С деньгами все весьма неплохо, сообщаю я, роняя на ближайший стол несколько здоровенных купюр с портретом Сэмона П. Чейза и обшаривая красотку глазами. Слегка за тридцать, пожалуй, довольно высокая, мускулистого телосложения, хотя дурацкое платье до пола с рюшечками закрывает обзор. Много косметики, особенно сильно подведены глаза. Короткие выбеленные волосы, на левом виске зачем-то обкорнанные под матросский «ежик». А насчет последнего предложения
Она коротко и мягко смеется, обходя комнату по периметру и зажигая настенные лампы одну за другойэто выглядит почти (но не совсем) как ритуал, наподобие тех, что, должно быть, проводят на своих вонючих луизианских болотах омерзительные, поклоняющиеся мертвым рептилиям сектанты. Качает головой.
Не пойдет, мистер. Именно с этим я не смогу вам помочь. Но с любой другой просьбойразумеется, обращайтесь. Меня зовут Мишель, я здесь хозяйка, блюстительница нравственности и порядка в этих неверных и пыльных стенах.
Кого-то она мне напоминает, то ли манерой речи, то ли внешним видом А может, мне просто непривычно спокойствие, с которым она ведет себя перед заросшим, грязным, пропахшим порохом, кровью и мочой мужиком в не единожды простреленном плаще и засаленной ковбойской шляпе. Странное ощущение, я давно его не испытывал.
Конечно, говорю я хрипло. Мокрая от пота ладонь за спиной отпускает рукоять револьвера. Просьба имеется. Мисс Мишель если в вашем заведении есть возможность расслабить не только яйца, но и спину, которая, должен признать, болит, как чертова сука, я был бы вам крайне благодарен. И пожрать. Чего-нибудь, все равно чего, хоть даже стручков мексиканского перца и этой их вонючей текилы. Но лучше все-таки чего-нибудь более традиционного. Я долго вспоминаю нужное слово. Пожалуйста.
Становится так тихо, что слышно, как под полом скребет мышь. А может, то редкий в этих местах мексиканский тушкан.
Хозяйка, впрочем, совсем не выглядит удивленной.
Необычная просьба, да Но, разумеется, выполнимая. Присаживайтесь на тахту вон там, сэр отважный ковбой. Я пришлю кого-нибудь с едой. Надеюсь, вы не ранены?
Не думаю.
Хорошо. Я купила диван всего полгода назад, не хотелось бы испачкать. Сверх совершенно необходимого, я хочу сказать.
Сравнениястранная штука. Логично было бы сказать, что я рухнул на любезно предложенный диванон же тахтакак подрубленный дуб, как срезанная пилой дровосека секвойя, как сухая сосна, на худой конец. Но подсознание считало иначе, оно упорно подсовывала в голову образ нежащегося на поверхности океана и радостно поднимающего фонтаны брызг кита, так что в конце я плюнул и смирился. Пускай будет так. Я опустился на тахту тяжело и свободно, подобно океанскому синему киту, едва успев отстегнуть оружейный пояс и скинув надоевшие плащ и шляпу. Мышцы застонали, понимая вдруг, до чего устали от всего этого творящегося снаружи безумия. Кости, даром, что полные мозга, ничего понимать не стали, просто захрустели, будто ломаясь. А мозг он отключился. Почти сразу.
Я уснул.
И проснулся, оттого что на диване кто-то сидел. Даже не так. Сидел и смотрел на меня. Ничего не делал, вообще не шевелился, просто сидел и смотрел.
Я рефлекторно дернул рукой к поясу, но она после снанедолгого, по ощущениям не больше четверти часа! затекла и едва шевелилась. Сонный мозг на долю секунды захлестнула холодная волна дикой визжащей паники, но потом так же быстро схлынула, впитавшись в шершавый влажный песок рассудка.
В ногах у меня сидела девушка. Вот так просто, подогнув под себя ноги и расправив белый шелк пеньюарано пеньюар я заметил чуть позже, а сначала взгляд приклеился к ее лицу. Забавно, да: смотреть на лицо, сидя в борделе, но я вообще довольно забавный парень, вы должны были заметить. Что-то было в нем правильное, чистоеопять выходит смешно, я понимаюкакая-то почти детская угловатость черт Много косметики, высокие скулы, самую чуточку раскосые глаза, каштанового цвета кудряшки до плеч Не знаю, почему, но в голове возник образ этой француженки, как же ее Ренетт, «принцессы», Жанны-Антуанетты Пуассон, мадам д'Этьоль, маркизы де Помпадур.
