* * *
Вагон остановился, хорошо поставленный голос диктора сказал все, что хотел, двери открылись, впуская две увлеченных друг другом парочки.
Девочка отвернулась от меня.
Я встал и вышел из вагона, доставая из кармана мобильник
Вот тебе и раз. Первый случай в моей практикеа она у меня долгая, когда ребенок отказывается вернуться к родителям. Что ж это за родители такие, что ребенок сознательно отказывается покидать метро? Все-таки хреновый из меня психолог. Особенно детский. Да уж какой есть, выбирать-то не приходится.
Мыподземники, добровольные сотрудники Диспетчерской. Собственно, это единственное наше занятиепоиск и вытаскивание из метро потерянных там людей. Детей, в основном, и стариков. Нам это, может быть, нужно даже больше, чем тем, кого мы «спасаем». Надо ведь иметь в жизни какую-то цель, а иначе и до сдвига по фазе недалеко.
Метро никого не держит, и, чтобы отсюда выйти, оболочке нужно только захотеть. Вот мы и помогаем это сделать. Потому что насильно никого вытащить тоже не получится.
Это очень страшнобыть потерянным в метро. Или потеряться самому, независимо от возраста. Это стресс. И абсолютное непонимание своего положения и состояния. Вот мы и находим, объясняем, успокаиваем и носителя в ключевой поток приводим.
Ткнув пару кнопок, я приложил аппарат к уху и сквозь шум отходящего состава услышал знакомый голос:
Слушаю, Глеб!
Ася, здравствуй! Я, и правда, рад слышать именно ее. Асядевочка невредная и не станет, как иные операторы, тянуть кота за известное место, выясняя подробности. Просто сделает, что я прошу, в кратчайшие сроки. Умница.
Девочка на северо-западной ветке. Найди мне ее родителей. Хотел добавить: «и побыстрее», но не стал, Ася и так сделает все возможное.
Так серьезно?
Более чем. Она отказывается выходить. Категорически. У меня первый случай такой.
Уже ищу.
* * *
Меня забыл в вагоне отец. Ясное дело, не на трезвую голову. Забыл основательно, вспомнил о моем отсутствии, лишь выйдя из здания станции на поверхность. А мне тогда было пять лет, и ничего нет удивительного в том, что я прозевал момент и не успел выскочить из вагона. Закричать я тоже почему-то не успел. А потом обнаружил, что люди в вагоне меня не замечают напрочь, зато по полу перекатываются какие-то вещи. На следующей станции я вышел из вагона, пересек наполненную людьми платформу, пересел на обратный поезд. Вернувшись на нужную станцию, я побежал к эскалатору.
На середине длинного металлического полотна я уперся в стену. Мне показалось, что проход перегородили куском прозрачного стекла, в который монотонно уходили ступеньки и стоящие на них люди. А я не мог. Уходящая в преграду ступенька сбрасывала меня ниже.
Тогда я испугался и заплакал. Стоять на вечно ускользающей ступени было неудобно, и я с трудом спустился вниз, на платформу. Вокруг шумели люди, гремели колесами поезда, а я сидел на скамейке у колонны и ревел. Так прошло несколько часов. Потом я встал со скамейки и вошел в один из поездов.
Присев на место у двери, я решил проехать еще несколько станций. Может быть, закрыт только один эскалатор?..
Ни один из эскалаторов, которые я штурмовал в тот день, на поверхность меня не выпустил.
И лестницы меня не выпускали тоже.
Поздно ночью я оказался абсолютно один в помещении какой-то станции. Тогда я еще не знал, что ночью составы метро отгоняют в депо на осмотр и ремонт, но что-то подсказало мне, что в вагоне лучше не ночевать.
За неделю я изъездил весь метрополитен вдоль и поперек. И все без результата. А в конце седьмого дня меня нашел один из подземников.
* * *
Телефон зазвонил около полуночи. Машенька давно уже спала и, судя по безмятежному выражению лица, видела третий сон. Если не четвертый. Марина взяла трубку, внутренне недоумевая, кому бы это она могла понадобиться так поздно. Ну не Эдику же. Он никогда не звонил позже десяти, даже когда они еще были мужем и женой.
Алло. Марина поднесла трубку к уху. Я вас слушаю.
Марина Геннадьевна? осведомилась трубка мягким женским голосом.
