Я не хочу это есть.
Тебе не нравится? возмутился он. Я не могу оплачивать те деликатесы, к которым ты привыкла.
Он моментально впал в яростьИрис уже усвоила, что ему это свойственно. Набросился на нее. Пирожное полетело на пол. Ирис не хватало сил ударить его достаточно сильно, и она кусала его до крови. Ей хотелось вырывать клочья его плоти, заставить его истекать кровью, как резаная свинья. Извернувшись, она вырвалась из его хватки и рухнула с дивана. Не успела она отползти подальше, как он снова протянул к ней ручищи, схватил ее и притянул к себе. Затем развернул и ударил по лицу так, что в глазах потемнело.
После того, как ее закинули обратно в кладовку, Ирис прижалась к стене и беззвучно заплакала. Спустя несколько часов ей захотелось в туалет. Она сидела в своей крошечной коробке, дрожа от холода, терпела и думала, что никогда не испытывала пытки унизительнее. Радио передавало веселые песенки. Так и с ума сойти можно. Когда ее все окончательно достало, она начала стучать в дверь и вопить. Радио заработало громче.
Утром в пятницу, когда тюремщик отпер дверь, Ирис посмотрела на него тяжелым, больным взглядом. Липкая лента закончилась, и ей смотали руки изолентой. Приятно, когда в жизни есть разнообразие
Ирис не знала, задумала ли она что-то или же просто выдохлась. Она позволила положить себя на диван, раздеть и лапать. Но на все его предложения отвечала монотонно:
Не хочу.
Ей казалось, она до конца жизни запомнит эти толстые губы, и очень боялась, что так оно и будет. Тем более что высока вероятность, что смерть настанет неожиданно скоро. Иногда она поворачивала голову и смотрела на радио. Прикасаясь к ней, неподвижной, закрывающей глаза, чтобы его не видеть, даже этот дебил начал что-то понимать.
Но я уже не могу просто отпустить тебя, сказал он извиняющимся тоном. Это же преступление.
Я никому не скажу, соврала Ирис.
Его взгляд стал ледяным.
Я тебе не верю. Зачем только я похитил тебя? заявил он с упреком, точно это она виновата в его отвратительном поступке.
Действительно, занахрена? ехидно осведомилась Ирис, но получилось сипло и вымученно.
Вечером она изобразила нечто вроде астматического приступа.
Будь у тебя астма, я бы знал об этом из газет, заявил похититель.
Ирис подумала, что правы были те, кто называл ее актерскую игру посредственной, и что газетчики выбалтывают слишком много частной информации. Однако из чистого упорства она продолжила хрипеть и повторять, что ей нужен врач. Отвезти ее к врачу он, конечно, не мог. Похоже, он уже начал задумываться, как бы ему от нее избавиться. Мороз по коже. Ирис был зла, как тигрица, но давила из себя слезы. Ему было неприятно смотреть на нее, и он затолкал ее в кладовку.
«Мне должно повезти. Должно», думала она, тупо глядя в темноту. Он должен проколоться. Хотя бы однажды. Она не может закончить свою жизнь в этом мерзком доме. Она слишком хороша для такой бездарной гибели. Она перечислила свои достоинства: она сообразительная, красивая. Она хорошо поет. Она старается быть доброй или хотя бы вежливой с людьми, даже с теми, которые ей не нравятся. Она упорна и работоспособна. Она способна отыграть два концерта и после еще пойти на обязательную вечеринку, улыбаться, сиять, хотя не может говорить без хрипа и больше всего мечтает свернуться клубочком в своей кровати. Ей обязательно повезет. Она закрыла глаза. Той ночью ей снились неприятные сны, но просыпаться все равно не хотелось.
Неужели уже утро? Суббота Она поднялась, села. Вчера он забыл развязать ей руки, и она едва их чувствовала. Темнота и узкая светящаяся полоска под дверью. Чего-то не хватало И когда Ирис догадалась, чего именно, ее затрясло от возбуждения. Замочная скважина не светилась. Должно быть, он заглядывал в кладовку, когда она спала, и оставил ключ в замке.
