Интересно, роняю я, и слова, вырвавшись изо рта, медленно опускаются в желтую пыль под копытами лошадей, можно ли считать бескорыстным поступок, эффект от которого мной просчитан и определен как желательный?
А хрен его знает, Лейтенант, отвечает Алика. Она едет чуть впереди, приподнявшись в стременах, я смотрю на ее темную точеную фигурку, и мне почему-то становится хорошо и спокойно. Но даже если у нас ни черта не выйдет, грех будет не попытаться, согласен?
Я согласен. Я постоянно с ней согласен.
Чертовщина.
Дорога ведет вбок, но Алика правит прямо, я следую за ней, и очередной пригорок внезапно оказывается никаким не пригорком, а краем речной долины. Забавным образом он также обозначает границы между жизнью и смертью.
Долина цветет. Бурый и желтый цвет пустыни, красноватые блики плоскогорья сменяются насыщенным зеленым ковром. Поначалу это все еще какие-то колючие кусты и похожие на грязноватые лужи островки лишайниковно чуть дальше они становятся уже настоящим луговым разнотравьем. А еще дальше
Там катит свои воды река, которая с высоты гребня, на котором мы сейчас замерли, кажется почти черной. Широкая, метров сто пятьдесят, пожалуй. Течение почти равнинное, только в нескольких местах спокойную водную гладь разрывают пенные клыки порогов.
Ахерон, почему-то шепотом говорит Алика. Новое русло вон там, видишь?
Километрах в двух отсюда русло разделяется надвое. Основной поток движется вправо и вдаль, растекаясь там гигантской болотистой поймой. С левой стороны промыто куда более глубокое и удобное русло, но оно перегорожено здоровенной каменной насыпью, поросшей пятнами травы и даже молоденькими деревцами. Вот она, проблема.
Внезапно я замечаю еще одну.
С коней, живо!
Девушка слетает с седла раньше, чем я заканчиваю фразу. Но не произносит ни слова. Не только потому что умница, но и поскольку видит то же, что и я. Четыре темные фигуры на узком рукотворном перешейке. Желтые искорки костра, стальной отблеск ружей.
Шериф додумался поставить на своем объекте вооруженную охрану.
Часть 10
Дальность стрельбы из этой дурыярдов сто, рапортует Алика, до того нежно и по-родственному поглаживая цевье «винчестера», что где-то в глубине моей головы протяжно мяукает ревность. В идеале. Только я же не королевский стрелок в общем, сорок пять-пятьдесят ярдов даю тебе с гарантией.
Негусто.
Мы лежим в густой травеона качается на легком свежем ветерке и замечательно пахнет. Чертовски замечательно, я уже почти и забыл, как это бывает, когда под ногами не мерзкий сухой песок пополам с шакальим говном, а сочные травяные стебли. В сущности, это вполне естественно, живое тянется к живому. А мертвое его мы вскоре сделаем еще более мертвым.
Прости пожалуйста, мистер «палю-без-промаха», бурчит Алика. На сколько ты мечешь свой замечательный нож? Каким рекордом можешь похвастаться при стрельбе из револьверов? Поделись успехами, восхитимся вместе.
Тут она права, конечно.
Поговори мне тут, эмансипированная женщина. Будешь у меня приманкой работать.
Я всю жизнь приманка, отмахивается девушка. Только ситуации разные. Как работаем?
Сутки через трое, бормочу я. План такой: я делаю большой крюк и захожу им со спины. Ты снимаешь одного. Двух, если сильно повезет. Они паникуют, бегут от тебя или к тебе, но это если не паникуют и тут их встречаю я. Суть в том, что в любом случае они оказываются между двух огней. Компрене-ву?
Же ву компран тут-а-фе, месье, немедленно откликается она. Один вопрос: как мы узнаем, что пришел нужный момент? Иначе может получиться нехорошо. Нужно какое-то сопряжение синхронизация.
Черт возьми, какая разумная девушка мне попалась! Нужно это использовать.
После того, как я уйду, ждешь я прикидываю расстояние до запруды, ну, полчаса где-то. А потом начинаешь работу после первого же резкого звука с их стороны. Ржание коня, крик, звуки дракив таком духе. Стрелять можешь даже не особенно метко, главноечасто. Чтоб страшно стало. Чтобы они все с мест подорвались, даже и те, кого мы, может, и не видим пока. Ясно?
