Впрочем, ещё до рассвета меня разбудили: почувствовал на себе чью-то маленькую ступню, тотчас вскинулся, насмерть перепугав проснувшуюся в темноте Деметру. Колдунья хлопнула в ладони резче, чем требовалосьи магический шар сорвался с пальцев, полыхнув ярким, режущим зеленоватым светом.
Сибранд! выдохнула она поражённо. Ты!..
Я, ответил, поднимаясь с пола. Сейчас уйду. Двери только закрой: одна ведь останешься.
Деметра двумя руками пригладила спутанные после сна волосы, притянула к себе меховое одеяло, разглядывая меня снизу вверх. Выглядела бруттская колдунья получше: дыхание выровнялось, болезненный пот больше не пробивался на посвежевшей коже.
Там, у каминаещё отвар. Выпей утром, если почувствуешь слабость.
Колдунья наконец отошла ото сна. Усмехнулась вымученно-благодарно:
Начальник перед подчинёнными должен казаться несгибаемым, припомнила она.
Я улыбнулся.
Госпожа Иннара провожала меня прямо в ночной рубашке, перехватив распахнутый ворот у горла, и я подумал, что впервые ухожу от молодой женщины посреди ночи, как
Дальше мысль обрывалась, потому что подумать о дочери Сильнейшего непристойно я не мог.
Спасибо, Сибранд, поблагодарила на прощание. О своём обещании помню и помогу, только время
Время не щадило не только задёрганную неофициальную главу стонгардской гильдии маговвремя беспощадно забирало надежду у моего младшего сына. Однако я ничего не сказал. Тронул лоб двумя пальцами, как это принято было в Арретиум Артаксарте, и начал спуск по бесконечной каменной лестнице. Дверь за мной мягко затворилась, в замке провернулся ключ, и всё стихло, кроме моих шагов.
Я возвращался в отведённую мне келью со странными, противоречивыми и суматошными мыслями. Я раздражался, что не получитсяуже точноосилить нужные мне знания за один день; беспокоился, что не сумею достойно пройти предстоящую мне трудную стезю тёмных искусств, тревожился из-за заповедей Великого Духа, который предостерегал от увлечения магией, вспоминал о доме, где теперь, должно быть, спят крепким сном по крайней мере трое из моих сыновей, и где беспокойно ворочается младший; думал о бруттской колдунье, которая осталась в своём теперь уже холодномвсе дрова давно прогореликабинете совсем одна
Недоумевал, отчего всё ещё продолжаю думать о ней, когда нас с нею ничего больше не связывало и связать не могло.
У последних ступеней я замер, вслушиваясь в безжизненную тишину главной башни: в обширный зал вело несколько лестниц, и мне почудилось движение на одной из них. Годами выверенное чутьё не подвело: несколько мгновений, и из прохода бесшумной поступью выскользнула тёмная фигура. Я стоял недалеко, и лишь беспроглядная мгла укрывала меня от другого полуночникакоторого я признал тотчас, как тот поравнялся со мной. Знакомый посох в руке развеял последние сомнения, и я шагнул из лестничной ниши навстречу.
Тёмный и его полчища! подскочил от неожиданности молодой брутт, вскидывая руку с заплясавшими на пальцах электрическими разрядами. Как же ты меня напугал, стонгардец! Ты что тут делаешь?!
Я могу спросить о том же, помедлив, отозвался я.
Люсьен бросил взгляд мне за спину, в наверняка знакомый ему коридор, хмыкнул и расслабился, опуская руку.
Тоже ночью по бабам шастаешь, сделал вывод колдун. Я вот после бурного действа подустал, вздремнуть хочу в своей келье чего и тебе советую!
Я не отозвался: мне чужие дела без интересу. Однако Люсьен после небольшого потрясения явно расположился поговорить: подстроился под мой шаг, так что наружу, в ледяные объятия весенней ночи, мы вышли вместе.
Метель стихла, констатировал брутт, вдыхая всей грудью колючий воздух. Сил уже нет смотреть на это стонгардское уныние! Придёт весна, женщины подобреют, еды прибавитсясовсем хорошо станет! А у тебя какие планы, дикарь?
«Дикаря» я ему спустил: такие, как Люсьен, языком мелют без всякой задней мысли, так что и обижаться я поленился.
Учиться.
А-а-а, покивал брутт не то с насмешкой, не то с недоверием. Помолчал немного, пока мы проходили запущенный зимний сад, затем будто вскользь поинтересовался, прямо в таком виде?
Я резко остановился; Люсьен пролетел на несколько шагов вперёд.
Что не так?