Ее тюремщик закашлялся. Он в комнате. Но в любом случае в любом Сначала нужно освободить руки. К счастью, они не были заведены за спину. Ирис попыталась грызть изоленту, но та была плотная и туго натянутая, ничего не получалось. Она едва не взвыла от досады. В любую минуту он мог войти к ней или просто вытащить ключ из замочной скважины. Она ощупывала полки старого стеллажа кончиками помертвевших пальцев, скорее от отчаянья, чем от чего-либо еще, ведь она знала, что на них ничего нет. Полки были неровные, грубо обструганные. Из одной торчал короткий, но острый кончик гвоздя, и из горла Ирис вырвался придушенный выдох. Она провела руками, царапая изоленту о гвоздь. Доставалось и коже, но наплевать. Что угодно. Она и по битому стеклу согласна бежать из этого дома. Только бы похититель не вспомнил о ней в ближайшие полчаса
Отбросив липкие путы, Ирис некоторое время разминала руки, а затем прислушалась, мешая самой себе громким взволнованным дыханием. Отдаленные шумы. Похоже, он в кухне. Она достала газетный вкладыш из-под матраса, развернула его и протолкнула под дверь. У нее были сломаны почти все ногти, но на мизинце левой руки оставался длинный. Им она аккуратно подтолкнула ключ, и тот с чуть слышным звяканьем упал на газету. Ирис затаила дыхание. Урод кашлянул, но отдаленно. Ирис надеялась, что он серьезно простудился, у него разовьется воспаление легких и он умрет. Она потянула к себе лист газетной бумаги и ключ на нем. Неловко вставила ключ в замочную скважину, повернулаи на цыпочках вышла в комнату. Взяла радиоприемник. Слабые, непослушные руки дрожали, когда она встала возле дверного проема и подняла приемник над собой. Приближающиеся шаги Ирис очень боялась уронить эту штуковину раньше времени но уронила как раз вовремя. Он завопил, но Ирис ударила еще раз. Он рухнул.
Не двигайся, сказала она, шаря в его карманах. Если шелохнешься, я убью тебя. Я размозжу твою гребаную голову.
Может быть, она блефовала. Может быть, нет. Она никогда еще не испытывала такой жажды жизнии такой готовности к убийству, если это будет необходимо для спасения. Ключи. Три ключа. Который из них? Еще царапая ключом замочную скважину, она чувствовала, как восторг согревает ее кровь. Она слышала, как ее враг поднимается, но ключ уже повернулся, и она вырвалась на свободу, припустила по тропинке, разминая мышцы и ускоряясь. Пусть догонит ее теперь! Никогда не соревнуйся в беге со звездными девочками! Их так заботит форма их бедер, что они никогда не пропускают утреннюю пробежку! Если, конечно, не попадаются маньякам, которые запирают их в кладовках
Ветер свистел в ушах, вся слабость и беспомощность слетели с нее, как шелуха, и она мчалась наугад, давно потеряв след тропинки, полагая, что куда-нибудь да прибежит. Прямиком к дороге, к его машине. Ага, значит, хорошим все-таки везет!
Она завела машинуспокойно, как будто всего-то возвращалась с лесной прогулкии уехала. По дороге она периодически принималась громко смеяться.
Несколько часов спустя она сидела в полицейском участке и рассказывала о произошедшем, рассматривая глубокие красные царапины на запястьях. Закончив свою историю, она посмотрела в лицо полицейского и с удивлением увидела, что он улыбается.
Значит, вы та самая Ирис, знаменитость?
Да.
А у вас есть документы, подтверждающие это?
Что я знаменитость?
Нет, что вас зовут Ирис.
При чем здесь документы? рассердилась Ирис. Я человек, попавший в беду. Без документов вы откажетесь помочь мне?
Знаменитости всегда ходят с грязными волосами? полицейский откровенно издевался над ней.
Я сказала вам: я пять дней провела в заключении у психа!
Вы считаете, можно вот так запросто прийти в участок и болтать всякий вздор? огрызнулся полицейский.
Да вы сто раз видели меня по телевизору
Я не смотрю телевизор.
Знаете что, идите вы в жопу. А я звоню мужу, она старалась быть вежливой даже с людьми, которые ей неприятны, но все должно быть в разумных пределах.
Муж приехал быстро, и Ирис вдруг обнаружила, что после всех этих передряг почти рада ему. Когда их ненадолго оставили вдвоем, Ирис сбивчиво повторила свой рассказ. Взгляд мужа был сочувствующим, и на сердце у нее потеплело. Но потом он сказал:
Я понимаю, что ты переживаешь из-за снижения твоей популярности. Но почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем такое придумывать? И где ты была на самом деле?
