Если исключить версию, что кто-то из наших воняющих мочой и навозом друзей заснул в борделе с сигарой во рту, задумчиво сказал я, то остается предположить, что это хороводят парни, прибывшие в Роуэн-Хилл по мою душу.
Ты не говорил, что за тобой погоня или что-то в этом роде.
Потому что не предполагал, что они доберутся сюда так быстро, ждал их здесь минимум дня через два. Точнее, не ждал, собирался сдернуть задолго до этого. Да и вдобавок не думал, что ты сможешь мне помочь в этом вопросе, чего уж там.
И до сих пор не думаешь?
Я внимательно рассмотрел ее, эту невысокую хрупкую девушку, которая за минувшие несколько часов принесла мне больше пользы, чем все остальные обитатели этого гиблого места, вместе взятые.
Я бы предпочел, чтобы ты не ввязывалась в то, что случится здесь в совсем скором времени. Это не твоя драка, да и вряд ли нынешние парни будут похожи на простаков с запрудыэто настоящие волкодавы, и биться они будут всерьез.
Алика подбоченилась.
Это все?
Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось, сказал я честно.
Ха! Вот это признание! Что случилось с суровым, как ковбойский ботинок, парнем, которому перерезать чужую глоткусловно куриное крылышко разгрызть? Или пробудилась твоя условно прекрасноликая душа?
Ничего не случилось, да и душа по-прежнему спит вечным сном где-то на холодном заснеженном полюсе. Мы всегда скалим клыки внешнему миру. Просто потому, что он внешний, и значит, чужой. Но наша жизнь состоит не только из мерзкого стального оскала. Есть еще и то, что находится внутри. Свое. Родное.
И я, значит протянула Алика. Я очнулся.
Застряла где-то между этими двумя крайностями. Да. Именно так.
Девушка криво усмехнулась. Наваждение рассеялось. Мы все еще двигались неспешным шагом в направлении горящего Роуэн-Хиллаоставалось до него еще, наверное, минут пятнадцать спокойной езды, и руке у меня были вожжи и револьвер, а в голове спокойствие. Банды о «Куилинна оказалось недостаточно для того, чтобы распрощаться с Отстойником, к ней добавилась дамба, лишившая горожан воды. Но и одной дамбы тоже малотеперь мне придется разбираться с целой оравой головорезов из Сан-Квентина, причем безо всякой гарантии успеха.
Мнепотому что Алика останется здесь. Я не буду впутывать ее в свои дела, несмотря ни на что. Я хочу, чтобы она жила. Я хочу а, черт с ним. Я так хочуи точка.
Воздух отяжелел и начал пахнуть горьким металлом, в нем принялись мельтешить частички черной сажи. В лицо повеяло нагретым воздухом, словно рядом дышало что-то огромное и живое, насмешливо наблюдающее за двумя глупыми людскими фигурками. Не такая уж приятная мысль, если как следует задуматься.
Воздух разрезал вопль. Мужчина. И не так уж далеко.
Это твои парни развлекаются? Алика старалась выглядеть спокойной, но голос все равно предательски подрагивал. Или
Без обмана, подтвердил я. Поеду разберусь.
Я с тобой.
Нет.
Послушай
Не думай, что я забочусь о тебе, девочка. Это вышло не совсем натурально, но так даже лучше. Пусть она подумает, что вот эти деревянные нотки в моем голосеот безразличия. Это мои дела, понимаешь? Лично мои, и тебе там делать нечего. Сообразила теперь?
Нет, у нее оказался точно такой же деревянный голос. До чего равнодушная птица мне попалась. Я и не думаю. Вот только я тоже хочу на выход. Отчаянно хочу, Лейтенант. Пожалуй, даже больше, чем ты.
Не понял.
Тебе для того, чтобы выбраться, нужно было разбить запрудуда и то не сложилось. Потому что ты убил каких-то чужих людей. А я я когда-то убила собственного ребенка.
Вокруг медленно перемещался горячий темный воздух, солнца уже не видно, а небо в вышинекрасное.
Я была под кайфом, лицо Алики неподвижно, будто маска из папье-маше. А малышке Лиззи только исполнился годик, и она все время кричала. Помню, мне ничего так сильно не хотелось, только чтобы она наконец-то перестала кричать. Я выбегала из домамы жили на острове, вокруг пальмы и океан, полный штиль, но ее визгливый крик доставал меня и там. А может, это в небе кричали чайки.
Не желаю это слушать, Алика.