Да, это я Марина пыталась припомнить, знаком ей этот голос или нет, но при всем желании это у нее не получалось, а трубка тем временем продолжала:
Вас беспокоит оператор диспетчерской поисково-спасательной службы городского метрополитена. Не могли бы вы подъехать завтра к девяти утра по адресу Это касается вашей дочери.
А Марина растерялась, но рука уже автоматически записывала адрес на полях какого-то документа,
Трубка замолчала, а потом из нее послышались гудки.
Марина закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
А в соседней комнате на кровати покачивалась из стороны в сторону спящая Машенька.
* * *
Я сидел на станции, на лавочке у колонны. Метрополитен вот-вот должны были закрыть на ночь. Зазвонил телефон. Трубку я всегда носил местную, из забытых. Они не требуют зарядки и никогда не ломаются. Только вот никак нельзя изменить настройки бывшего хозяина. Ну и ладно, как-нибудь я это переживу.
Да, Ася, сказал я в трубку, не глядя на дисплей. Ну, кто еще может звонить мне, кроме диспетчера?
Я нашла ее мать. Завтра с утра она будет у меня. Ты сможешь рассчитать время и место потока к утру?
Чего тут считать, буркнул я. Восемнадцать тридцать две, завтра Станция, на которой они сели в вагон в понедельник.
Поняла.
Ася я замялся.
Да, Глеб? Я слышал напряжение в ее голосе.
Ты умница, Ася! выпалил я.
Нет, Глеб. ее голос ощутимо упал, отца я тоже нашла. Но он не захотел со мной разговаривать.
Да, самое разумное решениепривести в ключевой поток обоих родителей. Тогда необязательно даже согласие девочки. Конечно, без него будет труднее, гораздо труднее, но все-таки выполнимовытащить строптивую обиженную девчонку на поверхность. Но это только если и папа, и мама будут в наличии.
А вообще, не сходится что-то. Очень сильно не сходится. Девчонке пять лет всего. Пять. Да в таком возрасте дети жизни своей не мыслят без кого-нибудь из родителей. Папы или мамы. Бабушки, дедушки, тетки, наконец! Что же родители должны были делать с ребенком, чтобы так отвратить его от себя? И как пофигистически относиться, чтобы три дня, целых три дня, ничего необычного в поведении девочки не замечать?
Информацию о семейке мне Ася скинула по электронной почте, спасибо, что телефоны теперь ловят и под землей
Мать: обычная женщина, учеба, работа, замужество Достаточно раннее Родители где-то в провинции Девочка видела родителей матери раза три в жизни Родители отцанеизвестны. Детдомовский.
Старались растить дочку сами Сами Без помощи предков. Пока мужу не надоело играть в заботливого папашу Решил погулять.
Загул, скандал, развод. Девочку отсудила себе. Зачемнепонятно. Устроилась на работу, сдув пыль со все-таки полученного перед свадьбой диплома. Времени на воспитание дочки катастрофически не хватало. Денег на нянютоже. Отчего не сплавила ребенка своим родителямнеясно, отношения в ее семье, вроде бы, нормальные.
Отец: ходок. Ну, это как раз неудивительно. После развода пытался стать «воскресным папой», на протяжении года старался, но потом ему это надоело. Алименты, правда, копеечные, платит исправно. Повторно пока не женат, но кто-то у него есть.
Да, с папашкой, похоже, дохлый номер. Даже если бы Асе удалось его разговорить и обработать. Девочка его три года не видела. И видеть, скорее всего, не захочет. Да и узнает ли при встрече?
Значит, нужно обрабатывать мамочку. Вот курицаребенка в метро забыть! Ну, ничего, как бы все ни сложилось, а больше она подобного не повторит. Уж я позабочусь.
* * *
Неприметная дверь диспетчерской была, как это и положено по инструкции, заперта. Я постучал три раза. Такова уж дурацкая традициястучать именно три раза. Щелкнул замок. Ася поправила очки и улыбнулась:
Заходи.
Она посторонилась, пропуская меня.
Диспетчерская поисково-спасательной службы к метрополитену официально как бы и не относится. Этакая организация-фантом: не все о нас знают, а те, кто знают, не во всё до конца верят. Ну и не надо. Девчонкам-операторам неплохо платят за работу, а нам, подземникам, и подавно плевать, кто устроил все так, как оно есть. Имеется занятие, и хорошо. Да и всей диспетчерскойчеловек двадцать операторов на весь город И столько же нас, сотрудничающих подземников. Фактически-то больше, но кто ж нас, «детей подземелья», считает?
