Из рассказа Аланы де Керси,
младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»
О четверо милосердных, что я здесь делаю?! Как Аська уговорила меня на это самоубийство? Чтоб она там не несла, это не урок «пустоболту» и «разбалтаю», а ограбление боевого мага, которого боюсь до колик в желудке! Можно, конечно, успокаивать себя, что забираю вещь, принадлежащую мне по праву. Но я лезу в чужое окно, и если меня застукают, то отправят в уютную сырую комнату с окошком в клеточку и соседями-крысами, или Вильк испепелит на месте, не заморачиваясь выяснением личности.
Так! Не думать о нём! Надо мыслить позитивно. Его не должно быть дома! Он забыл установить охранные чары и ловушки на воров вроде меня. Угу Такой забудет! Вот и безобидный плющик, по которому я вознамерилась лезть на балкон второго этажа, уже плотоядно тянется ко мне. Кыш, кыш! Уйди! Я, знаешь, какая травоядная! Не разевай пасть, а то сама тебя слопаю! У меня всё получится. Главное мыслить позитивно. Пусть домовой меня не заметит. Пусть у Вилька вообще никакого домового не будет. Пусть он весь такой беспечный и уязвимый, как девица под хмелём Ага, щазз! Лучше плющ совсем не трогать, ну его к куцю в болото, руки мне ещё пригодятся. Знаменитых художниц без рук не бывает. Вон водосточная труба рядом, лучше по ней залезу.
Я повисла на трубе, и та надсадно крякнула. Меньше шоколада нужно лопать, ага! Тяжело лезть вверх, да ещё пыхтя, словно анагорский хурмяк7, бегущий в колесе И бегать по утрам, угу! Юбка, пусть специально подобранная, и завязанная узлом на поясе, отчаянно путалась в ногах. Труба под моим весом удрученно скрипела. Если оторвется, рухну вниз, прямо в крыжовник. Зачем он тут вообще? Или Лучше не думать, что этот, с позволения сказать «куст» способен сделать с хрупкой девчонкой возомнившей себя успешным грабителем. Никаких «или»! Мыслю позитивно! Геройскую смерть оставим напыщенным юнцам, а себе возьмём заслуженный трофей.
Труба вновь издала душераздирающий скрежет и опасно отклонилась от стены, но крепежи пока держали. Никуда они не денутся, потерпят ещё минутку, уже почти добралась. Осталось раскачаться и Сидя на крапиве, мечтай о позитиве-э-эх! Я перепрыгнула с трубы на балкон, навалилась животом на перила и вцепилась в фигурные столбики. Та ещё скалолазка! И поза живописная! А уж как впечатляюще выглядит с улицы мой оттопыренный тощий зад с задравшейся юбкой.
Я не успела «порадоваться» за случайных прохожих, как труба с мерзким скрежетом отделилась от стены и повисла над «крыжовником», раскачиваясь на нижних крепежах. Обратный путь отрезан. Конечно, если сам Бальтазар Вильк в исподнем ринется за мной, не раздумывая, сигану с балкона, и пусть уж тогда коварный крыжовник пеняет на себя. Но во всех других случаях, придётся искать иной путь.
Давя рвущийся наружу нервный смех, порой воображение у меня через чур живое, я перевалила вторую половину своей тушки на балкон. Осторожно просунула мастихин8 между створками балконной двери и поддела щеколду. Ф-фу, уже внутри. И до сих пор жива. Пока живаехидно подсказал внутренний голос интонациями Бальтазара Вилька.
«Тьфу на тебя, дурак!» обозвала я обоих и ввалилась в кабинет.
Пришла запоздалая мысль, что даже близко не представляю, где искать рисунок. Почему он должен быть в кабинете? Может Вильк держит его в спальне, чтобы полюбоваться перед сном. Мигом пригрезилось, как он в розовой пижаме левитирует над кроватью в позе лотоса и медитирует на мой рисунок. Тьфу, бред какой! Ну откуда, скажите на милость, у Бальтазара Вилька розовая пижама! Богини, о чем я думаюЧто-то в последнее время, стоит вспомнить о нём, и в голову сразу лезут непристойности. К чему бы это? К куцю Вилька! Приступим к разграблению могил, то есть к вскрытию стола.