Так заткни уши, посоветовала она. Потому что я все равно расскажу. Все это дерьмо давно пора вытащить на свет Бо в общем, на воздух. Она визжала, моя маленькая Лиззи, а я ходила по песку вдоль прибояникакой гальки и ракушек, очень удобнои молилась. Молилась, чтобы эта мерзкая дрянь наконец-то заткнулась. И на воде была эта длинная яркая дорожка. Такой классный кайф, закаты Мне нравилось жить на острове.
Впереди снова кто-то закричал, уже громче.
Примерно так, согласилась Алика. В общем, в один из не лучших своих дней я смешала кокс с вискарем, и получившаяся смесь подсказала мне нужный выход, очень простой и своевременный.
Будь я проклят, если продолжу слушать твои бредни.
Да ты и так проклят, сэр ковбойвпрочем, я уже закругляюсь. Я разбила ее маленькую кудрявую головку об угол кровати, а потом унесла на берегона была совсем легкой, почти что невесомойи похоронила в наспех выкопанной яме, которую потом слизал прилив. Я ничего не чувствовалагоря или сожаления. Я даже не плакала. Ни тогда, ни потом, когда протрезвела, да и вообще никогда с тех пор. Видимо, просто не дано. А потом впрочем, я уже говорила насчет своей смерти. Теперь ты понимаешь, сколько мне еще торчать здесьшлюхе-детоубийце?
Вечно, если тебе интересно мое мнение.
Именно. Но если бы мне удалось, если бы мне только удалось искупить. Да. Лейтенант!
Я ощутил что-то вроде жалости. В ней не было раскаяния, не тот типно провидение иногда играет и более странные шутки.
Черт с тобой, пошли. Но ты не будешьи я говорю серьезноне будешь высовываться вперед, что бы ни случилось. Это понятно?
Так точно, мой генерал! Отдала бы честь, да только где она, давно потерянная Собираешься проверить, кто это кричит?
Нет. Алика удивленно вскинула брови. Кто это кричит, я и без того знаю. А вот поговорить с теми парнями, что заставили его это делатьвот с ними я бы поговорил. У меня имеется дли этого инструмент.
Мы въехали в черту городаздесь все было не так страшно, как казалось поначалу, неведомые поджигатели знали свое дело, и горели всего несколько домов, аккуратно отделенные от остальных грудами черного пепла. Крики теперь звучали, не смолкаяявно с центральной площади. Парни, судя по всему, питали известную тягу к театральности. Что ж, не будем их разочаровывать.
Я резко вдохнул полной грудью густое, богатое канцерогенами и болью варево. Спешился, но лошадь привязывать не сталдойди пожар или стрельба до этого места, хотя бы у нее должен быть шанс остаться в живых. Животные не виноваты в людских разборках, хотя некоторые люди по своему развитию недалеко от них ушли; да только это факт скорее отягчающий, чем оправдывающий. Подцепил на плечо патронную сумкуосновной наш трофей с перестрелки на запруде. Кивнул тоже спешившейся Аликеона разжилась еще одним карабином.
Ну, пошли.
Улицы курились плотным темным дымом. Улицы вымерли. На стенах играли красноватые отблески. В нос лез запах жарящегося бекона. Но не могли же они
Последний переулок вел прямиком на площадь, но мы затаились не в самом горлышке, а чуть дальше, за двухколесной тачкой, груженой какими-то тюками. Обзору она ничуть не мешала. Итак, двадцать метров на двадцать пять, выложенных сероватым мостовым камнем. Кое-где стояли тяжелые каменные же вазы, в которых когда-то, наверное, были цветы. В центрепересохший фонтан в форме неизвестного цветка. По бокамофис шерифа, больница, колокольня, магазинчик Часовщика и склад чего-то, горевший сейчас малость тускловатым, но жарким пламенем. Впрочем, это не единственное горящее сооружение на площади.
Боже мой прошептала Алика.
Те, кто прибыл в Роуэн-Хилл в наше отсутствие, не теряли времени даром. Они модифицировали фонтан в центре, добавили несколько железнодорожных балок, пропитанных креозотом и связанных так, что получилось что-то вроде грубого и массивного креста. Под ним, в каменной фонтанной чаше, эти деловитые парни сложили нескольконаверняка заранее припасенных, здесь такого ни за что не сыщешьвязанок хвороста. А после того, как сложилиподожгли. Вязанки уже подергивались синими дымными пальцами и весело потрескивали.
