Не заставляй их слагать легенды о твоей трусости. У тебя вполне приличные шансы вернуться сегодня вечером к ним. Осталась сущая безделицапотрясти яйцами и принять тот выбор, что сделала за тебя судьба. Орел или решка.
С лицом у него что-то случается. Оно твердеет и становится как сырая глина, оставленная на день под не знающим жалости солнцем этого проклятого штата. Становится скалой, серым неподатливым камнем.
Очень хорошо.
Отодвигаю его руку, занесенную над монетой.
Похоже, я потерял доллар. А приобрел кто знает, что же я, черт побери, приобрел?
Ты и правда убил бы его? тихо спросил скользкий Бат через минуту, когда хозяин тяжело, словно сломанная игрушка, вышел из-за прилавка и сделал мне знак следовать за ним.
Я пригнулся и поглядел в небо сквозь мутное стекло. Синее, невозможное в этих широтах небо, в котором потерянным серебряным долларом сияло солнце и кружили стервятники. Где-то в пустыне охотились койоты, смеясь, как дьяволы.
Ты же все понимаешь, Батхорн. Есть вещи, на которые даже я не пойду никогда. Святые вещи. Жена и детиэто жена и дети.
Он часто и дергано киваетвидал я эдакие смешные штуки в Сан-Квентине. А может, и раньше, память все еще работает не очень хорошо. Заводные, на пружине, стальные солдатики, двигающиеся быстро и резкокогда завод подходил к концу, они принимались мотать головой вверх-вниз. Точно так, как показал мой скверно пахнущий друг.
Но и тысяча долларовэто тысяча долларов, заканчиваю я.
* * *
Черный ход оказался банальной калиткой, даже не охраняемой. Наверное, основное движение начинается ближе к вечерутогда и охранение должно подоспеть, чтобы собирать оброк с желающих порезвиться за стенами форта. По правде говоря, меня это уже мало волновало. Не все ли равно, что здесь будет после того, как я закончу с этим делом.
Инструкции, которые мне дал потеющий и бледный Скользкий Бат, были точнынасколько может быть точным пересказ полуночного договора пройдохи-коммивояжера и желающего захапать свою долю от продажи оружия отброса из солдат. Типичное «третий поворот направо, на две ладони от солнца». Но я предполагал, что не заблужусь.
Была еще трудностьпо очевидным причинам, нельзя было оставлять следов и нельзя было привлекать ненужного внимания. Часовые на вышках, возможно, были не самыми зоркими наблюдателями, но уж стрельбу с поножовщиной на вверенной территории они заметили бы наверняка.
Поэтому дробовик пришлось оставить у моего горе-напарника, а его самого отправить поближе к воротам форта, чему он был явно рад. Если сбежит в самый ответственный момент, придется нелегко. Спасать свою шкуру без денег и лошадей, зато с полным фургоном оружия будет дьявольски сложно. Вот только
Я ни на грош не верил в неудачу. Она была не просто невозможнаневероятна.
Притворив за собой калитку, я притаился в тени наблюдательной вышки, за какими-то ящиками. Самое темное местопод лампой. Приближались шаги.
Эй, Уилли, раздался ленивый голос.
Чего? ответили издали.
Опять вместо службы в карты режетесь?
Вдалеке засмеялись.
Завидовать грешно, Андре. Присоединяйся, коли есть охота. А нет, так проваливай, не порти людям день.
Смотри, Уилли, предостерег голос. Узнает каптенармус, заставить приседать в выгребной яме, как в прошлый раз.
Слепой дурень ничего не увидит, процедил новый голос, холодный и злой. Особенно если ему никто не расскажет. Ты же не настолько глуп, Андре?
Рядом сплюнули.
Не смей мне угрожать, Руперт, черт бы тебя побрал. Если старик что-то и пронюхает, то не от меня.
По песку заскрипели удаляющиеся шаги.
Я бесшумно скользнул следом. Впереди маячила широкая спина в форменном мундире с полукружьями пота подмышкамиэто, должно быть, и был тот самый честный Андре. Прямо передо мной был широкий коридор между внешним частоколом и чем-то вроде блокгауза, а справа, куда мне было нужно, звучал смех и доносилось стеклянное бульканье. Нет, напрямик не пройти, против троих мне не выстоять, да и шум будет нежелателен.
А вот с этим самым Андре возможны варианты Парадоксвопреки законам природы и неумолимым правилам естественного отбора, шансы остаться в живых здесь были именно у алкоголиков и игроков. А правильному парню и хорошему солдату придется, скорее всего, покинуть этот грешный мир.