***
Ирис кинула камень в воду. Раздался всплеск, заставивший меня очнуться. На время ее рассказа я выпал из реальности, превратился в призрачного наблюдателя тех мрачных событий. Ирис выглядела бледной. Но улыбалась. Я потянулся к ней, однако передумал и опустил руку. И пожалел, что не разрешил ей выпить.
Его нашли?
Да, Ирис небрежно махнула рукой. Только он был уже мертв. Повесился. В предсмертной записке пожаловался, что вот я стерва, отвергла его любовь. Я же думаю, он просто испугался последствий. Круто, правда? Мой муж спросил, что я думаю по этому поводу. Я ответила, что надо было все-таки добить его радиоприемником. Мы продали дом Никогда больше не вернусь в тот лес. Хотя то, что в нем случилось, было еще не самым худшим.
А что было худшим?
Вернувшись, я обнаружила, что в моей жизни ничего не изменилось. Я все еще связана и сижу в кладовке, только что путы украшены стразами и кладовка просторна и роскошна. Все эти годы мной манипулировали, ограничивали мою свободу, принимали решения за меня, и делали это так долго, что я перестала замечать, осознав суть происходящего лишь после того, как тот псих продемонстрировал мне ситуацию в гротескном виде. Они даже оправдывали себя теми же словами: «Ты не знаешь, что для тебя лучше, детка. Мы объясним тебе, глупышка». Ты подчиняешься и вроде бы не чувствуешь боли. Только однажды замечаешь, что начинаешь вести себя странно, по причинам, скрытым от тебя самой. Ведь тебе же не грустно, не страшно, ты совсем не растерянапослушай, все твердят, что ты чувствуешь себя отлично. Когда я разглядела реальное положение дел, весь мой мир рухнул. Как я позволила таким людям управлять мной? Как я могла быть такой овцой, размышляющей об оптимизме, когда с нее состригли уже всю шерсть и решили снять кожу? Даже мои родители сказали, что я не должна бросать мужа. «Твоя подавленностьсостояние временное, сказали они. Будь мудрой и просто пережди». Я купила им дом, мебель, машины, оплачивала все их расходы у них не могла не мелькнуть мысль, что, если я испорчу отношения с ним, мы все останемся без денег. Где-то среди многочисленной ерунды, составляющей мою жизнь, я совсем заблудилась. Перестала понимать, что хорошо, а что плохо, отличать собственные мысли от внушенных. Я любила свои песни. Но их обругали и забрали у меня. И теперь превозносят это пластиковое дерьмо, которое меня заставили петь. И я думаюа может, так действительно лучше? Тогда почему меня тошнит? Какие чувства настоящие? Что правильно?
Я пожал плечами. Кто знает.
Ирис усмехнулась.
После похищения я не могу заниматься сексом с мужем. Стоит ему до меня дотронуться, и у меня начинаются рвотные спазмы. Достаточно унижать себя. Я больше не лягу с кем-либо в постель, пока не удостоверюсь в его искренней привязанности ко мне. Я поумнела, она обвила мои пальцы своими. Но ты меня любишь. И ты хороший. Я не заблуждаюсь в тебе.
Ирис, я убийца, напомнил я.
И? Это не подразумевает, что ты плохой.
Тогда что подразумевает, что я плохой? Я должен сидеть в тюрьме. А я что делаю? Прогуливаюсь по пляжу в розовых шлепанцах.
Ты был в невменяемом состоянии в состоянии аффекта
Аффект? Я не виноват, потому что пил и кололся и едва могу вспомнить, как вообще так получилось, что я его убил, возразил я с дрожащей усмешкой. Ты же слышишь сама. Это оправдание не выдерживает никакой критики.
Ты приехал и спас меня, когда я утопала в тоске, и ничего не требуешь взамен. Мне все равно, что другие люди думают о тебе и даже что думаешь ты сам. Теперь я слушаю себя, сама определяю свое мнение. И для меня ты хороший.
Не знаю, как нам удалось расстаться той ночью.
Следующий день мы провели, слоняясь по берегу. Мой отъезд приблизился вплотную, и нам было грустно. Вечером Ирис проскользнула в мою комнату вслед за мной и с упрямым видом уселась на кровать.
Ты как хочешь, а я сегодня буду спать с тобой.
Так как я с этим не согласен, мне, видимо, придется погулять где-то, пока ты спишь со мной, я пытался шутить, но мне было совсем не до шуток.
