Поезд замедлил ход, и мы, не закончив разговора (да и был ли смысл его заканчивать?), вышли в коридор, где, кроме нас, не было ни душив Туайфорде никто не выходил, а когда мы спустились на перрон, то обратили внимание на то, что и посадки на поезд не было: два работника станции прохаживались взад-вперед, а у входа в здание вокзала, представлявшего собой миниатюрную копию лондонского Черринг-кросс, нас ждал высокий, под два метра, мужчина в кожаной куртке и в дорожном автомобильном шлеме, представившийся шофером доктора Берринсона, любезно предоставившего в наше распоряжение свою машину, поскольку, как оказалось, от станции до больницы расстояние было около двух миль, а искать такси в городке, по словам нашего водителя, все равно что иголку в стоге сена, вымоченного к тому же сильнейшим ливнем.
Слова о ливне мы с Каррингтоном вспомнили, когда, выехав на пригородную дорогу, автомобиль едва не застрял в глубокой луже и с завыванием продолжал путь мимо низкого подлеска и скошенных лугов, где тут и там стояли аккуратные стога сена, будто желтые домики для гномов и иной лесной живности.
Я давно знаком с доктором Берринсоном, сказал Каррингтон. Он несколько раз выступал свидетелем по делам, которые я вел. Помните дело о серийном убийце Джоне Виллерсе, май двадцать третьего года? Его называли Потрошителем из Бромли
Да, кивнул я, глядя на проплывавшие мимо деревья, влажные от недавно прошедшего ливня, да, конечно. Мне кажется, что и психиатра, выступавшего на процессе, я тоже помню, его фотография была в газетах: росту в нем вряд ли больше пяти футов и двух дюймов, а худоба такая, будто он с детства ел только черствые корки.
Совершенно верно! воскликнул Каррингтон. Это вы верно подметили, сэр Артур, доктор именно такое впечатление и производит, но на самом деле он обладает недюжинной для своей комплекции силой и на моих глазах справлялся с буйными больными, не прибегая к помощи санитаров. Думаю, что водителя и машину доктор подбирал по принципу контраста.
Скорее всего, так и былосклонность доктора Берринсона к контрастам я оценил сам, когда за поворотом возникло здание больницы, построенное на поляне и окруженное вековыми деревьями, нависавшими над длинным одноэтажным строением с башенками по бокам и в центре. Впечатление было таким, будто страшные великаны склонились над лежавшим на земле поверженным воином. Здание окружено было двухметровой высоты оградой из чугунных прутьев, сделанных в форме старинных пик с очень острыми наконечниками. Ворота раскрылись, и машина, проехав по короткой гравиевой дороге, остановилась у главного входа.
К моему удивлению, нас никто не встречал, но, когда мы поднялись по ступенькам, широкая дубовая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться в большой полутемный холл, после чего захлопнулась с ужасающим грохотом, отрезав нас от мира и будто поставив точку в нашей прошлой жизни.
Я невольно вздрогнул, да и Каррингтону, похоже, стало не по себе.
Доброе утро, господа, услышал я и, обернувшись на голос, увидел стоявшего у окна доктора Берринсона. Мне пришло в голову, что, несмотря на хилое сложение и вялую позу, я бы не хотел встретиться с доктором на боксерском ринге: было в его фигуре что-то загадочное, заставлявшее предположить, что, оказавшись в критической ситуации, человек этот мгновенно преобразуется, собирает всю свою огромную внутреннюю энергию и действительно способен не только скрутить разбушевавшегося психопатадля этого достаточно физической силы, но и одолеть в научном споре любого, сколь угодно эрудированного оппонента. Не знаю, почему я так решил, это было интуитивное представление о человеке, которого я никогда прежде не видел.
Доброе утро, доктор, почтительно произнес Каррингтон, и я подумал, что бывший полицейский испытывает точно такие же чувства подчиненности внутренней силе этого незаурядного человека. Позвольте вас познакомить: сэр Артур Конан Дойл, о котором
Очень приятно, сэр Артур, не дослушав, доктор протянул мне руку. Пожатие его, как я и ожидал, оказалось крепким и долгим. Я читал все ваши произведения и особенно благодарен за профессора Челленджера, который в молодости был для меня образцом истинного ученого.
