Правда, за завтраком парень отжёг не по-детски, когда его попросили сказать приветственную речь.
Все затаили дыхание, а он встал и выдал:
Вы вседерьмо!
А потом сел и добавил:
Фиг ли замолкли, жрите давайте.
Вечером выяснилось, что после того как Буйвол закинул его в его бокс, он первым делом влез в бортовой компьютер и вскрыл файлы с личными дневниками своего предшественника. А Гном, оказывается, собирал истории наших служак в личный архив. Там и впрямь дерьма было навалом.
Народ плюнул и забыл. А зря! Надо было насторожиться, тут по душу Гнома серьёзные ребята прилетали, но вскрыть его личные файлы не смогли. А этот запросто.
На следующий день наш новый механик переделал свой катер из «десантника» в «разведчика». То есть летать собрался только в этой должности. Ну, поскольку выходить в космос ему надо было только на редкие дежурства, то все махнули рукой, лишь бы корабли нормально летали.
Впрочем, командир седьмого звена, Вася Чуркин, пытался что-то там сказать на эту тему, но сделал он это зря. В следующий вылет ему не хватило кислорода. Слегка, самую малость, но так, что губы посинели. Причём кислороду по приборам у всех одинаково было и заправили на совесть, а вот поди ж ты.
И по довольной роже нашего нового механика было понятно, что это все неспроста.
С Симпсоном было ещё круче. У него тоже подходил срок службы к концу, но он все так же всех пробовал на крепость своего кулака. Однако, когда он подначил нашего механика, тот врезал ему в промежность.
За это Ивана посадили на губу. За неспортивное поведение. И двое суток он драил туалетыточнее, следил за тем, чтобы они сами себя исправно драили. В кои-то веки у нас система самоуборки нормально заработала.
Через пару дней к нему пришёл Симпсон с предложением честно решить спор на ринге. И получил в промежность.
Ивана перекинули в столовую, и у нас заработали все наши новые примочки, которые уже два года как были не новыми, но ни разу с того времени нормально не работали. Ни дня. А тут появился почти настоящий кофе. И почти настоящие отбивные. И вообще появилась такая пища, которую надо было жевать.
Ещё через пару дней Иван подстерёг Симпсона на выходе из столовой и дал тому в промежность.
После чего на месяц был отправлен в кладовку списанного оборудования и материалов, именно потому, что делать там ему по сути было нечего. Ну это нам так казалось. Мне, например. Ну чего ему там, бочки с химреактивами считать?
А парень буквально поселился в отделе всякой рухляди, там, где лежали на громадной площадке списанные корабли. Один раз к нему туда пришёл Симпсон, побегал за Иваном минут десять, получил по кумполу, а затем по яйцам и успокоился. На следующий день его отправили на Землю. Насколько я знаю, он кучу денег отдал за возможность опять быть самцом.
По истечении срока наказания наш механик перекрасил корабль во все цвета радуги, нарисовал порядковый номер шахты на борту и превратился в лёгкую мишень для каждого первого встречного. Впрочем, это было не все. Со списанных кораблей он притащил кучу бронеплит, какие-то подозрительные микросхемы, а также баллоны для воздуха и его регенерации. Все это было вставлено, впаяно и приварено.
На моё замечание, что на таком корабле можно только в космос вылетать, а на планету не приземлишься ни за что, он ответил, что и не собирается ни на какие хреновы планеты. И я от него отстал.
Видно было, что парень знает своё дело. Пусть его катер теперь не мог летать в атмосфере и с трудом пролезал в шахту, зато теперь это был и впрямь суперразведчик.
На учениях по нему было невозможно попасть, а в бою он всегда успевал выстрелить первым.
Космосу наплева-а-ать. Три сотни здоровых мужиков, орущих эту арию, зрелище не для слабонервных.
Вообще наших разведчиков выкинуть в космосдело хлопотное. Нужно иметь специфический склад ума, чтобы болтаться в космосе и не думать о том, что будет, если ты вдруг потеряешься, тебя не найдут. О том, что будет, если ты увидишь предполагаемого противника слишком поздно.
Поэтому в разведчики идут в основном те, кому на базе совсем плохо, кто не любит скопления людей, кому хочется побыть одному. Но все равно разведчики ходят в составе групп, они знают, что если что, то к ним на помощь придут солдаты дозора, а потом и все силы Базы.