Выходит, это неправда, что я вовсе не честолюбив: всё же задели меня острые взгляды и язвительные фразы юных друзей Эллаэнис! Да и другая причина, возможно, имелась, которую я пока что выразить словами не мог.
Тебе по-честному? Люсьен склонил голову набок, сверкнул чёрными глазами. Не обижайся, стонгардец, но свою бороду ты спалишь в первый же день занятий по элементарной огненной магии. Да и гриву твою поумерить бы не мешало ну и в целом кстати! осенило одного из лучших адептов гильдии магов. Ведь мантии у тебя нет? дождавшись растерянного взгляда, удовлетворённо хмыкнул. Так подобрать нужно! Давай так, секунду поразмыслив, выдал брутт, тыв купальню, это в подвалах жилой башни, а яна склад. Я ночами частенько шастаю, меня не заметят подберу что пообширнее, и бегом назад!
Люсьен метнулся к соседней тропинке, ведущей в малоприметную постройку, на полпути обернулся, смерив меня цепким взглядом с ног до головы, и улыбнулсяшироко, от души:
Я ещё буду гордиться тобой, дикарь!
На задорный смех я не ответил, но курс на купальню взял. Не до щепетильности, когда каждая минута на счету. А молодой брутт был не самым худшим из помощников, которых мне мог послать Великий Дух.
Я стоял перед дверьми в небольшой зал, не решаясь потянуть за кольцо. Светло-голубая, почти серая мантия гильдии магов сильно жала в плечах и натягивалась на грудино это оказался, по горячим заверениям Люсьена, самый большой размер из оставшихся.
Мартин себе сам шил, когда к нам пришёл, фыркнул брутт, вернувшись тогда в купальню. Он, может, даже покрупнее тебя будет.
Молодой колдун отложил принесённую вещь, критически глянул на меня, уже заканчивавшего купание, и кивнул на бритвенный нож:
Помочь? Так, как я сделаю, сам не сумеешь!
Не дожидаясь ответа, ополоснул руки в освободившейся лохани и тотчас отдёрнул мокрые ладони, вытаращив на меня чёрные глазищи:
Ты что, прям в холодной воде?!..
Я его удивления не разделил: ну да, холодная. Подогреть было не на чемкупальня у магов очагами не снабжаласьда и времени оказалось в обрез: до рассвета хотелось хотя бы час-другой вздремнуть. У нас в Ло-Хельме по весне такая же водица в оживающей реке, а рыбачить с сетью приходилось часто
Люсьен же, пальцем подцепив в лохани ледяную кашицу, некоторое время оторопело глядел на то меня, то на неприветливо серую воду, затем хлопнул себя по лбу:
Ты же не умеешь!.. Ох, и о чём я только думал Ты прости, варвар, искренне повинился молодой брутт, я и вправду как-то не предусмотрел Заклинание же для этого есть давай научу!
Слова у Люсьена с делом не расходились: парень тут же шепнул несколько слов в свой крепко сжатый кулак, и на моих глазах бледная кожа побагровела, раскалилась дотларазве что пар не пошёл! Впрочем, что это я: пошёл, конечно же, как только брутт сунул кулак в лохань. Забурлила, зашипела вскипающая вода, разошлась кругами от медленно остывающей кисти.
Повтори, предложил колдун, для верности продемонстрировав фокус ещё раз.
Однако у меня ничего не получилось. Как ни силился, а кулак оставался прежним, разве что кожу пощипывало, и слабо розовели сжатые пальцы, но этого тепла не хватало, чтобы вскипятить воду в лохани так же резво, как это делал Люсьен.
Совсем у тебя с огнём плохо, покачал головой брутт. Тыстонгардец, твоя стихиявоздух, и всё же такой слабой искры, как у тебя, я давненько не встречал. В тебе магии меньше, чем в этой лохани, уж не обижайся, варвар
Я не обиделся, но исполнился мрачной решимости: одолеть проклятое заклинание любой ценой. Если такую малость не осилю, то на что надеюсь?
И вот теперь я стоял перед дверьми в трещащей на груди мантии, не зная, что ждёт впереди. Все мои познания в науках сводились к разъяснениям покойного дяди Луция и нечастым урокам в казармах под тусклым светом казённой свечи. Когда-то я последний раз перо в руках держал? Верно, мои загрубевшие пальцы теперь его и не ухватят
Уже тут? раздался позади знакомый, быстрый голос. Отлично!