В молодости? я не мог удержаться от вопроса. Значит, в более зрелом возрасте
Я изменил свое мнение, кивнул доктор, но не стал продолжать разговор на заинтересовавшую меня тему.
К сожалению, сказал он, утром у нас случилось неприятное происшествиепо вашей части, старший инспектор.
Я уже несколько месяцев
Да, я знаю, но для меня вы все равно тот старший инспектор Скотланд-Ярда, который одиннадцать раз обращался ко мне за психиатрической экспертизой. Бывших инспекторов не бывает, как не бывает бывших врачей и бывших королей. Прошу пройти за мной, господа, я все вам расскажу по дороге.
Переглянувшись, мы с Каррингтоном последовали за доктором в западное крыло зданиясюда вел длинный коридор с окнами, выходившими в сторону больничного сада, который не был виден с подъездной дороги. За садом начинался лес, и трудно было понять, где находилась граница между дикой природой и созданным человеком оазисомто ли там вообще не было забора, что представлялось мне маловероятным, то ли забор состоял из тонких прутьев, не видимых с относительно большого расстояния. В саду, рядом с сараем, где, скорее всего, хранились сельскохозяйственные принадлежности, стояла группа людей, среди которых было несколько полицейских в форме и два санитара с белых халатах. Я решил было, что именно гам произошло упомянутое доктором происшествие, но он повернул в другой коридор, короткий, с дверью, расположенной в торцев эту дверь мы и вошли, оказавшись в небольшой палате, где стояли металлическая кровать, прикроватная тумбочка, низкий столик, на котором я увидел большое красное яблоко и раскрытую Библию, два стула с высокими спинками и узкий платяной шкафтакже раскрытый настежьс висевшей на плечиках мужской одеждой: брюками, двумя рубашками (белой и серой в темную полоску) и длинным (наверняка до пола) больничным халатом неопределенного цвета. Единственное окно, забранное мелкой решеткой, выходило не во двор, а в сторону дороги, по которой мы приехали.
В палате никого не было.
Это палата Нордхилла, пояснил доктор Берринсон. Сейчас его сюда приведут, и вы, господа, сможете задать свои вопросы. Прошу, господа, садитесь, а я постою, точнеебуду ходить, так мне легче разговаривать.
Мы с Каррингтоном уселись на стулья, я достал было трубку, но, подумав, что в больнице курение может быть запрещено, сунул ее обратно в карман. Доктор Берринсон, заметив мой жест, нахмурился, но ничего не сказал, и я понял, что на некоторое время мне придется воздержаться от вредной привычки, хотя без трубки во рту я чувствовал определенную неполноценность и не мог следить за словами врача с тем вниманием, которого они, безусловно, заслуживали.
Итак, господа, доктор действительно начал ходить по комнате от окна к двери и обратно, так что нам с Каррингтоном приходилось все время поворачиваться в его сторону, в семь утра я услышал ужасный крик, доносившийся из женской половины. К вашему сведению, больница разделена на три частиэто, как вы видели, длинное здание, построенное во времена Георга VII, в центральной части расположены кабинеты врачей, процедурные комнаты и хозяйственные службы, в том числе кухня, в правой частипалаты для женщин-пациенток, а в левой, где мы с вами находимся, мужские палаты. Обычно я ночую дома, в Туайфорде, но нынешнюю ночь провел в больнице, поскольку до позднего вечера пришлось заниматься больной женщиной, у которой случился сильнейший истерический припадок. Моя комната находится напротив холла, в самом центре здания. Я уже встал и почти оделся, когда крик заставил меня выбежать в коридор, где я нос к носу столкнулся с одним из ночных санитаров, который тоже слышал крик и бежал в женскую половину. Поскольку крики не прекращались, мы быстро нашли их источникв палате, где жила Эмилия Кларсон, стояла и кричала Марта, сестра милосердия, а сама Эмилия лежала у кровати на полу в странной позе, невозможной для живого человека. На голове ее была страшная рана, на волосах запеклась кровь Я приказал Марте замолчать и выйти из комнаты, ни до чего не дотрагиваясь.
Знакомству с вами, старший инспектор, продолжал доктор Берринсон, я обязан определенными познаниями в методах расследования, и потому вытолкал санитара из комнаты и вышел сам, запер дверь и ключ положил в карман, вернулся в свой кабинет и позвонил в полицию.