Но никогда разведчики не ходили в дозор в одиночку. А наш Иван делал это каждый свободный день. То есть не старался выспаться, не ходил в казино, не искал свободную задницу для развлечения, а именно вылетал в гордом одиночестве на подведомственную территорию.
А там он влёгкую мог, обнаружив контрабандиста, досмотреть его судно. В одиночку.
Или мог обнаружить древний корабль. И стащить с него артефакт.
Его деятельность сначала была мне непонятна. Но Камелот просветил.
Этот парень ищет. Помнишь нашего разведчика? Ни сигналов о помощи, ни следов боя. Ничего.
Его искали тут чуть ли не всем земным флотом.
Точно. Но искали три дня. А у этого парня почти пять лет. И награда, которая даст ему легализоваться. Потом Камелот подумал и добавил:Но это просто повод. На самом деле он нас просто очень не любит. Ему с нами тяжко. Пусть стругает свою палочку, не надо ему мешать.
Скоро на Базе стали делать ставки, как скоро нашего механика угробят при таких раскладах. Но дело приняло неожиданно новый оборот. Нашим парням вдруг прибавилось работы.
Появились торговые суда, которые делали крюк через наш сектор. Они останавливались по первому требованию, документы у них были в порядке. Беспрепятственно пускали наших солдат к себе на борт. И каждый капитан знал, что у нас есть некий «тринадцатый», который ищет следы пиратов в этом секторе и не может найти.
Передайте ему вот это, говорили одни. И мы везли на базу целый контейнер роботов-разведчиков.
Тринадцатому от нашей компании, говорили другие. И мы тащили на базу новейшую лазерную пушку, про которую говорили, что она только в разработке и в армию поступит не скоро.
«Тринадцатый»молодец, говорила мне бабушка, которую, я уверен, наш механик никогда в глаза не видел. И мы везли на базу ящик первостатейного пойла.
Кораблик в тринадцатом шлюзе меньше всего напоминал теперь собственно катер как таковой. Целая прорва всяких приспособлений торчала из него под самыми разными углами. Прежуткое зрелище. Сам механик выглядел тоже странно, больше всего он напоминал нам помешанного. Учитывая, что никто от него ничего хорошего не ждал в принципе, то, в общем, друзей или товарищей у него не появилось.
Я решил отловить его у стартовой площадки и поговорить. Поймал, когда он уже залезал в люк.
Слушай, Иван. Разговор есть.
Он высунулся из люка. Смотрел не на меня, а куда-то в стену.
Слушай, ты серьёзно рассчитываешь найти этих пиратов?
Нет.
А зачем столько усилий?
Чтоб с тоски не сдохнуть.
И люк захлопнул. Вот и поговорили.
Так прошло несколько месяцев. А потом он пропал. Ушёл в глубокий космос и исчез. Не вернулся. Мы все знали, что у него кислороду не на несколько часов, как обычно.
Ребята считают, что такой может и сутки продержаться. Буйвол сказал это бодрым голосом, но у меня сразу возникло ощущение дежа вю. Не у меня, впрочем, одного. Вся база вылетела искать. Все пять с половиной тысяч катеров. Десять эсминцев, три сотни десантных ботов.
Не нашла. Сгинул без следа.
Космосу наплева-а-ать. Будь он неладен.
А через пару дней его кораблик приволокли на буксире ньюты. Я не разбираюсь в психологии ньютов, но, по-моему, они были так довольны, что готовы были пуститься в пляс по первому требованию первого попавшегося на пути человека. Иван сидел в кораблике целый и невредимый. И тоже светился от радости.
Никогда не забуду его улыбочку.
Он открыл люк, ощерился нам, потом щёлкнул тумблером, и из динамиков заорал благим матом Камертон. О том, что космосу наплевать.
И все всё сразу поняли. Плевать он хотел на Весёлого Ньюта. И палочку свою достругал как надо.
Космосу наплевать. Ты можешь быть героем, можешь быть трусом, можешь быть негодяем, а можешь быть хорошим человеком. Всё равно. В этой тёмной бездне нет ничего, кроме безразличия. А то, что не является бездной, на девяносто пять процентов состоит из всякого странного, и только на пять из нормального вещества. Того самого, из которого состоит солнечная система и пригодные для человеческой жизни планеты.