Госпожа Иннара решительно прошла мимо, даже не взглянув в мою сторону, без стука распахнула тяжёлую дверь. Изнутри пахнуло чернилами, пергаментом и сыростью; мгновенно стихли вырвавшиеся наружу негромкие голоса. Я нерешительно вошёл в каменный зал со скамьями. Маги учились в суровых условиях: внутри оказалось прохладно, пусто и неуютно. Помимо деревянных лавок, внутри находился лишь невысокий постамент, на котором, опираясь на хлипкий с виду стол, стоял сухонький старичок с короткой бородой и острым взглядом неожиданно ярких голубых глаз.
Мастер Йоаким, к вам пополнение, без приветствия начала глава гильдии, быстро оглядывая нестройные ряды притихших адептов. Знаю, что ваши ученики изучают теорию уже полгода, но искренне надеюсь на поддержку. Это Сибранд, Деметра сделала широкий жест, указывая на меня и одновременно оборачиваясь. Её взгляд впервые мельком скользнул по моему лицу, и знакомство с будущими соратниками вдруг оборвалось.
Последовала пауза, за время которой госпожа Иннара не сводила с меня глаз, и все адепты сочли верным последовать примеру неофициальной главы гильдии. Такого внимания к своей персоне я давненько не испытывалдаже с непривычки не знал, куда глаза деть. Вовремя вспомнил совет дяди Луция перед смотром в имперское войско: «подбородок вверх, взгляд перед собой, смотришь смело, но не дерзко!». Не знаю, насколько у меня получалось следовать инструкциям почившего наставника, но, по крайней мере, притихшие юнцы-маги не испугались нисколько: рассматривали меня беззастенчиво, как лошадь в торговом ряду, разве что руками не трогали. Я в свою очередь не поленился и просверлил взглядом каждого из нихтем более что госпожа Иннара, кажется, договаривать заготовленную речь пока что не собиралась.
Их было человек пятнадцать, из которых девиц оказалась едва ли не половина. А мне врали, будто ведьмы с официальной гильдией не связываютсявтихую людям вредят. Как же! Эти вот не побоялись надеть на себя серо-голубые мантии, да и затянуть их покрепче у пояса не постеснялись, выделяя свои женские прелести самым бесстыдным образом. Какая-то из улыбавшихся девушек даже подмигнула мне, когда наши взгляды пересеклись, и я поспешно отвернулся, чувствуя себя перед ними едва ли не голым.
Уж по крайней мере, воздух непривычно холодил лишённую бороды кожу щёк и подбородка, щекотал шею через поредевшую гриву прежде длинных волос. Люсьен оказался беспощаден в вопросе бритья и стрижки: пообещав «только чуточку тронуть» заплетённые тонкие косы, сам обкромсал пряди едва ли не на ладоньвовремя остановил, иначе бы постриг наголо, как в имперском легионе!
Теперь укороченные волосы едва касались плеч, и их вряд ли получилось бы заплести хоть в какую-нибудь косу или хвост. Сибранд Белый Орёл стал похож на потасканного дворовым псом ворона, растерявшего часть перьев в неравной схватке!..
Люсьен моего негодования не разделил: оставив бритвенные ножи, отошёл на два шага, явно любуясь своей работой, и внезапно заключил:
Зря!
Я едва не поседел: что сотворил со мной бруттский изувер?!
Зря я тебя в приличный вид привёл, кисло продолжил мысль молодой колдун. Ты, оказывается, до безобразия хорош собой, стонгардец! А раньше мне здесь конкуренции даже близко не наблюдалось Сам, своими руками себе могилу рою! усмехнулся Люсьен. Цени это, варвар!
Я честно попробовал, но поскольку бороду я носил уже много лет, и расставаться до сей поры не собирался, то всё-таки жалел об утраченной мужской гордости. Люсьен только поморщился:
Дикий народ!
Что ж, теперь представитель «дикого народа» стоял посреди неуютной залы, не зная, куда себя деть, а госпожа Иннара всё не спешила с продолжением знакомства.
Я думал, мы больше не принимаем адептов, негромко заметил мастер Йоахим, и Деметра наконец очнулась.
Исключение, бросила коротко, по-прежнему не сводя с меня глаз. Сибрандмаг первого круга. Обучите, чему успеете, он с нами до осени.
Маг первого круга! Я?!