Я решительно потянула на себя верхний ящик и навстречу, бестолково трепеща крылышками, вылетела стайка моли, доедавшая, как оказалось, старый несвежий платок. Фу, гадость! Или это такая ловушка для моли? Второй ящик порадовал кипой бумаг, недоеденным бутербродом и мышиным гнездом. А бутерброд специально для мышек? Одна серая негодница нагло обпищала меня и едва не цапнула за палец. Я поспешно задвинула ящик. Надеюсь, что рисунок не хранится в такой помойке. Ну, ведь не может же, правда? Исключительно ради очистки совести дернула ещё и третий ящик. Тот не поддался и в ход снова пошел мастихин.
Уже почти совладала с защелкой, как дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Резко подхватившись с корточек, я от неожиданности выронила мастихин. На пороге кабинета стоял Бальтазар Вильк голый, как и заказывала. Куць меня за ногу! В следующий раз надо думать потише. Впрочем, чуть погрешила против истины. Пан Вильк не был гол как сокол, на его бедрах болталось ядовито-зеленое полотенце с приторными розовыми орхидеями. Всё такое куцее, изрядно потертое и, похоже, вообще ножное. Страх, таившийся в глубине меня, попытался ломануться наружу, но нелепый вид пана Вилька преградил ему дорогу. По логике эльфийских романов, полагалось узреть могучую грудь, рельефный пресс и подобные колоннам ноги, додумать нефритовую плодоножку под полотенцем и благовоспитанно хлопнуться в обморок, но образование губит в женщине нравственность. За время обучения мне довелось повидать сотню таких героев, без полотенец и даже фиговых листков. Наверное, поэтому проснулся чисто художественный интерес. Для героя худоватсплошные жилы да кости. Какая там могучая грудь Пресс, правда, наличествовал. Но ноги больше напоминали две кривые палки с кудрявой корой. Да ещё и правое бедро уродовали рваные шрамы. Богини пресветлые, и вот этого боялась?! Мышь из ящика была грознее! Он дёрнул мокрой головой, так что полетели клочья мыльной пены, я не выдержала и расхохоталась. Правду говорят, если чего-то боишьсясмейся страху в лицо, и он уползет, поджав хвост. Может быть поэтому хохот уже было не остановить.
Какого лешего вы ржете, словно лошадь на выгоне?! раздраженно прорычал Вильк. И что вы, куць вас задери, делаете в моем доме?
Я честно попыталась ответить, но изо рта вылетел лишь невнятный всхлип, и меня одолел новый приступ смеха, ибо мокрая мышь в гневе, это уже чересчур. А, как говорится, в гневе вы смешны, то есть страшны, в смысле испугалась бы, если б так смешно не было.
Разъярённый Вильк, поняв, что ничего от меня не добьется, попросту схватил за локоть, выволок в коридор, а после выставил на улицу.
Завтра придёте в чувство, жду от вас объяснений. Ясно?
Он даже не стал ждать ответа, а я успокоилась ещё нескоро и всю дорогу домой глупо хихикала, привлекая внимание припозднившихся прохожих. Перед глазами все ещё стоял герой в полотенце, а воображение подкидывало всё новые варианты развития событий.
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
Я был вне себя от гнева! Нет, совсем не оттого, что меня увидели в чем мать родила, и не оттого, что при этом выглядел, как дурак. А ведь наверняка выглядел. Ну-ка припомни, друг Бальтазар, когда над тобой в последний раз смеялась девушка? Но все это лирика. В мой дом проникли, а я узнал об этом в последнюю очередь. Ловчие заклятия не сработали. Хотя, чему удивляться? В последнее время прихожу домой только спать, совершенно забросив свое жилище на произвол судьбы. Охранные чары износились, ослаблии вот результат. А домовой бестолковейше проморгал незваную гостью. И зачем только держу в доме это мохнатое недоразумение?
Пронька! Куда ты залез, чудище лопоухое?! прорычал я, тщетно пытаясь найти пару от носка.
Домовой сердито сопел где-то за печкой.
Где брат-близнец этого носка?
Моль пожрала, Бальтазарушка, злорадно донеслось из-за печки. Ты их почаще в кабинете оставляй, она все твои носки слопает!
Я, что, запер носки в кабинете?
Да, ты, Бальтазарушка, давно в облаках летаешь. Так что, ничего удивительного.
Оставалось только пожать плечами. Если честно, в последнее время предпочитаю работать на кухне, ибо в кабинете царит жуткий бардак, а прибраться все руки не доходят. Проньку же не пускаю туда из-за охранных чар (будь они неладны), направленных на нечисть.
Я сменил гнев на милость.
