Не знаю, что он вам сказал о цели данной поездки, снизило голос я-оно. Кристин поглядела вопросительно. Вы беспокоитесь за его здоровье; скорее уже, вам следует побеспокоиться за его и свою жизнь. Как это случилось, что он вообще взял вас с собой в столь опасное путешествие? С самого начала он знал, что ему угрожает.
Если бы Никола считал себя смертным человеком фыркнула девушка. Это я заставила, чтобы он купил билет на фальшивое имя. Я выбрала тот же поезд, которым едет Беломышов. Я писала в Личную Его Величества канцелярию, названивала в Министерство Внутренних Дел.
Ага. Ангел Хранитель.
Кристин наморщила брови.
Pardonnez-moi. Я-оно попыталось взять ее за руку, но девушка спрятала ладонь под пиджак. Mademoiselle Кристин, я чувствую себя польщенным, что вы дарите меня таким доверием.
Ладно, насмехайтесь надо мной, пожалуйста, мне ведь известна ваша репутация. Возможно, Никола относительно вас и вправду ошибается
Моя репутация?!..
Салонный шут.
Ах!
Тут до Кристин дошло, что она сказала, и она стиснула приоткрытые было для следующего обвинения губы. Теперь она сама была оскорблена.
Ну почему вы заставляете оскорблять вас. Вам что, это доставляет удовольствие?
Я-оно оперлось на угловатое ложе нагретого камня, подняло лицо к бледным созвездиям.
И правда, уже взошли звезды. Небо очистилось, здесь дуют быстрые ветра. Еще несколько часов тому назад, в нескольких сотнях километрах к западуот горизонта до горизонта висела одна, ленивая буря. Я проснулся ночьюмы проезжали по мосту через Каму, шел дождь, под нами проплывали какие-то барки, сплавляли лес, река кипела, наверное, разлилась, на берегах горели огни, костры, лампы, как будто бы они подавали друг другу знаки, сквозь дождь, в темноте ночи, и им ответили огни на реке; неба не было видно, мокрый мрак, только те мерцающие звезды на земле и на воде. Мы ехали? Плыли? Летели? Потом мне казалось, что все это лишь приснилось. Мы подавали один другому знаки.
Кто вы, собственно, такой, мистер Ерошаски?
Ну, репутация у меня уже имеется, или нет? Я-оно повернуло голову влево, вправо, снова влево. Вот поглядите за ту долину, между теми горами. Там уже лежит Азия. Говорят, что над Страной Лютов светят другие звезды. Там редко бывает чистое небо, Зима ужасно испортила погоду. Вот поглядите. Разве там небо не подвешено ниже? Кривизна заметна. Я-оно очертило рукой дугу. Небо напирает на землю, давит, душит. Небо Европы сбегает от земли, они взаимно отталкиваются. А вон там, здесь, в Азииregardedполюса меняютсяземля с небом притягивают друг друга. У нас замечательные места, центральная ложа в театре континентов, все видно как на ладони. Под небом Европы можно стоять выпрямившись, глубоко вздохнуть, подпрыгнуть без страха, строить вверх, глядеть вверх. Небо Азии даже отсюда выглядит давящим; необходимо сгорбиться, опустить глаза, прижаться к земле, передвигаться короткими, осторожненькими шагами, строить только вширь и вниз. Вы же сами замечаете, как немного там места между тайгой и звездами.
Может все потому, что там возвышенности?
Может.
Девушка изобразила неуверенную улыбку. И улыбка ее была прелестнойщечки округлялись, заполнилисьдва теплых яблочка; эту улыбку она вынесла еще с колыбели.
Вы просто поэт, мистер Ерошаски.
Аи contraire, mademoiselle, аи contraire.
Кристин в отчаянии искала причину, чтобы изменить тему беседы. Она была слишком молодой, на год или два меньше моего возрастано, все равно, слишком молодой.
Нас зовут! обрадовалась девушка.
Ммм?
Видимо, все уже исправили, мы едем дальше.
Я-оно спустилось к рельсам, помогая девушке на предательском склоне. Проводники бегали, пересчитывая пассажиров; родители звали детей; локомотив тихо посапывал. Мадемуазель Кристин вернула пиджак. Я знаю, вам это кажется детским Она опустила взгляд. Я-оно ударило себя в грудь:Я поговорю с доктором Теслой, обещаю. На это она поблагодарила кивком и скрылась в вагоне. Здесь очень легко обещать женщинам различные вещи. Гораздо хуже потом эти обещания выполняются. Возможно, она и вправду Ангел-хранитель Теслы, убирающий у него из под ног бревна, которых сам доктор не замечаетно, возможно, только играет в ангела-хранителя, а Тесла подчиняется ее капризам, у стариков всегда имеется слабость к наивным
Небритый подросток перепрыгнул межвагонное соединение, зацепившись ногой за свисавшую цепь; та громко зазвенела, словно корабельный колокол. Парень остановился возле поставленной у входа в вагон класса люкс лестницы.