Обхватив мое бедро, она попыталась притянуть меня поближе, но я словно в пол врос.
Ирис, меня однажды уже насиловали, и мне это не понравилось. Достаточно, сказал я очень спокойно.
Она молчала минуты три, подперев голову руками. Потом спросила:
Почему ты не хочешь быть со мной?
Потому что я наркоман, и я не уверен, что смогу долго выдерживать мой новый незамутненный образ жизни. Потому что я доказал свою неспособность к отношениям не один и даже не два раза. Потому что я понимаю, что с легкостью смогу бросить тебя, но не смогу забыть. Потому что я понял, что причинять боль человеку, которого любишь, невыносимо. Потому что я не верю себе и боюсь самого себя. Все время настороженно наблюдаю за собой: ты еще не превратился в лучезарную сволочь? Я пытался исправиться, я действительно хотел, но потом обнаруживал себя еще большим уродом, чем был, и теперь я не знаю, чего от себя ожидать. Иногда я отношусь к себе как к опасному, непредсказуемому существу, способному на любую гадость, даже в отношении себя самого. Это уже на грани раздвоения личности. Хватит. Я все решил для себя: если я не могу дать тебе гарантии, что я буду с тобой хорошим, я не буду с тобой вообще. Аргументации против более чем достаточно, ты не считаешь, Ирис?
Она сгорбилась. Я сел рядом и обнял ее за плечи.
Я могу стать твоим лучшим другомс этим я справлюсь, думаю. Но я не буду с тобой встречаться. Это слишком близко. Не знаю, что за отрава переполняет меня, и почему я впадаю в панику, но я либо убегаю, либо начинаю атаковать. Я не хочу изменять тебе, врать тебе, терять контроль над собой, а потом мучиться угрызениями совести. Наверное, это просто трусость. Но пока я буду считать ее благодарностью. Ты всегда была особенным человеком для меня Если ты разорвешь нашу связь из-за моей жестокости, я этого не вынесу. Если ты будешь терпеть мои гнусности, я тебя возненавижу. Так что оставим все как есть. В состоянии пусть хрупкого, но равновесия.
Ладно. Мне понятно. И перестань дрожать, Ирис подняла голову и рассмеялась, хотя в ее глазах блестели слезы.
Меня действительно слегка потряхивало.
Мы психи, сказала Ирис, вытирая глаза и улыбаясь. И наши сумасхождения даже чем-то похожи. Ты прав. Два психа на одну паруэто чересчур.
Да уж. Мною проверено, я поправил прядь волос, налипшую на ее щеку.
Но я все равно никуда не уйду, она растянулась на кровати.
Я вздохнул.
Просто полежим рядом, предложила Ирис. Должны же мы помучить друг дружку, хотя бы немного. Выключи свет.
Я потушил свет и еще час стоял бы как истукан, но Ирис взяла меня за руку и потянула к себе. Я лег, осторожно прижался к ней и закрыл глаза, заставляя себя расслабиться. Она красивая, но она же не кусается. Лучше бы кусалась Ее волосы приятно пахли, и я глубоко вдохнул их запах. Я не мог и представить, что когда-то мне достанется такое счастьележать рядом с ней.
Есть идеи, что мне делать со своей жизнью? спросила Ирис тихо.
Есть. Твоя история была жуткой и омерзительной. Но кое-что мне в ней понравилось.
Что именно?
В темноте мы почему-то говорили шепотом.
Твоя смелость. Не хочешь снова побороться?
Я не мог видеть, но догадывался, что она улыбается. Провел по ее губамточно. Ирис поцеловала кончики моих пальцев.
Ради чего? Мне не нужны его деньги.
Во-первых, это твои деньгиты десять лет впахивала как лошадь, помнишь? Во-вторых, ты сможешь приобрести свою небольшую студию звукозаписи и записывать в ней песни, которые будут звучать как тебе хочется.
Я не уверена насчет этого.
Ирис, сейчас много недовольных, покидающих крупные компании. Музыканты учатся ценить себя и свою свободу и переходят в собственные студии. Порой с большой выгодой для себя.
Я не знаю.
Ты действительно считаешь, что альбом, процесс создания которого будешь направлять ты сама, получится хуже их последней поделки с твоим участием?
Она хмыкнула в ответ, и я почувствовал, что семена размышлений посеяны.
Но у них же все схвачено, она все еще пыталась спорить. Все задокументировано. Стоят мои подписи.