Титулярный советник - Валерий Пылаев 7 стр.


Я мог только догадываться, чего ей стоит держать в руках свою бригаду, в которой были мужики вдвое старше нее самой. Конечно, одно упоминание моего имени могло решить многие вопросы, но уж точно не превратилось в универсальную палочку-выручалочку.

 Как ты тут?  спросил я, закидывая в кружку пару кусков сахара.

 Да так, благородие По-разному.

Похоже, мое появлениеа может, и воспоминания о стрельбе во дворцевсколыхнуло в Настасье что-то, о чем она не желала вспоминать. И мне, конечно, не хотелось дергать ее без надобности Но я пришел в мастерскую вовсе не проверить, как идут дела с машиной. Не обсудить покупку нового сварочного станка взамен сгоревшего или аренду мастерской. И даже не ради пары шикарных ног ее хозяйки.

Мне нужны были ответы хоть какие-то.

 Насть,  осторожно начал я.  А тебе приходилось слышать о народовольцах?

Настасья отвела глаза в сторону и принялась разглядывать чайникбудто от ее взгляда он каким-то чудом мог закипеть быстрее. Мой вопрос то ли застал ее врасплох, то ли оказался просто неприятным.

Я не собирался давитьпросто сидел и ждал, пока она заговорит.

 Слышала Как про них не слышать?  Настасья пододвинула себе чайник с заваркой.  Говорят, это они тогда ну, во дворце.

И кто-то говорит слишком многоесли уж даже вчерашняя крепостная знает или, по крайней мере, догадывается, что к чему. Газеты, разумеется, молчалино информация просочилась по другим каналам. Разлетелась по столицеа может, и еще дальше.

Хриплый наверняка был бы доволен.

 Не знаю,  на всякий случай соврал я.  Вообще ничего в этом не понимаюпоэтому и спрашиваю. Кто они вообще такие?

 Ну социал-демократы, радикалы.  Голос Настасьи звучал неувереннопохоже, она сама не очень-то понимала значения слов, которые произносит.  Поэтому их запретили.

 Кто запретил?

 Правительство.  Настасья вдруг заговорила еще тише.  Государыня императрица Кушай печенье, благородие!

Блюдце вдруг скользнуло ко мне по столу, едва не подпрыгнув. А ней поехала и чашка, в которую Настасья тут же принялась остервенело лить не успевшую толком вскипеть воду.

 Не хочешь говорить?  мягко спросил я.  Почему?

 Да потому что!  Чайник громыхнул об стол, щедро плеснув из носика на скатерть.  Тебе за это ничего не будет, а меня за одни разговоры эти

Вместо слов Настасья вдруг сделала страшное лицо и провела себе пальцем по горлу.

Чик.

 Не придумывай,  проворчал я.  Никто тебя не тронет!

 Тронуть, может, и не тронут,  с явной неохотой признала Настасья.  А спросить за каждое слово могут. Вон, недавно у Сеньки-механика брата прямо с завода забрали. Черная Волга приехалаи все, поминай, как звали. Говорят, у него какую-то эту, как ее гитацию нашли.

 Агитацию,  автоматически поправил я.

Черная Волга. Похоже, люди Багратиона еще не разучились работать быстро и беспощадно только с теми ли они боролись?

 Потом еще аресты были,  вполголоса продолжила Настасья.  Домой приходили даже к нашим, из мастерскойбыло на той неделе. Правда, не забрали, проверяли только.

 А сюда?

 Сюданет. Нам тут этих народовольцев твоих не нужно. Будто без них дел никаких нету Машину под Новый год сдавать, а еще редуктор ставить надо.  Настасья явно старалась перевести тему.  Работы невпроворот, благородие.

 Насть, послушай.  Я чуть подался вперед.  Чего ты боишься? Думаешь, я тебя сдам, что ли?

 Нет нет, ну чего ты?  Настасья обхватила мою ладонь обеими руками.  Просто страшно, понимаешь? Одни беды от этих разговоров. Даже Иван Тимофеевичи тот Ой!

Видимо, этого она мне рассказывать не собиралась.

 Не бойся.  Я улыбнулся и чуть понизил голос.  Что за Иван Тимофеевич такой?

Настасья посмотрела на меняосторожно и сердито. Но, видимо, сообразила, что я не отстануи все-таки продолжила:

 Руку у него в станок затянуло на заводе. Так порезало, что еле живой остался. Должен был пенсию получить по увечьюне дали.  Настасья чуть нахмурилась.  Хозяин комиссию собрал какую-торешили, дескать, сам виноват.