Подойди ко мне после занятия, адепт, попросил мастер, обращаясь ко мне. Я дам тебе рекомендации. Ты сильно опоздал, но всё ещё можешь догнать остальных, если постараешься
«В тебе магии меньше, чем в этой лохани, варвар!..»как наяву услышал голос молодого брутта
Я молча прошёл в конец залы, и лишь теперь, усевшись позади всех на неудобную, узкую и низкую скамью, заметил на соседнем месте земляка. Имя его я уже знал: наверняка тот самый Мартин, про которого я неоднократно слышал. Высокий, невероятно тучный, с волосами цвета морского песка и серо-зелёными, как бутылочное дно, глазами, тот старательно делал вид, что меня в упор не замечает. Я его отчасти понимал: встречались мне такие вот, которые отрекались от собственного рода, чтобы только приняли «там, на западе». Старались походить на бруттов, перенимали обычаи, одёжные нравы, брили бороды и забывали родной язык, чтобы затем с презрением оборачиваться на бывших земляков и тут же поспешно, с дикой смесью страха и гордыни, отворачивать от них задранный нос: упаси Дух, новые друзья решат, будто им по нраву общаться с роднёй! Куда веселее отпускать шутки про дикость Стонгарда и думать, будто стал своим для бруттов. Так невежды постигали чужие истины, и презрение к своей крови учили первым.
Начнём, вроде бы негромко проговорил со своего постамента мастер Йоаким, но шепотки смолкли тут же, а госпожа Иннара вздрогнула, отрывая наконец взгляд от меня, умудрившись при этом так ни разу и не посмотреть в глаза, и решительным шагом вышланет, почти выбежалаиз залы.
Хлопнула дверь, и часть души тоскливо отозвалась на негромкий стук: Деметра была единственным знакомым и уже почти близким мне человеком в стенах гильдии магов. Немногословная и хваткая, бруттская колдунья влекла меня энергичностью и проницательным умом так же, как тянет пчёл на свой дивный аромат сладкий цвет позднего лета. Вот только кто ябезродный деревенщина с оравой детей, и кто она, дочь Сильнейшего, представительница одного из лучших бруттских кланов? Хотя о чём это я?!
«Жених её по весне в гильдию приедет», холодной змеёй скользнул в памяти насмешливый голос Люсьена.
Хвала Великому Духуне весь ум растерял я при виде госпожи Иннары! Та часть, которая осталась трезвой, встряхнула всё моё существо: ты зачем приехал сюда, Белый Орёл?! Где-то там теряет драгоценные минуты младший сын, который может стать обузой твоей старости или пожизненной мукой своим братьям, и который, возможно, никогда не увидит жизнь такой, какую её видят все не омрачённые проклятием люди
В твоих, и только в твоих силах вернуть Олану эту жизнь! И счастье его зависит лишь от этих усилийи, конечно, милости Великого Духа
В прошлый раз мы говорили про слияние магических эффектов используемых заклинаний и душевных качеств носителя магии. Сегодня мы продолжим разговор, чтобы вы запомнили, как важно правильно подбирать нужные слова. Каждое заклятие накладывает свой отпечаток, но наиболее часто употребляемые становятся частью вас самих
Я отрешился от всего, вслушиваясь в чуть дрожащий голос старого мага. Понимал через слово; мастер Йоаким добавил в речь альдское шипение и бруттские обороты, и к тому времени, как наставник юных колдунов договаривал предложение, я успевал лишь догадаться о смысле первого слова. И ведь это только теория! Что-то будет, когда я, неуч, приду на практические занятия?
Отчаявшись, я даже отвлёкся от монотонно-убаюкивающего голоса мастера Йоакима и скользнул взглядом по соседям. Ученики оказались юнцами намного младше менядаже земляк Мартин, видимо, только достиг своего полнолетия: ещё бороду отрастить не успел. По округлым щекам стелился лишь тонкий пушок, на чистом лице не отпечаталась ни одна морщина. Как же мне, взрослому мужчине, сидеть бок о бок с детьми? Великий Дух, отчего бы сразу не закинуть меня в младенческую колыбель?
Девушка, сидевшая перед Мартином, та самая, которая подмигнула мне в момент «знакомства», сейчас сосредоточенно записывала что-то в толстую переплетённую книгу острым пером, время от времени макая его кончик в баночку с чернилами. Лицо её теперь казалось сосредоточенным и даже хмурым, утратив всякую игривость, а в тёмно-карих глазах я не увидел искорок девичьего смеха. Сикирийка время от времени откидывала гладкий шёлк тёмно-каштановых, с золотистым отблеском волос за спину, пока наконец собственные пряди не вывели девушку из себя: быстро ткнув перо в чернильницу, она вскинула тонкие руки, быстро и беспощадно завязывая блестящий шёлк в тугой и неряшливый узел. Менее привлекательной от этого она, впрочем, не стала: бронзовая кожа дышала свежестью, нежные губы шептали неслышные слова, повторяемые за старым учителем, тёмные ресницы оттеняли карие глаза, делая их ещё более выразительными.