Синие цветы II: Науэль - Литтмегалина 30 стр.

Несмотря на годы и годы нашей нежной дружбы, отец Стефанека мне не обрадовался.

 О, не надо нервничать, я пришел просто посидеть, поболтать с тобой, выпить пару десятков чашек кофе, повспоминать человека, которого мы любили,  утешил я, зажигая сигарету.

Кажется, ему не понравилось, что я стряхиваю пепел на ковер, потому что он весь дерьмом изошел и уже было собрался перейти к физическому воздействию. Но я спросил:

 Малышка, ты думаешь, мне не хватит сил, чтобы разбить твою гребаную морду?

И он рухнул обратно в кресло. На самом деле я не был уверен в своих силах, но что-то во мне пугало его, и я пользовался этим по полной. Кроме того, я придерживался правила: если сомневаешься, говори увереннее.

 Мы обвиняемся в убийстве. Поскольку нас двое, давай пока я буду судьей. После мы сможем поменяться. Начнем заседание. Как ты, вы, простите, относились к жертве преступления?

Я все же был не настоящим судьей, и именно поэтому он был со мной искренен. Стефанек был ущербным и странным, что стало очевидным уже в первые годы его жизни. Стоило ли тратить усилия, если сразу было понятно, что из сыночка ничего не получится? Вырвавшись из-под отцовского контроля, Стефанек потерял последнее достоинство и закономерно покатился по наклонной.

Слов было много, и они били меня, как камни, доводили до неистовства. Я стряхнул на пол все, что было на столе, вдребезги расколотив фарфоровую чашку. Я закричал:

 ТЫ ущербен, ТЫ странен, ТЫ ничтожен. У ТЕБЯ нет права на существование!

Он смотрел на меня со спокойной злобой, как человек, которого ничто не заставит считать себя виноватым, а я клялся раздавить его, опозорить, унизить.

 Выведи его,  приказал отец Стефанека секретарше, и она застыла в метре от меня, глядя с ужасом и гадая, как ко мне подступиться.

 Запомни: я не позволю тебе жить с этим,  заявил я прежде, чем выйти.

Из дома я позвонил Дьобулусу, которому, видно, на роду было написано вытирать мне сопли. С непроницаемым спокойствием он выслушал мои полные боли вопли и чопорно прокомментировал:

 Плох тот человек, который не нашел любви даже к собственному ребенку. Да падет проклятие на его голову.

Шесть дней спустя отец Стефанека погиб. Обстоятельства унесшей его жизнь автокатастрофы странно напоминали о происшествии со Стефанеком, с одним отличием: летя навстречу смерти, папаша все-таки пытался затормозить. Я не верил в вероятность самоубийства, но даже если я имел какое-то отношение к случившемуся, меня это мало тревожило. Еще один грешоккак очередная рыбка в моем океане, причем мелкая. У меня не было сочувствия к этому человеку. Ох, убийствоэто как потеря девственности: после так легко стать неразборчивым. Кроме того, никогда не связывайтесь с истеричными накрашенными девочками и мальчиками, если не знаете, кто им покровительствует. «Закрой свое сердце для врагов, чтобы сохранить его для друзей»,  часто повторял Дьобулус. И я закрыл.

Ирис пока еще предпочитала держаться подальше от Льеда, но периодически я ей позванивал, или она мне звонила в крошечную квартирку, которую я снимал. Она посмотрела «Заблудившегося» и сказала, что хотела бы обсудить его со мной. На случай, если она надумает заценить мои успехи в порнографии, я предупредил ее, что обсуждать другие фильмы с моим участием заранее отказываюсь.

В новой манере разговора Ирис ощущалось влияние Лисицы. Стремительность, язвительность, неистовость сквозь тонкий слой льда.

 Мы тут собрались с Лисой и всеми остальными и решили, где будем закапывать этих уродов.

Пару раз я слышал от нее любимую фразу Лисицы: «Если я не верю в закон, то я верю в лопату», и меня это настораживало. Со стороны Лисицы непрофессионально так шутить. Ирис билась за право собственности на свои альбомы, все, кроме последнего, который считала не имеющим к ней отношения. Каждый раз, как мы начинали разговор, она была в разном настроении: то полной надежд, то разъяренной, то расстроенной, то радостной. К финалу она всегда успокаивалась, но меня все равно мучила совесть, что я подвиг Ирис на эту тяжелую и не гарантированно выигрышную битву. Впрочем, на этот раз совесть была ко мне милосердна. Колола меня слегка-слегка. Ирис не будет работать в магазине-почте-банке-борделе-где-нибудь-еще-где-работают-эти-обычные-тетки. Она должна оставаться в музыке. Без музыки она просто истает, потому что музыкато, что питает ее кровь.

