И, будто бы тут же забыв обо мне, он вместе с другими офицерами вновь склоняется к карте, о чем-то переговариваясь с ними по-французски. Этим мне как бы дают понять, что посвящать меня в планы грядущего наступления никто не собирается, я для них что-то вроде скальпеля, срезающего гнойный нарыв, пешка в большой военной игре, человек, что никогда не попадет в учебники истории
***
Из штаба рассыльный-гном на новеньком блестящем «Харлее» с коляской везет меня в расположение 6-й армии, где в последний раз была замечена активность темных сил. Всю дорогу мотоцикл трясется и подпрыгивает на ухабах, и я с тоской вспоминаю дорогу от Северного вокзала в Париже, когда меня везли в удобном открытом четырехместном ландо с рессорной подвеской. Очевидно, чем ближе к линии фронта, тем меньше удобств.
Двигатель «Харлея» тарахтит так, что практически ничего не слышно, и потому с водителем поговорить невозможно. А жаль мне ведь так интересно узнать поподробнее о положении дел. Если верить газетам, фронт сейчас укрепился где-то в районе Реймса, но, по словам адъютанта Першинга, немцы явно готовят наступление, иначе зачем им высылать вперед темномагических существ?
Насмотревшись на профиль гнома в кожаном шлеме, защитных очках и с развевающейся по ветру бородой, я перевожу взгляд на мелькающие по сторонам пасторальные пейзажи. Погода, еще совсем недавно ясная и солнечная, по мере приближения к передовой все больше портится, небо затягивается тучами, дует пронизывающий ветер. Миновав колонну санитарных фургонов и артиллерийский парк, мы наконец-то оказываемся возле длинной сети траншей. Там нас встречает угрюмый небритый офицер в неглаженом мундире. Приняв у рассыльного пакет насчет меня, вскрыв его и бегло прочтя послание, он окидывает презрительным взглядом мою чистую, с иголочки форму и хмуро представляется капитаном Брюлем, командиром полевой разведки, при этом начисто игнорируя мою протянутую для пожатия руку. Охотников здесь, на передовой, особенно не любят, презрительно называя нас «падальщиками» и «золотарями».
Гном на «Харлее» скрывается в облаке дыма и пыли, а я вслед за капитаном Брюлем иду по траншее, каждый раз вздрагивая от далеких взрывов и в то же время стараясь выглядеть бодрым и бесстрашным.
Когда произошло последнее нападение? спрашиваю я у Брюля, чтобы отвлечься.
Вчера утром, часов около пяти, не оборачиваясь, бросает тот.
А сколько их всего было?
Пять или шесть за последний месяц, точно уже не помню.
Но они, должно быть, были какими-то особенными, необычными, размышляю я вслух, иначе я бы тут не понадобился.
Капитан лишь пожимает плечами:
Понятия не имею. Я в нечисти не особо разбираюсь. И уж точно не я вас сюда позвал.
Понимая, что дальше спрашивать его бесполезно, он так и будет отвечать короткими фразами, я оглядываюсь вокруг. Обедающие у бруствера солдаты в грязных шинелях смотрят на меня угрюмо и подозрительно. Мой провожатый внезапно разворачивается ко мне, и в его безразличном ко всему взгляде вспыхивает какой-то странный огонь.
Вы не похожи на «падальщика», произносит он.
Увы, но не все Охотники носят длинные плащи, широкополые шляпы и ботфорты, как можно судить по картинкам и кинолентам, усмехаюсь я.
Я не об этом. Он указывает на чемодан в моей руке. Что у вас там?
Арбалет, набор стрел, пара флаконов с зельями и еще несколько штучек, о которых я предпочту умолчать.
И это все? удивляется капитан.
Мне этого вполне хватает, пожимаю я плечами. В Аризоне я охотился на троллей именно с этим набором. А местность там, хочу заметить, скалистая, труднопроходимая, не то, что здесь.
А вы понимаете, что тут вам не мирные Штаты, а, мать ее, Европа и гребаная континентальная война? заводясь все больше, говорит Брюль. Вы знаете, что двое ваших уже пропали, когда охотились за этой немецкой заразой? А если и вы облажаетесь Дьявол, да прекратите вы уже ухмыляться!..
Он срывается на крик и, покраснев от бешенства, идет дальше. Я про себя только вздыхаю. Без юмора, пусть даже и черного, в моем деле никуда. Но, действительно, здесь лучше держать усмешку при себе. Нервы у солдат измотаны войной, все готовы в любой момент сорваться на кого угодно.