На вышках было тихомои передвижения оставались незамеченными. Из-за строений доносились обрывки разговоров, пахло лошадиным навозом и готовящейся едой. Солнце палило, словно раскаленный револьвер.
Фигура в мундире свернула вправо, в узкое пространство между двумя приземистыми строениями. Это мне подходитоказавшись в замкнутом пространстве, которое не просматривалось с вышек, я сократил расстояниеблаго, честный парняга шел не спешаи аккуратно воткнул нож ему прямо в печень.
А-а-а удивленно выдохнул он, разворачиваясь на подкосившихся ногах. Ему, наверное, казалось, что это полный боли крик, тревожный вопль, но на деле его едва услышал даже я. Его ладонь безвольно соскользнула с приклада винтовки, за которой он только-только успел потянуться. Темныйточнее, уже светло-серыймундир стремительно набирал красноты, бордовой в центре и карминовой по краям, а вот глаза, в которых отражалось горячее небо, напротив, становились все светлее, пока не остекленели полностью.
Заткнись, гринго, пробормотал я. «Просто сторожевые псы, мелькнула в голове мысль. Обленившиеся сторожевые псы».
Рядом обнаружилась дверь, а за дверьюмаленькая комнатка, вроде кладовки. Туда я его и затащил, а кровавые следы на песке затер и закидал песком. Заняло это всего пару минут, а других часовых здесь все равно было не видать. И не думаю, что Уилли и прочие хватятся этого парня в ближайшие несколько часов. Ну, а мне нужно куда меньше.
Я обошел здание по часовой стрелке, приближаясь к оплоту картежников с противоположной, северной стороны. Вот и они, кстатипатронташи скинуты от жары, кепи валяются на завалинке, винтовки стоят нелепой пирамидой в стороне. Нет, не стану я их трогать, пусть себе развлекаются. Что поделать, плохие парни всегда выживаютвот хоть меня возьмите.
С другой стороны, когда придет пора получать на орехи от начальствакак допустили? как проглядели? им придется несладко. Должно быть, существует все же какая-то высшая, бюрократическая справедливость.
Я перепрыгнул через низенький заборчик и стал еще на какую-то микроскопическую величину ближе к заветной цели. Впереди был хлипкий навес, вроде пристройки, сделанный из чего-то вроде обмазанных глиной прутьев, а чуть дальше доносился богатырский храп и приглушенные ругательства. А я смотрю, они здесь, в форте, не особенно озабочены несением службы. Расслабились совсем, даже до ветру ходят, небось, с закрытыми глазами.
Тут-то я и ошибся. Потому что пока я размышлял насчет тупых гринго, тянущих свою нетяжелую лямку в этом жарком аду, дверка пристройки распахнулась, и прямо мне в лицо уткнулся очередной солдат.
Трудно сказать, кто удивился большенаверное, одинаково. Но у меня было серьезное преимущество: нож в руке. Им-то я и мазнул нерасторопного парня по шее, да так удачно, что тот, пытаясь зажать ладонями разрез, завалился внутрь пристройки, немного беззвучно поскреб там по глиняному полу ногами и затих.
Я прислушалсяхрап поблизости не прерывался.
Чья вахта этой ночью? спросил кто-то. Хесус, что бы я сейчас отдал пор уна ботейя де ликор мас мало
Кьен сабе? такое впечатление, пожал плечами кто-то второй. По-моему, стоять придется тебе. Потому что остальные уже и на ногах не будут держаться. Толстый боров Родриго обещал поставить целый ящик де бебида мехорвроде бы у него сегодня день рождения.
Тогда и я тоже напьюсь! обрадовался первый голос. Какой смысл оставаться трезвым, когда все вокруг либо боррачо, либо ресакоса! Черт побери, хоть одна хорошая новость за день!
Я мог бы подсказать радостному парню еще одну хорошую новостьбыло очень похоже, что сегодня он останется жить. Но не стал этого делать. Видит бог, люди в последнее время перестали ценить хорошие новости.
Крадучись, я обогнул пристройку с другой стороны. Ага, вот это длинное здание, судя по всему, солдатские казармы, с противоположной стороны которых меня ждет мой фургон с оружием. Вопроскак добраться до него не заходя в здание? Ответникак. Человек послабее духом сейчас начал бы биться в истерике, а человек попроще принялся бы планировать обходные пути. Но я не таков. Я пойду напрямик.