Проводник издалека безошибочно узнал в нем пассажира низшего класса и решительно направился в его сторону, но парень не обратил на него никакого внимания.
Гаспадин Герославский?
Я-оно застегнуло последнюю пуговицу пиджака.
Чего хотите? рявкнуло резко, инстинктивно маскируя неожиданный страх.
Не выходите в Екатеринбурге!
Я и так еду дальше. А какое вам дело, где
Не выходите из поезда! Сговорились на вас!
Что? Кто?
Будто бы вы оттепельникам продались, такая у них уверенность.
Мальчишка подскочил еще ближе, вылупился на меня; что-то там в левом глазу засветилось и запульсировалочерная жилка в черном зрачке; пацан был испуган, и сам пугал собственным страхом. Хотелось его отпихнутьтот схватился за запястье. Пальцы у него были ледяные, прикосновение чуть ли не обжигало.
Не можем мы стеречь вашего благородия, времени не было, не убедил я их, не выходите из поезда.
Он размашисто перекрестился правой рукой, инстинктивно прижал к губам зимназовый медальончик.
Спаси и сохрани нас, в твои руки предаемся, спаси и сохрани нас.
Проводник схватил паренька за воротник, но тот вывернулся и отбежал, сразу же свернув за вагон. Правадник грозил ему кулаком вслед.
Тьфу, зараза, и лезет же с лапами к лучшим, чем сам, людям, только стыда не оберешьсяну и молодежь пошла, уважения ни на копейку
Послушайте-ка, милейший, я-оно сунуло ему банкноту в карман мундира, поговорите с обслугой из купейных и узнайте, кто он такой.
Да я его
Только тихонечко, милейший, тихо, на цыпочках, чтобы птичку не спугнуть. Я-оно поднялось по ступенькам. Насколько мы опаздываем?
Часа три, три с четвертью, Ваше Высокоблагородие, но в Екатеринбурге будем стоять еще дольшепаровоз нужно сменить и оси проверить.
Еще дольше И сколько же?
Сколько потребуется. Ваше Благородие в город желает выйти? Там наверняка зима держится В прошлый раз морозник проклятый в самом центре города засел. Проходите, проходите! Отходим!
О морозе в Екатеринбурге
Снежные хлопья, серебристые иголочки, сахарные кристаллики сыпались с неба, кокетливо мерцая в ореолах газовых ламп. Вокзальные часы показывали два часа ночивообще-то в Екатеринбурге было уже четыре ночи, но все железные дороги Империи функционировали по времени Санкт-Петербурга и Москвы. Вскоре над заснеженным городом взойдет летнее Солнцезато ночь безраздельно принадлежит Зиме. Несмотря на это, на единственном высоком перроне пассажирской станции царила толкучка, с высыпающими из вагонов пассажирами смешивались туземцы: бригадиры носильщиков и возчиков, продавцы мехов, продавцы амулетов против Лютов и тунгетитовых самородков, которые тут назывались чернородками (наверняка фальшивых); бабули, в согласном запеве предлагающие пирожки с капустой или чебуреки с мясом; больше же всего вносили сумятицы оборотистые мальчишки, отмеряющие стаканами арешкиочень дешевые и очень вкусные. Проводники не вкладывали ни слишком много души, ни усилий в то, чтобы хоть как-то справиться с этим хаосомподобные сцены повторялись практически на всех станциях, где останавливался Транссибирский Экспресс. Зато поздняя пора ограничила энергию пассажиров; большинство из тех, кто путешествовал в Люксе, Екатеринбург решило проспать. Вышел monsieur Верусс, очень серьезно относящийся к обязанностям репортера; вышел пожилой господин с искусственным глазом и транжирящие наследство братья; одно французское семейство с детьми из первого вагона сразу же решило проехать по городу. Стоянка предполагалась не менее двух часов. Часть пассажиров к тому же планировала попасть в екатеринбургскую церковь на позднюю воскресную службу; возможно, не все отказались от этого намерения, несмотря на опоздание. Снег, ни густой, ни тяжелый, весело плясал в желтых огнях, деликатно ложась на досках перрона, на недавно возведенное из уральского мрамора здание вокзала, на шапки, шубы и пальто людей, на теплый кожух паровоза, который только что замолк и удерживал свое машинное дыхание.