Тогда прошу отвести меня к жертвам нападения, чтобы сразу начать разбираться во всем, дабы успокоить капитана, говорю я.
***
В полевом госпитале пахнет отвратительной смесью крови, пота и различных лекарств. Как раненые, так и больные дизентерией и тифом лежат все вместе, словно в изоляторе закончились свободные койки. Усталые и злые сестры милосердия, ни одну из которых я бы не пожелал на роль Флоренс Найтингейл, снуют между пациентами, меняя им бинты, вкалывая морфий и терпя похабные замечания и шлепки ниже спины.
Капитан Брюль проводит меня через помещение в особый отсек для пораженных темной магией. Предъявив пропуск застывшему у входа солдату с винтовкой, вхожу в низкое темное помещение, зажигаю керосиновый фонарь. По левую сторону от меня несколько клеток. В первой из них, скуля и отчаянно цепляясь ногтями за решетку, сидит волосатый грязный человек. Тут, скорее всего, укус оборотня. Вколоть ему пару ампул с противоядием и подождать до полнолуния. Во второй клетке гном с остекленевшим взглядом и струйкой слюны, стекающей по бороде. Здесь тоже ясно: ловец душ либо энергетический вампир. Тут уже ничем не поможешь. А вот дальше мой взгляд натыкается на странного вида труп, лежащий на мраморном столе и укрытый до подбородка черной простыней. Поднеся фонарь поближе, вижу вместо глаз пустые провалы, свернутые в трубочку и покрытые запекшейся кровью уши
Мать моя женщина! Это кто ж его так? поворачиваюсь я к Брюлю, застывшему у порога. Тот пожимает плечами:
Мы сами не знаем. Нашли его как раз вчера, не вернулся из караула. Это рядовой Артен из второй роты. Его товарищ говорит, спал и ничего не видел.
Да, я первый раз встречаю такое. Наверное, какой-то особенный вид темной магии. Что ж, мне еще предстоит его изучить.
Позже, в отведенной мне казарме, расстелив на дощатой кровати чистое белье и разложив вещи по углам, сажусь за выскобленный стол и, достав из чемодана чистый листок бумаги, авторучкой вывожу на нем: «Милая Хелен»
Связанные одной нитью, или Что навевает шум воды?
Гвендолин подошла к окну, по стеклу которого, оставляя на нем мутные разводы, стекали капли воды. Впервые на ее памяти в Эдмонтоне шел дождь, и вся улица снаружи была затянута серой пеленой, придававшей ей некий романтичный оттенок.
Проведя пальцем по запотевшему стеклу и привычно выведя на нем свои инициалы, девушка оделась в домашнее шерстяное платье темно-зеленого цвета и, накинув поверх него шаль, спустилась к завтраку. Сидевшее за квадратным столом семейство Лангрен как всегда в чинном молчании ожидало ее, чтобы приступить к трапезе. Пожелав всем доброго утра, Гвендолин опустилась на стул между дядей Эдвином и Марком (в окружении мужчин она всегда чувствовала себя уютнее). Однако сегодня что-то было явно не так, как обычно: никто не начинал есть, все сидели с таким видом, будто бы что-то скрывали от своей американской родственницы. Даже всегда веселый Марк выглядел смущенным, не глядя в сторону троюродной сестры. Гвендолин так хотелось есть, что, не выдержав, она налила в чашку молока, немного отпила.
Печальная новость, заставив всех вздрогнуть, прогудел из-за утренней газеты дядя Эдвин. Известный бродвейский актер Эндрю Домингрей умер в одном из баров Оттавы после большого количества выпитого виски. Хм, поневоле задумываешься: не стоит ли нашему правительству ввести «сухой закон», как в Штатах?
Что? Домингрея больше с нами нет? выронив из пальцев салфетку и потрясенно хлопая длинными ресницами, воскликнула Сеселия. Но как же, ведь мы с maman собирались идти на его спектакль! Из ее больших глаз, смывая густой слой штукатурки на лице, потекли слезы.
Не переживай, пап, обратился к отцу Марк, отвечая на его последнее высказывание. Лазейку в законе всегда найдут, каким бы строгим он ни был. Люди в Арктику готовы будут ехать, чтобы там во льдах распивать скотч среди белых медведей.
Возникла неловкая пауза, во время которой Гвендолин взглянула за окно, где сквозь пелену дождя двигалась одинокая женская фигура под красным зонтом. «Запомню этот день навсегда, решила девушка про себя, и эту женщину под зонтом тоже. Но что же все-таки происходит? Почему никто не начинает есть?»