Все понятно, мон женераль, сверкает она хитрыми темными глазами. Дело будет сделано!
С того момента, как мы перевалили за горб речной долины и увидели запруду с охранниками, прошло совсем немного времени. По счастью, мы двигались быстро, и тревоги не подняли. Неподалеку от горба обнаружился крохотный распадок до самого низа долины, с вытекающим из него родником, там мы и стреножили лошадей.
Наблюдение за обнаруженной четверкой издали ничего не дало, приличной оптики ни у меня, ни у Алики не оказалоськак и неприличной, впрочем. Кажется, четверо. Кажется, не слишком опытные; ходят, не таясь, пьют на посту, и при этом отнюдь не лимонад. А может, просто долго сидят на одном месте, без ротации, а таких случаях дисциплина неизбежно рушится в тартарары.
Суть не меняется. Эти парни должны быть уничтожены. Город должен получить воду. Остальноедетали.
Я прополз обратный путь до горба змейкойнезачем испытывать птицу-удачу и привлекать лишнее внимание. Высокая трава шелестела под локтями, на лицо брызгал горький зеленый сок. Вокруг меня кипела жизнь: на стебельках цветов толкались пчелы и мошки, один раз я увидел мелькнувший по земле серый ящеркин хвост. Невообразимый контраст с остальной пустыней, как я раньше этого не замечал?
За горбом все так же, как и былоунылый ветер нес у земли хлесткие облачка песка, солнце перерядилось из ласкового круглого опекуна в разъяренного обезумевшего гиганта, стегающего пустынную желтую спину плетками солнечных ударов. Ладно, теперь это ненадолго. Бодрой рысью я пробежал по дороге с полмили, чуть ли не черпая раскаленную пыль высокими голенищами сапог. Хорошо хотя бы шляпа есть, не то чертово светило выжгло бы мне остаток мозгов.
Дьявол! Спереди доносился неспешный перебор копыт. Должно быть, дозор. А этот шериф вовсе не так глуп, как кажется.
С одной стороны от меня царствовала пыльная и недружелюбная пустыня, в другую, прикрываясь травой и редкими фиговыми кустиками, опускалась речная долина. Прятаться было определенно негде, так что я просто сошел на обочину и тут же увяз в пыли по колено. В сапоги посыпалась мелкая горячая дрянь, да еще какие-то камешки.
Из-за поворота показался всадникодно название, а не всадник. От сердца у меня отлеглоодин-то молокосос мне не слишком страшен. А это был именно молокосос. Сопляк лет восемнадцати, обрядившийся в плотное белоеподумать только! шерстяное пончо и белую же шляпу. Через седло у него было переломлено ружье, сделанное, кажется, из неотшлифованного металла и неошкуренной древесины, с гигантским длинным прикладом и множеством металлических кружочков, накладочек и завитушек. Карабин Мейнарда, похожене очень-то надежное, но относительно скорострельное оружие.
На самого наездника я потратил всего один взгляддлинные кудрявые волосы, уже сероватые от пыли, длинный подбородок, мерно двигающийся оттого, что ее владелец жевал табак. Глаза скрывались в тени шляпы, но смотреть в них мне не было никакого интереса.
Всадник увидел меня и резко натянул поводья. Каурая кобыла недовольно фыркнула, но подчинилась. Норовистая лошадка.
Эй! голос у него оказался срывающийся, зато громкий и наглый. Чего тебе здесь нужно?
Я не ответил, медленно рассматривая его и подмечая мелкие детали. Руки в перчаткаххорошо для езды, но для стрельбы не годится; на поясе мачетеблизко лучше не подходить; на сапогах блестящие шпоры, совсем новыелюбитель пустить пыль в глаза. Здесь была дилемма. Парня следовало бы шлепнуть, чтобы он не поднял шуму, но шлепнуть его было нельзя, потому что поднимется шум.
Не глазей на меня.
Я продолжил осматривать дозорного. А интересные у него, между тем, сапоги. Невысокие, до середины голени, шнурованные, ничуть не похожие на классические вестерны, в которых щеголяют тут все и каждый. То ли недавно оказался в этих местах, то ли от рождения, такой дурак. Оба варианта великолепно мне подходят.
Между нами было метра два, вряд ли больше. Парень крепче сжал приклад своего карабина.
Я сказалне глазей на меня. Мне это не нравится.