 Комиссию  проворчал я.  Надо было в суд идти.

 Да толку от судов этих Может, побоялся просто, не знаю.  Настасья пожала плечами.  Сам не рассказывал, а я спрашивать не стала. Говоритмне семью кормить, внуков растить надо, а не по поверенным бегать. Ну, я его к себе и взяла Ты же не против, благородие?

 Сама решай,  улыбнулся я.  Ты тут хозяйка.

 Так я и решила, вот. У него, конечно, всего два пальца справа осталось, работает медленно, зато токарьот Бога Где такого найдешь?

Я молча кивнул. История Ивана Тимофеевича как будто закончилась хорошоно все равно оставила внутри какой-то мутный осадок. Словно я увидел краешек той, второй половины картинки, которую рисовал мне дед А скорее даже ее оборотную сторонуи выглядела она совсем не радужно.

 Так вот, благородие,  снова заговорила Настасья.  К Ивану Тимофеевичу потом еще приходили парни какие-то. Звали на сбор какой-торассказать, как хозяин завода его без пенсии оставил. Только он их послал куда подальше.

 Почему?

 Говоритвред один.  Настасья покачала головой.  Что на заводе только без руки останешься, а с этими свяжешьсябез головы будешь.

Весьма вероятно. Пример Хриплого и его шайки тому подтверждение.

 Понятно  вздохнул я.  А ты самакак думаешь?

 Про что?

 Ну, про парней этих.  Я потер уже успевший чуть зарасти к вечеру подбородок.  Про народовластие

 А я, благородие, никак не думаю!  Терпение Настасьи явно подходило к концу.  По мне так не власти совсем дело, а в людях. А люди разные бывают. И из простых, и из благородных Есть вроде тебя, хорошие, а есть такиетьфу! Ни совести, ни силы настоящей нет, только имя и денег полные карманы.  Настасья поморщиласьбудто вспомнила что-то особенно неприятное.  Вроде графья, а на уме одни девки да машины.

Я встречал да чего уж тамеще полгода назад я и сам был таким же: бестолковым недорослем, убежденным, что мир вращается вокруг него.

 Ладно, прости.  Я накрыл чуть подрагивающую от гнева руку своей.  Насть

 ЧтоНасть?  Зеленые глаза выстрелили две молнии.  Мое деломастерская. А хочешь политикой заниматьсятак занимайся, благородие! Ты у нас знатныйможет, кто и послушает.

 Знатный Ничего, Насть.  Я осторожно стиснул тонкие теплые пальцы.  Скоро ты сама будешь знатная. Закончишь университет, получишь чин по двенадцатому классу. А может, и по десятому даже.

 Да что мне, благородие,  отмахнулась Настасья.  Все равно оно не то.

 Да почему же?  Я чуть подался вперед.  Если поступишь на службу, получишь по выслуге и девятый класс. А это ужепотомственная дворянка!

 Потомственная, не потомственная Разная у нас с тобой жизнь выйдет, благородие.

Только что передо мной сидела грозная валькирия, готовая буквально сжечь меня взглядоми вдруг потухла. Разом, в одно мгновение, как свечка, на которую дунул ветер Похоже, я сам того не желая уколол ее в больное место.

 Насть, я

 Да не надо, благородие.  Настасья печально улыбнулась и погладила меня по руке.  Все равно не поймешь.

 А ты покажи!

Мысль, зародившаяся мгновение назад, превратилась в идею. И сразу из идеив план. Пока еще смутный, неясный Но почему бы и нет?

 Это как?  Настасья чуть отодвинулась и даже попыталась освободиться из моей хватки.  У тебя глаза какие-то Ты чего задумал?

 Нормальные у меня глаза,  усмехнулся я.  Просто подумалну как-то же ты без меня отдыхаешь, развлекаешься?.. Ходишь на танцы?

 Ну бывает, что и хожу.

 Отлично.  Я отодвинул кружку и поднялся из-за стола.  Вот их и показывай.

Глава 8

 Благородие, у тебя крыша уехала,  простонала Настасья.  Уже так далеко, что я и не вижу даже.

 А что тебе не нравится?  Я чуть повернулся перед зеркалом.  По-моему неплохо.