Застегнув теплое пальто с собольим воротником и натянув перчатки, я-оно сошло на перрон. Тут же подскочил бригадир. Его отправило нетерпеливым жестом.
Размяться?
Я-оно обернулось. Юнал Тайиб Фессар.
Хотите поглядеть на Екатеринбург? Ничего интересного, еще один примышленный городишко над рекой; сейчас по причине Транссиба и Холодного Николаевска вообще катится к упадку. Взяв трость под мышку, он сунул руку за пазуху и добыл из футляра пару сигар. Угоститесь, господин Бенедикт? «Партагас», прямо из Мексики.
А, благодарствую, благодарствую.
Тот вынул перочинный ножичек, обрезал туго свернутые табачные листы.
Прошу прощения, что спрошувы для меня совершенно не похожи на охотника за придаными, ип tricheur, в такую историю никак не поверю. У меня племянник, не намного моложе Или это была шутка? Может, пари? А дайте я угадаю: несчастная влюбленность в даму из высшего света.
Я-оно, не говоря ни слова, скривилось.
Что? Увлеченный игрой, купец поднял брови. Кавалер не верит в любовь?
Это не соответствует другим моим вредным привычкам.
Фессар рассмеялся.
Хорошо! Запомню. А серьезно?
Это было серьезно.
Турок быстро глянул, уже без улыбки.
Афоризмы не годятся для того, чтобы в соответствии с ними жить; они, скорее, служат тому, чтобы забавлять компанию за столом.
Я-оно слегка поклонилось.
Тоже хорошо.
Разочарованно вздохнув, он отвел взгляд и указал тростью на юг, за пределы станции.
Тогда вы, наверняка, хотели увидеть своими тазами люта.
Я из Варшавы.
Ах, да. Турок погладил гладкий свод черепа, принявшего опенок красного дерева. Они, видно, уже и в Одессе.
Я-оно неспешным шагом направилось от вокзала, к бледным и неясным огням города. Ничего не сказав, Фессар составил компанию. Подкатилась бабулька с широкой корзинкой, накрытой белой тряпкой; Юнал Тайиб купил булку с начинкой, завернул ее в платок и спрятал в карман обширной шубы.
Развернувшись на месте, какое-то время он шел спиной вперед, приглядываясь к оставляемым в неглубоком снегу следам; когда доски и мощеная мостовая сменились замороженной глиной, он несколько раз вонзил в нее каблук казацкого сапога, поправил массивной тростью.
Хмм, хмм. Он выпустил дым по выдвинутому на нижнюю губу языку, успев при этом сладострастно слизнуть пару снежинок. Вот интересно, проводил ли тут кто-нибудь в последнее время бурение. А как у вас? В Варшаве?
Не понял?
Земля, землю проверяли? Он стукнул тростью в мерзлую грязь. Эта наша беседа за картами дала много для размышлений. Эти расчеты скорости Льда. И другие вещи. Он поднял взгляд к облакам. Екатеринбург лежал в долине, в седле Урала, у врат Великого Камня, в погодную ночь тень на западном небосклоне должна определять границы горной цепи. Турок указал налево, на восточный горизонт, темный, без каких-либо проблесков. Может, проедетесь на Шарташ, летом это было весьма приятное озеро. Правда, вот уже пару лет лед с него не сходит; там мороз самый жестокий. Дааа, это идет по земле, по вечной мерзлоте, как рассказывают дикари Победоносцева и господа геологи, которых Сибирхожето нанимает пачками; идет по черным подземным рекампо Дорогам Мамонтов. Ведь один лют, даже несколько крупных источников холодаауры не изменят.
По земле, видимо, так, в Варшаве были какие-то хлопоты с водопроводом, дорожные работы тоже затягиваются
Мы прошли мимо одиноких дрожек, ожидавших пассажиров с запоздавшего Экспресса; извозчик потягивал из фляжки, спрятанной в бесформенной рукавице. Дежурящий под вокзалом жандарм поглядывал на мужика с завистью.
Вот сюда приходит и уходит то месяц теплый, то холодныйа ведь отсюда Страна Льда ближе, чем ваша Варшава. Что такое притягивает их к одним городам, а от других отталкивает?
Ба!