А на коленях у нее стоял аккуратный поднос с закусками.
Миленько, прокомментировала она, наблюдая за моими подергиваниями шальными темно-карими глазами.
А? голос со сна был жестяной.
Первый раз вижу, чтобы мужчина засыпал не после траха, а до него, она покачала головой, кудряшки мотнулись из стороны в сторону, будто занавески на окне, открытом в осенний сад. У тебя, должно быть, имеется чертовски хорошее объяснение для этого.
Объяснение есть, сообщил я, перемещаясь в вертикальное положение. Хорошо, что сапоги не успел снять, сейчас бы все оставшиеся в этой комнате тушканчики окочурились от могучего амбре. Но не про твою честь. Мишель тебя прислала?
Ага, девушка беззастенчиво подцепила с подноса кусочек пшеничной лепешки, обмакнула его в глиняную соусницу с чем-то красным и пахучим и отправила получившуюся конструкцию в рот. У нее были изящные маленькие кисти. Черепаховый суп, омары по-мэрилендски, а также амонтильядо и неаполитанское мороженое сегодня, можно сказать, не завезли. Как и в любой другой день, говорю по секрету, так что пришлось ограничиться банальным, как стариковская жопа, бурито.
Интересно, сказал я. Девушка прищурилась. На ее аккуратных губках осталось красное. Почему-то я смотрел именно на них. Почему-то.
Что именно? Насчет жопы?
То, что ты знаешь все эти названия, да еще значение слова «банальный». Ты кем будешь-то?
Королевой британской я буду, безмятежно сказала она. По настроению, правда, работаю высокооплачиваемой гетерой, но стоит дождаться полночи
Имя есть у тебя, гетера?
А как же, она наконец дожевала остатки лепешки. Мистерелла Девилль.
Это сценический псевдоним. А на самом деле?
Поглядите-ка, мистер грязный ковбой тоже знает пятидолларовые слова! она ткнула в меня острым пальчиком. Ладно, поиграем в откровенностьза те деньги, что ты заплатил, позволяется и не такое. Алика. Алика ЛаБо.
Сердце пропустило удар.
Алика. Почти что Алиса. Почти что та, которая
Которой нет и не будет больше никогда.
Алика ЛаБо.
Ты что-то побледнел, мистер, Алика ловко подсунула мне уже малость опустевший поднос. Перекуси, что ли, а не то я могу не удержаться и затолкать в себя все это. Пардон за невольный каламбур.
Я принялся за еду. Лепешка оказалась подсохшей, так что блюдо походило скорее на тако, разве что собирать его приходилось самостоятельно. Впрочем, плевать, сочетание острого мяса и мелко порубленных овощей было именно тем, чего мне сейчас не хватало. Девушка наблюдала за моей довольно неряшливой трапезой.
Изголодался ты, мистер, по всему видно. А тебя как звать, раз уж в ход пошли настоящие имена?
Ле я запнулся. Лейтенант. Просто Лейтенант.
Как скажешь, лапочка, пожала плечами Алика. Ты сейчас снова баиньки или займемся уже делом?
А ты что, в ближайшие несколько часов в полном моем распоряжении?
Вряд ли тебя хватит на несколько часов, хихикнула она. Бабы у тебя не было долго, судя по всему. Нужна разрядка. Ну, а я здесь как раз для этого. Так что?
Погоди, это слово далось мне нелегко. Видит богили кто-то ещея ее хотел. И вовсе не потому, что давно не был с женщиной. Она Алика выглядела живой. Настоящей. Чуть ли не впервые с того момента, как я очнулся посреди пустыни в том дурацком сомбреро и осколком от заляпанной чем-то зеленой бутылки в сжатом кулаке. Погоди. Давай поговорим.
Да без проблем, легко согласилась она. Времени у нас целая вечность. Мертвецы часов не наблюдают, так ведь?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить ее слова.
Что что ты сказала?
Да я знаю, что здесь все мертвяки, Алика с иронией уставилась мне в переносицу, ее глаза смеялись. И помню, как умерла, а потом оказалась здесь. Поначалу я думала, что это и есть ад. Но потом вроде как сообразиладля ада здесь малость скучновато. Наверное, это что-то вроде септикаотстойник для всякого дерьма. Вымученное, вырожденное, выплюнутое, словно после затяжки от дешёвого табака, место.
