  кивнул головой Фогель.

Я вижу, вы хорошо знаете русский язык,  посмотрел на следователя Тарас.  Так вот, по-русски подобные регулярные выплаты издавна называются «данью».

Называйте как хотите,  пожал плечами Фогель.  Будь у вас современная миллионная армия, вы тратили бы на нее каждый год примерно такую же сумму.

Кто не хочет кормить свою армию,  грустно усмехнулся журналист,  будет кормить чужую. Но мы отвлеклись от темы разговора. Могу я быть свободен или нет?

То есть как свободен?  не понял следователь.

А так. Да, у наших стран есть союзный договор. И какой же его пункт я нарушил? Насколько мне известно, я не передвигал пограничные столбы на запад, не восстанавливал всеобщую воинскую обязанность, не нападал на германский неограниченный контингент и не отказывался платить Германии дань. Так на каком же основании вы меня здесь держите?

А вы хитрец, товарищ журналист,  медленно произнес Фогель.  Вы ведь перечислили далеко не все пункты.

Ах да,  кивнул головой Тарас,  я забыл статью о репатриации советских немцев.

Я не об этом,  покачал головой следователь.  Хотя эта статья и помогла моим родителям, которых в августе сорок первого чуть было не выслали из Поволжья в Казахстан. Нет, я имел в виду совсем другое. А именнодополнительный параграф номер два.

Параграф номер два?  переспросил журналист, немного побледнев.

Да, товарищ Захарченко, параграф номер два. Согласно которому РСХА имеет право арестовывать на территории СССР лиц, обвиняемых в антигерманской деятельности. Равно как и право судить их и наказывать.

Допустим,  нехотя ответил Тарас.  Но я никогда в жизни не занимался какой бы то ни было антигерманской деятельностью.

Так-таки и не занимались?  с некоторой иронией сказал следователь.  А если хорошо вспомнить?

И чтобы освежить память подследственного, гауптштурмфюрер Фогель достал из ящика стола старый номер «Огонька», вышедший в свет еще в марте.

 Это что?  с недоуменным видом уставился на журнал Тарас.

 Это ваша статья, товарищ журналист,  почти ласковым тоном ответил немец, раскрывая «Огонек» на нужной странице.  Статья под названием «Ошибка Сталина».

 Ну, знаете ли, гражданин следователь  негодующим тоном сказал Тарас.  Сейчас критика Сталина не считается даже антисоветской деятельностью. А уж как она может считаться антигерманской, я и вовсе не понимаю.

 А почему бы вам, товарищ Захарченко,  будто промурлыкал следователь,  не вспомнить, за что именно вы критикуете Сталина в этой замечательной статье?

В этой статье я всего лишь рассуждаю,  пожал плечами Тарас,  на тему «если бы, да кабы» Мне кажется, что если бы Сталин не вступил в сентябре с Германией в переговоры, а вместо этого продолжил бы борьбу, то у Советского Союза был бы шанс на победу. У Красной Армии было достаточно резервов, чтобы отогнать немцев от Москвы.

Какая чушь,  поморщился Фогель.  Вы наслушались Виктора Суворова по Би-Би-Си, не иначе.

Дело не в Суворове,  покачал головой журналист.  Достаточно как следует проанализировать имеющиеся данные, чтобы понять, что победа под Москвой была вполне реальна. После чего Сталину и Черчиллю следовало бы привлечь наконец Америку на свою сторону. И тогда бы уже время работало не на Германию, а на ее противников. Особенно если учесть, что именно американцы первыми сделали атомную бомбу. Так что Сталин, возможно, совершил большую ошибку.

А вот я считаю,  неожиданно злым голосом ответил следователь,  что ошибся не Сталин, а фюрер.

Лицо Фогеля изменилось не меньше, чем его голос. На смену ласковой иронии пришла неприкрытая ненависть.

Если бы только германским фюрером в тот исторический момент был Гитлер! Уж он-то не стал бы заключать с Россией мир, а стер бы ее с лица земли! Он не стал бы осторожничать, а напал бы вместе с этими желтомазыми япошками на Америку с двух сторон, с запада и востока! Он не мирился бы с Англией, а высадился бы наконец на этот проклятый остров и повесил Черчилля на осине! Он не стал бы ломать комедию с превращением покоренных стран в союзников!

Взгляд гауптштурмфюрера СС устремился куда-то в неведомую даль. Теперь этот взгляд был полон не только ненависти, но и любвилюбви к безвременно ушедшему в мир иной первому вождю НСДАП.

 И сейчас все было бы по-другому!  мечтательно и вместе с тем зловеще возгласил Фогель.  Никакой холодной войны, никакого противостояния с НАТО, никакого ядерного паритета, никаких дурацких церемоний вроде этого допроса. Германия правила бы миром, немецкий народ наслаждался бы мирным трудом и счастливой жизнью, а ты, славянский унтерменш Тарас Захарченко, лежал бы расстрелянный в канаве. Это в лучшем случае.

 Ну, вот видите,  спокойно ответил Тарас.  Вот мы с вами побеседовали об альтернативной истории. Я выдвинул свою версию, вы, гражданин Фогельсвою. Не сошлись во мненияхбывает. Где же тут антигерманская деятельность?

 Перестаньте валять дурака,  сказал следователь уже более спокойным тоном.  Вы прекрасно понимаете, что подобная статья в журнале, который читает вся страна, не может не призвать миллионы советских граждан к сопротивлению существующему порядку вещей. Пусть даже к сопротивлению мысленному.