А кому нравится? вступил я в разговор. И перевел глаза на реку внизу.
Ты кто такой и что здесь делаешь?
Путешественник. Обхожу поля и земли, славлю господа нашего милосердного. Аминь.
В это время кобылу, видимо, укусил овод или слепень, она вздрогнула всем телом и едва не встала на дыбы. Светловолосому парню с трудом удалось ее успокоить.
Чертовски плохое место ты выбрал для этого, пилигрим, внушительно сказал он. И довольно дрянное время. Дальше прохода нет, топай обратно.
Но почему? неискренне удивился я. Я лишь хотел
Парень, сопляку с одной стороны нравилось называть взрослого мужчину парнем, а с другой он соображал, что ему следовало бы отделаться от меня побыстрее. Я не намерен тебе ничего объяснять. Приказ шерифаникаких посторонних в этом месте. Пойдешь сам, или мне прострелить твою тощую мексиканскую задницу?
Самоуверенностьбич современной молодежи, так можете и записать.
Разумеется, сам, сэр, униженно кивнул я. Простите великодушно, сэр.
Давай, проваливай, он все не разворачивал лошадь, видимо, хотел убедиться, что я уяснил урок. Я продемонстрировал, что уяснил целиком и полностью, повернул и заковылял по пыли обратно.
Три метра. Четыре метра.
Судя по тишине за спиной, он все еще не двинулся с места.
Пять метров. Экий недоверчивый парень.
Шесть метров.
Но-о-о-о, пошла!
Я обернулся, перед глазами маячила медленно удаляющаяся раскормленная кобылья задница. На глазок до нее и ее хозяина было метров семь-восемь.
Мой старенький верный нож мелькнул в разогретом воздухе тусклой молнией. Я не очень хорош в метании, потому и не стал целиться во всадника. Лезвие, вращаясь, как лопасть вентилятора, чиркнуло по крупу лошади, оставив длинную и болезненную даже на вид царапину.
Кобыла взбесилась и стала на дыбы. Ковбой, издав повисшее в воздухе восклицание, выронил орудие и раскинул в воздухе накрытые белой накидкой руки, на манер Иисуса в далеком и прекрасном Рио-де-Жанейро. Балансировал, должно быть. А может, вообразил себя балетным плясуном в этом, как его «Ла Скала».
Меня бы вполне устроило и его падение на землюодинокого, изумленного и без оружия, но все получилось даже лучше. Лошадь понесла, а нога сопляка застряла в стремени, увлекая остальной организм за собой. А вы думаете, зачем нормальные ковбои, вроде меня, носят широкие сапоги без шнуровки? Правильный ответ: из них легко вылететь и остаться в живых. Суровый, но необходимый урок для молодой поросли.
Веселые мысли прервала капля пота, упавшая с промокших насквозь волос в пыль. Пыль и жара. Я все еще торчал на пустынной дороге, а время тем временем шло, запруда стояла, и те ребята на ней продолжали пить, ржать и мочиться в воду. Каламбур засчитан, но в командный зачет не пойдет, как неспортивный. Поторопиться мне нужно, вот что.
Зачем-то пригнувшись, словно героический боливийский партизан, я понесся по дороге, не забыв подобрать и обтереть мой заслуженный нож. Вот все-таки больше у меня уважения к холодному оружию, до чего оно себя здорово показывает. А вот и лошадка! Далеко скакать не стала, успокоилась и принялась щипать травку на зеленой половине этого мира. Белый ковбой все еще болтался ногой в стремени, но звуков не издавал, стало быть, либо решил отдохнуть без сознания, либо и вовсе окочурился. Поможем гражданину.
Я извлек ботинок из стремени, погладил лошадку по шее, привязал ее к вогнанному в мягкую землю металлическому колышку из сумки несостоявшегося ковбоя. Бывшего всадника я оттащил на подветренную сторону, проверив мимоходом самочувствие. Нет, живой, только на башке здоровенная шишкане иначе о камень приложился. Сотрясение, наверняка. Доктора бы ему, да откуда тут, в пустыне, доктор? Милосердиевот наш девиз.
Я чиркнул ему по глотке лезвием, полюбовался на карминовую змею, облюбовавшую себе место на шее вместо модного галстука, и направился дальше.