Образ получился если не стопроцентно достоверным, то хотя бы цельным. Джинсы, простенький шарф и кепка, закрывавшая козырьком лоб и даже глазаесли надвинуть пониже. Потертая куртка из кожи оказалась чуть великоватапохоже, Сенька оказался пошире меня в плечах. Но так даже лучше: пусть думают, что стащил у отца или старшего брата. Рубашку я оставилничего подходящего по размеру не нашлосьда и вряд ли кто-то станет приглядываться А вечером на улице или в полумраке зала для танцев никто не отличит копеечную ткань от французской, которая стоит чуть ли не пятерку за погонный метр.

 На таксиста похож,  усмехнулась Настасья.

 Да хоть бы и на таксиста.  Я пожал плечами.  Главное, чтобы не на себя.

Отросшая за пару дней щетина не только добавляла мне пару-тройку лет, но и дополняла образ пролетария. Обычного парня из простых, который честно отстоял всю неделю в цеху за станком или таскал мешки на складе а можети правда, крутил баранку.

Но чего-то все-таки не хватало Только чего?

Ну конечно! Руки!

Выйдя из подсобки, я решительно направился к машине с раскрытым капотом. Провел ладонями по двигателю, собирая как можно больше маслянистой копотиа потом, тщательно размазал по коже и стер оставленной на крыле тряпкой. Настасья наблюдала за всем этим со странной смесью веселья и недовольства на лице, но все-таки подсказала:

 Теперь иди и помой Только раз, все не смывай. И одеколон на полке возьми. Наши как на танцы соберутсявсегда столько на себя льют, что дышать нечем становится.

Я послушно выполнил все указания до единого. Пахло от меня теперь, как от целой парфюмерной фабрикипричем чем-то ядреным, чуть ли не выжигающим глаза и ноздри первые минуту или две. В общем, сомнительное удовольствиено если уж надо

 Прошу, сударыня.  Я протянул Настасье руку.  Изволите танцевать?

Она тоже успела переодеться. Конечно, не как на на выход в высший светно тоже вполне симпатично. Светлое платье по колено, сапоги и приталенное пальто с двумя рядами серебристых пуговиц. Совсем новоевидимо, купила недавно сама.

Ходить в мастерскую или по своим делам в том, что дарил я, Настасья, похоже, стеснялась.

 Укутайся.  Я натянул ей на голову повязанный на плечи пуховый платок.  Замерзнешь.

 Так тут недалеко совсем, благородие

 Это на машине недалеко,  усмехнулся я.  А мы пешком пойдем, через черный ход. У меня на улице целая Волга сатрапов. Ты часто видела, чтобы парни с завода приезжали на танцы с охраной?

Я не собирался брать с собой ни машину, ни уж тем более дедовых гвардейцев. Конечно, нехорошо было обманывать парней и сбегать тайкомно я даже не надеялся, что они отпустят меня по-хорошему Да и какая опасность может подстерегать меня там, где собираются самые обычные парни и девушки с рабочих окраин?

Убийцам с глушилкой там делать нечегоа остальные Одаренному не страшны.

Когда мы вышли на улицу, в нос тут же ударил запах завода и табачного дыма. Но какой-то выстуженный, подмерзшийпохоже, ночь собиралась быть холодной. Я даже на мгновение пожалел, что не поддел под куртку что-то потеплее.

Но возвращаться, пожалуй, уже поздно. До клуба недалекоза угол через улицу, даже меньше километра. Вряд ли успею замерзнуть да даже если успеюуж точно найду способ не навредить здоровью.

Все-таки мы, Одаренные, покрепче обычных людей.

 Только не высовывайся, благородие, ладно?  негромко проговорила Настасья, чуть сильнее прихватывая меня под руку.  Если узнаютразговоров не оберешься Тебе-то что, уехал и уехал, а мне тут жить. И ребятам моим из мастерскойтоже.

 Буду вести себя прилично,  пообещал я.  Тише воды, ниже травы.

ДействительноНастасью здесь, похоже, знали. И если не любили, то уж точно относились неплохо. Пока мы шли до соседней улицы, с ней здоровался чуть ли не каждый встречный. И молодые парни, ее ровесники, и взрослые мужики лет по сорок с чем-то кивали, махали руками, иногда негромко бормотали что-то приветственноено подходить не подходили. То ли стеснялись, то ли

 А ты тут, похоже, звезда,  улыбнулся я.  Со всеми дружишь.

 Ну, не со всеми, конечно.  В голосе Настасьи послышалось едва заметное недовольство.  Некоторые плюются, барыней за глаза называют. Но мало их Так то тут народ хороший, честный. Знают, что работаю, а не за длинные ноги свое имею.