На самом кресте они повесили Льюиса Батхорна, Скользкого Бата, моего неудачливого спутника. Дурацкий его котелок кто-то сорвал с головы, и сальные волосы облепили голову спутанным венцом. Запыленный сюртук был расхристан, рубашка заляпана кровью, а к грязным истоптанным ботинкам уже тянулись жадные языки огня. Руки ему привязали с понятием, чуть ниже уровня плеч, чтобы не умер раньше времени. Но привязали колючей проволокой, чтобы и не думал вырваться.
Очередной вопль прокатился по площади и растаял в темнеющем небе.
Мистер Батхорн, вы великолепно справляетесь, сказал один из стовщих на площади. Ваша помощь в этом щекотливом вопросе и в самом деле как бы правильнее выразиться неоценима.
Их было там с дюжину, наверное. Семеро крепких парней в запыленных регланах, с мощными дробовиками в сильных руках, один смутно знакомый седоватый джентльмен в черном костюме-тройке, одна девушка в охотничьем костюме. Изабелла, та самая прекрасная и духовная медицинская сестра из Сан-Квентина.
Три высокие плотные тени в бесформенных балахонах возвышались за их спинами, чуть в стороне. Мне показалось, что я даже уловил красный механический отблеск нечеловеческих глаз. От этих темных неподвижных фигур веяло какой-то немыслимой замогильной жутью. Ребята собрались в полном составе.
И за ними наблюдали. На улицах не было ни души, но я чувствовал блеск глаз в подворотнях и в темных провалах оконгорожане наблюдали за происходящим. Не вмешивались и не поддерживали его, но наблюдали.
Скользкий Бат завыл. Огонь уже добрался ему до щиколоток.
Еще немного, успокаивающим голосом сказал тот, что был в черном костюме. Чем-то он смахивал на доктора. Ваш друг, опасный колдун и преступник, неподалеку. Он уже идет сюда. И скоро все закончится.
Чертова магия, сплюнул один из «великолепной семерки». Ненавижу колдунов. Ничего нет хуже них. Таких только сжигать, правильно решил господин доктор.
Батхорн дернулся и выпучил глаза.
Нет никакой магии, ни белой, ни черной! проревел он, словно ставший на задние лапы медведь, бессмысленный, смешной и тощий. Все, что вы видите сейчас вокруг себя, и в чем принимаете участиелюдское невежество, жестокость да несколько жуликов! Много, много невежества!
Боюсь, вы ошибаетесь, мистер, вежливо сказал мужчина в черном костюме. Здесь нет никакого невежества, лишь точный расчет. Да, точный научный расчет.
Твой друг? прошептала Алика. Там, на кресте.
Нет Думаю, нет. Жаль, что эти парни считают иначе.
Сволочи!
Не могу спорить. Но во всяком случае, теперь ясно, почему их нужно остановить. Осталось понятькак.
Есть мысли?
Постоянно. Но это подождет.
Выстрел ворвался диссонансом в остальные звуки на площадипотрескивание пламени, вопли Батхорна, смешки «великолепной семерки», дыхание жаркого ветра. Он был один, отрывистый, резкий и громкий, и в каком-то смысле решающий. Скользкий Бат дернулся, уронил голову на пробитую грудь и замер. Пламяуже на уровне коленна секунду тревожно замерло, но потом обрадовано рванулось вверх.
Семерка боевиков оскалилась стволами в окутанное дымом наружное ничто. Я потерял элемент внезапности.
Он рядом! громко сказала Изабелла. Бледное лицо поворачивалось в разные стороны. Я чувствую, он совсем рядом! Но что-то не так
Но я почти не следил за происходящим. В груди ворочалось тупое горячее жжение, впиваясь клыками в живое пульсирующее мясо, раздирая длинными ядовитыми щупальцами внутренние органы, сжигая потоком химического пламени в черные обугленные головешки все, чем я был, что представлял и чего хотел, и оно двигалось все выше и выше, обращая кровь в пар, мышцы в отварное мясо, а мозг
Лейтенант! я ощутил касание прохладных пальцев сперва на плече, потом на лбу. Алика была здесь. Конечно, Алика. Умная, расчетливая, смешливая грешница Алика. Я все еще оставался ее лучшим шансом. Лейтенант, что с тобой?
Мистер Ленарт! насмешливо, но четко сказал человек в костюме. Я узнал его, хотя и не сразу, он все-таки больше ассоциировался с белым халатом. Доктор Химмель. Вижу, реабилитация продвигается весьма успешно, по правде говоря, вы показываете замечательные результаты! Но все же попросил бы прекратить эту игру в ковбоев и индейцев и проследовать с нами. Вас ждет Сан-Квентин. Выйдите на свет!
