Субэдэй не стал показывать изумления. Пробурчал:
Ещё одно непонятное слово, Барсук, и я укорочу тебе язык этим самым клинком. Найди другого слушателя для своих неведомых заклинаний.
Дремучий идиот.
Не знаю, что означает последнее слово, но чувствую, что ты пытаешься меня оскорбить, шаман. Моё терпение кончается.
«И вскипело сердце Субэдэя, измученное виной за убийство несчастного кузнеца и верного нукера, и объял его несправедливый гнев».
Что?! Откуда ты знаешь про кузнеца?
Субэдэй начал подниматься, готовя клинок к удару, но шаман исчез: растворился в ночной тьме, которая поглотила его так же неожиданно, как и породила пять минут назад.
Темник ошарашенно оглядел пустой берег, залитый лунным светом. Пробормотал:
Слишком много соблазнов вокруг него. Слишком много тайн. Хватит.
Размахнулся и швырнул меч. В последний раз сверкнуло лезвие, раздался всплески чёрная вода тангутской реки поглотила артефакт.
Темник поковылял на свет костров.
Когда его шаги стихли, таёжник в чёрном балахоне выбрался из кустов тальника. Хмыкнул:
«Откуда знаешь про кузнеца, откуда знаешь». Книжки надо читать, лапоть безграмотный. Бхогта-лама, «Сокровенные беседы», Жёлтая глава, «Про то, как темник Субэдэй утопил Орхонский Меч».
Достал из-за пазухи моток проволоки, смастерил рамку. Присоединил концы к чёрному кругляшу, надел на лоб обруч с фонариком, вставил наушники.
Зашёл в воду и начал водить рамкой над тёмной поверхностью, вслушиваясь в писк анализатора. Буркнул:
Чёрт, хватило бы аккумулятора. Вот псих, далеко закинул.
Глава втораяОстрог на Тихоне
Июнь 1229 г., рубеж Добришского княжества
Скрипели длинные двуручные пилы, разрезающие брёвна вдоль, будто ругались на разный манер. Стучали наперегонки топоры. Мужик обтёсывал бревно: из-под полукруглого лезвия курчавились стружки, обнажалась ярко-жёлтая древесина, а смолой пахло совершенно восхитительно.
Мальчик лет пяти переступил красными козловыми сапожками. Нагнулся, поднял жёлтый завиток, понюхал и улыбнулся.
Ты чей будешь, богатырь? подмигнул весёлый молодой парень в холщовой рубахе
Тятин, солидно ответил мальчонка.
Что, хочешь на плотника выучиться, когда вырастешь?
Не. Я как тятя буду.
А чем отец занимается? Небось, по торговой части? Купец, богатый гость?
Мальчик наморщил лоб:
Не. Он главный. На коне золотом, на Кояше.
И похвастался:
Я Кояша кормил. Яблоком. Надо только на ладошке давать, а не в кулаке, а то он пальцы откусит.
Так это княжич, что ли? забеспокоился десятник. Такой же рудый, будто костёр на головушке. Роман Дмитриевич, никак. А где няньки-мамки твои?
Там, мальчонка махнул в сторону княжеских шатров, я от них убёг.
Чего сбежал-то?
Скучно. Тятя всё по крепости ходит, и дядька Жук с ним, и Сморода-боярин. А няньки глупые, ахают: «Надень овчину, от реки дует». Это летом-то! Дурные бабы. Будто я девчонка какая.
Пойдем-ка, княжич, строго сказал десятник и протянул широкую лапищу, они там обыскались уже, небось.
Мальчик взял бородатого дядьку за руку и пошагал рядом. Дорога вышла долгая: то надо было сбить головку одуванчика, чтобы посмотреть, как ветер уносит лёгкие семена, то потрогать палкой отливающего синевой длинноусого жука.
Навстречу уже бежали две толстые тётки: раскрасневшиеся, хватающие воздух раззявленными ртами.
Ваша потеря? спросил десятник. Что же так службу исполняете, полоротые.
Одна совсем запыхаласьтолько стояла, выпучив глаза да хлопая губами, будто рыба на берегу.
Вторая, помоложе да побойчее, упёрла руки в бока:
Чего это «полоротые»? Иди ко мне, Ромушка, соколик наш ясный. Не обидели тебя?
Не, помотал головой мальчик, я плотником теперь буду, чтобы стружки делать.
Ты же князем хотел, как отец? спросил десятник, улыбаясь в бороду.
Ну, с утра побуду немножко князем, а потом плотником.
Хватит болтать-то, прикрикнула молодуха на десятника, задурили ребятёнку голову.