Окончательно я спустился в речную долину чуть после того, как миновал запруду. Насколько удавалось видеть, никого не потревожил ни мой разговор с ковбоем в белом, ни последующее общение с ним и нервной лошадкой. Тишь да гладь царила внизу, и мне это очень нравилось. Вот только время оно определенно поджималополчаса, данные мной Алике до начала всей потехи, были уже на исходе.
Чертово времяиз-за его недостатка обычно и случаются все неприятности на свете.
Под конец я начал торопиться вовсе уже неприлично и спустился по склону в духе этих забавных парней из цирка «Монти Пайтон»размахивая руками, точно ветряная мельница, и беззвучно матерясь. Будь караул на запруде чуть более внимательным, заметили бы меня как пить дать. Вот только они пьяны и веселы, и сам черт им не брат. И на моих глазах становились все пьянее и веселее.
Дьявол! завопил один из них, покуда я подползал на дистанцию стрельбы. Голос у него оказался высокий и писклявый, словно у школьника. Будь в раю работенка для ангелов, бьюсь об заклад, Всевышний не смог бы придумать ничего лучше этой!
Это верно, ответил ему другой, вооруженный карабином Бернсайда, который положил на правое плечо, и бутылкой дрянного свекольного, судя по цвету, самогона, которую держал в левой. Он приложился к ней и сделал большой глоток.
Никаких вестей от Джо Гарнеги? брюзгливо спросил третий, голый по пояс, а четвертый ничего не ответил, только помотал отрицательно заросшей длинными черными волосами головой. Он был из них самым молчаливым и отчего-то показался мне похожим на гигантского костлявого паука. Дело, конечно, делом, но торчать здесь третью неделю
Заткнись, дурень, посоветовал ему парень с карабином, похоже, главный здесь. Не то я тебя заткну.
Солнце потихоньку начинало клониться к закату. Сухой и каменистый обрыв по эту сторону запруды навевал тоску и меланхолию, поросшие сухими и бурыми водорослями камни вниз по течению казались мертвыми черепахами. Было ясно, что здесь есть жизнь, только она понурилась, одрябла и спряталась среди растрескавшейся чешуйками земли. Такое хорошее русло испоганили, мерзавцы!
Дерьмо! вполне своевременно заключил второй, с карабином, докончил войну со свекольным самогоном, выдохнул так долго и глубоко, что ближайшие кустики, кажется, обуглились и почернели, и запустил бутылку в массивные камни запруды. Толстое стекло громко и жалобно зазвенело.
Я взвел курки и напрягся. По всему это должно было стать сигналом для притаившейся в высокой траве неподалеку Алики. Звук разбитой бутылки, четкий и ясныйкуда понятнее? Но трава оставалась неподвижной, а ничем не омраченная пьянка продолжалась, вовлекая в себя новые сосуды с огненной водой, ругательства и довольно неудачные попытки пения. Заснула она там, что ли?
Эй! рявкнул вдруг тот парень, что был по пояс голым, когда я уже почти решил, что Алику укусил ядовитый скорпион или бешеный тарантул, и она сейчас лежит, гордая, бездыханная и прекрасная, с искусанными в агонии губами посреди влажной окровавленной травы, и невидящие ее темные глаза уставились в совсем чистое теперь, без единого облачка небо. А это еще что?
Остальная троица напряглась было, но мгновенно расслабилась. Тот, что был похож на паука, покачал головой. Тот, что был с бутылкой, коротко и властно хохотнул.
Похоже, день начинает налаживаться, парни! Где еще вам предложат эдакое кушаньеда еще и задаром?
Сквозь траву, медленно и грациозно раздвигая стебли к ним шланет, плылаАлика. Зачесанные на одну сторону волосы распушились и придавали ей сходство с античной дриадой, белая рубашка навыпуск была полурасстегнута на груди, пояс на штанишках болтался на последней дырочке. Она выглядела юной богиней, охотницей-Артемидой, веселой, смертоносной и распутной.
Привет, ребята, сказала Алика с чуточку смущенной улыбкой. Ее руки с закатанными до локтя рукавами рубашки были пустыни ножа, ни тем более ружья. Оставила? Выбросила? Что она задумала, глупая девчонка? Соскучились тут, наверно?
Чертовски верно, соскучились, подтвердил писклявый. Ты из борделя, правильно? Видел тебя там.
Я от Мишель, согласилась Алика. Своего рода подарок. Приз за ваш нелегкий труд, тяжелый, потный и неблагодарный.