Я потом слетал к месту гибели нашего разведчика. Когда дредноут нырнул, а прыгнул он гораздо дальше обычного расчётного прыжка, наш безголовый герой прыгнул вместе с пиратами. И тут же ушёл за метеоритное облако. Потом он, как по картинке, влепил одну ракету в портал, а все остальные в дюзы, выпустил маяки и стал ждать помощи.
Но не дождался. Метеориты были напичканы металлом, сигналы проходили очень плохо.
Весёлый Ньюи знал, что делал, рядом не было ни одного прохода, ни одной пусковой установки, даже самой древней. На десятки парсек ничего, кроме метеоритных облаков, которые были там вопреки всем законам физики.
Так мы их и нашли: с одной стороны три десятка кораблей с замёрзшими трупами внутри, с другойобломки катера и простреленная насквозь спасательная капсула. А между ними куски первозданной материи, которую миллиарды лет никто не беспокоил.
Судя по всему, он успел выпустить весь боезапас. И потом ещё долго уворачивался. А они стреляли сквозь метеориты, старясь как можно быстрее уничтожить кораблик разведчика вместе с маяками. Попадания в космические камни, которые при практически абсолютном холоде разлетались вдребезги, как стеклянные, усугубили ситуацию. Не было ни одного судна без пробоин или вмятин.
Те, кто остался жив, пытались бороться. Пока у них было топливо, они ремонтировались и взывали о помощи. И через год, в других созвездиях, кто-то поймал эти сигналы. И передал нужные координаты кому-то, кто очень хотел помочь Тринадцатому.
Этот сукин сын сдал материалы ньютам и сказал им, что Гном умер под звуки нашего гимна. Юморист хренов.
Буйвол, пока служил, лично проверял, чтоб каждый новичок первым делом учил эту чёртову арию. И потом мог с выражением исполнить перед иконой. И они все учили и исполняли. Поодиночке, хором и даже при полном отсутствии слуха и голоса.
И, глядя в наши с Буйволом свирепеющие лица, они очень быстро понимали, что это всё не смешно. Совсем не смешно.
ИЛЬЯ КАПЛАНЗабытые вещиРассказ
Тебя как зовут?
Маша.
А к маме почему не хочешь?
Не хочу.
Совсем-совсем не хочешь?
Ты глупый, да? Не понимаешь?
Нет.
Ну и ладно.
* * *
В вагоне людно, несмотря даже на поздний час. Оно и понятномегаполис, у всех дела, всем куда-то надо попасть, всех где-то ждут.
А вот и не всех. Иначе бы я сейчас не находился там, где нахожусь. А находился бы я в уютной квартире перед широкоформатным телевизором. С чашкой крепкого кофе в одной руке и пультом от этого самого телевизора в другой. И чтобы непременно новостной канал.
Мечты, мечты
Вагон вздрагивает, начиная торможение.
По полу весело перекатываются зонты, мобильные телефоны, плееры и косметички. По углам внушительно кучкуются чемоданы, сумки и даже неизвестно кем и когда забытая автомобильная покрышка со странной маркировкой «е-экс».
Вагон останавливается. Забытые вещи замирают на своих местах, Мужской голос объявляет станцию. Двери открываются, из вагона выходят люди. Голос произносит извечную мантру: «Уважаемые пассажиры, не забывайте в вагонах свои вещи. При обнаружении забытых вещей». Усмехаюсь. Воистину, вещи в вагоне метро лучше не забывать. Под монотонный голос «Осторожно, двери закрываются, следующая станция» иду по вагону. Кроме меня, внутри больше никого нет. Никого, кроме нее. И значит, лишь сейчас я могу поговорить с ней. С забытой в метро девочкой.
* * *
Марина заподозрила неладное лишь через три дня. Воспитательница в детском саду сообщила, что Машенька не играет, как обычно, с другими детьми, а сидит на стуле в углу и раз в несколько минут раскачивается из стороны в сторону. Воспитательница спрашивала, не замечала ли Марина раньше странностей в поведении дочери, и сообщила, что детсадовский психолог ничего не может сделать, пока не узнает, что случилось с девочкой дома. Сама Машенька замкнута, на вопросы отвечает односложно и очень мало ест.