Наклонилась, запричитала:
Весь перемазался в смоле-то. Пошли, Ромушка, полдничать пора. Нечего с мужиками дружбу водить, с лапотниками.
Эх, задрать бы тебе подол да всыпать, толстомясой, усмехнулся десятник, чтобы княжичей не теряла.
Ишь ты, ловкий какой, подолы он задирать собрался. Иди, иди себе.
До свидания, дяденька, помахал ручонкой княжич, я завтра приду.
* * *
Тихоняречка скромная, это из прозвища ясно. Течёт себе, не спеша. Задумается о чём-то, запетляет. Потом очнётсяи вновь прямо бежит.
Гостеприимна и добра Тихоня: и юный ручей примет в свои прозрачные струи, и протоку из болота сарашей. Приходит на её берег всякий лесной зверь: и пугливый олень с грустными глазами, и гордый лось. Старая кабаниха приводит свой весёлый табор и внимательно вслушивается в шуршание камышей, пока полосатые малыши окунают пятачки в чистую водувсем Тихоня рада, всех напоит, жажду утолит.
А в конце пути ждёт мать-река, имя которой Итиль, или Волга. Наша скромница присоединится незаметно, вольётся в могучий потоки понесётся на полдень, неразличимая уже среди остальных.
Но в этот раз ждало Тихоню в месте обычной встречи с Волгой такое, что она чуть не побежала вспять от испуга.
Торопливо стучали топоры, громоздились свеженасыпанные земляные стены, толпились лодки; качались на волне крутобокие струги, а на нихчужеземцы в пёстрых одеждах, с сожжёнными нездешним солнцем лицами.
Князь Добришский задумал здесь ставить острог, а в нёммытницу, собирать плату с гостей за проход по Тихоне вверх по течению. Три дня пути, устроенный стараниями князя волок, другие рекии струги вновь окажутся в волжских водах, но уже за пределами земель Владимирского княжества. А там и до седого Волхова недалеко, до Великого Новгорода. И дальше купеческим кораблям дорога: через Нево-озеров море Варяжское, в богатые города.
Ох, хитёр Дмитрий! Многие новым путём пойдут: жаден великий князь Юрий Всеволодович, мыто втрое дерёт против добришского да иных иноземных купцов на запад не пускает, заставляет в Нижнем Новгороде товар продавать за бесценок и восвояси возвращаться. Многие ропщут: и персы, и булгары, и гости из Господина Великого Новгорода. Вот теперь наступит торговле облегчение, а казне Добришадобрый прибыток!
Хитёр Дмитрий! И смел, да полководец знатный: в самых медвежьих углах земли русской слыхали про храброго Солнечного Витязя, что на Калке чести не уронил, а потом вместе с булгарами, черемисами да башкирами поганых татаровей в степь прогнал. Самого Субэдэя в плен взял, а с ним четыре тысячи захватчиков, что от двух туменов всего и уцелело, и на баранов их выменялголова на голову. Вот смеху-то было!
И хитёр, и в воинском деле искушён. А дальновиден ли?
Грозен великий князь владимирский, обиду не простит. Да и рязанцам Добриш поперёк горла. Выстоит ли один маленький город против многих сильных?
Тихоня о том не знает. Её делогладкую спину под струги подставлять да княжеских коней чистой водой поить
* * *
Говорил жев две сажени вал насыпать. Слышишь, боярин? сердито сказал князь.
Ближний боярин Сморода у старшего брата, погибшего в битве на Калке, унаследовал и прозвище, и острый ум, и могучее чрево на толстых, как дубовые столбы, ногах, и должность. Только старший брат покойному князю Тимофею служил, а младший при Дмитрии подвизается.
Сам мерял, княже. Две и есть.
Смотри у меня. И с тыном отчего задержка?
Я велел лес, что получше, на стройку причала отправлять. Вон кораблики толкутся, некоторые по три дня ждут.
Вот это верно, одобрил князь, первым делом купцам удобство надо обеспечить, не обижать.
Жук скептически заметил:
И две сажени низковато будет. Меня бы не остановило, коли взялся бы острог ваш брать. Да с доброй дружинойвраз бы взял.
Развоевался он, ишь. Такой же твой острог, как наш. Чего это низковато? набычился Сморода. Со стороны рекив самый раз. А с береговой стороны в будущем году ров выроем, как Дмитрий Тимофеевич велел. Хорошо выйдет, крепко.
Ну, не киевские стены, прямо скажем.
Слышь, умник, взорвался боярин, ты ещё скажине Царьград. Что можем, то и строим, по молодцу и меч: кому харалужный, кому ржавый, а тебе, трепло, лыковый. Иди вон, делом своим займись. Княжича нянчи.