Из пультовых операторов мне приятнее всего работать с Асей. Нет, ничего такого, с остальными девчонками тоже можно иметь дело, но те смены, которые мы вытягиваем с Асей вдвоем, получаются наиболее продуктивными. Если бы за выдающиеся заслуги фото сотрудников вешали на Доску почета, я уверен, что наши с Асей фотографии висели бы первыми в верхнем ряду.
Чай будешь? спросила Ася, втыкая вилку чайника в розетку.
Ага.
Вообще-то, чай, как и кофе, да и все прочие напитки, кроме воды из стоящего в углу кулера, инструкцией строго-настрого запрещены. Внятного объяснения этому запрету не смог найти никто, а посему все решили, что плоха та инструкция, которую хотя бы раз в жизни не нарушили. Вот девчонки ее и нарушали с завидным постоянством.
Чаи Ася заваривала просто потрясающие. И пусть мне никогда не хотелось пить, запах-то я чувствовать мог. А пахло все, что заваривала Ася, просто волшебно. Не знаю, когда она успевала заниматься комбинированием разнообразных заварок и каких-то посторонних трав, но фактуспевала.
Я плюхнулся в кресло, одно из двух, находящихся в комнате, откинулся и расслабился. Ася протянула мне чашку. Желтую, с рельефным котенком на выпуклой стенке.
Я принял чашку обеими руками. Тепло стенок я ощутить в полной мере не мог, чувствовал лишь легкое покалывание в пальцах. И запах. Запах каких-то неизвестных мне трав.
Успокаивающий и очень-очень знакомый, хотя, зуб даю, даже два, что раньше такого чая Ася мне не предлагала.
Спасибо! прошептал я, устраиваясь поудобнее. И улыбнулся.
Ася кивнула и уселась в кресло рядом.
Это был своеобразный ритуалв конце смены мы сидели рядышком в старых, продавленных креслах в тесной диспетчерской, держали в руках кружки с горячим чаем и молчали. Еще полчаса.
Полчаса, и я покину эту комнату, а через пять минут после моего ухода и Ася отправится домой. Через весь город И мы увидимся с ней только через двое суток. Онанаемный сотрудник, в отличие от меня, добровольного. Но как это ни странно, именно мне от работы некуда деваться. Я на работе практически живу.
Иногда я ощущаю себя частью окружающих меня тоннелей, и мне кажется, что поверхности не существует, а есть только информация о ней. Та, что я получаю от носителя, когда он засыпает
Мы сидели в соседних креслах, и в наших чашках медленно остывал чай.
Мы молчали. Оба молчали. Так мы молчали каждый раз. И каждый из нас надеялся, что другой скажет что-нибудь первым, чтобы разрушить эту никому из нас не нужную тишину.
Сегодня первым заговорил я.
Кто у нас завтра на пульте? Не то чтобы мне было интересно, кто бы ни былмне ничего не изменить, просто с некоторыми диспетчерами пульта я органически не могу нормально работать.
Светка, кажется Ася поставила чашку на пол и подошла к пульту, где, прижатый каким-то массивным, но явно бесполезным прибором, лежал график дежурств. Да, Светка. Ее ты, кажется, перевариваешь?
Да все равно мне, кого переваривать, я разродился людоедской улыбочкой. Лишь бы не сильно костистая была!
Да ты страшный человек, Глеб, Ася округлила глаза в притворном изумлении.
А то! Я гордо ткнул себя в грудь, но внутренне передернулся. Все правильно, Ася Я страшный Вот только не совсем человек. Так, половина, а то и меньше
* * *
Как и у любого из подземников, у меня было свое излюбленное место в путанице тоннелей. Именно тот кусок пространства под северными районами города, где много лет назад в вагоне метро меня забыл подвыпивший отец. В принципе, я мог бы обитать на любой станции, но велика была сила привычки. Я ночевал всегда именно там, откуда раньше так старался уйти. А возможно, просто питал надежду на то, что выход из положения там же, где и вход. Но год шел за годом, а никаких положительных подвижек в моем состоянии и положении не происходило. Ну, разве что, Ася Но кто я ей? Я ведь даже не совсем человек. Так, информационный слепок с того, другого, испуганного и обревевшегося мальчишки, которого много лет назад принял с рук милиционера враз протрезвевший папаша. Он ничего не заметил. Совсем ничего. Он и раньше не особо нянчился со мной, насколько мне не изменяет память, ему это было не интересно. Просто некуда было сплавить меня, вот и приходилось возиться
Сначала я по молодости лет ничего не понимал, странно было только, что не хотелось ни есть, ни спать. Нашедший меня подземник рассказал мне все, что знал о нашей природе.