Так и есть.
Ты тоже, значит, догадался? она кивнула. Сообразительный парень. За что ты здесь?
За что?
Да брось. Можно сколько угодно притворяться, но в сухом остатке, перед самим собойкакой смысл? Мы все в глубине буши знаем, за что здесь оказались. Я, например, была плохой матерью. Она на секунду сбивается. Очень-очень плохой матерью. И довольно никчемной женой, надо сказать. Меня зарезал кухонным ножом очередной любовник. Широченным таким, знаешь, для резки мяска, настоящий тесак. Он всадил мне его в живот.
Алика.
Он был трус, кажется, она меня вообще не видела, глаза подернулись поволокой и каким-то жемчужным блеском. Даже не хватило смелости, чтобы вытащить нож. Он убежал из дома, а я осталась. Упала на колени, потом завалилась на живот, нож вошел еще глубже, только не ровно, а под угломя почувствовала, как там, внутри, что-то оборвалось, и вдруг стало так тепло и спокойно, и я подумала «ну вот и конец» И, кажется, заснула.
Она поглядела на меня внимательными, цепкими глазами.
Только это был никакой не конец, мистер Лейтенант. Я пришла в себя здесь, ничего не понялакакой, к черту, Дикий Запад? Галлюцинации? Это какая-то шутка? Инсценировка? Телешоу? Черта с два, и ты это знаешь. Это то посмертие, которое мы заслужили, ковбой. Так вот, я хочу знать: в чем твоя вина?
Лампы на стенах горят ровным желтоватым светом, по комнате плывет острый запах нагретого железа и керосина. А и какого черта, собственно?
Была одна девушка а потом умерла. А я убил тех ублюдков, которые позволили ей умереть.
Шикарно, оценила Алика. Очень достойное решение. Только вот, судя по всему, среди тех, кого ты убил, были и невинные, иначе мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Невинные всегда умирают за чужие грехи. Это закон.
Здесь не поспоришь. Девушка потянулась: долго, расчетливо, с прогибом, чтобы все можно было рассмотреть как следует. Так или иначе, мы тут, похоже, застряли надолго. Что ты думаешь насчет скоротать время с обоюдным удовольствием?
Я?
Конечно, ты, Лейтенант. Разумеется, ты. И еще я. Если, конечно, ты сочтешь нужным.
Она, уже все решив, задрала пеньюарчик, легла на животик, подставив на обозрение всем желающим аккуратную попку, и приготовилась получать удовольствие.
* * *
У тебя шрамы на груди, говорит она некоторое время спустя. Откуда они?
Это важно?
Мы застряли в месте между Землей и Небом. Или Землей и Преисподней, как тебе больше нравится. В невозможном месте. Здесь ничего не важно, только почему бы не побыть откровенными хотя бы здесь и сейчас. Кто ты? Как тебя зовут на самом деле?
Лейтенант.
Ну, как знаешь.
Мы лежим на том же самом диванчике, одежда разбросана по полу, туда же отправился и пустой и больше не нужный поднос, у меня в руке стакан с каким-то местным коктейлемджин, мята, лимон и еще что-то, на вкус напоминает божественный нектар. В соседней комнате уже началось обычное для этого места весельетам слышны девичьи визги, грохот посуды, и играет расстроенное пианино, где за тапера отдувается какой-то ушлый парень с красными замшевыми перчатками, свешивающимися из заднего кармана брюк. Мошенник, должно быть, а может, убийца. Других здесь не водится.
Алика, чьи теплые пальчики скользят сейчас по моей коже, невесело хмыкает.
Можно сказать, что они нашли друг друга: хмурый любвеобильный мексиканец и дешевая бордельная шлюха. Будешь меня защищать теперь от всяких крикливых мудаков, любящих распускать руки не по делу, Лейтенант? Учти, здесь таких полным-полно, и нельзя сказать, что со временем эта ситуация изменится. Ты точно хорошо подумал?
Боюсь, что все будет совсем не так завлекательно, я шевелюсь, ставя стакан на пол, и мягкая девичья ладошка соскальзывает куда-то вниз. Впрочем, я не имею ничего против. Видишь ли, я не планирую задерживаться в этой сточной канаве ни на секунду дольше, чем требуется.