 Я учусь играть на гитаре,  рассказывала Ирис.  Поправилась на два килограмма и наконец-то получила документы на развод. А ты?

 А я, как обычно, ни хрена не делаю,  отвечал я или обреченно признавался:  Пять за утро.

 Бросай курить.

 Я бросаю. Но, словно бумеранг, «курить» возвращается обратно.

 Я написала еще одну песню. Она называется «Красота сквозь разбитое стекло», и она совсем не в моем духе, очень мрачная. Я пока не представляю, что у меня получится, но решено: моя музыка потяжелеет к новому альбому. Не уверена, что тебе понравится. Когда-нибудь, когда подобрею, я вернусь к сладкому, но в данный период битое стекло привлекает меня больше.

 О, битое стекло это в самый раз.

Я только успел покончить с очередной «любовью на неделю»  барабанщиком из группы, название которой менялось каждый день. С ним мы шлялись по дешевым забегаловкам, по заброшенным зданиям, по паркам аттракционов. Ему нравилось кусать мои губы, а мне нравились его укусы. С ним я чувствовал себя школьником. Я бывал на репетициях его группы, оглушительно-громких, после чего несколько часов слышал как сквозь вату. Они играли нечто устрашающее и неловкое, используя в качестве инструментов разные предметы, вроде монет в жестяной банке от кофе или столовых приборов. Я проникся духом анархии и был готов к музыкальным экспериментам Ирис. С барабанщиком и его группой я намеревался потусить чуть дольше, но был вынужден свалить, так как под меня начала подкладываться девушка гитариста, по совместительству вокалистка. Я бы не отказался поублажать гитариста, но его тупая цыпа меня доканывала. Однако я все равно согласился сняться для обложки их первого альбома.

 У меня для тебя предложение,  сообщила Ирис во время очередного звонка.

 Да?  откликнулся я без энтузиазма.

 Я хочу, чтобы ты снялся в моем клипе.

 Это не лучшая идея.

 Тебе стоит подумать о себе. Пора чем-то заняться. И заработать денег на жизнь.

Пока деньгами меня снабжал Дьобулус, пытаясь удержать от возвращения в сомнительную сферу продажной любви. Понимая его терзания, я неохотно, но брал.

 Ирис, тебе мало проблем? Яэто грязь. Ты представить не можешь, как заговорят о тебе, если узнают, что ты связалась со мной.

 Ты не грязь,  обиделась Ирис.  Ты мой друг. Мне плевать, что они скажут. Но выслушай мою идею: я напишу спокойную красивую песню, к которой мы снимем спокойный красивый клип. Никакой вульгарщины, только завораживающие виды природы и твое прекрасное лицо. Сначала подправим твой дерьмовый имидж, а там подумаем, как развивать твою карьеру дальше.

 Ирис

 Ты согласен, ура,  пропела она и бросила трубку.

Однажды я увидел на улице девушку, которая брела сквозь темноту, но едва ли вообще замечала, какое время суток сейчас. Я последовал за ней, подгоняемый слабым, но устойчивым интересом. За час до этого я сидел в кухне, тер тоненький шрам на бедре и раздумывал, а не выковырять ли ножом имплант. Выделяя вещество, блокирующее опиоидные рецепторы, имплант лишал мое тело возможности испытать от наркотика хоть какое-то удовлетворение. Что, однако, ни в малейшей степени не снижало риск передозировки. Все это расхолаживало. Хотя если удалить имплантат выждать несколько дней и попробовать Но что-то мне подсказывало, что не стоит разочаровывать Дьобулуса в очередной разон меня и на том свете разыщет, чтобы как следует отчитать. Я передумал и с тоски позвонил бывшему приятелю. Уже по пути к нему я неожиданно припомнил, что бывшие приятели как раз потому и бывшие, что их видеть не хочется. А теперь мое раздраженное, унылое внимание привлекла эта девушка.

Я обогнал ее, осторожно заглянул ей в лицо. Меня потрясло откровенное, обнаженное горе в ее глазах. Она что, не местная? Я сказал себе: «Забей», но уже заговорил с ней. Мною двигало не сочувствие, а скорее любопытство. Она нарушила главное правило, она знает об этом? Если ей плохо, она должна казаться спокойной. Или мужчиной. Или книжным шкафом. Чем угодно, кроме страдающей женщины.