Благодаря тому, что любители потрепаться насчет выпивки и неведомого Родриго с его днем рождения по-настоящему увлеклись составлением планов на вечер, мой путь до нужной двери оказался довольно простым. Я бесшумно приоткрыл дверь, ступил внутрь, и, все так же не издавая ни единого звука, закрыл ее за собой. Обернулся.
И чуть не получил сердечный приступ. Прямо передо мной на трехногом табурете сидел старик в форме и безразлично глядел куда-то в стену. Именно по этому взгляду я и понял, что сегодня явно мой удачный деньполуслепые старики просто так на твоем пути не выскакивают.
Что? А? резко спросил у стены старик. Кто вошел? Какой взвод?
Здесь не нужно было много ума, чтобы подыграть.
Сэр! молодцевато вскричал я. Здесь рядовой Джон, сэр!
А? Что? Джонс? Это ты, Джонс?
Сэр, так точно, сэр!
Должно быть, это и был тот самый каптенармус, о котором болтал покойный Андре.
Что ж, удачно, что ты зашел, рядовой, продолжал старик. Я, кажется, обронил свои очки. Помоги их найти. И побыстреея как раз принялся заполнять журнал!
Есть, сэр! Полагаю, мне следует поискать вон в том коридоре, сэр!
Ищи где хочешь, парень, буркнул каптенармус, но через пять минут очки должны быть у меня на носу.
Будет сделано, сэр!
Коридор вывел меня к длинному ряду комнат, в которых частью спали, а частью пили и сквернословили остальные солдаты славного Форт-Стенли. Искушение ввалиться внутрь какой-нибудь из них и устроить вместо попойки кровавую баню оказалось неожиданно сильным. С ним пришлось справиться, всего-то перерезав горло часовому, патрулирующему маленький дворик с противоположной стороны коридора.
Нет, но в самом деле, какой смысл ходить по крохотному пространству, когда вся человеческая природа призывает оседлать коня и лететь на нем сквозь туманные просторы, голубые реки и мокрые луга, поросшие великолепной травой, срываться в овраги и приникать губами к ледяным источникам, пересекать моря и озера, видеть неописуемые красоты горных пиков и чудовищных водопадов, и с восхищенной усмешкой оставлять их за спиной? Может мне кто-нибудь объяснить это?
Я так и думал.
Но и моя удача должны была когда-нибудь закончиться. И она, паскуда такая, выбрала для этого очень неудачный момент. Дальнейший мой путь лежал через здание кухниили камбуза, черт его знает, как правильно назватьтакое выбеленное, с закопченной жестяной трубой сверху. За ним уже виднелся оружейный двор, несколько пушек, какие-то ящики, истыканные пулевыми отверстиями мишени У самых ворот стоял мой фургон, уже запряженный парочкой довольно смирных с виду лошадок. Казалось бы, чего еще желать простому контрабандисту и убийце?
Вот только во дворе было полно народус полдюжины солдат, не меньше, среди которых как минимум один офицер с револьвером наголо. И он не выглядел довольным.
Часть 5
Черт! Это было близко! я все нахлестывал лошадей, хотя чисто технически в этом не было особой необходимости, фургон и так несся во весь опор, подпрыгивая на камнях и угрожая окончательно развалиться на доски и гвозди примерно через полмили. Лошади хрипели и косились назад дикими выпученными глазами, взбивая мучную пыль выше развевающихся хвостов. Минут через десять они устанут окончательно и пойдут шагом.
Но организму нужно было сбросить бушующий адреналин.
Да? Расскажи мне об этом! взвинченный Бат даже забыл о своей обычной вежливости. Худое лицо блестело от пота, глаза бессмысленно обшаривали горизонт.
Сарказм?
Что ж еще!
Ладно.
А ты вовсе не безграмотный мексиканец, парень, он коротко и остро взглянул на меня. Во всяком случае, не такой уж безграмотный, каким хочешь иногда казаться. Кстатипридержи коней.
К черту, все еще возможна погоня.
Придержи, говорю. Я вижу родник, нужно умыться. Да и лошадки уже языки за спины начинают закидывать.
Это был не совсем родник, скорее маленькая рощица, спрятавшаяся в узком разломе. Зеленая трещина в жухлом желтом теле пустыни. Посреди нее, прямо из яркой топкой лужайки, бил несильный, но чистый источник, превращающийся в ручей чуть ниже.
Бат спрыгнул с козел фургонатак называемой «шхуны прерий», также известной, как «Конестога»длинной, грузоподъемной, крытой плотной тканью конструкции. Повезло, что она нам досталась, и повезло, что утащилиэта тварь тяжелая, скорость набирает медленно, но и инерцию имеет приличную. Счастье, что солдаты оказались слишком испуганы, чтобы организоваться и продолжать погоню. Видно, тот повар оказался талантливым актером.