Ладно Пронь, приберись в кабинете. Там все равно охранка поломана. Только бумаги никакие не выкидывай.
Вот всегда так: Пронька то, Пронька это Нет, чтоб молочка налить или сметанки, недовольно бухтел домовой, вылезая из-за печки. Как девке этой белобрысой, так канхветы посылаешь а она опосля в дом без спросу лезет!
Но слушать его жалобы мне было недосуг. Сделает, никуда не денется. А самому в управление пора.
«Твоя щепетильность тебя когда-нибудь погубит, друг Бальтазар», мрачно подумал я.
Увы, отношусь к тому типу людей, которые спешат даже на собственную казнь, боясь опоздать к назначенному времени. Ведь знаю же, что ничего хорошего меня сегодня на рабочем месте не ждет, но стремлюсь туда с завидным упорством обречённого.
Глава 4 в которой происходит первое столкновение интересов
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
Черные камни брусчатки на кривых улочках старого города влажно поблескивали в свете фонарей. В воздухе висела противная туманная морось, пригнанная ветром со стороны Болотного края. В те редкие моменты, когда «мерзавец» не дул с залива, всегда приносил туман, гнилостный дух и лихорадку с болот, и эта дрянь оседала у нас, не долетая каких-то пятидесяти верст до Сабрии.
Я зябко поморщился и опустил трость на мостовую. Покалеченная нога раздражающе ныла, как капризный ребенок, которому не купили сластей. Взять что ли повозку? Но проклятая погода распугала редких извозчиков. Они почему-то не выстраиваются в очереди у моего дома.
Воздух дрожал от дыхания холода. Не приведи богини, к завтрашнему утру морось на камнях замёрзнет ледяной коркой. Будет похуже ярмарочных горок на дешевых аттракционах. А уж с моей ногой поход домой и вовсе превратится в затяжную пытку.
Идти сейчас в управление совсем не хочется. Подозреваю, что капитан Брац не упустит момента вытереть об меня ноги.
До управления Ночной стражи я добрался насквозь отсыревшим и в три раза злее любой нежити. Унылая рожа застрявшего у дверей Марека радости не прибавила. Даже его рыжие вихры, вечно торчащие, как им заблагорассудится, отсырели и обвисли, превратив его в домового-утопленника.
У нас дело отобрали, вместо приветствия с надрывом сообщил он, передергивая худыми плечами. Говорят, что мы не-ком-пе-тент-ны, четко по слогам произнес он новое слово.
Меня же будто из ведра окатили. Как отобрали? Почему? А Казик? Он что, зря голову сложил? Брац хоть и тупой карьерист, но даже он понимает, что я буду копать, пока не доберусь до истины. Для меня это дело чести!
Идем, я подхватил Марека за шиворот и затащил в темный широкий холл. Сейчас вернем обратно свое дело!
Внутри клокотала неудержимая ярость. Кто и что наплёл главе Ночной стражи, что он оставил нас на обочине? Родители Казимира? Убитых горем родных понять можно, что им остаётся, как не искать виноватого. Но вряд ли они сами догадались, кто-то подкинул им эту блестящую идею. Уж не Пшкевич ли постарался? Ведь с самого начала убийствами занимался он.
Длинный коридор с темными нишами, в которых скрывались изваяния именитых сыщиков Ночной стражи, грохотал от наших шагов. Я даже готов был подпрыгнуть, чтобы задрожали и посыпались колонны у входа, лишь бы капитан понял, что так просто отстранить меня не удастся Погрудные статуи бывших глав Ночной стражи, украшавшие коридор и наделенные сторожевыми чарами, почуяли мою злость, и напряжённо проводили вспыхнувшим зеленым огнем глазами до самой приёмной. Подскочивший адъютант, бросился наперерез, но натолкнулся на открывшуюся дверь и замер в нерешительности. Брац, подобострастно расплывшись в многообещающей улыбке, провожал посетителя:
Не извольте беспокоиться, пан Пшкевич. При вашем покровительстве, такая перспективная следовательница, как Люсинда Бряк, враз словит нам проклятую бестию
Так вот оно что. Я застыл на месте. Пшкевич, изворотливая тварь, все-таки нашел способ вернуться в расследование. Люсинда там ни Виле свечка, ни дидьку кочерга, так ширма, чтобы было на кого всех собак повесить в случае неудачи.
Если нам не будут мешать, напыщенно бросил Рекар.