А я, значит, провожу здесь вечность потому, что жить не могу без грязи, вони, крови и песчаных бурь, верно? Она достает из-под дивана оловянный пенал со спичками и, морщась, поджигает длинную сигаретину. Клуб густого синего дыма воняет, словно тысяча протухших яиц. Не то, чтобы отсюда был официальный выход, ковбой. Да и вообще хоть какой-нибудь, пускай самый плохонький выход.
Он есть, говорю я, и девушка замирает, обратившись в слух. И я намереваюсь им воспользоваться.
Что? Постой! Нет. Черт! Слова мешают и путаются. А, к чертям! О чем ты?
Я рассказываю о последних словах Часовщика. Большой бескорыстный поступок. Спасение города от долгой мучительной смерти. Я собираюсь выбраться из этой дыры, пройдя по черному ходу.
Я с тобой, не раздумывая, выпаливает девушка. И мы отправляемся прямо сейчас.
Ты бредишь.
Не больше, чем обычно. Я умею обращаться с оружием, на втором этаже лежит полностью исправный «винчестер» системы Генри и полсотни патронов сорок четвертого калибра к нему. Еще я хорошо лажу с лошадями и не доставлю хлопот. Я отчаянно хочу выбраться отсюда, Лейтенант. И знаешь еще что?
Она садится на меня сверху и берет мое лицо в ладони.
Добрые дела не становятся хуже, если их делят пополам. От этого они становятся только справедливее. Понимаешь? Мы сделаем это вместе. А все остальные, обреченные торчать здесь навечно, пусть отсосут, не нагибаясь!
Я раздумываю не больше нескольких секунд.
Тогда через пять минут у входа в нормальной одежде и с оружием. А если какой-нибудь мудакиз числа крикливых, как ты сказалапопытается тебя задержать, просто пристрели его. Справишься с этим сложным заданием?
Алика молчит и прислушивается к нестройном пению и стеклянному звону, доносящемуся из соседней комнаты.
Долгое пребывание в этом помойном ведре с дерьмом не способствует голубиной кротости, Лейтенант. Скажи только словои я спалю весь этот гребаный бардак к чертовой матери.
* * *
Мы выезжаем из Роуэн-Хилла чинным шагоми это явный прогресс, предыдущие поселения я либо подрывал динамитом, либо покидал галопом, нахлестывая скакунов безо всякой жалости. Значит ли это, что мой статус здесь повысился? Вздор, быть желанным гостем в городе мертвецовтак себе решение. С другой стороны, именно спасение этих мертвецов, если верить покойному мастеру, может вывести меня из чертовой песочницы.
Я некоторое время раздумываю, не взять ли мне с собой Скользкого Бата и этого мерзкого парня Грегори. Олухи или нет, они могут оказаться полезными. В крайнем случае, если столкнемся с кем-нибудь, они сыграют роль живого щита, отвлекут внимание А знаете что, нет. Эта идея мне не нравится. Есть что-то справедливое в том, чтобы остаться с Аликой наедине, и всякий другой будет здесь лишним.
Брести пешком не потребовалось, у ближайшей же коновязи стояли лошадичья-то добрая душа позаботилась вместо нас об этом вопросе. Ствол из дряхлой древесины, темный и подгнивающий, в нем четыре ржавых кольца, два из них заняты веревками с хитрыми узлами, такие используются, чтобы лошади, испугавшись, не убежали. С другой стороны, они должны легко распускаться, если потянуть за один конец. Я так и делаю, и через полминуты мы уже сидим верхом. Лошадки тихо сопят и фыркают, но не буянят. Эх, чует мое сердце, не понравится им грядущее приключение. Да и черт с лошадиными чувствамимне-то все это уже давным-давно не нравится.
Алика, выглядящая богиней войны в черной куртке поверх белой рубашки и темных кожаных штанах, взлетает в седло одним движением, усаживается уверенно, по-мужски, верным хозяйским движением пристраивает ружье, абсурдно выглядящее в ее изящных ручках, на луку седла. Нет, с ней у меня определенно не будет проблем.
Нас никто не видит и не провожает.
Дорога ведет сама, то изгибаясь среди высохших мумий домов и амбаров, словно песчаный уж, которых я видел здесь уже предостаточно, то вытягиваясь в струнку, будто резвый солдат перед генералом. Я не боюсь заблудитьсяодин тракт, на пересечении которых стоит город, ведет в горы, другойв низину. А в горах я никакой реки не видал.
Река с запрудой.
Разрушив ее, мы дадим жителям воду. Иначе они умрут.
Это сказал Часовщик.
И не подтвердил Милостивец.