Счастье? Ха. Не самое распространенное слово в последнее время. Да и там, откуда я явился, оно, такое впечатление, тоже употреблялось нечасто. Чертовы провалы в памяти. Кем я был раньше? Где я был до того, как очнулся в Сан-Квентине посреди удушливой жары пустыни?
Вопросы звенели стальными колокольчиками в разных уголках моего мозга, распространяя странное темное эхо. Ответа не было. Но я не принадлежал этому месту, это было совершенно очевидно.
Я поглядел искоса на Бата, тот фыркал и плескался в ручье, от брызг на шесть футов вокруг стояла радуга.
Кем ты был раньше, Батхорн?
Фырканье и радуга поутихли.
В каком смысле?
Ну, для меня почти очевидно, что ты не был чудовищем с головой быка, да и водяной гидрой мне тоже тебя представить малость затруднительно. Это оставляет последний вариантна кого ты учился перед тем, как принять блестящую карьеру коммивояжера? Ведь не секрет, что по популярности с ней может соперничать разве что ремесло трубочиста или городского ассенизатора.
Трубочисты занятные парни, пробормотал Бат.
Серьезно?
А? Нет-нет Я учился на актера, конечно. Университет Лойолы, славный город Балтимор, три долгих года, тянувшихся, словно античные трагедии какого-нибудь Фукидида Или то был Еврипид?
Так ты, значит, актер? Ха. Ха.
Что смешного?
С чего ты взял, что мне смешно?
Просто таквыстрел во тьме. Чужая душа потемки.
В этом был какой-то смысл, какие-то тайные символы, они словно плавали передо мной, на секунду выныривали из вязких глубин сознания, на долю секунды повисали в воздухе, показывая белое брюхо, и тут же снова с шумом и плеском уходили в глубину, под присмотр мыслей побольше и поугрюмее, эдаких затаившихся Левиафанов, мерцающих глазами-лампами в кромешной липкой тьме.
Темные души. Перемещение. Наказание.
Откуда ты, Батхорн?
Чикаго, я же говорил. Родина известного в этих местах адвоката Эйба Линкольна.
Родился там?
А, вот ты о чем. Нет, мы с родителями прибыли в сию обетованную землю из Британии. Слыхал про такую?
А я-то думал, что мне напоминает твой выговор Англичанин!
Ирландец, с вашего позволения Лет пятнадцать назад кто-то в Парламенте решил, что ирландцев в Империи уже слишком многоплодятся что твои кролики. И, с присущим им гуманизмом, отравили всю направляемую в Ирландию еду.
Как отравили?
Ядом, хладнокровно объяснил Бат. Не было ли в его темных глазах какого-то странного огонька? Нет, должно быть, просто отраженный от поверхности воды солнечный зайчик. Умер каждый четвертый. Хвала моим родителямумнейшие были люди, ну вот точно как яподхватили меня в охапку и сели на первый же пароход ДерриЛондон и ЛондонБалтимор. Полагаю, тогда-то я так и похудел. На самом-то деле мне повезлохорошо, что не умер. На пароходе тогда люди мерли словно мухи
Он скорчил какую-то непонятную гримасу, набрал в ладони воды и с уханьем зарылся в них лицом, словно тема была исчерпана, и не о чем было больше говорить. Может, так оно и обстояло.
Я с удовольствием вдохнул свежий воздух, напоенный влагой и все еще не искрящий извечной пылью, к которой я за минувшие дни уже почти что притерпелся. Огляделся вокруг. А красиво здесьвот именно в этом конкретном месте. Крошечная рощица, десяток жадно тянущихся к воде деревьев, дюжина кустов, ковер из влажной травы под ногами, переплетенные ветви над головой
Наверное, это заложено где-то глубоко в подсознании каждого человеческого существаполучать наслаждение от созерцания своей естественной среды обитания. Заметьтекак мало людей готовы вечно смотреть на бесконечные ледяные поля Антарктиды. Наблюдателей ползучих сахарских барханов тоже днем с огнем не сыщешь. А здесьвот, пожалуйста, даже конченный подонок вроде меня блаженствует, разлегшись на травке посреди этого оазиса. Покой и умиротворение, и даже мысли какие-то дивные приходят, чужие. Остепениться, забросить эту чокнутую гонку за чужими головами, взять красивую бойкую девчушкуда вон хотя бы ту самую милую Изабеллу из больницыи зажить себе ранчером на своей земле А что, возможно, было бы и