Я взрослел вместе со своим носителем, я знал все то, что знал он. И чувствовал. Позже я понял, что он делился со мной памятью во время сна. А еще позже осознал, что мне абсолютно не нравится его вкус в одежде, но выбирать не приходилось, да это и было меньшим из зол. Хуже было другое. Я страшно завидовал носителю. Себе-на-поверхности. Я тоже хотел жить полноценной жизнью, хотел учиться, гулять с друзьями С девушками встречаться Я знал о себе-на-поверхности все, ведь я был его частью. А он о моем существовании не подозревал. И был почти счастлив.
Наступило время, когда я начал уставать от почти постоянно окружающей меня толпы. Даже если не принимать во внимание часы пик, в метро всегда полно народа. А три человека, это, как известно, уже толпа. Пока я был мал и неопытен, большое количество народа вокруг даже радовало. И пусть никто не замечал меня, а те, у кого я оказывался на дороге проходили сквозь меня, наличие людей вокруг создавало иллюзию того, что я не один. Они все куда-то спешили. И я спешил вместе с ними. Было время, когда я развлекал себя игрой в «проводника». Выбирал кого-то из пассажиров в толпе у подножия эскалатора или лестницы и прослеживал весь его путь от начальной станции до конечной. А потомпытался встретить его на конечной и сопроводить до начальной. Сначала у меня ничего не получалось, но затем, потренировавшись и выяснив ежедневный график «моего» пассажира, я безошибочно встречал его и провожал. Потом я усложнил игру, включив в нее еще двоих. А потомеще.
Я усложнял маршруты, «подбирал» людей на разных станциях разных веток, рассчитывал время А потомнадоело и это.
И вот неожиданно наступил момент, когда я понял, насколько это страшное существотолпа
После того, как количество собравшихся вместе становилось больше трех, включался какой-то неизвестный мне природный механизм. И рождалась новая сущность. У толпы не было разума. Но у толпы была воля. И воля ее была направлена лишь в одну сторонупока направление движения человека совпадало с направлением движения толпы, она была к нему благосклонна. Но стоило кому-то сделать шаг в сторону или хоть немного снизить скорость, как толпу тут же пронизывала вспышка негативной энергии. Я наблюдалдолго, упорно, ведь у меня было много свободного времени, и понял, что, находясь в толпе, никто и не хочет идти против ее воли. Толпа, как тупое агрессивное, но очень сильное животное, подавляла слабых и карала тех, кто имел силы сопротивляться.
* * *
Она всего лишь оступилась на лестнице. И неудивительно, ведь ей было уже немало лет. Потеряв равновесие, с протяжным не то хрипом, не то вскриком она начала заваливаться на спину впереди идущего парня с наглухо закупоренными плеером ушами. Почувствовав неожиданный толчок, парень увеличил скорость, думая, что кто-то из идущих за ним людей торопит его. Старушка продолжила свое падение, лишившись даже этой ненадежной опоры. Единственно, в чем ей несказанно повезло, так это в том, что лестница была почти уже преодолена, когда она начала падать, да еще в том, что упала она удачно, ничего себе не сломав. Сил ей хватило только на то, чтобы слегка приподняться и отползти к краю лестницы, туда, где равнодушно-целеустремленная толпа не смогла бы ее затоптать. Она сидела у перил, тяжело дыша, ошарашенная, ничего не понимающая, а люди обходили ее, спеша каждый по своим делам, кое-кто задевал ногой и бормотал сквозь зубы о том, что дорогу не мешало бы расчистить.
И лишь через четверть часа к несчастной пробрались милиционеры и врачи. С тех пор я стал бояться толпы. Бояться ее и презирать. А заодно начал активно недолюбливать составляющих толпу людей.
* * *
Конечно же, последняя маршрутка показала хвост. Конечно же, так происходило каждый раз, когда Ася возвращалась с дежурства. Уж очень неудобное было времяначало второго ночи. Даже на самую позднюю из маршруток она не успевала.