Она даже не удивилась. На днях я остриг волосы и покрасил их в светло-розовый цвет. Видимо, она каждый день встречала парней с розовыми волосами. Она посмотрела на меня зачарованно, этот знакомый взгляд «делай со мной что хочешь». Но он означал что-то совсем другое, кроме обычного «трахни меня», когда исходил от нее.

Сидя за столиком в кафе и слушая ее, я испытывал облегчение, отмечая, как по минутам тает очередной тягостный вечер. Пережить его, и завтра будет легче. Девушка была недостаточно красивой для меня, и все же что-то притягивало взгляд, наверное, опухшие от слез веки и покрасневшие пазухи носа, которые даже не попытались спасти от безобразия пудрой. Ей пришлось бы очень постараться, чтобы выглядеть хуже.

Ее история не показалась мне интересной, но все же один момент меня зацепил: как можно так убиваться по ребенку? Эта девица ненормальная? Если ее искренность была неподдельной, то это даже пугало. Мне хотелось тряхнуть девушку за плечи: «Что ты делаешь? Не будь такой честной! Послушай, мы все немного поигрываем, и когда так делают все, в этом нет ничего плохого. Я такой элегантный сегодня, но я обычная шлюха. Ирис притворялась девушкой из толпы, когда я увидел ее, а Дьобулус был разодет, как шут. Перестань реветь и скажи, что тебе похуй. Здесь так принято».

Сказав ей, что мне надо идти, на самом деле я никуда не собирался. Бродил по улицам без всякого смысла. Она-таки засела во мне, как заноза. Возможно, я поговорю с ней еще раз. Она не звездная девочка, она заурядная женщина. Я же говорил с той, в больнице, Розой, и вспоминаю ее впервые с тех пор.

«Как кстати пришлась эта безумная»,  думал я. Как приятно слушать о чужих бедах, когда у самого все болит. Мне надо пересмотреть свое отношение к женщинам. Я люблю звездных девочек, чья музыка искупает их сущность, но остальные для меня что куклы: ничего внутри, кроме пустоты, пищалки да устройства, закрывающего глаза в положении лежа. Едва ли это справедливое отношение. Сколько еще я могу презирать их за то, что среди них затесалась моя мать?

Я зашел в бар, чтобы купить сигарет, и решил, что с завтрашнего дня наконец-то брошу курить окончательно.

 Обычные или с ментолом?  уточнила девушка за барной стойкой.

 Обычные. Или с ментолом.

Девушка сморщила нос. Я пожал плечами.

 Какая разница, чем травить себя?

Она посмотрела на меня иронично, пытаясь не показать, что я ей понравился, и слегка покраснела.

 Вам лучше знать.

Мне? О да.

Я зажег сигарету в баре и вернулся в ночь, полную золотистых кругов фонарного света. Они выглядели мягкими и легкими, походили на шары из золотистого пуха. Недавно я наткнулся на своего барабанщика Он сказал, что фотография для обложки не пригодилась, потому что гитариста бросила его девушка и группа развалилась. М-да, я почти стопроцентная гарантия неприятностей Создан для ласки и проклятий, возьмете меня себе? Каждую минуту мне приходит в голову одна плохая идея. За часшестьдесят. За сутки у меня так себе с арифметикой, но все равно понятно, что много. Я должен занять себя, не давать себе и секунды, чтобы у меня не было времени на глупости. Читать, тренироваться, возможно, продолжить учебу. Что угодно, только не позволять себе соскальзывать вниз. Но иногда у меня возникало ощущение, что я пытаюсь удержаться на вертикальной стене, вонзая в нее ногти.

О венерических болезнях говорят все чаще. Такое ощущение, что они стали более распространены. Я уже дошел до паранойи из-за постоянного страха заразиться. Презерватив приобрел для меня статус талисмана, и скоро я буду соглашаться целоваться только сквозь него. Ох, сколько же можно быть такой блядью, Принцесса, Эль? Надо успокоиться. Ирис прислала мне свою очень редкую пластинку с единственной песней«Куда унесет океан». Она хотела сделать мне приятное. Я плакал полтора часа.

Моих друзей становилось все меньше, но новые люди пребывали непрерывно и даже как будто бы в большем количестве. В газетах писали, что клубы превращаются в арены смерти. Наверное. От музыки теперь требовали агрессии, и мелодии, нежные и аккуратные, как полоски крема на торте, теряли популярность. Звездных девочек вытесняли парни, все либо с лохматыми волосами, выкрашенными в разъедающие глаза цвета, либо лысые. Они были натуралами, но к нашим относились терпимо, и пропагандировали легкие наркотики, тогда как сами сидели на тяжелых. Вместо нормальных музыкальных инструментов у них были всякие электронные штуки разной степени громоздкости, с помощью которых они выстраивали лавину звука, сносившую все на своем пути и вымывающую мозги на ура. Я подозревал, что скоро они будут повсюду. Как вы называете этот какофоничный кошмар? «Рёв»? Идите в жопу.