От широкой дороги, идущей параллельно железнодорожным путям, отсюда под углом отходили два тракта: тот, что слева, вел прямиком к немногочисленным огням в окнах второго и третьего этажей домов в центре Екатеринбурга. Все дома, видимые с привокзальной улицы, были сложены из дерева в плане удлиненного прямоугольника. Они, скорее, напоминали переросшие избы, чем дворянские усадьбы, не говоря уже о варшавских каменных домах; низкие, наклонившиеся, они казались наполовину закопанными в небольших сугробах. Широкие ставни были закрыты; снег лепился к щелям и заломам, укладывался на наклонных крышах ступенчатыми плоскостями, слабый ветер затягивал его в закоулки и проходы между домами.
Я-оно шло молча.
Господин Бенедикт? И что это вы так разглядываетесь? Уговорились с кем-нибудь? Фессар усмехался с двузначной иронией. Навязываюсь, сами можете сказать, навязываюсь.
Неожиданная мысль: это он! Он, он, турок проклятый, иуда! Вышел, ждал, приклеился непрошеный, а под шубой у него, может, пара ружей, дюжина штыков, и еще скалитсяон, он!
Что-то вы не сильно здорово выглядите. Фессар приостановился. Ведь не так уже и холодно. Поглядел внимательно. Вы сильно побледнели. И рука трясется.
Я-оно тут же опустило руку с сигарой. Убежать взглядомтуда: группка мужиков с топорно вытесанными рожами, явно рабочие с какого-то завода, идут по обочине, громко обмениваясь какими-то замечаниями; суровая бытовая сценкасмотреть на них, не глядеть на турка, не дать ничего по себе узнать.
А он свое:
Здесь на Исетской в гостинице имеется довольно приличная ресторация, и если вы позволите пригласить вас на очень ранний завтрак, у нас появилась бы возможность поговорить тет-а-тет, что в поезде, говоря по правде, никак не возможно.
Но о чем? резко спросило я-оно.
Турок скривился, мышцы лица выступили под кожей словно от огромного усилия, он передвинул сигару во рту, помассировал затылок.
Они могут болтать о духах и других призраках, только я же сижу в этом деле уже годами, живу Городе Льда, видел Черное Сияние и отсветы Собора Христа Спасителя; при вас был тунгетитчистый или угольный холод, вот только кто возит деревья в лес, кто? Фессал уже разогнался, жестикулируя сигарой и тростью, со все большим запалом; сейчас он уже не скучал, о нет, сейчас говорил совершенно иной человек:Ну, и на что все эти тайны, фальшивое имя, а князь Блуцкий-Осей, он ради чего едет к японцам, он же известный оттепельник, а раз такие публичные афронты вам делает, это означает, что вы наверняка держитесь с ледняками, чтобы не дразнить Сибирхожето, ведь они первые перетрусят, ну а туг оказия, грех не воспользоваться, уфф ну и куда вы так мчитесь, что
Крик прорезал екатеринбургский морозрваный хрип умирающегокрик вместе с хрипом: человек умирает посреди снежной ночи.
Я-оно тянуло между домов. Там движение в теничеловеческая фигуранизкочерный силуэт вздымается и опадает. Сделало шаг. На мгновение в снежный отсвет попало лицо темноглазого юношиСпаси и сохрани нас! с широко раскрытым ртом и грязной полосой на щеке, чрезвычайно бледное. А вздымалась и опадала его рука с камнем, и камнем этим он разбивал череп лежащего на земле человека.
Раздался пронзительный свист. Треснула деревяшка. Я-оно обернулось. Юнал Тайиб Фессар, натянутый, словно тетива лука, стиснув зубы на сигаре, в распахнутой шубе, двумя руками делал замах тяжелой тростью из-за головы. Если попадеткости поломает точно. Мороз снова треснул от винтовочного выстрела: первый из группы рабочих свалился посреди улицы, лицом в лед. Второй уклонился от трости турка. У всех у них были ножи. Раздался еще один выстрел. Я-оно крутилось на месте, словно деревянный паяц на палочке, постоянно опаздывая на один оборот. Бандиты с ножами, спотыкаясь, удирали в темноту закоулка; последний обернулся, глянул со страхом и бешенствомсебе за спину, на ворота дома с противоположной стороны улицы.
Ноги отклеились от земли, я-оно побежало к тем воротам. Человек в желтом пальто бросился наутек.
Улица была широкая, пустынная, снег тихо падал на снег; я-оно бежало через скрытый в темноте чужой город, двери закрыты, ставни захлопнуты, нигде ни души, один-единственный фонарь на перекрестке, сам перекресток тоже пустой, один только шелест ветра, треск мерзлоты под ботинками и хриплое дыханиея-оно гонится за человеком в желтом пальто.