А вот здесь еще гороскопы начали печатать, модная новинка, перелистнув газету на последнюю страницу, продолжил дядя Эдвин. Милая, ты кстати, кто по знаку Зодиака?
Издеваешься? кинула на него строгий взгляд тетушка Жизель. И потом, разве ты забыл, когда у меня день рождения?
Конечно нет, как ты могла подумать! У тебя день рождения в августе, а стало быть ага, Дева: «Сегодня благоприятный день для того, чтобы найти себе успешного и богатого партнера»
Эдвин, перестань! Под громкие смешки сына и дочери тетя вырвала у мужа из рук газету и, скомкав ее, швырнула под стол. Можешь хотя бы в это утро помолчать?
Да что такое случилось?.. не выдержала Гвендолин и, когда на лицах остальных появилось странное выражение, у нее внутри все похолодело. Что-то с Джейсоном?..
Тетушка внезапно ласково улыбнулась ей.
Все в порядке, милая. Ему уже намного лучше, и сегодня он собрался позавтракать вместе с нами. Вот, ждем только его.
Не успела она еще закончить фразу, как сзади раздались несмелые шаги. Обернувшись, Гвендолин увидела любимого. Он хоть был бледен и стоял на ногах нетвердо, но уже уверенным шагом и с улыбкой на лице входил в столовую
***
После того убийства в отеле Детройта Гвендолин вместе с находившимся в полуобморочном состоянии Джейсоном пришлось срочно сматываться. Однако поначалу сделать это было не так-то просто, весь коридор отеля был запружен перепуганными постояльцами, и кто-то уже кинулся вниз, звать полицию. Выхода не было, и Гвендолин, глубоко вдохнув, вслед за тем максимально расслабилась и позволила столь ненавидимой ею темной сущности выйти наружу. Собравшиеся у порога номера Кьенкора с изумлением смотрели, как девушка обращается в демона, и за спиной у нее вырастают страшные черные крылья. Обхватив покрепче своего возлюбленного, Гвендолин вылетела наружу через окно номера и, набирая высоту, понеслась на север. «Только бы не успели вызвать Охотников», вертелась у нее в голове единственная мысль, когда она смотрела вниз, на испуганно задравших головы прохожих.
А потом было нелегальное пересечение границы, долгие мыканья по дешевым канадским мотелям, в течение которых Джейсон балансировал на грани жизни и смерти, и вот наконец они нашли приют в Эдмонтоне, у семьи двоюродной сестры отца Гвендолин. Та, будучи потомственной ведьмой, тут же принялась готовить восстанавливающий силы отвар и поить им молодого человека двоюродной племянницы. Сразу после первой порции зелья, когда Джейсон впервые за несколько дней спокойно заснул, тетушка Жизель спустилась к Гвендолин в гостиную и, с сожалением качая головой, принялась упрекать ее.
Ты явно ввязалась в опасную игру, Гвинн, говорила она. Не знаю, кто такой этот твой Джейсон, но он тебя явно до добра не доведет. Я его, конечно, выхожу, но не советую тебе дальше идти за ним. Впрочем, ты уже взрослая девочка, и решать в любом случае тебе.
Остальные члены семьи восприняли увлечение родственницы не так резко. Дядя Эдвин, во всем старавшийся походить на молодежь, одергивал супругу, когда она за столом во всеуслышание начинала поносить Джейсона, и при этом хитро подмигивал Гвендолин. Его сын Марк, еще сохранивший в себе удаль и озорство мальчишеских лет, вообще был безоговорочно на стороне сестры. «Даже не думай, Гвинн, я за тебя и твоего парня всегда горой», при этих словах девушка улыбалась, вспоминая проведенные с ним в детстве ночи и пылкие признания в любви. Возможно, он до сих пор был влюблен в нее и втайне ревновал, кто знает?
Младшей сестре Марка, высокой и сухопарой Сесилии, вообще не было дела до отношений троюродной сестры, она проводила все время лишь в молитвах и чтении романов, старательно подражая викторианским барышням. Гвендолин жалела лишь, что Анна-Мария, старшая дочь Лангренов, вышла замуж и переехала в Монреаль. Она как никто другой всегда понимала сестру, и та каждый раз с восторгом вспоминала их задушевные разговоры о парнях за выкуренной украдкой сигаретой
***
Гвендолин не видела Джейсона практически с самого дня прибытия в дом родственников, поскольку тетушка Жизель не позволяла ей входить в отведенную больному комнату, уверяя, что процесс лечения не позволял посторонним находиться рядом, но девушка догадывалась, что ее просто таким образом хотят оградить от общения с любимым. И вот теперь она смотрела на него, сидевшего на противоположном краю стола, рядом с Сесилией, с таким восторгом и обожанием, с каким еще не смотрела никогда и ни на кого. Самому же Джейсону так и не удавалось на нее взглянуть, потому как Сесилия и дядя Эдвин постоянно донимали его расспросами, и ему приходилось вертеться то вправо, то влево.