Я приближался к двадцати одному году, но иногда мне казалось, что мне по-прежнему восемь. Или сто двадцать восемь. Что мне с собой делать? Как избавиться от страха одиночества? Даже когда я никого не хочу видеть, мне отчаянно нужно, чтобы кто-то держал меня за руку.

Я забыл, что у меня во рту уже есть сигарета, и впихнул вторую. Однажды я смогу разобраться с собой, своими призраками, своей жизнью, со всем.

Ну или не смогу.

Часть 3: ИНСАЙТ

~ озарение; внезапное понимание сути проблемной ситуации и обнаружение ее решения ~

1. Принцесса и колдун

 Подыскивая оправдания, я продолжал встречаться с тобой, но со временем мне стало сложно отрицать, что я привязался к тебе. Мне не хотелось втягивать тебя в обреченные отношения, и я решил бросить тебя.

Перед моими глазами все еще стояла его история: оголенные тела, накрашенные лица, аудиокассеты, шприцы и ночные огни. Как он и планировал, он смог вызвать сочувствие. Но одновременно, сам того не желая, подтвердил мои худшие опасения. Он смотрел на меня, уверенный, что теперь-то меня не потеряет.

 Я пытался быть счастливым. Действительно, пытался. Ты видишь?

Я покачала головой.

 То, что с тобой произошло, ужасно, Науэль. Но позже судьба неоднократно протягивала тебе руку. Она предлагала тебе настоящую любовь, снова и сноваты хотя бы понимаешь, что далеко не каждый в жизни получает такой дар? Но тебе он доставался легко, и ты не ценил его по-настоящему. Когда-то ты решил, что испорчен и не заслуживаешь ничего хорошего, и с тех пор вел себя соответственно. Со временем черви, взращенные в собственных мозгах, стали тебе дороже кого бы то ни было. В действительности ты не нуждался в другой компании. Ты просто хотел, чтобы кто-то напомнил тебе, какая ты грязь. А потом ты убил человека, и все стало еще хуже. Ты превратился в преступника, избежавшего наказания, но не мук собственной совести. Твои болезненные сверхидеи самоуничижения и самонаказания достигли грандиозных масштабов. Ответь мне на один вопрос: почему ты не сдался, совершив тот выстрел?

 Сначала я попал в клинику. Потом была история с Ирис. Потом я внушал себе, что однажды просто смогу забыть о содеянном. Спустя год я пришел в полицию и все рассказал. Мне сообщили, что дело закрыто. Его списали на банду, орудовавшую в той местности. На ее счету было такое количество грабежей и убийств, что одна лишняя мокруха не меняла погоды. Улик против меня не было, орудие преступления отсутствовало. Свидетельница к ним не обращалась. И меня просто отправили прочь. Не знаю, мог ли я сделать что-то в той ситуации. Мое малодушие помешало мне предпринять еще одну попытку. Мне осталось только жить с этим. Или умереть.

 И ты выбрал второе. Кроме того случая на чердаке, были другие?

 Я хотел повеситься. Мне снова не повезлосестра выбрала очень неудачный момент для визита и успела вынуть меня из петли. В тот день я впервые увидел, как она плачет. Я умолял ее не говорить Дьобулусу, но понимал, что он узнает в любом случае, и меня терзал стыд. Я не мог попытаться еще раз, зная, какую боль это причинит моей семье, но жизнь была для меня невыносима.

 Поэтому ты предпочел свалить все на обстоятельства. Межнациональный заговор самое то. Так старался выжить в этом замесе, но не получилосьох, какая жалость.

 Я начал понимать, что действительно ищу в этой ситуации выгоду для себя, лишь после того, как услышал это от тебя и осознал, что перестал обдумывать планы на будущее,  Науэль накрыл лоб ладонями, как будто у него болела голова.  Смерть действительно казалась лучшим решением. Не думаю, что что-либо еще может мне помочь. Любовь Любовь превращает одного в раба, а в другом пробуждает низменные страсти. Всегда кто-то будет истязать, а кто-то терпеть истязания. Наблюдая отношения родителей, я понимал, что это чувство грязнее ненависти.