Марина стояла в раздевалке, в проходе между шкафчиками, хлопала глазами и судорожно припоминала: а не случилось ли чего? Ее лицо медленно заливала краска стыда. Хороша же матьне заметить, что с ребенком что-то не так!
Она сказала воспитательнице, что обязательно поговорит с дочкой и во что бы то ни стало выяснит, что же произошло. Или вспомнит сама.
Забрав закутанную по горло в теплые свитера и куртку Машеньку, Марина попрощалась с воспитательницей и вышла на улицу. Что же произошло за последние три дня, думала Марина, что так повлияло на дочкину психику?
По пути к машине она попыталась разговорить девочку, но на любой вопрос та отвечала только «да, мама», «нет, мама», «не знаю, мама». А еще Марину поразили дочкины глаза. Всегда такие веселые, голубые и жизнерадостные, теперь они стали серыми и тусклыми. Может быть, заболела? Надо бы температуру померить. Лоб девочки был холодным.
Прямо из машины Марина позвонила на работу и взяла два отгула до выходных, сказав, что заболел ребенок. Отгулы дали, но с огромным скрипом, и настроение у Марины испортилось еще больше.
* * *
Я подошел к ней и присел рядом.
Привет! жизнерадостно выпалил я.
Привет Девочка устала, напугана, откуда же в ее голосе возьмется веселье?
Меня зовут Глеб, представился я, уже предвкушая реплику: «А почему такое странное имя»?
Но она не спросила.
Давно ты здесь? Вопрос, конечно, идиотский, но надо же хоть как-то втянуть ее в разговор.
И она втянулась.
Третий день
Тебе здесь не скучно?
Нет.
Странно. Здесь же нет игрушек И поиграть не с кем
Зато можно смотреть картинки Музыку слушать Мечтать
О чем мечтаешь?
О разном
Все, ей становится неинтересно. Она что-то для себя решила, и я ей тут совершенно не нужен. Пора уходить.
Хочешь к маме? ключевой вопрос. Достаточно получить ее согласие, и полдела уже сделано. Метро не держит никого против воли. Это у вещей воли нет, потому они и остаются в вагоне навсегда. Брошенные и забытые. Вернее, навсегда остается информационная оболочка-слепок. Отпечаток предмета в информационном поле метрополитена. А предмет-носитель передается в руки дежурного на ближайшей станции. Вот только будучи возвращенными владельцу такие, на время потерянные в метро, вещи очень быстро приходят в негодность. Зато слепок обретает практически вечную жизнь. Оболочку потерянного предмета невозможно уничтожить. И мы, подземники, этим беззастенчиво пользуемся.
Оболочки же людей менее стабильны. Они не задерживаются в вагонах дольше, чем на неделю. Либо воссоединяются с носителями по обоюдному согласию, либоисчезают навсегда, растворяясь в недрах подземных тоннелей. Но есть еще и третий вариант Девочка провела в вагоне около трех дней, а значит, у меня есть еще около четырех. Вот только мне почему-то кажется, что легко с ней не будет. А своим ощущениям я привык доверять, ибо были прецеденты.
Так хочешь к маме? спросил я еще раз. До следующей станции оставалось секунд двадцать пять, тридцать.
Она повернулась ко мне и с чувством ответила:
Нет!
* * *
Зажегся зеленый. Машина плавно ушла с перекрестка. В зеркале Марина увидела, как качнулась на своем детском кресле из стороны в сторону дочка.
Что же произошло три дня назад? Все было как всегда. Понедельник. Проснулись-умылись-оделись. Вышли из дома. Сели в машину. Машенька все время о чем-то рассказывала, но Марина не очень слушаласвоих проблем хватало. Пробка на проспекте растянулась до горизонта. Марина припарковала машину возле станции метро Метро. Метро!! Да! Она чуть не забыла дочку в вагоне. Правда, вовремя вернулась, выдернула девочку из уже почти сомкнувшихся дверей. И после этого Машенька замолчала. Тогда Марина списала это на стресс, да и не было у нее времени разбираться, все-таки одинокая женщина с ребенком. Денежку надо зарабатывать, ребенка поднимать. Не до капризов.
Забросив дочку в садик, она отправилась на работу
Вот оно. Метро. Надо будет рассказать об этом психологу. Завтра же с утра позвонить.
А сейчас нужно покормить ребенкаи снова за монитор. Квартальный отчет никто еще не отменял.