 Я никогда и никого ни к чему не призываю,  покачал головой Тарас.  Я работаю в «Огоньке», а не в «Правде». Мои статьиэто не партийные директивы, а всего-навсего пища для ума. Информация к размышлению.

 Хватит!  ударил кулаком по столу Фогель.  Я вам сейчас тоже дам немного информации к размышлению, прежде чем отправлю в камеру. Ваш единственный шанс, Захарченкоэто чистосердечное признание и раскаяние в вашем преступлении. Так или иначе, суд признает вас виновным непременноно в случае раскаяния вы сможете рассчитывать на снисхождение. А если будете по-прежнему упиратьсяпеняйте на себя.

 Я не намерен признаваться в том, чего не совершал,  спокойно ответил Тарас.  А уж каяться и подавно. Мне никогда еще не было стыдно за содержание моих статей.

Не удостоив подследственного ответом, немец нажал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать конвоиров.

Тарас понял, что разговор окончен.

* * *

Петя Грибусевич полулежал на диване, ел пирожки с повидлом, пил квас и слушал новый альбом группы «Шлехте Юнген Блау».

В эти минуты его отец, Николай Васильевич Грибусевич, всё ещё ломал себе голову, не зная, как поступить с разоблаченным шпионом. Которого следовало расстрелять за измену Родинето есть при этом совершить акт антигерманской деятельности.

В эти минуты брат Пети, Антон Грибусевич, снова и снова мучительно прикидывал, как именно провезти в Германию документ, удостоверяющий наличие у него «неправильной» бабушки. Документ крайне нужныйи в то же время несказанно опасный.

В эти же минуты дядя Пети, Тарас Захарченко, находился в гестаповских застенках, и никакого шанса выйти оттуда на свободу у него не было.

А сам Петя полулежал на диване, ел пирожки с повидлом, пил квас и слушал новый альбом группы «Шлехте Юнген Блау».

Его отец, брат и дядя нашли в жизни свою дорогуи добились немалых успехов. А Петя пока что плыл по течению.

И тем не менее им всем сейчас было плохо, а Пете хорошо.

Даже очень хорошо.

Рассказ второйСтрадания молодого Вальтера

 Ну и как это называется?  поморщился майор вермахта Вальтер Шольц, сделав первый глоток.

 Это, мой забывчивый друг, называется «кофе»,  саркастическим тоном ответил капитан гестапо Гельмут Фогель.  Я, конечно, понимаю, что с возрастом у каждого человека развивается склерозно ведь тебе, Вальтер, нет еще и сорока пяти

Хотя Шольц был старше своего приятеля лет на десять (не говоря уже о более высоком звании), но тем не менее первую скрипку в их дуэте играл именно Гельмут. Таков уж, наверное, закон природынагловатые и остроумные циники с привлекательной внешностью уверенно руководят, а скромные и тихие добряки с полнеющим животиком, лысеющей головой и очками на носу безропотно им подчиняются.

 Нет, Гельмут, это отнюдь не кофе,  покачал головой Вальтер.  И ты сам в этом непременно убедишься, как только осмелишься это пойло попробовать.

 Гестаповца не устрашит ничто!  торжественным тоном произнес Фогель, улыбаясь лишь уголками губ.  А уж тем более чашка какого-то кофе, не угодившего некоему майору интендантской службы

И Гельмут величавым движением поднес принесенную официантом чашку ко рту, а затем столь же величаво из этой чашки отпил после чего выражение его лица несколько изменилось. Ему явно хотелось выплюнуть выпитое обратноно Фогель все же пересилил себя и довел глоток до конца.

 Ну и гадость!  скривился Гельмут, вновь обретя способность говорить.  Да, Вальтер, на этот раз ты оказался прав. Действительно, это не кофе. Это какая-то бурда, которая годится разве что для свиней. И зачем мы только сюда пришли?

 А ведь я предлагал пойти в офицерскую забегаловку,  заметил Вальтер.

 Я наивно полагал,  пожал плечами Фогель,  что в кафе мы хотя бы посидим с комфортом. Тем более что в кооперативном кафе ассортимент по идее должен быть лучше, чем в государственном.

 Дорожеда,  согласился Шольц.  Лучшенет. Во всяком случае, на этот раз.

 А-а, да что тут поделаешь?  махнул рукой Фогель.  Что возьмешь с этих русских? Угораздило же меня сюда попасть

 Я сюда попал уже давно,  заметил Вальтер.  Сразу после училища

 Гитлера на них нет,  в сердцах сказал Гельмут, чуть понизив голос.

Впрочем, зал в кафе «Улыбка» был практически пуст, а до стойки, за которой стоял директор заведения, было достаточно далеко. Кроме того, из динамиков раздавалась популярная музыка.

Внезапно Вальтер захохотал.

 Смех без причины  произнес по-русски Гельмут, с интересом глядя на поведение старого приятеля.

 Да нет, причина-то у меня есть,  ответил Шольц, немного успокоившись.  Я просто кое-что вспомнил. Гуляю неделю назад по Арбату, вижу каких-то «неформалов», как их тут называют. То ли металлистов, то ли люберов, то ли просто хулигановидут, короче, смеются, поют что-то, на окружающихноль внимания. А на скамейке сидят двое старичков. И один другому говорит: «Сталина на них нет». Совсем как ты сейчас

Тоже мне сравнение!  фыркнул Фогель.  Тем более что Сталин-то уже успел русскими поруководитьда так, что они до сих пор помнят. А вот Гитлер так и не показал им, как выглядит загадочная мать некоего Кузьмы.

 Гитлер много чего не смог сделать,  меланхолическим тоном сказал Вальтер.