Забавно. В глазах части местных работяг вчерашняя крепостная сама стала чуть ли не какой-то помещицей из мелких нетитулованных дворян. Неведомо откуда взявшийся капитал, своя мастерская, знатные клиенты, наемные работники Для кого-то этого оказалось достаточно, чтобы причислить Настасью к тем самым угнетателям, о которых так красиво распространялся Хриплый.

Но она, к счастью, не брала таких на работуи не брала бы, даже будь у нее какие-то особенные проблемы с кадрами. Но проблем не быломестные выстраивались чуть ли не в очередь. Хотя бы потому, что платила им Настасья чуть ли не вдвое больше, чем на Путиловскомя сам подписывал отчетные ведомости.

 Здорово, конечно, благородие.

 Что именно?  уточнил я.

 Да так Идем с тобой на танцы.  Настасья придвинулась чуть ближе и опустила голову мне на плечо.  В обычный клуб, как простые, без всей этой мишуры. И расшаркиваться ни с кем не надо.

 Это точно,  рассмеялся я.  Тут за такое, наверное, могут и побить.

 Могут!  Настасья легонько толкнула меня локтем в бок.  Так что ты давай тут без этих, благородие.

До клуба мы добрались быстро, всего за несколько минут. Я сразу узнал его среди соседних домовточно-таких же приземистых и громоздких, из темного, будто подкопченного кирпича, с торчащими вверх железными трубами. И вовсе не по наличию вывески: если она и была, то совсем крохотная и неприметная, где-нибудь на входной двери.

У которой толпились человек пятнадцать-двадцать. В основном парни лет по шестнадцать-двадцать с хвостиком, но попадались и девушки. Папиросами дымили все до единогопохоже, некурящая публика осталась внутри, чтобы не пропустить основное веселье. Судя по нестройным звукам, доносившимся и-за двери клуба, играла живая группа. Пусть не такая крутая и профессиональная, как у Гижицкойно все-таки не запись с пластинки, выведенная в маломощный и дешевый усилитель.

Вообще, все это чем-то неуловимо напоминало Кристалл. Конечно, не экстерьером и богатством публикипо соседству я увидел всего две машины, одна из которых и вовсе оказалась таксомотором. Скорее атмосферой всеобщего пятничного веселья. Даже те, кто отпахал целую неделю на заводе или еще где-нибудь, вполне могли позволить себя поплясать допоздна перед выходным днем. Молодежь пришла развлекатьсяи, вне зависимости от сословия, вела себя примерно одинаково.

С той только разницей, что почти никто не смотрел оценивающим взглядом. Никто тут же не начинал по привычке прокручивать в уме общих знакомых в высшем свете, влиятельных родственников или имена бессчетных троюродных тетушек и дядюшек, о здоровье которых непременно следовало справиться. Никтоскорее всего, про себя, но все жене вспоминал скандальные хроники, в которых юный князь Горчаков не раз оказывался тем еще фруктом, хоть и неожиданно обретшим высокий статус.

У клуба для местных всем было на меня плевать. Нет, конечно, в нашу сторону поглядывалино явно из-за красотки-Настасьи, а не из-за худощавого парня в кожанке не по размеру. И это принесло какое-то странно-приятное облегчениебудто с моих плеч сняли разом груз и титула, и обязанности соблюдать неписаные правила высшего света, и все прочие утомительные обязанности юнкера и дворянина, которые следовало держать в головеи не забывать ни на минуту.

Что-то похожее я чувствовал разве что в училище. В дортуаре, где моя койка стояла рядом с койкой самого обычного пехотного унтера. На учениях в поле, в классах, а столовой и, пожалуй, больше всегов нарядах, беспощадных ко всем одинаково. Конечно, многие уже знали и о моем происхожденииа может, даже о статусе фактического наследника рода. Если не однокашники, то начальство и ротныйуж точно. Но за толстыми стенами Владимирского пехотного все это мало что значило. Все мы носили одинаковую форму, ели по утрам одинаковую кашу, мерзли в одинаковой грязище на стрельбищеи были равны перед уставом хотя бы на первый взгляд.

Богдан, Иван, благородный подпоручик Подольский и даже Чингачгукпрезренный красный юнкер Артем Волковстали моими товарищами. И их дружба стоила для меня куда больше десятков великосветских рукопожатий, за которыми всегда лицемерно скрывались расчет, страх, равнодушие и в лучшем случаесимпатия, которая никого и ни к чему не обязывала. Однокашники юнкера были настоящимии если и ценили меня, то уж точно не за имя, титул и родовой Дар.

Назад Дальше