Дверь в комнату Эмилии была открыта, когда сестра пришла наводить порядок? спросил Каррингтон, прервав монолог доктора.
Вот именно! воскликнул Берринсон. Закрыта! Заперта на ключ! Это не показалось Марте страннымнекоторым пациентам разрешено запираться на ночь, но мы требуем, чтобы они не оставляли ключа в замочной скважине. Марта отперла дверьу сестер есть ключи от всех палат, вошла Тогда я и услышал первый крик.
Окно? спросил Каррингтон. Есть ли в палатеокно и было ли оно закрыто?
Закрыто и заперто на задвижку, ответил врач. К тому же на окнах у нас крепкие решетки, проникнуть в палату со стороны сада никто не мог, уверяю вас.
Значит, убийство совершил тот, у кого мог быть ключ, верно? сказал бывший полицейский, похоже, уже начавший выстраивать линию расследования.
Ключкроме самой Эмилии, естественно, есть только у меня, дежурной сестры и еще один висит на щите в подвале, но сам подвал был заперт на ночь, а ключ от подвала вообще имеется в единственном экземпляре, находящемся у кастеляна Джо, ночевавшего в своем доме в Туайфорде.
Иными словами, если сестра со своим ключом не расставалась, то именно она и является главной подозреваемой, не так ли?
Марта? Берринсон перестал бегать по палате, остановился перед Каррингтоном и возмущенно ткнул в его сторону пальцем. О чем вы, старший инспектор? Марта работает в больнице двадцать три года! Лучшая сестра, каких я знал. Отличные отношения со всеми больными, в том числе с Эмилией.
Хорошо-хорошо, пробормотал Каррингтон, я всего лишь хотел Продолжайте, пожалуйста. Полиция
Да, инспектор Филмер прибыл незамедлительно, а с нимбригада криминалистов. Мы подошли к двери (рассказываю об этом эпизоде так подробно, чтобы вы поняли, в каком я оказался глупом положении!), впереди инспектор с ключом, ясзади, а за нами трое или четверо полицейских. В конце коридора столпились врачи и санитары и кое-кто из больныхте, кому разрешено выходить из своих комнат. Филмер повернул ключ, вошел и остановился в дверях, я видел лишь его бритый затылок, постепенно наливавшийся кровью. Пройти не было никакой возможности, а потом инспектор обернулся и сказал возмущенным голосом: «Ну! И что все это значит?» Я протиснулся мимо него в палату, и, признаюсь вам, старший инспектор, волосы на моей макушке встали дыбомво всяком случае, именно таким было мое ощущение.
Мертвая девушка оказалась начал Каррингтон (я тоже подумал о том, что Эмилия на самом деле оказалась живой, это и поразило беднягу доктора).
Там не было никакой девушки! выпалил Берринсон. Ни мертвой, ни живой! Палата была пуста, понимаете? Постель смята, но никаких следов ни Эмилии, ни кровиничего!
Очень интересно, пробормотал Каррингтон для того, видимо, чтобы скрыть свое смущение.
Естественно, продолжал врач, полицейские на моих глазах тщательно обыскали помещение. Никто не мог в него войти и никто не мог выйти за время, прошедшее после обнаружения тела. О том, чтобы проникнуть в комнату через окно, и речи быть не может. Но тела не оказалось! Инспектор Филмер рвал и металпохоже, он готов был обвинить меня и Марту в приступе шизофрении и запереть в одной из наших палат. Я был в полном недоумении И в это времяобратите внимание, старший инспектор, и вы, сэр Артур, ко мне подошел Нордхилл, совершенно спокойный и даже флегматичный, впрочем, это его обычное состояние, и сказал: «Да вы не беспокойтесь, доктор, ничего с Эмилией не случилось, она жива и здорова, уверяю вас» Разумеется, Филмер, слышавший эти слова, немедленно пристал к Нордхиллу с вопросами, и я с трудом заставил инспектора предоставить это дело мневсе-таки Нордхилл мой пациент, реакции его неадекватны, нельзя подходить к словам больного с обычными полицейскими мерками, мало ли какая идея могла прийти в его голову
Где сейчас Нордхилл? быстро спросил Каррингтон. Меня тоже интересовал этот вопросмы ведь приехали в больницу для встречи с этим пациентом, и мне показалось странным неожиданное смущение доктора.