Чего расшумелся? Князь велел глянуть, как опытному воину, а ты бухтишь. Гляди, чрево своё не растряси, а то через край польётся.
Сморода побагровел и набрал было воздуха для ответа, но князь остановил:
Но-но, хватит тут мне. Чисто петухи, сейчас бросятся. В одной лодке гребём. Что толкового скажешь, Жук?
Вот туда, в угол, надо башенку поставить. Для лучников и караульных. Там река как на ладони, оттуда обзор хороший.
Дело, согласился князь, заметь себе, боярин. Вечером в чертёж впиши.
Сморода хотел было возразить. Поглядел на место схождения крепостных фасов со стороны Волги и Тихони, про которое указал Жук. Крякнул и не стал спорить.
Что там дальше у нас? спросил Дмитрий.
Новгородские купцы встречи просят. Ещё там чудак один, папежник, чернец фряжский. Пешком из самого Рима будто идёт. Ну, и просители всякие, объяснил Сморода.
Нигде от них не спрятаться, вздохнул князь, чего сюда припёрлись? Пусть в Добрише сидят, ждут. Или к княгине обращаются, если загорелось посерёдке, раз она на хозяйстве осталась, пока мы тут строимся. Анастасия их быстро образумит.
Жук засмеялся было, но прикрыл рот ладонью и сделал вид, что закашлялся. Сморода смущаться не стал, согласился:
Это да. Анастасия Тимофеевна рассусоливать не будетвраз с княжеского двора погонит, если кто с пустым разговором придёт. Строга она, матушка наша. Вот бы и ты, князь
Сказали осёкся: Жук так хлопнул боярина по спине, что тот чуть язык не прикусил. Сморода хотел было возмутиться на фамильярность, но передумал. И вправду, не стоит: и так уж сколько лет говорят, что в роду Тимоши Добришского всеблаженные да мягкие, один мужчина, и тоткняжна Анастасия То есть, конечно, теперь уже княгиня. И Дмитрий, хоть покойному Тимофею не родной сын, а приёмныйтоже таков. В битве храбрый, да сердце доброе, не умеет просителям отказывать; а среди них всякие попадаются: есть и мошенники, и хитрецы, да и просто дураки.
Тятя!
Прерывая неудобный разговор, подбежал княжичтак спешил, что уронил шапку. Дмитрий схватил первенца, поднял на руки. Улыбнулся счастливо:
Ты откуда взялся, Роман Дмитрич?
Как откуда? удивился мальчонка. Или ты не знаешь? Меня маманя родила.
Князь рассмеялся. Запыхавшаяся нянька виновато сказала:
Прости, князь-батюшка, не удержать его. Всё к тебе просится, скучает. Не вели казнить, поддалася я на уговоры сыночка твоего, привела сюда.
Князь кивнул: всё нормально, мол. Поцеловал сына в розовую щёчку, спросил:
Ну, чем занимался сегодня?
Я с плотниками знаюсь теперь, похвастался княжич, сказаливозьмут меня в артель, только чуток подрасти надо. Буду тесать, и пилить, и топориком махать! Всё буду.
Как же так? удивился отец. Ты же собирался витязем стать, чтобы змею горынычу головы срубить. Сколько у него голов, ну-ка? Вспоминай. Загибай пальчики. Один
Два, три, быстро сказал Ромка, четыре, шесть.
Не спеши, торопыга. Пять-то пропустил.
Княжич нахмурился. Снова начал загибать пальцы, шептать про себя. Согласился:
Да, тятя, пять-то первее будет, чем шесть. А потом семь. Семь голов у змея!
Наклонился, зашептал на ухо:
Только можно я не буду ему все головы рубить? Вдруг у него детки есть, будут по отцу скучать. Оставлю немного, хорошо?
Ладно, согласился Дмитрий, парочку голов оставь. Только строго накажи, чтобы он избы огнём не жёг, коров не ел, красных девиц не обижал.
Он не будет! пообещал княжич. А ты тут крепость строишь?
Острог.
От ворогов?
И от них тоже. И чтобы к нам гости со всех стран приезжали.
Гостиэто хорошо, одобрил Роман, гости всегда с гостинцами, потому их так и прозывают. А вот там что?
Это река. Волга. Видишь, какая широкая?
А за рекой?
А за рекой Булгарское царство. Большое-большое. И сильное. Мастера у них хорошие, умелые. Вот сапожки твои они сшили.
Молодцы. Сапожки у меня добрые, быстро бегают. А там кто живёт?