Скажите, Джейсон, что вы думаете о Великой войне? спрашивал старший Лангрен, поглаживая усы. Я понимаю, вы еще слишком молоды, чтобы рассуждать о таких вещах, но все же Я сам там не был, а вот мой младший брат попал на фронт еще в четырнадцатом году. На Сомме британцы послали его роту прямо на немецкие заграждения с пулеметами, не выжил почти никто. А потом вроде как вышло, что островитяне-то и выиграли войну, прикрывшись тысячами жизней наших парней. И кто-то еще будет кричать, что мы независимая страна и у нас демократия?
Скажите, mon chere, вам нравится Бернард Шоу? наседала на него с другой стороны Сесилия. Мы с maman просто без ума от этого рыжего ирландского кота! На этой неделе как раз собирались идти на «Профессию госпожи Уоррен», вы не хотите составить нам компанию?
Смущенно улыбаясь, Джейсон пожимал плечами, и кленовый сироп с блинчика, который он так и не донес до рта, стекал густыми каплями прямо на скатерть. Тетя Жизель и Марк сидели молча. Только они двое были явно недовольны появлением молодого человека у них за столом.
Дядя Эдвин, Сис, думаю, не стоит так сильно напрягать разговорами Джейсона, вступилась за любимого Гвендолин. Он едва встал с постели, еще слишком слаб, а вы
Ничего, милая, я все понимаю, сильно утомлять не буду, осадил ее взмахом ладони дядя Эдвин. Тогда, юноша, позвольте последний вопрос: как вы относитесь к «сухому закону»? И в связи с этим вы не против, если я налью вам вина?
Марк, густо покраснев, смотрел только к себе в тарелку и на Гвендолин впервые за все время даже не пытался взглянуть очевидно, понимал, что у него появился конкурент, которому девушка явно уделяет больше внимания. Тетушка Жизель, взглянув на племянницу из-под нарисованных бровей, укоризненно покачала головой.
Дорогая моя, думаю, твоему кавалеру еще рано завтракать с нами, произнесла она по-французски. Пожалуй, я скажу ему, что курс лечения еще не окончен, и принесу обед к нему в комнату.
Гвендолин не выдержала и, отставив в сторону недопитую чашку кофе, поднялась из-за стола.
Благодарю всех, я сыта, произнесла она и, взяв с каминной полки портсигар, отправилась на террасу. Тетя Жизель, воспитанная в строгой викторианской морали, считала, что молодым девушкам просто непозволительно курить при других.
На улице по-прежнему шел дождь, сквозь пелену которого с трудом различались силуэты редких прохожих и автомобилей. Чикаго, Детройт, Эдмонтон не все ли равно?.. Везде одно и то же, меняются только названия и некоторые лица. Облокотившись о перила террасы, девушка выдыхала наружу дым, подставляла ладонь под теплые капли, вслушивалась в приятный шум дождя Позади послышались легкие шаги и скрип половиц. Еще даже не оборачиваясь, Гвендолин поняла, кто это.
Гвендолайн Щекотнувший кожу возле мочки уха шепот заставил-таки вздрогнуть, а от прикосновения большой теплой ладони к волосам все тело покрылось приятными мурашками. Спасибо тебе что не бросила меня тогда
Вообще-то мое имя Гвендолин, поворачиваясь к любимому лицом и притворно хмурясь, произнесла девушка, только сейчас осознав, что никогда прежде он не называл ее по имени, словно бы оно существовало отдельно от нее и витало где-то в воздухе. Джейсон, ничего на это не сказав, продолжил гладить возлюбленную по волосам и смотреть ей прямо в глаза пронизывающим и в то же время туманным взглядом. Гвендолин вдруг поняла, что в английском нет смягченного «л» и, чтобы правильно выговорить ее имя, молодому человеку потребуется время.
Прости, я удрал из-за стола, заговорил он, приблизив губы к самому ее уху. Эти твои родственники с их вечной трескотней и французским Нет, конечно, спасибо им, что приютили нас, но все-таки