Он не должен быть здесь, он не принадлежит этому месту. Как он вообще здесь очутился?
Серьезные отклонения в анимаграмме пациента, сказала Изабелла. Ее красивое лицо было сейчас озабоченным и совсем чужим. Восстановление идет с опережением графика. И ускоряется прямо сейчас.
Доктор возвысил голос.
Сейчас вы выйдете из своей засады, мистер Ленарт, и подойдете ко мне! Бояться нечего!
Императивная речь, вот как это называлось. Приказ, которого нельзя ослушаться. Я понял, что против своей воли распрямляюсь и встаю, и что мышцы мне больше не подчиняются. Ну, почти не подчиняются.
Не плачь по мне Жозефина, успел сказать я, покидая наше убежище. И не высовывайся.
Я не умею плакать, Лейтенант, сказала она грустно.
Может, потом она добавила что-то еще, здесь сложно оставаться уверенным, меня захватили другие дела. Переставляя ноги, будто заводная кукла, я вышел на площадь.
Гудело и бесновалось пламя в высохшем фонтане, омерзительно пахло сгоревшим мясом.
Великолепно, мистер Ленарт, одобрил доктор Химмель. Боевики избегали на меня смотреть, только сплевывали на мостовую, да переругивались рычащими низкими голосами. Стволы их дробовиков больше не смотрели наружу, они изучали булыжники под скошенными каблуками их сапог. Опасность миновала, можно было расслабиться.
Но темные фигурыХрабрец, Дамаскинец и Милостивецне исчезли! Наоборот, они рассредоточились по площади, перекрыв пути отхода. Черные балахоны колебались от движений воздуха, закопченные небеса отражали красные блики.
Доктор со своими людьми не были заодно с существами в черном! Более того, все указывало на то, что они их вообще не замечали!
Шаркая подошвами, я остановился перед Химмелем. Прекрасная Изабелла смотрела на меня, словно на ожившего покойника. Нет, не так: словно на покойника, который в последний момент оказался обыкновенным человеком. Только очень грязным и вонючим, может быть.
Просто замечательно, повторил доктор, потирая руки. Перед тем, как вы отдадите мне свое оружие и позволите связать рукиисключительно для вашей безопасности, уверяю! может быть, зададите какие-нибудь вопросы? Боюсь, в дальнейшем это может оказаться затруднительным.
Вопросы у меня были, много вопросов. Вот только все они должны были сопровождаться действиями с моей стороны, а также пальбой из огнестрельного и посвистом холодного оружия. С этим были трудности. Поэтому я разлепил склеившиеся от жары и гари губы и выдал самое простое:
Зачем я вам нужен?
О-о-о, с удовольствием протянул доктор Химмель. Какой хороший вопрос. Подводит сразу к сути и не требует долгих прелюдий. Должен сказать, я не люблю прелюдий, мистер Ленарт.
Женщины от вас, должно быть, без ума.
Я врач, строго сказал он. Профессионал. Мне щедро платят за исполнение моих врачебных обязанностей, которые состоят в реабилитации психически поврежденных агентов Корпуса Спокойствия. В точности про вас, мистер Ленарт, не так ли?
Это было в другой жизни.
Нет никакой другой жизни, она всегда одна, и моя, например, чертовски ценна, поэтому я стараюсь делать ее максимально комфортной. Я выполняю свою работу так хорошо, как только могу. Мне нужно привести вас в порядок, и я это сделаю. Даже несмотря на то, что вы как-то умудрились открыть проход в этот дьявольски неуютный мир.
Вы не ответили на вопрос. К чему все эти сложности? Почему просто не плюнуть на психически поврежденного идиотапускай себе бродит по неуютному проклятому миру, баюкая в пустой башке замороженные остатки души. Корпус спишет все, а на мое место поставят большого и надежного киборга. Он железный, он не подведет, да и на любые ситуации реагирует быстрее и правильнее. Зачем вам мой бракованный компьютер?
Человеческий мозгне компьютер, мягко сказал доктор Химмель. Человек не ведет цифровой обработки данных, не вычисляет координаты и вероятности, не делает резервного копирования памяти. Но действует зачастую более умело, удачливо и успешно, чем любой киборг. Как? Почему? Мы считаем, что к этому имеет отношение такая малоизученная до сих пор субстанция, как душа. На латынианима.