Ну протянул он. Вообще-то мы в его палате, сейчас его должны Понимаете, старший инспектор, я, наверно, не должен был разрешать, но события развивались так стремительно, что Я отвел Нордхилла в холл, усадил в кресло и спокойно спросил, что он имел в виду. «С Эмилией ничего не случилось», упрямо повторял он, не глядя мне в глаза, из-за чего в моей голове возникали мысли одна нелепее другой, а потом, будто услышав слова, предназначенные лишь для его, а не моего слуха, он сказал: «Я вижу сарай Если там» И замолчал, глядя в пустоту. Мне знакомы были такие эпизоды в его поведении, я позвал санитара, чтобы отвести Нордхилла в палату, но Филмер, не пропустивший из нашего разговора ни слова и понявший каждое слово буквально (в отличие от меняя раздумывал над тем, какие ассоциации бродили в мыслях Нордхилла и как интерпретировать его пророчество), так вот, Филмер устремился к выходу на задний двор больницы, и полицейские за ним, и кое-кто из обслуживающего персонала. Не прошло и минуты, как я услышал такой же вопль, что утромбез сомнения, кричала Марта, и вы можете себе представить, о чем я подумал в ту минуту.
Еще бы, пробормотал Каррингтон, видимо, в сарае обнаружили труп девушки.
Или живую и здоровую Эмилию, вставил я.
Доктор Берринсон обернулся ко мне и воскликнул:
Сэр Артур! Каким образом? Как вы догадались, что
Я прокашлялся и ответил, стараясь сдерживать волнение:
Нордхилл сказал, что с Эмилией ничего не случилось, верно?
Да, но ему никто Впрочем, вы правы: Эмилия действительно оказалась в сараена ней была ночная рубашка, на ногах войлочные тапочки, и она находилась в полной растерянности: оказывается, бедная девушка уже около часа колотила в дверь и кричала, чтобы ее выпустили, но никто ее криков и стука не слышалсарай довольно далеко от здания, а окна закрыты, к тому же шум, вызванный происшествием Вы можете себе представить раздражение инспектора Филмераон решил, что все случившееся либо представление, зачем-то разыгранное персоналом совместно с больными, либо преступление, цель которого ему пока решительно непонятна. В сарае есть старый стол, выброшенный по причине ветхости, и несколько стульев, у которых порвалась обивка, и их вынесли из дома, чтобы когда-нибудь отдать в починку И Филмер не нашел ничего лучше, чем устроить допрос прямо на месте, по горячим, как он сказал, следам. Он и Нордхилла допросил, хотя я твердо выразил свое отношениено парень сам прибежал в сарай, увидел Эмилию, и восторг его трудно описать, эти двое, знаете ли, симпатизируют друг другу.
Как Эмилия оказалась в сарае? перебил Каррингтон.
Она не смогла этого объяснить! «Я не помню Поднялась утром, вдела ноги в тапочки и оказалась здесь». Вот все, что удалось Филмеру от нее узнать. А от Нордхилла и того меньше, хотя он и вызвался сам дать показания. «Это соединение, твердил он. Самое обычное соединение, и ничего больше». Слова его остались загадкой, но если Филмер воспринял их как попытку запутать полицейское расследование, то мне, как лечащему врачу, понятно, что в голове Нордхилла возникли какие-то ассоциации, которые он не мог правильно описать.
Я не очень понимаю, доктор Берринсон, сказал я с осуждением, почему вы разрешили полицейскому инспектору допрашивать своего пациента, да еще не в вашем присутствии. Вы имели полное право
Да! Совершенно верно, сэр Артур! Я так и поступил. Но Нордхилл сам вызвался, мне оставалось лишь применить силу, чтобы вернуть его в палату, но это лишь усугубило бы ситуацию, вы понимаете?
Он неожиданно перестал бегать по палате, остановился перед Каррингтоном и сказал:
Мне пришлось их покинуть, потому что доложили о вашем приезде.
Они все еще в сарае? спросил Каррингтон.
Сейчас приведут Нордхилла, сказал Берринсон, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из коридора. Эмилию отведут в ее комнату, Филмер, должно быть