Там мордва. Сарашам нашим дальние родственники. А вот тамрязанская земля. А выше по рекевладимирская, у них Юрий Всеволодович князем.
Поедем к нему в гости? На Кояше верхом?
Поедем, сказал Дмитрий.
Усмехнулся невесело:
Хорошо бы, конечно, верхом, а не с мешком на голове, лёжа в телеге.
Витязиони на конях скачут, назидательно сказал Рома, в телегах только бабы ездят.
Это верно, княжич. Ну что, пойдём в шатёр? Только давай своими ножками, ты же большой уже.
Был бы большойплотники взяли бы в артель, а пока не берут, вздохнул Роман.
И пошагал, сунув свою ладошку в тёплую отцовскую.
* * *
Распрощались с новгородскими купцами ласково: гости не поскупились на щедрые дары, особое восхищение добришевцев вызвал меч немецкой работы. Дмитрий не удержался, вытащил подарок из ножен. Встал посреди шатра, чтобы не задеть когои пошёл чертить круги и восьмёрки сверкающим лезвием.
Добрый меч, по руке, сказал довольно.
Так что деловой разговор прошёл легко: князь согласился дать скидку на добришевские товарывоск и пеньку, а новгородцы обещали увеличить число кораблей, идущих по новому пути, рекой Тихоней.
Сморода прикинул в уме, сколько монет это принесёт в казну, и аж зарумянился. Вопреки привычке, налил не медовухи, а дорогого заморского вина, махом осушил кубок и с удовольствием заел пирогом с вязигой. Наклонился к князю и прошептал:
Понял, княже, зачем они про силу твоей дружины спрашивали?
Чтобы разговор поддержать, беззаботно ответил Дмитрий.
А вот и нет. Присматриваются к тебе. Вот увидишьпригласят на новгородское княжение. Ох, и заживём тогда!
Скажешь тоже, рассмеялся князь, куда нам, у нас вся дружинадве сотни конных, да половцев полсотни.
Им важнее, чтобы князь умный был да воинской доблестью прославленный. А дружину на их-то деньги можно любую собрать. Ты уж меня не забудь с собой взять, когда на стол в Великий Новгород поедешь.
Так и быть, возьму, улыбнулся Дмитрий, чтобы они тебе в брюхо вместо вечевого колокола били. Звук-то не хуже выйдет, как думаешь?
Смейся, смейся. Попомнишь ещё мои мудрые слова.
Дмитрий довольно поглаживал отделанные серебром ножны новенького меча, потому легко согласился принять фряжского чернеца. Переводить с латыни взялся иеромонах Филарет, постоянный спутник князя и будущий учитель княжича: сам Дмитрий язык порядочно подзабыл и не надеялся, что всё поймёт из сказанного гостем.
Папежник говорил долго и пространно, закатывал глаза и помогал руками; Филарет переводил, стараясь максимально передать интонацию; Сморода быстро задремал, лишь изредка всхрапывая и киваямол, согласен с оратором.
И Жук утерял нить длинной речи; зато его очень развлекало сходство двух служителей божьих, от чего дружинник прыскал в чёрную бороду. Монахи были похожи, словно единоутробные близнецы: оба в ветхих, но аккуратно заштопанных рясах; оба тощие, длинные, с желтоватой кожей, будто тонкие церковные свечки; только Филарет обладал редкой бородёнкой и сальными волосиками, а папежник был выбрит и сиял тонзурой, как блюдцем, на макушке.
Дмитрий тоже с трудом боролся с дремотой: из долгого повествования понял лишь, что итальянец не является официальным лицом, а путешествует для собственного развития и познания; он прочитал немало книгвсе в своей монастырской библиотеке, и решил, что теперь настало время ему, вооружённому знаниями, сделать свой вклад в улучшение мира. Цель егодойти до самого края мира, неся свет истинной веры дикарям
Смельчак этот папежник, хмыкнул Жук, до самого края он собрался. А если по дороге вогулы съедят? Они, говорят, любят мяском чужаков побаловаться. Если, конечно, булгары его раньше не выловят и в рабство не продадут.
Фрязин тем временем продолжал: он восторгается недавно избранным папой римским Григорием, расхваливает его достоинства и всячески поносит императора Священной Римской империи Фридриха Штауфена, который должного уважения папе не оказывает, клятвы нарушает и вообще светскую власть ставит выше церковной. Папа неоднократно отлучал императора от церкви, но Фридриху всё как с гуся вода: недавно самовольно прекратил крестовый поход в Святую землю из-за смехотворного поводажелудочной эпидемии