Родители капрала Винека требуют судить пана Вилька, начал капитан, но натолкнулся на мои сузившиеся глаза и позеленел. Вы, вы, вы
Я!
О! довольно пропел Пшкевич. Наш нерасторопный сыщик! Нога не беспокоит пан Вильк? Или вы теперь всё время будете отправлять подчиненных на смерть, чтобы сберечь собственные конечности?
Пришлось подавить всколыхнувшуюся ярость. Нашел больное место и не преминул ударить. Только мы еще посмотрим, кому сыграют гимн Кипеллена, а кого отпоют по всем правилам.
Они мне ещё пригодятся, коротко ответил я, для хорошего пинка!
Что вы себе позволяете? принял и на свой счёт Брац, а пышущее злорадством лицо Пшкевича заметно поугасло.
Имел ввиду убийцу, и того, кто за ним стоит
Она специально Казика убила, не из-за голода, встрял Марек.
Свои пинки, бросив испепеляющий взгляд на моего помощника, предупредил капитан, оставьте при себе. Запрещаю вам заниматься делом и мешать пану панне Люсинде выполнять свою работу.
Вы попробовали, и у вас, как обычно, не получилось, отстранённо заметил Пшкевич, Теперь в игру вступают профессионалы
Шесть убийств не игра, отрезал я.
Так решили в городском совете, им не нужна лишняя шумиха, замахал руками капитан.
Дело ваше, панове. Не хотите помощи, не надо
Я кивнул им обоим.
Отстранение ради вашего же блага! попытался состроить хорошую мину при плохой игре Брац. Было непросто отговорить родителей Казимира от судебных исков. Мы не можем позволить, чтобы репутации Ночной стражи был нанесён такой ущерб, но вы должны не мелькать ну и городской совет
В моём лице, высокомерно перебил Пшкевич, не позволит вашей некомпетентности ставить под угрозу безопасность горожан.
«Зря времени не терял, рассматривая его забрызганные до колен сапоги, подумал я, разузнал всё про тварь, судя по всему носом рыл у конюшни Ночвицких, и решил, что дело у него в кармане. Осталось убрать конкурента! Напел безутешным родителям Казика, кто, якобы, угробил их сына, и получил карт-бланш на расследование. Думает, что Люсинда станет ему в рот глядеть?».
Я довольно улыбнулся.
Прошу прощения, капитан, у меня много других дел. Разрешите заняться?
Брац ещё сильнее заморгал, будто собирался взлететь, и не найдя подходящих слов, кивнул.
Вам, Рекар, огромных успехов! Буду молиться пресветлым богиням два раза вечером и еще немного утром, чтобы вы поскорее избавили нас от угрозы безопасности горожанам, издевательски заметил я, чуть склонив голову, Передавайте от меня привет Люсинде, она такая милашка, вы станете прекрасной командой!
Я резко развернулся, с мстительным удовольствием прочитал недоумение на лице Пшкевича, и направился к своему кабинету. Марек изумлённо козырнул капитану и, сглотнув, бросился следом.
Загнанная в глубину злость с наслаждением вырвалась на волю. От резкого рывка хлипкая дверь едва не слетела с петель. Меня так колотило, что даже не заметил, как вцепился в Марека.
Пан Вильк, пробормотал он, осторожно отрывая мои пальцы от своего рукава.
Тьфу, ещё и парня перепугал. Сделав несколько глубоких вдохов, я, наконец, успокоился. Железные светильники, изрезанные причудливыми трафаретами, разбрасывали по кабинету угловатые тени. Над столом, поднятые необузданной силой моей ярости, еще кружились наши вчерашние записи, а в кресле, стараясь не подавать виду, ждал взволнованный посетитель. Немолодой кряжистый пан в коричневом аксамитовом жупане застыл, как старая птица на иссохшем болоте. Костистые руки вжались в широкий набалдашник резной трости, будто только он удерживал их в этом мире, не позволяя сорваться в тартарары. Широкое лицо с зализанными назад седыми волосами, маленькие хваткие глаза и длинный горбатый нос дополняли сходство с пернатым хищником. И сколько я не прогонял из голоса скопившуюся неприязнь, спросил чрезмерно резко:
С кем имею честь?
Вечер добрый, пан чародей, надтреснуто откликнулся посетитель. Ендрих Ночвицкий.
И вам добра и удачи! Не застал вас вчера, чем могу быть полезен? озадачено спросил я, усаживаясь напротив него за стол.